Фатализм без фанатизма есть судьба – 3

Но сэр Ланкастер не попросил сэра Пропера об этой услуге. А не попросил он потому, что он учитывает сложившийся расклад людей требовательных к соблюдению приличий с одной стороны и желающих знать и к чему готовиться насчёт леди Гамильтон, в число которых и он также входит, но с одной знаковой поправкой, он хочет всё знать о леди Гамильтон единолично. А знать о том, что с леди Гамильтон так или не так, всем нужно не для каких-то праздных удовольствий и чтобы потрафить своему пакостному желанию насладиться своим воображением в сторону этой недоступной своему пониманию, до чего же своенравной леди, а у каждого из членов этого клуба есть надежды и предложения в сторону леди Гамильтон, где она их рассмотрит с положительной стороны. Так что сэру Ланкастеру будет вредно забываться, заявляя во всеуслышание о своём приоритетном праве на леди Гамильтон, как это будет сочтено, если он выскажет сэру Проперу претензию в таком ограничительном на пикантные подробности роде.

Так что сэру Проперу никто не смеет ставить заслоны и препоны в своём праве насчёт своей правды о леди Гамильтон.

– И знаете, господа, я не буду настаивать на своей какой-то исключительности и важности для леди Гамильтон, которая впала на мой счёт в ошибку только благодаря всему этому, а всему виной, а может и благодаря этому, стал случай, который и свёл меня с леди Гамильтон вдалеке от всех тех правил и условностей, которые подчинили нас собой. И возможно по этой причине тоже, леди Гамильтон и повела себя так для себя несвойственно и необычно для себя прежней, заметив меня не с холодным выражением лица, а с милой улыбкой. – На этом месте памятливого для себя воспоминания, сэр Пропер взял и улыбнулся, и не для всех, а бл*ь, в сторону леди Гамильтон.

– Ну, уж это ты, братец, хватил и врёшь! – не выдерживают нервы, психика и лицевая статичность сэров, пэров и другого качества господ, гордящихся своей невозмутимостью и воспитанностью, но когда так откровенно выдают желаемое за действительное, то и в них просыпается возмутимость и негодование в сторону такого рода передергивания фактами, перетягивания на себя одеяла и другого рода игры ума.

Ну а для только чтобы сэр Пропер заврался окончательно, и его на этом фиксированном и полном подлого пренебрежения к их здравому смыслу и своей тяге к самолюбованию факте можно было подловить, все эти люди с благородством и со здравым смыслом при себе пока что, в отличие от некоторых зарвавшихся сэров, дают высказаться сэру Проперу.

А сэр Пропер, как это на него похоже, на всю катушку принялся пользоваться данным с их стороны авансом быть выслушанным внимательно, и даже возможно быть принятым. Он, набрался в себе важности, надув щёки, и давай себе позволять заговариваться, выдавая и меняя местами реальность и свои фантазии. Впрочем, очень увлекательно и со смысловой и философской начинкой.

– Я, – с беспрецедентной напыщенностью и амбициозностью заявляет так о себе сэр Пропер, как о человеке из ряда вон выходящем (что, впрочем, недалеко от истины, сэра Пропер не раз выгоняли и выносили на руках из различных заведений из-за вот таких выходок), – с первого же взгляда на леди Гамильтон и её взгляда на себя осознал и понял, что не буду я самим собой, если не поставлю леди Гамильтон в самое уязвимое перед собой положение.

На что сразу же последовал гвалт возмущения и негодования со стороны перекошенных в ярость и так несвойственную себе невоспитанность и абъюз неизвестного для этого круга единомышленников и мышления слов.

– Это он о чём?! Это ещё что за положение?! Как вас, сэр Пропер, понимать?! Я вызываю вас на дуэль за такое порицание и оскорбление женского я леди Гамильтон! – вот так начали себя сторонить от подлого сэра Пропера и потрясать воздух общего и внутреннего сознания все эти господа зарезервированного на одном сознании своего привилигированного и недоступного для всякого быдла положения. Которое решил нарушить видимо не настоящий, а поддельный сэр Пропер. О чьей родовитости давно уже пора навести справки, и потребовать от него подтверждения своей избранности и допуска в высшие сферы математики и преподобия.

При этом все эти негодующие господа ничего с собой поделать не могут в плане своей тяги к любопытству и заинтересованности в том, чтобы насытить себя излагаемым контентом сэром Пропером (вон в какие они по его милости дебри интеллекта уже забрели, изъясняясь с самими собой таким удивительным языком, ничего из употребляемых слов не понимая, но по сути догадываясь).

А сэр Пропер говорит вот о чём.

– Я сразу, по настороженному виду леди Гамильтон, смекнул, – с каждым своим манипулятивным словом (вон как он всю ответственность за свои злодеяния перекладывает на безвинную быть может леди Гамильтон) сэр Пропер усугубляет своё положение рассказчика около светских новостей, местами переходя границы допустимого, скатываясь в хроники бульварной прессы, усиливая нервозность в стане его слушателей, уже и не знающих, к чему им нужно быть готовым (ясень пень, к самым неформальным подробностям в плане описания отношений с леди Гамильтон сэра Пропера) и чему верить, своим инстинктам или завравшемуся в предел сэру Проперу.

А сэр Пропер всё же не такой остолоп, как все за него считают, а он сейчас верно и заодно смекнул, как раскалилась в себе и в разуме его слушающая публика, и он решил смягчить тон своего рассказа и значит отношений с леди Гамильтон, сделав оговорку, – господа, не беспокойтесь. Моя приметливость касалась не меня, а я заметил с трудом скрываемый испуг леди Гамильтон перед эскалатором. Судя по всему, как я почему-то решил из-за недостаточного и малого знания леди Гамильтон (а вот для чего это его признание, то этого никто не понял без прискорбия), то она ни разу до этого момента не пользовалась эскалатором, вот и имела на его счёт некоторые опасения. – Сэр Пропер вновь сделал насыщаемую своей мимикой лица художественную паузу, во время которой его слушатели должны были проникнуться его сложным положением, в которое его поставила леди Гамильтон демонстрацией своей беззащитности и женственности. Где он должен был в самое короткое время для себя решить наисложнейшую дилемму с леди Гамильтон.

Леди Гамильтон притворяется и хитрит, выдумав вот такую шутку на его погибель первого женоненавистника, коей репутацией он дорожит, это в одном варианте её понимания. И тогда не трудно предположить, чем этот расклад для сэра Пропера обернётся при его соответствующем джентльмену и человеку чести поведении. – Представьте леди, встретила я тут этого строптивого и неподдающегося только с его слов дрессировке женским интеллектом сэра Пропера, и знаете, кем он на самом деле оказался? – начнёт от души веселиться и подстрекать все знакомые из высшего света леди эта подлая леди Гамильтон, с напускным удивлением их вопрошая.

А все ей знакомые леди из высшего света такого рода леди, что они высокого мнения только о себе, а вот насчёт всех других людей они самого наисложнейшего мнения. И они всегда понимали и догадывались о том, что за их полной достоинства и благочестия репутацией скрывается и притом обязательно, какая-нибудь подлость и ущербность, а раз так, то ничего нет в том удивительного, что сэр Пропер оказался не тем человеком, за кого он себя выдавал. Но при этом они будут не против того, чтобы окунуться в самую грязь и пошлость подробностей скандального поведения и раскрытия себя сэром Пропером. Это что б на будущее не впадать в заблуждение насчёт сэра Пропера, иногда умеющим быть интересным собеседником и милым человеком.

Ну а чтобы леди Гамильтон почувствовала с их стороны поддержку в противостоянии с сэром Пропером, то все эти собравшиеся вокруг неё кружком леди, искренне выражают недоумение и изумление в сторону такого скрытного и таинственного сэра Пропера.

– И кем же?! – единодушно выражают изумление все эти леди, среди которых оказались и такие, кто в деле изумления пошёл так далеко, что они в лице потерялись из-за выскочившей на нём бледности, и при внимательном за ними наблюдении можно было предположить на их счёт самые недопустимые вслух мысли о том, что они что-то подобное о сэре Пропере давно знали, и при этом не понаслышке, а из личного общения. Которое плавно переросло в более близкое знакомство с ним, где бледность лица и лёгкие обмороки могли быть самым прямым следствием вот такого их близкого знакомства с сэром Пропером.

Ну а то, что эти бледные в лице леди ничего вообще о своём знакомстве с сэром Пропером не сообщали, то они в отличие от пустоголовой и болтливой леди Гамильтон, умеют хранить тайны и их преобладающее качество, это скромность.

А между тем леди Гамильтон, получив для себя поддержку в лице невыносимо неприступных леди, готова раскрыть всем леди глаза на этого загадочного сэра Пропера.

– Как мной неожиданно выясняется, то сэр Пропер не такой уж и мужлан, а он очень даже обходительный малый. – А вот это уже перебор, и бледные леди не потерпят даже от леди Гамильтон таких обтекаемых со всем сторон выражений признательности к сэру Проперу. Они требовательно смотрят на леди Гамильтон и хотят знать, что она имеет в виду под своим утверждением, что сэр Пропер очень обходительный малый (с каких это пор вы, леди Гамильтон, себе позволяете такие фамильярности в сторону малознакомого ли для вас сэра?!).

– Прошу прощения, леди Гамильтон, – обращается к леди Гамильтон самая бледная леди, леди Стрит, – не могли бы вы пояснить для нас, что значит ваше, обходительный малый? – и с такой предвзятостью смотрит леди Стрит на леди Гамильтон, что теперь уже насчёт леди Стрит в головах леди вокруг возникают свои сложные комбинации насчёт большой падкости леди Стрит на чувства, в первую очередь ревности. А это значит… Но об этом как-нибудь потом, и обязательно притом.

– Умеет он обходить условности. – С таким потрясающим цоканьем удовольствия сказала леди Гамильтон, что все теперь ей запредельно позавидовали, задвинув в самую тень всеми ненавистную леди Стрит, только о себе и думающую.

А если в другом случае леди Гамильтон честна и искренна с ним, то вот же будет с его стороны упущение в сторону такого идеала. И сэр Пропер, как игрок, решает рискнуть и всё поставить на то, что леди Гамильтон настоящий алмаз, высшей искренности и чистоты.

– Леди Гамильтон, не сочтите за дерзость, – обращается к леди Гамильтон сэр Пропер, – но я готов принять посильное участие в оказании вам поддержки. Вот моя вам рука. Можете всей пятернё за неё взяться. – Протягивает свою руку леди Гамильтон сэр Пропер.

Что и говорить, а сэр Пропер умеет себя со всех благожелательных и героических сторон подать. И леди Гамильтон смотрит на него с восхищением, и всё же с некоторым недоверием к тому, что у сэра Пропера более широкие взгляды на оказание помощи ей. И у неё нет никакой уверенности в том, что он с первой её просьбы захочет отпустить её руку.

– Я знаете, леди Гамильтон, ничего данного мне в руки не выпускаю из своих рук. И с этим прошу считаться. – Вот так парирует сэр Пропер просьбу леди Гамильтон вернуть её руку.

И леди Гамильтон, видя в сэре Пропере не меньшую опасность, решает подстраховаться.

– Благодарю за оказанную мне честь, – с лёгким поклоном даёт ответ леди Гамильтон, – но я к большому сожалению обещала свою руку другому, и я не могу поступиться своими принципами.

И, конечно, сэр Пропер крайне обескуражен поведением леди Гамильтон, и он сперва, и чуть ли не сразу, буквально не задохнулся от возмущения за такое коварство и свой обман леди Гамильтон, кто строит из себя недотрогу по самой банальной причине, она обручена (и за кем же? Вот только не за виконтом Носком. Прибью этого слащавого гада), и при этот факт, перед ним, весьма занятым человеком скрывает (стал бы он тогда тратить на неё своё бесценное время), прекрасно зная, как относятся господа сэры к замужним буквально леди. В общем, манипулировала им своим не договариванием своего положения в свете и личной жизни, и обманывала. Так что то, что сэр Пропер настроился крайне негативно в сторону леди Гамильтон было её поведением инсценировано.

– Леди Гамильтон, я никогда не забываю, что я джентльмен. И никому не дам в этом факте сомневаться. – Многозначительно, с оскорблённым достоинством и жаром в глазах делает такое заявление сэр Пропер. Чем и склоняет леди Гамильтон к себе довериться.

– Я прошу прощение за то, если я чем-то вам оскорбила. – Склонив голову, говорит леди Гамильтон. – Я готова принять любую вашу помощь.

На чём и ловится леди Гамильтон столь мстительным сэром Пропером, приготовившейся было к тому, что сэр Пропер прикроет для неё опасность в лице эскалатора своей широкой спиной, да вот только леди Гамильтон не слишком разбирается и не понимает, что есть на самом деле джентльменство, за что собственно и поплатилась, пропущенная сэром Пропером вперёд.

– Тогда прошу вперёд. – Очень изящно пропускает вперёд прямо на ступеньки эскалатора леди Гамильтон сэр Пропер так, что она и ахнуть не успела, как оказалась на ступеньках эскалатора. Дав возможность сэру Проперу утвердить себя в том, что он умеет поставить леди Гамильтон в какую ему захочется позицию перед собой. – В данном случае, господа, не обессудьте, она всё это заслуживала. – И никто не спорит с сэром Пропером, узнав насколько коварна и хитра леди Гамильтон, скрывая от всех них такую жизненную подробность.

И теперь остаётся только одно узнать. Кто эта сволочь, которая увела от всех них леди Гамильтон?!

Сейчас же, в данное рассматриваемое время победившего прогресса и демократических начал, без чего не может быть самого прогресса и можно даже сказать больше, искусственного интеллекта – только при делегированном голосе равноправия и свободы изъявления, на принципах которых и стоит демократия, где нет привилегированных составных элементов и деталей входящих в состав прорывных технологий прогресса (это когда умная мысль превалирует над другими; в данном случае все мысленные предложения рассматриваются и принимаются), и возникает тот самый известный нам прогресс – никого и близко похожих на сэра Пропера не видно и не попадается на пути девушки известной нам как ангел-хранитель и пока что не её молодого человека, где последний, впрочем, повёл себя точь-в-точь как сэр Пропер, пропустив вперёд и тем самым поступив таким же образом, поставив лицом к лицу с опасностью свою новую знакомую (это по её мнению), а если рассматривать этот момент с его стороны, то он отошёл в тень значимости этой девушки, предоставив ей полную свободу воли и выбора в решении интеллектуальных вопросов современности. В частности рассмотреть не через его спину и интеллект встреченных людей на предмет личной сообразительности, а без этого препятствия на своём пути, открытым взглядом глядя впереди себя.

Но такого рода понимание жизни и её интеллектуальной составляющей приходит с большим опытом, коим, между прочим, также делится с ней этот молодой человек, дополняя её знания этой практикой, и ей не надо сильно возмущаться на то, что он с такой самонадеянностью и нахрапистостью выдвинул её вперёд проверять эскалатор на предмет его технической исправности.

И она, собравшаяся было отречься от своего призвания быть для некоторых людей ангелом-хранителем их потеряшек, – даже себе под ноги смотреть не буду, а что уж говорить о том, о чём мне тут сзади настаивают, дыша в затылок, – как стоящий сзади от неё новый для неё знакомый сумел надышать ей в затылок оптимистичные насчёт себя мысли, разжигающие её любопытство. И она только по этой причине, своей склонности познавать мир со всех его ракурсов бытия, не будет закрывать глаза на встречных людей и на высказанное желание её проводника по этому новому миру, всё того же молодого человека, познать её психологический характер через обрисованную ею картинку встреченных ею сейчас людей, и выбора среди них того, кому она могла довериться, а кому нет.

И она в момент смекнула, чего таким образом добивается её спутник. – Ага, он хочет считать мой психологический портрет. – Рассудила она. – Мы познаёмся через своё отношение к людям. И я, высказав ему, кто мне видится человеком заслуживающим доверия, а кто нет, тем самым раскрою для него саму себя. Ловко, что и не говори. – Во всё лицо она усмехнулась, используя своё независимое положение по отношению к своему спутнику, стоящему за её спиной. И само собой она не смогла удержаться от того, чтобы для себя представить и разобрать некоторые ещё невыясненные моменты насчёт своего спутника.

– А как же я? – вдруг из-за её спины возникнет раздосадованный голос её спутника в ответ на её многочисленные характеристики данные встречным людям.

– А что вы? – деланно не поймёт она, чего тут хочет от неё её спутник.

– Я тоже хочу. – С каким-то жалостливым и просящим голосом вот так эгоистично говорит он.

И, конечно, она не собирается идти ему навстречу, сразу понимая его.

– Чего хотите? – недоумевает вслух она, про себя наслаждаясь всем этим моментом, где её спутник оказался на месте просителя.

– Что б вы составили и на меня психологический портрет. Так у вас это душевно получается. – Всё же до чего же хитёр и ловок этот её знакомый, ввернувший в свою просьбу такие льстивые слова.

Но она не собирается на всё это ловиться. Она ему так ответит, что он об этом пожалеет.

– Что ж, вы сами напросились. – Своим предупреждением она сразу столько страхов на него накатила. – Что можно сказать о человеке, кто не готов посмотреть глаза в глаза реалиям жизни, прячась перед ними за спиной первого встречного, а лучше первой встречной? – задаётся как бы риторическим вопросом она, делает выжидательную паузу, данную своему спутнику для того, чтобы он проглотил набежавшую от страха перед своим раскрытием труса и нытика слюну, и как только посчитала, что добилась апогея нервного состояния от него, теперь задаёт ему тот самый знаковый вопрос, от ответа на который будет всё зависеть для стоящего за её спиной человека.

– Так как хотите выслушать на свой счёт правду, стоя к ней из-за спины, или глаза в глаза? – а вот тот самый вопрос, от ответа на который всё будет понятно за молодого человека. И компромиссные варианты – мне невозможно сложно обойти вас, придётся толкаться, может тогда вы сами ко мне повернётесь – тут не принимаются.

– Ну и что, есть какие мысли? – Все мысли-рассуждения ангела-хранителя в один момент перебивает её спутник, шепча ей из-за спины. И она вынуждена отбросить разбор своего спутника на предмет соответствия или не соответствия ею представляемому идеалу, и приняться за то, к чему он её подталкивал свои тёплым дыханием ей в затылок – быть последовательной, то есть последовательницей его авантюрных идей.

– Давайте не торопите и не перебивайте меня. – Выказала свою своенравность и чуточку строптивость характера она.

А он, что за непредсказуемая и удивительная личность, её ответ интерпретировал как ему хочется и не так, как ею подразумевался. – Значит, уже его заметили. – Вот такой вывод делает он. И само собой манипуляционный, раз она тут же захотела узнать для себя, на ком она остановила своё внимание, и по утверждению её спутника, видите ли, заметила. И она начинает во все глаза смотреть и перебирать взглядом движущихся навстречу на параллельной ветке эскалатора людей. И что за закон такой подлости, она совершенно никого не видит из таких людей, кого мог иметь в виду её новый знакомый, тот ещё провокатор. И что тогда ею саму себя спрашивается, она должна ответить столь требовательному к ней её спутнику.

– Никого я не заметила. – Как-то рассерженно даёт ответ она.

И опять он её переиграл своей непредсказуемостью и манипулятивной тактикой ведения разговора. – Это значит, что вы на людей смотрите не предвзято, даже в том случае, когда вас к этому склоняют.

И вот новый вопрос для ангела-хранителя. Как ей реагировать на все эти его комплиментарные слова. Уж, наверное, точно, на него не сердиться.

– Вот же нахал. – Усмехнулась она. – Всё-таки сбил меня с мысли.

Но она не собирается сдаваться и двигаться в канве его планирования. – А что насчёт вас? Как вы смотрите на этот мир вокруг вас? – а вот этот вопрос она задала, глядя глаза в глаза своему спутнику, повернувшись в один момент к нему. Поставив того перед фактом вот такой действительности – в данный момент она представляет для него весь окружающий мир. И значит, её вопрос относился и касался её. А это та ещё интрига, и уже с её стороны большая провокация. И посмотрим, на что его хватит и как он выкрутится из этой ситуации.

И ожидаемо ею её подзащитный (она почему-то так решила) растерялся и оцепенел на своём спрашиваемом месте, забледнев в лице. А что насчёт его бесстрашия посмотреть опасности в лицо, то и здесь она натолкнулась на его неумение быть прямолинейным человеком, если сказать предельно мягко, и он сразу начал отводить в сторону увиливания от прямого ответа свою голову, и не просто куда-то в сторону, а он, что за такая невозможно горделивая личность, принялся смотреть в сторону поверх её головы, и своим видом тревоги принялся принуждать её отвернуться от него, и не получив ответ на свой вопрос, так сказать, дать заднюю.

Но он не знает ещё, с кем связался. И она не отступит от собой задуманного, и будет ждать от него ответа столько, сколько придётся.

Что видимо и до него дошло, и тогда он в её сторону использует новый провокационный приём отвлечения её внимания.

– Я не смогу вам сейчас ответить на ваш вопрос. – Вот такое он ей заявляет.

– Это ещё почему? – язвительно удивлена она.

– Потому что мы приехали. – А вот это было ей непонятно. О чём она было хотела ему высказать, но он к её абсолютному изумлению демонстрирует в себе самые категорически ею неприемлемые по отношению к себе диктаторские и женоненавистнические качества мужской доминанты, беря её в оборот своих крепких ручных обхватов, и ставя её перед фактом её действительности – я и только я буду решать, куда вам смотреть и что делать. Ну а то, что она была поставлена лицом перед последней, на выходе с эскалатора ступенькой, чтобы значит, ей не запнуться, то это всё всего лишь сопутствующий фактор случившегося и отговорки.

Ну и когда они вышли с эскалатора, а она, между прочим, едва не задохнулась от возмущения и только самую чуточку от падения сердца в самую бездну себя от так неожиданно встречной опасности – упасть на пол, споткнувшись об свой эгоцентризм, то как-то уже не к месту и не ко времени было решать все те вопросы, которые решаются при поездке на эскалаторе. А сейчас они единодушно смотрели в сторону выхода из этого здания, а именно на свежий воздух, и на вон ту скамейку в обрамлении обаяния лиственных деревьев, пока она ещё не занята.

– Займём? – задаётся вопросом он.

– А как же. – Соглашается она, хитро так смотря на своего спутника.

А вот с чем связан такой по разному можно принимать и понимать её в нему внимание через взгляд, то вам даётся время на этот счёт подумать. А пока что они выдвигаются в сторону занять эту скамейку и на ней перевести дух от стольких навалившихся за одну или две минуты событий.

И как не неожиданно случается, то по их выходу из здания торгового центра, и затем выдвижения по направлению свободной скамейки, у каждого из них возникает пока что интуитивное чувство несущейся с чей-то стороны опасности насчёт этой скамейки. А если более понятно и буквально, кто-то со стороны имеет такие же как и у них взгляды и планы на занятость этой скамейки. Что не так уж страшно, если бы не одно но. У этой посторонней стороны есть преимущество перед ними, он или она находится ближе к этому итоговому для себя пункту назначения.

– И кто же он (она)? – одновременно задались этим вопросом молодой человек и его ангел-хранитель, не нужно пояснять в какой идентификационной модели, принявшись искать по сторонам источник этой для себя и своих ног опасности.

И она, как оказалось, была найдена. А как была найдена, и притом ими обоими, то почему-то только у него этот момент вызывает ироническую усмешку, со своим провокационным вопросом к своей спутнице.

– Как думаете, почему всегда на пути к своему счастью…или хотя бы к цели, всегда возникает препятствие в лице красивой девушки? – с нескрываемым ещё и иронизированием над складывающейся ситуацией, непонятно чего добиваясь и на что подначивая (хочет, что б я побежала и опередила ту стерву), такую провокационную вещь выдаёт молодой человек. Прямо сбивая её с хода мысли и ровного дыхания тем, что он явно специально сделал акцент на красоте их, и получается, что и на её конкурентке. – А я что, не красивая что ли?! Или сравнительно и относительно так себе по сравнению с той дамой? – переполняет её возмущением и негодованием. И пока он ей не объяснит, что это его изречение относится в первую очередь к ней – да, вы очень догадливы, ведь именно вы своим ко мне вниманием и конечно, личной красотой, сбили меня с прямого пути упасть на самое дно, или прямо в петлю – она с места не сдвинется.

Ну а то, что она до сих пор двигается и не останавливается, то для объяснения этого удивительного феномена есть два момента. Она движется по инерции, и второе, она не собирается в своей сообразительности уступать кому-то бы ни было. И лучше она, сидя на скамейке, примет своё относительное поражение на вот таком личном фронте, чем будет обманута, будучи поставленной перед фактом вот такой вероломности и ветрености некоторых людей, кто ещё заверял её с пиететом о своём возникшем к ней доверии. Когда сам не отвечает заявленной для него важнейшей характеристики человека, на которой держится и систематизируется этот мир.