- -
- 100%
- +
– Ого! Теперь ты можешь купить мне новые галоши!
– Ну тебя, папа. Спасибо, бабушка.
– Твоя мать предлагала подарить тебе евро, в дорогу. Но на почте собралась жуткая очередь, так что я решила не тратить время.
– Простите за галоши, мистер Робертс. Я вам куплю новые.
– Не вздумай, Майк. – Он почувствовал, как на спину легла теплая ладонь Фиби. – Забудь ты эти галоши, пап.
Майкл знал, что Ричард Робертс недолюбливает его с того дня, как они все вместе пошли отмечать премьеру «Гамлета» и Майкл настоял на том, чтобы самому за себя заплатить, но теперь ему угрожала новая опасность: несмываемое клеймо похитителя галош.
– Папа имеет полное право обижаться за то, что вы потеряли его галоши, Фиби.
– Мы их не теряли, Эмма. Я забросила их в чей-то сад.
Несмываемый позор.
– Слушай, бабуль… – Обдав Майкла стойким ароматом духов, Эмма перегнулась через него и взяла открытку. – А которая у тебя любимая?
На открытке золотым курсивом было отпечатано: «Любимой внучке».
– Да это я в комоде нашла, других не было. По-моему, еще тебе покупала, Эммелин, на двадцать один год.
– Так. – Мэри поспешно встала из-за стола. – Торт предлагаю резать в гостиной.
Слово «Ирак» впервые прозвучало где-то между столовой и гостиной. Кто конкретно поднял эту тему, Майкл не знал: он помогал Мэри и Лиз загружать посудомойку и за их смехом толком ничего не слышал. Но когда он вслед за Мэри прошел в гостиную, то понял, что громкие голоса, которые долетали до кухни поверх грохочущей музыки, звучали не весело, а сердито.
За десять месяцев знакомства Майкл несколько раз видел, как Фиби злится. Видел, как она спорит в пабе, как рявкает на пьяных мужиков, распускающих руки на концерте, а после того как в феврале прошел вместе с ней по Пиккадилли в толпе протестующих, знал о ее непримиримом отношении к войне. Но он впервые видел ее в таком бешенстве.
Фиби словно обезумела. Схватившись за голову, она рыдала, размазывая по щекам черную тушь.
– Да ты шутишь, что ли? – Майкл никогда не слышал, чтобы голос Фиби звучал так высоко. На фоне продолжали петь Пит Доэрти и Карл Барат. – По-твоему, надо просто закрыть глаза и спустить ему все с рук?
Эмма, в полную противоположность Фиби, не теряла хладнокровия.
– Это всего лишь мое личное мнение, Фибс. Не понимаю, как тебя это вообще касается.
– Политика касается каждого!
Она размахивала руками, и вино из бокала выплескивалось на огромный пестрый ковер во всю гостиную.
– Ты должна уметь доказывать свою точку зрения, не впадая в истерику. Чему тебя учат в Кембридже?
Фиби испустила вопль негодования.
– Все, хватит! Хватит! – Мэри с размаху опустила поднос с тортом на журнальный столик и жестом попросила Лиз выключить музыку. «Либертинс» замолкли, и в ту же секунду крики возобновились, но тут Мэри, сунув два пальца в рот, оглушительно свистнула, и воцарилась тишина.
– Все. Никакой политики. По крайней мере, пока я не уйду спать.
И, что удивительно, скандал немедленно затух.
Майкл никак не мог решить, стоит ли спрашивать у Фиби, как она себя чувствует, но к тому времени, когда она задула свечи на шоколадном торте и Майкл раздал всем тарелки с нарезанными Мэри кусочками, Фиби будто бы пришла в себя и даже посмеялась над отцовской историей из тех времен, когда они с Лиззи учились в одной школе. Эмма сидела рядом с ней и тоже смеялась. Лицо Фиби еще хранило напоминания о недавней ссоре – покрасневшие глаза со стеклянным блеском, потеки туши на щеках, – и все-таки они с Эммой сидели вместе на диване, переплетя пальцы, а в свободных руках держали по кусочку торта, и на шеях у них поблескивали парные золотые кулоны.
9
Мэри снимает ведро с локтя и ставит на стол. В ведре плюхает вода. Вспышка желтого. Крапчатые личики трех дюжин подсолнухов покачиваются на стеблях, пока стол не перестает вибрировать.
– Какие красивые, мам.
– Ух ты, Мэри!
С удовольствием принимая комплименты девочек, она потирает кожу на сгибе локтя, где остался след от ручки.
– Сама вырастила, из семечек.
Подсолнухи она посадила в апреле. Поздновато, конечно, но Мэри боялась, что они зацветут слишком рано. Это был акт веры, просьба к мирозданию, к Богу, чтобы в этом году, на этот раз свадьба все-такисостоялась.
По одному семечку в каждый глиняный горшочек. Всего сорок штук. Горшочки заняли все подоконники на кухне и в оранжерее. Каждое утро Мэри обходила их, пока на плите грелся чайник. Каждый раз, когда оказывалась у мойки – мыла посуду, наливала воды для Ирэн, чтобы та запила таблетки, – смотрела на них, а порой даже разговаривала. Подбадривала. Манифестация желаний – кажется, так это называла Эмма? У Мэри до сих пор где-то валяется псевдорелигиозная книжица, которую Эмма подарила ей, когда Мэри гостила в Лос-Анджелесе.
Та, в которой – если убрать всю воду – говорилось, что, если ты несчастен, винить в этом следует только себя.
Наверное, это и правда была манифестация. Мэри представляла желаемое и с любовью, день ото дня, взращивала свою мечту. Несколько месяцев она поливала свои подсолнухи, подкармливала, опрыскивала самодельным чесночным раствором от тли. А вчера утром настал момент, который Мэри предвкушала все это время: едва рассвело, она взяла большие ножницы, вышла в сад и двинулась вдоль ровных рядов, срезая стебли с махровыми желтыми головками, потом окунула их в теплую воду и сразу поставила в ведра с холодной, где они и ждали сегодняшнего дня.
Она достает из воды один цветок. Разглядывает шероховатый мясистый гофрированный стебель, упругие лепестки, плотные спирали семечек. Да, все это она манифестировала. Эти подсолнухи – и этот день.
Мэри ставит цветок обратно в ведро, и тот становится частью целого, растворяясь среди удивительного разнообразия желтых лепестков. Сажая семена, Мэри думала, что подсолнухи вырастут одинаковые. Но постепенно начала их различать, а несколько недель назад, когда бутоны начали раскрываться, с восторгом обнаружила, что у нее выросло целых три сорта: два ярко-желтых и один махровый, плюшевый, как на картинах Ван Гога.
Те две поездки, когда они охотились по музеям за «Подсолнухами», занимали в сердце Мэри особое место. В Мюнхене оказалось куда интереснее, чем она ожидала, и они нашли пару уютных ресторанчиков. А уж Амстердам – нигде она не смеялась больше, чем в те выходные в Амстердаме, и это еще до того, как Лиззи подбила ее заглянуть в кофешоп.
Мэри прикладывает ладонь к груди.
Может быть, теперь, когда мир снова открыт для путешествий, они смогут доехать до того единственного варианта, который она еще не видела, в Токио.
Может быть, в следующем году? Запоздалый медовый месяц?
Она забегает вперед. Сначала свадьба, потом медовый месяц. А сейчас нужно разобраться с подсолнухами.
Она оглядывает составленные на столе коробки с вазами. Не совсем как на картине, но тоже сгодятся. И к тому же хорошо сочетаются с бокалами, которые она откопала в гараже – и, между прочим, прилично сэкономила на аренде. Мэри оглядывает пластиковые ящики с бокалами. Взгляд немедленно цепляется за отпечаток помады на ободке одного из них. Когда из них пили в последний раз? Наверное, на ее шестидесятилетний юбилей – после этого они в саду не собирались, потому что сосед из шестого дома, скотина, пожаловался в полицию на шум. Столько лет они переживали, что экстренным службам далеко ехать до деревни, но в тот раз полиция прибыла вскоре после полуночи. С тех пор поводов для праздника было немного, но вчера она испытала некоторое удовольствие, когда сунула в почтовый ящик шестого дома пакет с берушами. К пакету она прилепила разрисованную цветочками записку: «В субботу они вам пригодятся. У нас будет много гостей: я выхожу замуж».
Она разглядывает бокал на свет, пытаясь определить цвет помады. То ли красная, то ли розовая – удивительно, что на стекле вообще сохранился пигмент. В тот раз они отлично посидели. Наняли музыкантов – каких-то молодых ребят с сыном одной из коллег Лиззи на вокале. Та рассказала мальчику, что Мэри любит «Юритмикс», и они с Лиз, визжа от восторга, отплясывали под музыку, пока молоденький вокалист в костюме состязался с Энни Леннокс в высоких нотах. В уличном шатре пахло свежей мятой. Фиби и ее тогдашняя девочка прилетели из Нью-Йорка и организовали бар, где мешали всем желающим мохито, пока вечеринку не разогнала полиция.
Мэри задирает голову. Облаков как будто не видно. Она все еще немного переживает, что они решили отказаться от шатра. По прогнозу дождя не будет как минимум до понедельника. Но эта странная липкость и неподвижный воздух не дает ей покоя. Синоптикам не впервой ошибаться.
Пот льет градом, халат липнет к коже, сковывает движения. Она быстро оглядывается на дыру в живой изгороди – убедиться, что на нее некому смотреть, кроме Фиби, Майкла, Рози, спящей свекрови и кота, – распускает пояс и, сбросив халат, набрасывает его на фортепианный табурет.
Фиби присвистывает.
– Мама! Что это, новая комбинация?
Ее преувеличенный восторг вызывает у Мэри раздражение. Почему она не может носить красивые вещи? Почему тот факт, что она купила себе новое белье, вызывает столько эмоций? Покажите хоть одну невесту, которая не задумывалась о том, какие трусы надеть под свадебное платье! Мэри поворачивается к Фиби, чтобы высказать все, что думает, но отвлекается на сандалии у нее на ногах.
– Так вот где мои сандалии! Сил моих нет! С тобой ничего без присмотра нельзя оставить!
Она достает из ящика разделочную доску и нож и с грохотом бросает на стол. Начинает подрезать стебли подсолнухов и расставлять букеты по вазам.
Краем глаза она замечает, как Фиби и Майкл переглядываются. Фиби пожимает плечами. Майкл качает головой. По груди разливается чувство вины. Надо придерживаться собственных правил. Если она хочет, чтобы сегодня они оставили в стороне куда более серьезные разногласия, то и сама не должна раздражаться на то, что Фиби взяла ее старые сандалии.
– Прости, что сорвалась. Это все нервы.
– А ты не нервничай, мам. Все будет хорошо.
Музыка на секунду стихает, а затем звучит отрывистая барабанная дробь и Мэри с первых секунд узнаёт Пола Саймона. Звук мажется, как будто пленка деформировалась от жары, хотя, скорее всего, просто растянулась под воздействием гравитации и времени, как кожа Мэри на самых мягких местах.
Ее последний микстейп.
Записанный для поездки в Эдинбург на фестиваль, где Фиби играла в жуткой пьесе с бутафорской кровью.
– Если ты сегодня за таксиста, я буду за диджея.
Мэри немного сомневалась, что готова пять часов кряду слушать выбранную Лиз музыку. Но оказалось, что панк-рокерша из Синди Лопер весьма условная.
– Я, Мэри, личность разносторонняя. До встречи с Иэном у меня даже было несколько пластинок ABBA.
В ту поездку они поднялись на Трон Артура. Убили на это кучу времени, несколько раз – и на подъеме, и на спуске – устраивали привалы. Но оно того стоило. Этот великолепный вид. Лицо Лиззи, которое на закате окрасилось в цвет рахат-лукума, и то, как она улыбалась, пока они, довольные собой, хрустели на вершине холма вафлями.
Мэри закрывает глаза.
Что это за песня? Звучит так знакомо… Характерный тембр Пола Саймона пробуждает что-то в памяти.
– «Бросить любимых»! – выкрикивает она, будто участница одной из ненавистных ей телевикторин, под которые зимой, когда световой день особенно короток, с утра до вечера дремлет в гостиной Ирэн.
– «Пятьдесят способов бросить любимых», – поправляет ее со стремянки бархатистый баритон Майкла, скрытого ивовыми ветвями.
Он прав. Мэри это знает. Наверное, это из-за жары, из-за того, что она вся липкая и на нервах, но от этой его ремарки, его уверенности, от самого его присутствия внутри нее что-то надламывается. Ей хочется избавиться от Майкла, отослать куда-нибудь хотя бы до приезда Эммы, чтобы та успела прийти в себя с дороги.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Констебл-кантри – живописный регион в Суффолке, заслуживший особую известность благодаря художнику-романтику Джону Констеблу, который с большой любовью изображал английскую глубинку. (Здесь и далее примечания переводчика.).
2
XR (Extinction Rebellion) – общественное движение, основанное экоактивистами Великобритании с целью призвать правительства стран принять срочные меры, чтобы замедлить изменение климата и остановить утрату биоразнообразия.
3
Пер. С. Я. Маршака.
4
Стихотворение У. Блейка «Иерусалим» считается неофициальным гимном Англии. Цитируется в пер. С. Я. Маршака.
5
«Уэйтроуз» считается самым дорогим супермаркетом в Великобритании.