Пленник Калугулы. Народный роман-игра «Золотой Уммка»

1

Алекс сидел на пороге гаража и стриг ногти ножницами по металлу. Стричь было неудобно, но других не было. Под ногтями забилась грязь и смола. Ему досталась еще та работенка: сдирать старую краску и обрабатывать корпус наждачной бумагой. Вик занимался более ответственным делом – приваривал новые крылья взамен проржавевших старых. Около «Нимфы», выкаченной на солнышко и похожей на молодящуюся красотку, чей век уже давно вышел, лежал кабель сварочного агрегата с держаком. Электроды кончились, и Войт пошел за новыми в соседний блок к Слэву. Тому самому, чей портрет Алекс сделал на стене отверткой четырьмя месяцами раньше.

В гараже царил хаос. Кругом валялись инструменты, запасные части, банки с краской, шпаклевкой и массой других вещей, предназначение которых для Спиро представляло загадку. Несмотря на то, что всякие железяки Алекс порой охотно рисовал, он предпочитал держаться от них подальше. Он с трудом понимал то удовольствие, которое находил Вик, запуская руки по локоть во внутренности какого-нибудь очередного «железного коня». Гаражное сообщество, состоящее из полудюжины владельцев автомобилей, признало Войта за своего и в периоды безденежья подбрасывало шабашки в виде битых машин «новых гроссов».

Но теперь Войта занимала только его собственная. Правда, с каждым днем рвение бортмеханика убывало и эпитет «короста» был еще не самым сильным. Оправдывая свое отношение к опостылевшей машине, он говорил с досадой:

– Не для себя же, для какого-нибудь Козлевича… Чтоб я еще связывался с «Нимфой»! Все, хватит с меня железных коней.

Еще в эгвекитаунских подвалах из-под его рук выходили неказистые самоделки, фантастических форм повозки, называемые везделазами. Они имели гигантские колеса из авиационных камер, стянутых строп-лентами. Некоторые аппараты были без кузовов, открытые всем ветрам и дождям. Они с удивительным проворством взбирались по склонам сопок, форсировали мелкие речушки, преодолевали снежные заносы. Рыбаки и охотники, грибники и ягодники просто мечтали о таких средствах передвижения. Особенно с наступившим Потеплением. И тем более в Чумландии. Здесь же, в Калугуле, иметь две машины было пижонством. К тому же «финансы пели романсы». Большие надежды на поправление дел в этой области приятели возлагали на предстоявшую поездку в Скиев, где их ждало новое приключение – создание передачи под названием «Астролябия». В ней, по замыслу Вика, должен был возродиться из небытия дух самого великого комбинатора, чтобы публика, желающая заглянуть в будущее, могла удовлетворить свое любопытство.

– Главное, никакой отсебятины. Все как в романе. Приехал брамин-йог, пророк Сулейман, то бишь Самуил, отвечает на вопросы зрителей. Конгениально! Самого Бендера припахали! Ты въезжаешь в юмор? Четыреста первый способ сравнительно честного отъема денег. И что самое главное, – Вик делал многозначительную паузу, – весь сбор поступает несчастным детям, цветам асфальта. Или хотя бы твоим «умкам», а? Детям торосов и айсбергов!

Спиро улыбался: еще бы, ведь такой поворот событий прямо или косвенно лил воду на мельницу дальнейшего повествования народного романа. А там, действительно, глядишь, что-то выгорит и для авторов «Умки». Он уже мысленно переносился в Скиев, где не был еще ни разу в жизни. Ему казалось, что там их ждет что-то необыкновенное. Может быть, счастье?

2

Сим Вильес, возвращаясь с гастролей вместе с туземным ансамблем «Арканон», заскочил по пути в Калугулу. Во Френчии им пришлось побывать на фестивале национальных коллективов, в нескольких городах дали концерты. На видеокамеру Сим заснял некоторые эпизоды гастролей: облаченные в шкуры танцоры, обливаясь потом на тридцатиградусной жаре, демонстрировали охочим до экзотики жиропейцам древнее искусство чумок.

Алекс чертовски хотелось узнать, как обстоят дела с их гимном, но не хотел прерывать захлебывающегося от впечатлений Вильеса и терпеливо смотрел на экран. Не останавливаясь, Сим перешел на воспоминания о созданном им, еще в Эгвекитауне, квартете «Станс», среди участников которого была и Илона, об их неожиданном для всех лауреатстве на всегроссийском конкурсе.

– Так, а теперь пьем чай.

Илона принесла блюдо с гречневыми блинами. Вильес вдруг расхохотался.

– Ты это чего?

– Да вспомнил, как ты в общаге нашей жил. Как ни посмотришь, все кашу варит: утром гречка, в обед и вечером. Сейчас, наверное, на нее смотреть не можешь?

– Да нет, почему… Цикловски, между прочим, обожал гречневую кашу.

– Ты, говорят, оперу пишешь?

– Оперу? А, понял… Про тебя, кстати, тоже написал. Хочешь почитать?

Вильес, прикончив блины, прочел кусок путевых впечатлений Алекса. С его лица не сходило выражение: «Пишете, ну-ну». Найдя в тексте место, где Спиро описывал свое житье-бытье в общежитии «Арканона», он заметил:

– Тут написано: «Ему пришлось менять продукты на спирт». – Он отчеркнул ногтем строчку. – Насколько я помню, все было наоборот.

– Действительно… – Спиро взял коленкоровую тетрадь. – Но тут уже не исправишь. Что написано пером… Ты лучше скажи, что с нашим гимном?

Сим Вильес еще шире улыбнулся:

– Перенесли конкурс опять. Теперь уже на октябрь. Слушай, а что за тридцать три бум-бума, аккомпанирующие хору? Это ты придумал? Я ведь в составе комиссии был, мы там все голову сломали – что бы это значило? Потом дошло… Юморист.

– А чем плохо? Выходят этаких тридцать три богатыря и бьют в традиционные бубны. Выдержан народный стиль, все как положено. Значит, перенесли конкурс…

«Что-то он недоговаривает, регент наш».

Еще по Эгвекитауну Алекс помнил, как резко Сим изменился после обращения в «истинную веру». Их небольшую общину однажды посетил и Спиро. Из чистого любопытства. Правда, пение молитв и говорение на «многие языках» не произвело на Алекса никакого впечатления. Ему пришла в голову крамольная мысль, что для того, чтобы обращаться к Богу, вовсе не обязательно собирать толпу в расчете на то, что так будет слышнее. Позже Вильес поостыл, но Спиро не раз видел этот лихорадочный блеск в глазах у Сима и его супруги, уже в Ханадыре, когда невзначай заходили разговоры религиозного характера. Нечто подобное огоньку азарта охотника, загоняющего дичь, Спиро видел у Ади Душа – то они на пару с Гроузом «охмуряли» Алекса в студии. Тогда Душ преображался: из обычно полурасслабленного утомленного взора сыпались искры, это была страсть.

– Собираемся на гастроли в Голяндию, готовим документы в Мозгве. Сейчас туда, а потом в Ханадырь. Ты, кстати, знаешь, что билеты подорожают? Смотри, засядешь здесь…

– Ну вот, накаркаешь еще.

3

Слова Вильеса о грядущем очередном повышении цен на билеты оказались пророческими. Компания «ЧумАвиа», чтобы не мелочиться, сразу взвинтила на пятьдесят процентов. Спиро, узнав об этом, только обреченно вздохнул: капкан захлопнулся.

В самой стране общая ситуация тоже усугублялась. Взлетели на воздух два жилых дома в Мозгве. В Черокию вновь ввели войска для создания санитарной зоны, ничего хорошего это не предвещало. Мятежники отчаянно сопротивлялись. На этом фоне произошла очередная смена премьера. Взамен краснощекого Стэпа пришел совершенно новый человек – бывший полковник КОГБР Вальтер Пуант. Его невысокий рост и боксерская манера склонять голову к плечу, словно готовясь к удару, говорили о том, что этот шутить не будет. Особенное впечатление на гроссиян произвела его фраза, когда речь зашла о террористах. «Надо будет в сортире, извините, в сортире найдем и расплющим!» Рейтинг премьера рос не по дням, а по часам. Бес Гант, командир чероков, воюющих на стороне федералов, воплотил слова премьера буквально: загнал в нужник четырех сепаратистов и сбросил на него автокраном бетонную плиту, о чем со смехом сообщил в одном из интервью. Алекс содрогнулся, услышав это. Жестокости хватало со стороны каждых противостоящих друг другу сил. Отрезанные головы, части тела… Особенно потряс сюжет о заложнице, совсем еще ребенке, которой бандиты поочередно отрезали пальцы и отсылали родителям, требуя немыслимый выкуп. Ее чудом удалось освободить.

«Если это лучший из миров, то каковы же другие? Нет, надо что-то с ним делать. Смягчение нравов одним Потеплением не произведешь. Здесь надо что-то более радикальное». Вспоминая о мерсах, Алекс чувствовал, как его окатывала волна стыда за людей.

…Ремонт «Нимфы» подходил к концу. Оба приятеля уже предвкушали, как самое большее через месяц, они будут в Скиеве.

– Эх, размахнись плечо, раззудись рука! Погуляем по непровским просторам, а?

– Вот еще новый Илья Муромец! Лежал-лежал тридцать лет на печи, вылез на свет божий…

– Нет, я только половину срока отмотал… Пятнадцать лет.

– Тоже не слабо.

– И что странно: за все время меня и не тянуло назад. Другие в отпуск, а мне там хорошо. Эгвекитаун – удивительное место, его можно сравнить с бильярдной лузой. Закатился в нее и все… Край света, тишина, покой. Может быть, потому что он на берегу залива Креста и Полумесяца?

– Ну и что с того?

– Там энергетика нулевая. Видимо, не случайно такое название – плюс на минус дают ноль.

– В смысле?

– Ханадырь другой. Там такие скачки энергетические, перепады, рельеф сказывается. «Мерканские горки». Да еще ветер. А в заливе сопки кругом и ты – как в лукошке яйцо…

– Не протухло яичко золотое?

Они рассмеялись.

– Нет, в бильярд играть можно.

– Крутой, что ли? – и Вик долбанул Алекса в бок жестким кулаком. Спиро локтем отпихнул приятеля и сполз с капота.

– Хорош болтать, давай работать.

4

Алекс лежал в наполовину откинутом кресле «Фарта» и смотрел в небо через открытый верхний люк. В глубоком небе плыло рваное месиво облаков. Хотелось запустить в легкую синеву руку и погонять эту стаю. Навстречу белым хлопьям пролетели две птицы, две черные чаинки. Звучала легкая музыка, облака таяли в невидимых струях, как куски сахара в воде. Не хотелось шевелиться. Лежать, лежать, смотреть в небо, слушать музыку и ни о чем не думать.

«Как же я не видал прежде этого высокого неба? И все мы как можем не замечать его? Что должно с нами случиться, чтобы мы увидели его, вот так близко, как я сейчас? Какая-то бесконечная суета, бег по кругу: судорожные поиски, бессмысленная борьба… Зачем все это, когда есть величественное, высокое небо?» Алекс вспомнил, как его иногда охватывали подобные мысли еще на Севере, в Эгвекитауне и, в особенности, на метеоточке. Словно завороженный, он смотрел на какое-нибудь облако, медленно дрейфующее по синему небу над заливом, представляя себе, что кто-то, за тысячи киломиль, точно также смотрит в небо и над ним плывет такое же облако, и над другим, и над третьим… И улыбаясь, Алекс беззвучно шевелил губами: «А где-то в Калифорнии…»

Мимо протарахтел трактор. Дорогу, на обочине которой стояла машина, обступал лес: березы и сосны. Вдали, прямо по курсу, высилась труба. Какой-то поселок, какая-то птицефабрика. Говорят, здесь полно грибов. Алекс равнодушно фиксировал все эти мелочи, не пытаясь придать ходу мыслей какой-то строй. Было только десять часов утра. Сольце, продираясь лучами сквозь крону высокой сосны, выхватило оранжево-красный ствол. Листва берез легко вибрировала.

Что-то случилось. Что-то сломалось в той механике, что несла Алекса от одной пристани к другой. Он застрял в Калугуле, как пароход, севший на мель. Вик, встречая безмолвный вопрос в глазах Алекса, вздыхал, кряхтел, морщился, тер виски и материл всех и вся. А главное – бестолковых покупателей, которые только звонят, интересуясь ценой на «Нимфу», но дальше этого не идут. Шабашек не было и бортмеханик переквалифицировался в строителя: небольшая дачка – реверанс в сторону тещи – была в стадии «еще немного, еще чуть-чуть». Единственное, что его развлекало – это ходить по грибы. Он был страстный грибник и носился по лесу как угорелый, притаскивая целые мешки. Собирать Вик любил один, Алекс по этому поводу не имел ничего против: он не находил во «второй охоте» никакой прелести.

Послышался треск сучьев, и из леса вывалился Вик с рюкзаком и ведерком, доверху наполненным опятами. Загрузив багажник, они покатили домой. Вик долго насвистывал какую-то мелодию, потом плюнул:

– Вот ведь привязалась проклятая! И кто ее сочинил?

Это был шлягер сезона «Кокнули негросса».

– Не мешало бы обзавестись каким-то документом, Шура. А то как-то несерьезно.

У Спиро была бумажка, свидетельствующая о том, что он, будучи руководителем детского агентства «Умка-Пресс», находится в отпуске. Но согласно дате возвращения, срок отпуска закончился, и в настоящее время он должен был быть в Ханадыре. Это могло вызвать вопросы у полиции. Тем более сейчас, когда принимались дополнительные меры безопасности, ужесточались всякие правила и приезжий люд стоном стонал. Особенно в Мозгве.

– Не мешало бы. Какой тебе документ нужен?

– Министра… путей просвещения. Ха-ха! Шутка… Кем только я не был, в трудовой страницы кончились. А в итоге? Сижу в этом долбанном городишке как последний дурак, ни денег, ни работы.

– Вообще странно, ты являешься помощником председателя Ассоциации «Полярный Трек» по международным связям, так вроде? А проявляешь какое-то упадничество.

Войт отхватил себе такую должность еще в самом начале организации дела побратимства северных народов. Видимо, в расчете на интенсивные международные контакты Ассоциации. Контакты не состоялись, во всяком случае, таких масштабов, на которые рассчитывал Вик, и ему пришлось подыскивать другой вид деятельности. Но запись в трудовой книжке осталась, и при случае он демонстрировал ее, вызывая острые приступы зависти у своих гаражных приятелей.

– Это все равно, что должность директора погорелого театра.

Видя, что Алекс готов ринутся в бой, Вик поднял руки:

– Молчу, молчу.

– Ты лучше руль держи.

Когда они шли из гаража, Вик вдруг остановился и повернулся к Спиро, рассказывающему, как ему удалось сагитировать Роншара участвовать в романе-игре.

– О! – и замер, подняв палец.

– Что такое?

– Знаешь, ты кто? – неожиданно сказал Вик.

– Кто?

– Чичиков. И все твои «мертвые души», которых ты пытаешься выдать за группу авторов, только для того, чтобы орудовать ими как тараном. Двери прошибать во всякие высокие кабинеты и учреждения.

Алекс пожал плечами.

– Не только. Но и вбивать в кое-какие чугунные головы одну простую мысль.

– Какую?

– Жить прожить надо…

– Интересно. Знаю, это моя фраза. Я ее написал у тебя в мастерской в Эгвекитауне. Прямо на стене, красной краской.

Они пересекли шоссе и подошли к киоску, чтобы купить сигарет.

– Сохранился этот домик или нет?

– Мастерская? Да вроде стоял еще, когда уезжал. Заколоченный… И потом, почему «мертвые души»? Некоторые очень даже ничего.

– Ладно, будет тебе еще одна глава. Прямо сегодня напишу. Не веришь?

Так родилась вторая глава приключений Вика Войта в Чумландии.

5

Большой черный кондор раскинул свои крылья на обложке книги. Грудь грозной птицы была словно пробита навылет. «Воины Сердца». Спиро открыл и перелистал страницы книги Данила Перьина – основателя нового прогрессивного движения. Ури Карпентер, сотрудник Калугульского института социологии, перевел ее с джунглийского. Чем дальше Алекс читал, тем больше крепло в нем убеждение, что все это очень близко по духу. Сам Данил был колоритной личностью: физик-ядерщик по образованию, потом психотерапевт, учился у яньиньдейских шаманов на Гавайях, объездил весь мир и стал основателем организации «Фонд Священной Мли». Спиро проглотил книгу в один присест. Под многими страницами, посвященными Пути Воина, он был готов подписаться.

Очень напоминает «Путь Умки». Готовая теоретическая база. Меняй воина на умку, и все дела. Как, например, это: «Индейцы Яки, населяющие горы Северной Мексики, имеют своеобразное понимание концепции Воина. В нем можно проследить трансформацию идей, которые несли конкистадоры. Они говорят, что в каждом племени определенные мужчины и женщины призваны следовать по Пути Воина. Они слышат зов своего сердца – наиболее важной, по мнению янь-иньдейцев, части тела. С точки зрения внешнего наблюдателя, трудно выделить таких людей, потому что важная часть Пути Воина – относиться к себе со смирением и не считать себя „каким-то особенным“. Воины играют особую роль в жизни племени. Это именно те, кто привносят в мир нечто НОВОЕ».

Спиро медленно листал книгу.

Смирение, смирение… Смириться под ударами судьбы. Или все же попытаться что-то изменить? Привносим ли мы, умки, «нечто новое» в этот мир? И зов какой части тела нужно слышать нам?.. Впрочем, что тут неясного? Конечно же ума, то есть головы, мозга!

– Эй, листописец, иди обедать!

Вик кашеварил на кухне и с хитрым видом что-то сыпал в сковороду.

– Такого ты еще не пробовал.

Готовить он любил и мог из чепухи соорудить вполне съедобную вещь. «Грибы в соусе абыкадо» пошли за милую душу. Почему из «абыкадо», Вик не стал говорить.

Отвалившись от стола, он начал шарить глазами по комнате. Через мгновение с видом сыскной собаки, подбирающейся к партии героина, вскочил с табуретки.

– Самый счастливый момент в жизни – это найти то, что тебе в данный момент больше всего нужно! – торжествующий Вик нашел сигарету на кухонной полке.

Спиро тут же вытащил блокнотик и нацарапал изреченный перл. Вик сделал удивленное лицо: «Не понял?». Алекс улыбнулся, пряча блокнот:

– А что ты хочешь, становишься исторической личностью.

– Я стал исторической личностью, как только родился, – моментально отреагировал Вик. Заметив остановившуюся на полпути руку Алекса, добавил:

– Это тоже надо записать.

6

Движимый желанием побольше разузнать о движении Воинов Сердца, Спиро отправился в Калугульский институт социологии. Ури Карпентер вел семинары в лаборатории конфликтологии. Сам институт размещался в педагогической академии. Ее трехэтажное здание из красного кирпича Алекс нашел на скрещении улицы Линча, ныряющей вниз, к реке и Стародворянского бульвара. Бывшая гимназия, из стен которой в свое время вышли довольно известные люди, встретила пустотой коридоров и скучающим вахтером.

Старинная лестница, с коваными решетками и со стертыми поколениями гимназистов и студентов мраморными ступенями, привела Спиро на третий этаж. Табличка на двери была скромной, и на ней значились всего лишь четыре буквы – КАИС. Секретарь попросила немного подождать, еще шли занятия.

Сидя на низком подоконнике и разглядывая проезжающие по улице машины, Алекс думал о том, что его путь чем-то напоминает блуждание в темноте. Нет системы, четкого плана, зацепки, позволившей ему двигаться дальше. Дальше – куда? В смысле географическом было понятно, но что касается смысла более значимого… Ему, как воздух, необходимо знать, что затеянная возня с «Золотым Умкой» не напрасна. Он на перекрестке, вроде того, что внизу, только светофор отключен. Ясно одно, что подъемов впереди немало и автомашина, начинающая движение по склону вверх, сначала неизбежно немного скатывается вниз…

Дождавшись конца занятий, Алекс вошел в аудиторию. Студенты собирали тетради, расходились. Из-за стола поднялся молодой парень в пиджаке в мелкую сеточку и очках в тонкой золотой оправе. Это был Ури Карпентер.

После того, как Спиро в двух словах объяснил Карпентеру цель своего визита, решили, что удобнее будет потолковать у него дома. Идти было недалеко. По дороге Спиро поделился своими впечатлениями о Калугуле. Ему, как «где-то художнику», чрезвычайно понравились ее живописные улицы. С них еще не были вытеснены коробками из железобетона цепко вросшие в землю старинные деревянные дома. Карпентер, в свою очередь, не удержался от вопросов, касающихся столь отдаленных мест, откуда принесло Алекса: Чумландия казалась чуть ли не другой планетой. Занимаясь социальными конфликтами, он не мог не поинтересоваться, что происходит с северянами, проблемами их переселения, масштабами перемен. Мимо ушей Алекса не прошло замечание Ури о его руководителе – завкафедрой института, профессоре Айце: он занимался проблемами парапсихологии и влиянии экстранормальных явлений на глобальные процессы. И что им не мешало бы встретиться.

Миновав монумент воинам, павшим в Карфагестане, они поднялись на пятый этаж панельной «хрущовки». Узнав, что жена Ури – психолог, в памяти Спиро невольно возникла Энн Роншар. «У нее тоже будет прекрасный повод лишний раз вспомнить профессиональные навыки, – подумал Алекс, доставая свои бумаги. – Припереться с края света, чтобы агитировать взрослых людей заняться игрой в… Во что?»

Но все оказалось очень мило: Спиро приложил максимум усилий, чтобы не слишком заморочить голову двум молодым людям Полярным проектом. Инесса же, в свою очередь, угостила гостя чаем с изумительно вкусным земляничным вареньем, а потом подарила свой рассказ «Он».

– Навеяно мерсианским вторжением. Рассказ написан августе 1996 года, за неделю до Глобального Сдвига, когда все сидели и ждали космической атаки. Как-то странно сейчас об этом вспоминать… Я не уверена, что рассказ подойдет, решите сами. Обещать писать сейчас не могу, у нас нет выхода в инфернет. Вот когда появится, тогда вполне возможно.

– Она у меня пророк. Ведь именно в августе все это и произошло.

– А как относятся мляне к Глобальному Сдвигу, вы изучаете?

– Нет. Это нам… не интересно.

– Но… Странно.

– Есть более важные темы.

Ури рассказал о своей работе над переводом и подарил экземпляр, сопроводив надписью: «Алексу на радость». К большому огорчению Алекс узнал, что Перьин не так давно скончался. Последователи Пути Воина были и в Гроссии, в блокнот был записан их адрес в Мозгве. Заметив неподдельный интерес, Ури рассказал о своих поездках на регулярно проводимые семинары под Калугулой «Обществом Каны», куда съезжались люди, пытающиеся найти новые пути в своих поисках гармонии с миром.

– Есть интересный опыт построения общины «Хитеж», детского семейного дома. Ты же занимаешься с детьми, думаю, будет полезно побывать там. Это у нас в воеводстве, под городком Буэрто, киломиль семьдесят. К ним многие ездят. Возглавляет Мирт Морзе, журналист, писатель. Я слышал его лекции на магнитофонной ленте. Бери на заметку.

У Карпентеров был компьютер (что с удовлетворением отметил про себя Алекс) и Ури скачал с дискет все, что полагалось будущему участнику. Правда, он тут же дал понять, что со временем зарез и писать не сможет. Хотя идея понравилась.

– Могу предложить нечто другое.

На дискету Алекса были переписаны тексты, созданные слушателями курсов института. В основном это были стихи. Единственная прозаическая вещь – полудетективная история «Властелин подземелий» Майка Трина, калугульского автора-фантаста. Алекс взял след. В тот же день он позвонил в Легион писателей Калугулы. Там ему дали телефон Майка и еще одного автора – Алена Лоуренса.

7

Ален оказался плотным эпикурейцем, лет под пятьдесят. С первого взгляда почему-то думалось, что он принадлежит к цеху поэтов. Наверное, этому способствовала его внешность: римский1 нос и копна вьющихся волос. Но, как понял в последствии Спиро, сам Лоуренс на дух не переваривал поэтическую братию, считая, что в литературе происходит форменное засилье стихоплетов. Он был одним из немногих прозаиков Калугульского воеводства, написал несколько исторических повестей и роман. В настоящее время из-под его пера выскакивали детективы, по словам Алена, пользующиеся успехом, так как на прилавках они не залеживались.

Его квартира, скромно обставленная, располагалась в самом центре города. На стенах висели живописные работы самого хозяина, выполненные в примитивистской манере, старинные иконы – он пробовал себя в разных областях, в том числе в качестве реставратора. Узнав о художничестве Алекса, Лоуренс тут же сообщил, что закончил Народную академию искусств заочно и просил не судить строго его работы. Разговор заладился. Ален провел немало времени на Севере, в районе Северного Урлана, был геологом, нефтегазоискателем. Его неторопливая манера говорить и дотошность в деталях свидетельствовали об основательности. Но и выпить он предпочитал основательно. Бутылка «Ночи Калугулы» была незамедлительно разлита в два стакана и содержимое своего Лоуренс, на глазах ошеломленного таким началом Алекса, тут же препроводил в свою утробу. Спиро, сославшись на отсутствие столь замечательных навыков, предложил разделить вторую порцию пополам, на что возражений не последовало. На свет была извлечена красная папка с тесемочками. Он не успел толком рассказать суть проекта, как раздался звонок, и на пороге возникли два добрых молодца в кожаных жилетах. «Не то бандюганы, не то копы». Алекс склонился к последнему. Вскоре один из них, званием поменьше, слетал за выпивкой. За разговорами выяснилось, что вся здешняя писательская тусовка состоит из изрядных пьянчуг.