- -
- 100%
- +
– Это твое. – Сестра повернулась. Подошла.
– У меня было… семьдесят рублей. Семьдесят… пять.
– Это твои деньги.
– Это чужое… – Он смотрел на кошелек. Потрогал свою грудь.
Она взяла его за плечи:
– Вот что, Урал. Ты пока не очень понимаешь, что с тобой произошло. Я бы сказала – совсем не понимаешь. Вчера ночью ты проснулся. Но еще не отошел ото сна. Твоя жизнь теперь пойдет совсем по-другому. Мы поможем тебе.
– Кто – мы?
– Люди. Которые проснулись.
– И… что?
– Ничего.
– И что со мною будет?
– Все, что бывает с тем, кто проснулся.
Лапин смотрел на ее красивое лицо остекленевшими глазами.
– Что – все?
– Урал, – ее пальцы сжали его костлявые плечи, – имей терпение. Ты еще только встал с кровати. На которой спал двадцать лет. Ты даже не сделал первого шага. Поэтому положи кошелек в карман и следуй за мной.
Она открыла дверь. Вышла в коридор.
Лапин надел куртку, засунул кошелек во внутренний карман. Ключи и студенческий – в боковые. Вышел в коридор.
Сестра быстро пошла. Он двинулся вслед. Осторожно. Трогал шину на груди.
Возле приемной палаты их ждали врач и Мэр. Она была в темно-фиолетовом пальто с большими пуговицами. Стояла, сунув руки в карманы. Смотрела на Лапина все так же тепло и приветливо. Улыбалась.
– Значит, у нас, молодой человек, небольшая трещинка в грудине, – заговорил врач.
– Мне уже говорили, – пробормотал Лапин, не отрывая глаз от Мэр.
– Повторенье – мать ученья, – бесстрастно продолжал врач. – Стяжку десять дней не снимать. Бетонные плиты не поднимать. Мировых рекордов не ставить. С титанами любовью не заниматься. А вот это, – он протянул две упаковки лекарств, – попить. Два раза в день. И если будет болеть – пенталгин. Или семь стаканов водки. Ясно?
– Что? – Лапин перевел на него тяжелый взгляд.
– Шутка. Берите. – На ладони врача лежали две упаковки. Лапин присмотрелся к ним. Взял. Рассовал по карманам.
– Молодой человек не понимает шуток, – с улыбкой объяснил врач женщинам.
– Он все прекрасно понимает. Спасибо. – Мэр прижалась своей щекой к щеке врача.
– Будь счастлив, Урал, – громко произнесла медсестра.
Лапин резко обернулся к ней. Вперился в нее: красивая, стройная, теплый взгляд. Большие очки. Большие губы.
Мэр кивнула им. Вышла в стеклянный тамбур. И на улицу. Там было пасмурно. И промозгло. Мокрые голые деревья. Остатки снега. Серая трава.
Лапин вышел следом. Осторожно ступал.
Мэр подошла к большому синему «Мерседесу». Открыла заднюю дверь. Повернулась к Лапину:
– Прошу, Урал.
Лапин забрался внутрь. Сел на упругое сиденье. Синяя кожа. Тихая музыка. Приятный запах сандала. Белобрысый затылок водителя.
Мэр села впереди.
– Познакомься, Фроп. Это Урал.
Водитель обернулся: 52 года, круглое простецкое лицо, маленькие мутно-голубые глаза, пухлые руки, синий, в тон машины, костюм.
– Фроп, – улыбнулся он Лапину.
– Юра… то есть… Урал, – криво усмехнулся Лапин. И вдруг засмеялся.
Водитель отвернулся. Взялся за руль. Машина плавно тронулась. Выехали на Лужнецкую набережную.
Лапин продолжал смеяться. Трогал рукой грудь.
– Ты где живешь? – произнесла Мэр.
– В Медведково, – с трудом облизал губы Лапин.
– В Медведково? Мы отвезем тебя домой. Какая улица?
– Возле метро… там. Я покажу… У метро. Выйду.
– Хорошо. Но прежде заедем в одно место. Там ты познакомишься с тремя братьями. Это люди твоего возраста. Они просто скажут тебе несколько слов. И вообще помогут. Тебе сейчас нужна помощь.
– А… это где?
– В центре. На Цветном бульваре. Это займет максимум полчаса. Потом мы отвезем тебя домой.
Лапин посмотрел в окно.
– Главное для тебя сейчас – постарайся не удивляться ничему, – заговорила Мэр. – Не пугайся. Мы не тоталитарная секта. Мы просто свободные люди.
– Свободные? – пробормотал Лапин.
– Свободные.
– Почему?
– Потому что мы проснулись. А тот, кто проснулся, – свободен.
Лапин смотрел на ее ухо.
– Мне было больно.
– Вчера?
– Да.
– Это естественно.
– Почему?
Мэр обернулась к нему:
– Потому что ты родился заново. А роды – это всегда боль. И для роженицы, и для новорожденного. Когда твоя мать выдавила тебя из влагалища, окровавленного, посиневшего, тебе разве не было больно? Что ты тогда сделал? Заплакал.
Лапин смотрел в ее голубые глаза, сдавленные слегка припухлыми веками. По краям зрачки окружала еле различимая желтовато-зеленая пелена.
– Значит, я вчера родился заново?
– Да. Мы говорим – проснулся.
Лапин посмотрел на ее аккуратно подстриженные русые волосы. Концы их мелко подрагивали. В такт движению.
– Я проснулся?
– Да.
– А… кто спит?
– Девяносто девять процентов людей.
– Почему?
– Это трудно объяснить в двух словах.
– А кто… не спит?
– Ты, я, Фроп, Харо. Братья, которые будили тебя вчера.
Выехали на Садовое кольцо. Впереди была большая пробка.
– Ну вот, – вздохнул водитель. – Скоро по центру – только пешком…
Рядом с «Мерседесом» двигалась грязная «девятка». Толстый парень за рулем. Ел чизбургер. Бумажная упаковка задевала его приплюснутый нос.
– А тот, который… там остался? – спросил Лапин.
– Где?
– Ну… вчера… он что? Проснулся тоже?
– Нет. Он умер.
– Почему?
– Потому что он пустой. Как орех.
– Он что… не человек?
– Человек. Но пустой. Спящий.
– А я – не пустой?
– Ты не пустой. – Мэр достала из сумочки пачку жвачки. Распечатала. Взяла сама. Протянула водителю. Тот отрицательно мотнул головой. Протянула Лапину.
Он взял автоматически. Распечатал. Посмотрел на розовую пластинку. Потрогал ею нижнюю губу.
– Я… это…
– Что, Урал?
– Я… пойду.
– Как хочешь. – Мэр кивнула водителю.
«Мерседес» притормозил. Лапин нервно зевнул. Нащупал гладко-прохладную ручку замка. Потянул. С трудом открыл дверь. Вышел. Пошел между машин.
Водитель и Мэр проводили его долгими взглядами.
– Почему все бегут? – спросил водитель. – Я тоже сбежал.
– Нормальная реакция, – снова зажевала Мэр. – Я думала, он раньше попытается.
– Терпеливый… Куда теперь?
– К Жаро.
– В офис?
– Да. – Она покосилась на заднее сиденье.
Согнутая розово-матовая пластинка осталась лежать.
На синей гладкой коже.
Швейцарский сыр
Лапин шел. Потом побежал. Тяжело. С трудом поднимая ноги. Морщился. Прижимал руку к груди. Пересек улицу.
Вдруг.
Боль.
Грудина.
Как разряд тока.
Вскрикнул. Отдало в локти. В ребра. В виски. Застонал. Согнулся. Опустился на колени:
– Сука…
Остановился хорошо одетый мужчина:
– Чего такое?
– Сука… – повторил Лапин.
– Жизнь-то? Это точно.
Лапин тяжело встал. Заковылял к Патриаршим прудам. Здесь снега давно не было. Мокрый тротуар. Весенняя городская грязь возле пруда.
Он добрел до Большой Бронной. Вышел на бульвар. Сел на скамейку. Откинулся на влажную жесткую спинку.
– Хуе… бень… хуебень…
Подошла грязная старушка. Заглянула в урну. Двинулась дальше.
Лапин достал кошелек. Вынул доллары. Пересчитал: 900.
Пересчитал рубли: 4500. И старые свои 70. И металлический пятак.
Посмотрел по сторонам. Шли люди. Быстро. И не торопясь. Парень и девушка пили пиво на ходу.
– Это правильно… – Лапин вынул пятисотенную купюру, кошелек убрал. Встал осторожно. Но боль затаилась.
Он добрел до ларька. Купил бутылку «Балтики». Попросил открыть. Отпил сразу половину. Отдышался. Вытер выступившие слезы. Двинулся к метро. На Пушкинской площади было людно. Он допил пиво. Осторожно поставил на мраморный парапет. Стал спускаться вниз по ступеням. Остановился. Подумал: «А хули?»
Повернул назад. Вышел на Тверскую. Поднял руку. Сразу остановились две машины. Грязно-красная. И зеленая. Почище.
– Чертаново, – сказал Лапин водителю грязно-красной.
– И чего?
– Чего?
– Чего-чего! Сто пятьдесят!
Лапин кивнул. Забрался на сиденье рядом с водителем.
– Куда там?
– Сумской проезд.
Водитель хмуро качнул усами. Включил музыку. Плохую. Но громкую.
Через час небыстрой езды машина подъехала к семиэтажному дому Лапина. Он расплатился. Вышел. Поднялся на пятый этаж. Открыл ключом дверь. Вошел в тесно заставленную прихожую. В квартире пахло кошкой и жареным луком.
– А-а-а… явление Христа народу, – выглянул из кухни жующий отец.
– Надо же! – выглянула мать. – А мы уж понадеялись, что ты к Головастику переселился.
– Привет, – буркнул Лапин. Снял куртку. Потрогал повязку: не заметно через майку? Глянул в овальное зеркало: заметно. Пошел в свою комнату.
– Мы уже все съели, не торопись! – крикнула мать. Они с отцом засмеялись.
Лапин толкнул ногой дверь с надписью: «FUCK OFF FOREVER!» В комнате был полумрак: книжные полки, стол с компьютером, музыкальный центр, гора компакт-дисков. Плакаты на стене: «Матрица», голая Лара Крофт с двумя пистолетами, Мэрилин Мэнсон в образе гниющего на кресте Христа, незастеленная кровать. Сиамский кот Нерон дремал на подушке.
Три рубашки висели на спинке стула. Лапин взял черную. Надел поверх майки. Осторожно лег на кровать. Зевнул с ревом:
– У-а-а-а-а-а-бл-я-а-а-а-а!
Нерон нехотя поднялся. Подошел к нему. Лапин подул ему в ухо. Нерон увернулся. Спрыгнул на старое ковровое покрытие. Пошел из комнаты.
Лапин посмотрел на большие губы Лары Крофт. Вспомнил медсестру.
– Хар… Хара? Лара. Клара.
Усмехнулся. Покачал головой. С силой выдохнул сквозь неровные зубы.
В полуоткрытую дверь заглянуламать: 43 года, полноватая, каштановые волосы, моложавое лицо, серые лосины, черно-белый свитер, сигарета.
– Ты что, и вправду сыт?
– Я поем. – Лапин застегивал рубашку.
– Погудели вчера?
– Угу…
– Позвонить трудно было?
– Уг-у-у-у, – серьезно кивнул Лапин.
– Мудило. – Мать ушла.
Лапин лежал. Смотрел в потолок. Теребил стальное охвостье ремня.
– Я дважды разогревать не буду! – закричала мать на кухне.
– По барабану… – махнул рукой он. Потом приподнялся. Поморщился. Тяжело оттолкнулся от кровати. Встал. Побрел на кухню. Там мать мыла посуду.
На столе стояла тарелка с куском жареной курицы. И вареной картошкой. Здесь же стояла чаша с кислой капустой. И тарелка с солеными огурцами.
Лапин быстро съел курицу. Картошку не доел. Запил водой.
Пошел в большую комнату. Снял трубку. Набрал номер:
– Кела, привет. Это Юрка Лапин. А Генку можно? Ген. Это я. Слушай, мне… это… потереть с тобой надо. Да нет, ничего… Просто посоветоваться. Нет, это ни при чем. Там… это. Другое. Щас? Конечно. Ага.
Он положил трубку. Пошел в прихожую. Стал натягивать куртку. И чуть не закричал от боли:
– Ой, бля-а-а-а-а…
– Ты чего, опять уходишь? – гремела тарелками мать.
– Я к Генке, ненадолго…
– Хлеба купишь?
– Ага.
– Дать денег?
– У меня есть.
– Неужели не все пропили?
– Не все.
Лапин вышел из квартиры. Хлопнул дверью. Шагнул к лифту. Остановился. Постоял. Повернулся. Спустился по лестнице на четвертый этаж. Остановился на лестничной клетке. Присел на корточки. Заплакал. Слезы потекли по щекам. Сначала он плакал беззвучно. Трясся плечами. Прижимал худые руки к лицу. Потом заскулил. Вырвались скупые рыдания. Изо рта. И из носа. Потом зарыдал во весь голос. Рыдал долго.
С трудом успокоился, пошарил по карманам куртки. Платка не было. Громко высморкался на избитый желто-коричневый кафель. Вытер руку о стену рядом с надписью «ВИТЕК ГОВНОЕД».
Рассмеялся. Вытер слезы:
– Мэр, мэр, мэр… мэр, мэр, мэр…
Опять зарыдал. Колупал пальцем синюю стену. Трогал грудину.
Постепенно успокоился.
Встал. Спустился вниз. Вышел на улицу. Прошел мимо трех домов. В четвертый вошел. Поднялся на второй этаж. Позвонил в 47-ю квартиру.
Зеленую стальную дверь открыли почти сразу.
На пороге стоялКела: 28 лет, среднего роста, коренастый, мускулистый, лицо плоское, рыжеватые усы, бритая маленькая голова.
– Здоров. – Кела повернулся. Ушел.
Лапин вошел в коридор двухкомнатной квартиры: четыре колеса, ящики из-под аудиоаппаратуры, вешалка с одеждой, горные лыжи с ботинками.
Из комнаты Келы доносилась громкая музыка. Лапин прошел в комнату Гены: ящики с видеокассетами, кровать, буфет, фотографии.
Гена сидел за компьютером: 21 год, взъерошенный, похожий на Келу, но полнее.
– Привет. – Лапин встал у него за спиной.
– Хай… – не обернулся он. – Где пропадал?
– Везде.
– Чо, растворился?
– Ага.
– А я вчера сайт нарыл классный. Гляди…
Он набрал www.stalin.ru. Появилась бледная картинка с изображением Сталина.
Под ней надпись: СОБЕРИ КАМЕННЫЙ БУКЕТ ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ!
Под надписью виднелись семь каменных цветков. Гена навел стрелку на один. Нажал. Возникла картинка: корова, татуированная изображением Сталина, пасущаяся на лугу из каменных цветков. Над коровой парил лозунг: ВСЕ НА БОРЬБУ С БЕССОЗНАТЕЛЬНЫМ!
– Классно, а? – Гена толкнул его в бедро пухлым локтем, навел стрелку на один из цветков, нажал.
Появилась картинка: два Сталина угрожающе показывают друг на друга. Над ними парил лозунг: ЕСТЬ ЧЕЛОВЕК – ЕСТЬ ПРОБЛЕМА, НЕТ ЧЕЛОВЕКА – НЕТ ПРОБЛЕМЫ!
– Во пацаны гуляют! – усмехнулся Гена.
– Слушай, Ген. Ты про тайные секты знаешь чего-нибудь?
– Какие? «Аум синрикё»?
– Нет, ну… другие… типа ордена.
– Масоны, что ли?
– Как бы. В Сети можно нарыть чего-нибудь?
– Да все можно нарыть. А зачем тебе масоны?
– Мне те, которые у нас.
– Это Кела в курсе. Он про масонов только и трет.
– Кела… – потрогал грудь Лапин. – Он же на черножопых завернут. И на евреях.
– Ну. Он разных знает. А чего тебе?
– Да на меня наехали козлы какие-то. Братство, блядь. Проснувшиеся люди.
– Проснувшиеся?
– Ага.
– И чего они хотят? – Гена быстро двигал «мышью», смотрел на экран.
– Непонятно.
– Ну и пошли их… Во, гляди! Классно, а? Там продвинутые, на этом Сталине!
– Мне посоветоваться надо с кем-то. Кто знает, кто это такие.
– Ну, поди спроси его. Он все знает.
Лапин пошел в комнату Келы: деревянный стеллаж с книгами, большой музыкальный центр с большими колонками, маленький телевизор, портреты Альфреда Розенберга, Петра Столыпина, плакат РНЕ «За новый русский порядок!», три пары нунчаков, шнурованные ботинки на толстой подошве, штанга 60 к г, гантели 3 к г, гантели 12 кг, две бейсбольные биты, матрац, шкура бурого медведя на полу.
Кела сидел на матраце, пил пиво и слушал «Helloween».
Лапин сел рядом. Подождал. Пока кончится песня.
– Кел, у меня проблема.
– Чего?
– Какая-то секта… или это орден… наехали как-то сразу.
– Как?
– Ну, тянут, там, толкают, типа: мы – проснувшиеся люди. Братья. А все к ругом спят. Бабки сулят. Типа, масоны.
Кела выключил музыку. Положил пульт на пол.
– Запомни раз и навсегда: масонов самих по себе не бывает. Есть только жидо-масоны. Про «Б’най Брит» слышал?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.