Старение

Старение

Зима сильнее деревянных рам, и как ни заклеивай окна, настойчивый ветер просачивается в комнату и бьёт точно в шею. Простуда на целый сезон обеспечена. Только это совсем не важно. Главное, чтобы ребенок холода не чувствовал. Да и как тут хоть что-нибудь почувствуешь? Новорожденная девчушка обездвижена пеленками и пледами, а мать снова прижимается к её носику, чтобы убедиться в том, что он такой же теплый, как и минуту назад, а потом удивляется тому, что ребенок не спит. Хотя маме, в сущности, всё равно. Она бы даже не подошла к кроватке, если бы кто-то другой следил за младенцем, но сейчас она понимает, что за ним стоит присматривать. Она уверена: именно так надо делать, когда ребенок в комнате, а из окон дует. Вспоминает: когда дети не спят, им читают сказки. И читает:

– Была девочка Аля. Как-то в детском саду Дима в красных шортах поцеловал Алю прямо в щёку. Аля улыбнулась. А когда шла домой – расплакалась. Она всё плакала и плакала. Никакой передышки. Аля поняла: никогда в жизни никто на свете (даже самый приятный мальчишка!) больше не поцелует её в щёчку в первый раз.

После Димы Аля встретила Толю. Аля была в красном платье, и Толя поцеловал её в щёку. Аля улыбнулась. Тогда Толя поцеловал её в нос, в плечо и даже под коленку. И Аля всё ещё улыбалась. А Толя целовал, целовал, целовал… Никакой передышки. Аля лежала и улыбалась, а потом пошла домой. На улице шёл дождь, а у Али не было зонта и текли слёзы: она заливала слезами платье, хлюпала носом и шлёпала по лужам. Аля поняла: никогда в жизни никто на свете больше не поцелует её под коленку в первый раз.

И Аля встретила Колю. Коля целовал её под коленку, в плечо, в нос и даже в щёку. Целовал от большой любви и от греха подальше. Бывало, выпьет Коля целый литр пива – и целует Алю куда попало. Аля улыбалась и родила Коле ребёнка. В роддоме все смеялись, а Аля лежала в синем платье и плакала – у Али дочь. Все думали – от счастья. Но Аля думала: "Появится у Насти Дима и поцелует её в щёку, и тогда никогда в жизни никто на свете, даже самый приятный мальчишка, не поцелует её в щёчку в первый раз. Будет Настя идти по улице под дождём по прямой, рыдать и думать, что больше нет на свете человека, который поцелует её в щёчку в первый раз".

Настя выросла и стала похожа на папу – ни капли от мамы. Только шорты у Насти были красные – совсем как у маминого Димы. Настя шла по улице под дождём по прямой и думала: "Я иду по улице. С неба стекает дождь".

Сказку эту она читала уже вторую неделю, и, конечно, давно знала наизусть. Она говорила без перерывов и все время, почти не моргая, смотрела на ребенка. Малыш на нее почти не смотрел, а потом и вовсе заснул. Она же спать не смогла бы, даже если очень хотела, она лишь ложилась на кушетку, укутывалась единственным пледом, не отданным ребенку, и вспоминала: когда-то она была королевой тропиков. Чудесным венком над её головой распадались огромные сверкающие перья: розовые, красные, фиолетовые, цвета моря и цвета неба – любые, что понравятся её. На шее – венок из сотни цветов китайской и суданской розы, на симметрично покрытом ярко-желтой глиной лице – абсолютное спокойствие, детская улыбка. Но всё же она была королевой, единоличной правительницей всего мира: птицы пели и затихали, дождь шел и прекращался, море бушевало и успокаивалось лишь тогда, когда ей было угодно. Это была диктатура, но без боли и злости. Диктатура малыша, который плачет, чтобы ему не было плохо, но не чтобы стало плохо всем вокруг.

Впрочем, сокрушить народ не получилось бы: она была почти одна, лишь изредка появлялась её подруга, почти неосязаемая, но ярко блистающая Колибри – так с любовью называли её. Они часто сидели рядом и, обнявшись, смотрели на райские деревья. Особенно любили вечнозеленую банксию. В полном забвении они часами сидели, рассматривая причудливые плоды, красные и желтые, цвета настоящей жизни. Только в джунглях и оставалась настоящая жизнь: девушки пачкались с ног до головы и утопали в воде, горячее солнца, чувствовали боль и спокойствие, видели смерть и рождение. Они и сами рождались каждый день, покидая царственные водопады. Колибри не думала, что это закончится, но королева знала всё: что водопад станет озером, а банксия перестанет цвести и будет пугающе серой, что пожар иссушит землю, а банксия в экстазе разродится.

Известно было всё, но знание не помогло, как не помогало всегда. И вспыхнули джунгли, и разродилась банксия, и пропали надежды и мечты, и исчезла Королева, и осталась только она. Одинокая в своей радости и своей боли, осталась только она. Окруженная стенами и стенаниями, только она. Эти мысли утомили Алю, и она заснула.

Аният Совзиханова