Безымянный горизонт. Книга 1

Тяжело поднявшись с колен, он с изумлением уставился на светящийся камень впереди. Искусанные, изувеченные ноги еле держали его, но, слегка покачнувшись, Дарс все же сделал первый шаг и стал медленно приближаться. Всматриваясь в сияющую, словно отполированную поверхность кристалла, ему казалось, что там, внутри что-то движется, некая-то субстанция постоянно металась, преломляясь в его множественных гранях.

Приблизившись на расстояние вытянутой руки, Дарс резко остановился, будто упёрся в невидимую стену. Боль, мучившая его всё это время, не просто исчезла окончательно, нет, он вдруг полностью перестал чувствовать свое тело. Оно как будто онемело. Медленно подняв руку, он протянул её к холодной на вид поверхности.

Но коснуться камня Дарс так и не успел. В этот самый момент на него будто вылили ушат ледяной воды. Эта всепоглощающая тишина вокруг лопнула как невесомый, тончайший мыльный пузырь. В его мозг, минуя внешние органы чувств, ворвались тысячи, миллионы голосов, криков, воплей, стенаний. Ворвались разом, отовсюду, с такой силой, что, если бы не прозвучали прямиком в голове, разорвали бы ему перепонки, смяли бы его тело, его мышцы, раздробили бы все кости, не оставив ничего после себя, раздавив его жалкое тело своей невероятной мощью и энергией. Перед глазами Дарса, за долю секунды, промелькнули сотни и тысячи образов, с такой скоростью, что его мозг просто не успел их считать. Они слились в какую-то мешанину красок, и размытых очертаний, вычленить из которых хоть что-то было попросту невозможно. Все это длилось лишь мгновение, но от неожиданности у него пошатнулись ноги и Дарс опустился обратно на колени. Практически в ту же секунду все рецепторы на израненных участках его тела, как по команде, вернули чувствительность, послав свои сигналы к мозгу. И последний взорвался масштабным фейерверком. Все утерянные, заглушенные ранее чувства мгновенно вернулись. Боль безжалостным ударом пронзила сознание, наполнив его багровыми красками. В глазах потемнело. Дарс закричал и рухнул на землю как подкошенный.

7

Первое, что уловил Дарс, ещё до того, как открыл глаза, – странный запах. Древесина, перемешанная с резким и незнакомым ароматом. Он приоткрыл слипшиеся веки. Тесное круглое помещение, не больше трех метров в диаметре. Стены – неровные, словно выдолбленные в дереве, покрытые блестящей прозрачной плёнкой, похожей на лак. Лежал Дарс на мягком, но шершавом настиле – тонком и довольно жёстком. Под головой – небольшой валик, скрученный из материала, напоминающего пробковое дерево.

Опустив глаза, Бардин понял, что лежит совершенно голый. Все раны его перевязали, а под повязками виднелись крупные листья странной формы, источавшие лёгкий приятный аромат.

Повернув голову, справа от себя Дарс заметил несколько горшков с растениями, похожих чем-то на грибы. Эти растения, казалось, слабо флюоресцировали в окружающем полумраке, ведь окон в помещении не было, лишь одно круглое отверстие, откуда внутрь и проникал дневной свет. Чуть ближе к выходу располагался совсем миниатюрный деревянный столик на трех ножках, грубо и неровно обтесанный, а справа, в стене, виднелось углубление, с протянутыми внутри продольными перекладинами.

В углу у ног лежал его изорванный в нескольких местах комбинезон с бельем, а сверху примостилиись ботинки. Следов крови на одежде не было – вероятно вещи были кем-то выстираны.

Дарс попытался подняться, но острая боль в боку и руке тут же заставила его оставить эту идею. На мгновение в глазах потемнело, и он чуть не отключился.

«Ладно, пока полежим…» – подумал Дарс и лег обратно.

Чувствовал он себя, откровенно говоря, паршиво – к горлу подкатывала тошнота, и голова буквально раскалывалась. Но самое главное, он по-прежнему не понимал где находится, а также не помнил почти ничего, что происходило с ним, после посещения того камня. Лишь краткие обрывочные воспоминания. Каким-то образом он сам, на своих двоих покинул то странное место, окутанное светящимся туманом, и уже снаружи окончательно потерял сознание. Это все он помнил. А дальше… дальше ничего. Темнота. Возможно, те двое существ забрали его и отнесли сюда? Но зачем?

Дарс изо всех сил всматривался в некое подобие дверного проема, ведущего наружу, но ничего кроме колышущейся листвы разглядеть не мог. Но… он видел листву! Видел отчетливо. И она не была подернута белесой пеленой тумана как раньше. На листьях, ослепительными оранжевыми крапинками, плясали пятна света, и, что самое главное, вокруг больше не было той гнетущей тишины! Дарсу вдруг сильно захотелось выглянуть наружу, почувствовать кожей теплоту безоблачного дня, увидеть чистое, голубое небо над головой. Но, к сожалению, пока это было невозможно.

А еще, там, за овалом дверного проема он, кажется, слышал голоса. Где-то в отдалении, смешивающиеся с шумом листвы и пением птиц. Голосов было много, они были разные, но, естественно, разобрать Дарс ничего не мог. Этот диалект, уже слышимый им ранее, был ему неизвестен.

– Эй! – крикнул он.

Далекие голоса снаружи продолжали звучать. Кажется, его не услышали.

– Эй! – крикнул он уже громче, слегка приподнявшись со своего спального места. – Есть здесь кто-нибудь?

Резкая боль в боку тут же заставила его вернуться в исходное положение. Но на этот раз голоса снаружи как будто бы стихли. Это обнадеживало. Дарс глубоко вздохнул и постарался расслабиться.

И действительно, через некоторое время в отверстии появилась фигура. Дарс увидел знакомый алый шрам на плече, немного горбатую осанку, большие, черные глаза не отрываясь смотрели на него.

Существо повернуло голову и что-то крикнуло, обращаясь к кому-то снаружи, а затем, слегка пригнувшись, зашло внутрь, молча сев на пол слева от Дарса.

Немая сцена длилась около минуты, а затем его гость поднял руку и, коснувшись растопыренными пальцами груди произнес:

– Укль.

Его большой, живой рот постоянно находился в движении, как, впрочем, и все лицо. Голос у него был низкий, слегка сипловатый и когда он произнес свое первое слово, по его губам как будто прошлась волна.

– Укль, – снова повторил он, сильно ударив себя по груди пальцами четырехпалой кисти.

Сцена была весьма красноречивой. Дарс прекрасно понимал, что делает его посетитель, равно как и прекрасно понимал, что надо делать в ответ. Но почему-то медлил. Вся эта ситуация казалась ему какой-то нереальной. Он не мог поверить в происходящее. В то что перед ним сидит разумный представитель внеземной цивилизации. А потому на некоторое время просто впал в ступор, глупо хлопая глазами, не в силах даже отреагировать на очевидное приветствие.

Молчание затянулось. В какой-то момент Дарсу показалось, что еще секунда промедления, и этот мохнатый туземец с дредами решит, что Дарс идиот, без малейших зачатков разума и просто уйдет.

– Дарс, – положив руку себе на грудь, произнес он, решив-таки избавить собеседника от подобных ошибочных умозаключений, – Дарс Бардин.

Это, казалось бы, простое, не требующего большого усилия, движение рукой, вызвало у него очередную болезненную реакцию. Он зажмурился, но при этом постарался не смыкать глаз, сохраняя со своим посетителем зрительный контакт.

– Даарсс, – повторило существо неуверенно.

При попытке же выговорить фамилию, лицо его исказила мучительная гримаса. Нахмурившись, Укль повторно попытался выговорить услышанное слово. Затем еще раз и еще. Выглядело это довольно комично, но Дарс терпеливо ждал. И лишь с шестой попытки, с уст существа сорвалось что-то отдаленно похожее на «баадин».

– Как-то так… – устало кивнул Дарс.

Явно удовлетворенный своими лингвистическими успехами Укль суетливо заерзал на своем месте. Подняв глаза на Дарса, он поднес ко рту вытянутый указательный палец, а затем сразу же указало им на своего собеседника.

– Калада? – произнес Укль, повторив свое движение рукой. – Калада?

И лишь когда Укль стал имитировать жевание, Дарс догадался что речь идет о еде. Вопрос аборигена застал его врасплох. Только сейчас он вдруг понял, что чертовски голоден.

Дарс охотно кивнул.

В этот самый момент в проеме появился еще один соплеменник Укля, или скорее соплеменница, уже знакомая Дарсу. Остановившись в проходе, она пристально на него взглянула, а затем, переступив порог, прошла внутрь, передав Уклю посуду, что все это время держала в руках. Затем, вновь покосившись на Дарса, женщина поспешно вышла. Ее взгляд показался ему странным. В нем уживались одновременно страх и, как это не было парадоксальным – радость.

– Низза, – сказал Укль, указывая на выход, – Низза алапласса мас.

Затем он протянул емкость Дарсу. Немного приподнявшись, Бардин сел, тяжело облокотившись о стену. Укль все это время терпеливо ждал с вытянутой рукой, и помочь ему никак не пытался.

Заняв более-менее удобное положение, Дарс осторожно взял у Укля деревянную посуду. Поднеся ее к лицу, Бардин вздрогнул и едва не выронил миску из рук. Емкость была доверху наполнена какими-то червями, желтовато-коричневого цвета. Насекомые были живые и крайне активные. Беспокойно копошась внутри, они всячески пытались выбраться наружу.

Дарс грустно смотрел на всю эту суету и думал, что, с трапезой, все же придется повременить.

В этот момент в проеме снова появилась Низза. В руках она держала еще одну емкость, но уже более узкую и глубокую. Укль забрал у нее посуду и поставил ее рядом с Дарсом.

На этот раз Низза не ушла. Она отошла к стене и села на пол, у входа, скрестив ноги. Глаза ее, не отрываясь, смотрели на Дарса, как на какой-то приятный и долгожданный подарок, раскрывать который она, тем не менее, пока побаивалась.

Продолжая сидеть с миской в руках, Бардин размышлял о своих дальнейших действиях. Отказываться от «угощения»? Насколько обидным это покажется для его спасителей? Ссориться ними у него не было ни малейшего желания.

Его растерянность, видимо, не осталась незамеченной и Укль, чуть подавшись вперед, осторожно забрал у него из рук посуду. Запустил в нее волосатую кисть, он схватил тремя пальцами несколько ее суетливых обитателей и медленно закинул их свой большой широкий рот. Затем он повторил свое действие, но уже более медленно и демонстративно. Не спуская с Дарса своих черных, больших глаз, он стал медленно жевать.

В этот момент Низза что-то сказала Уклю, и тон ее прозвучал недовольно.

– Аль кас марсула, токка!

Укль покосился на женщину и лишь криво усмехнулся. Закончив демонстрацию, с чувством исполненного долга, он вернул миску обратно Дарсу.

Глядя в ее содержимое, Бардин, с тоской, вспомнил оставленный в лесу рюкзак с припасами. Там были омлет и ветчина, кофе со сливками. А эти замечательные кексы с изюмом! Ох, сколько бы он отдал сейчас за свой утерянный провиант… Живот у Дарса отозвался грустным урчанием.

Опустив в миску руку, он вытащил из нее червяка. Насекомое было достаточно крупным – три-четыре сантиметра в длину и полтора-два в диаметре. Никаких лапок, глаз, рта, ничего этого Дарс не заметил. Червяк был совершенно гладкий и симметричный. Определить, где у него голова, а где хвост было решительно невозможно. Но все это совершенно не мешало насекомому энергично извиваться в его пальцах.

Дарс покосился на Укля. Тот энергично закивал.

– Кас, – мягко произнесла Низза, явно призывая гостя отведать «лакомства».

Голос у нее был выше, чем у Укля, но при этом значительно тише.

– Да что бы меня… – резким движением Дарс закинул в рот насекомое.

Частыми резкими движениями, он тут же начал жевать, стараясь не думать о том, что на самом деле у него во рту. К горлу подступило, и он замер, пытаясь побороть рвотный рефлекс.

С горем пополам проглотив червяка, Дарс вынужден был признать, что все оказалось не так плохо. Слегка солоновато, но в целом вполне съедобно. Возможно, если все это шевелящееся в миске «добро» хорошенько пожарить на огне, даже сойдет за нормальную еду. Но пока – как есть.

Набрав в легкие воздух, Дарс, не глядя, быстрым движением, схватил целую горсть насекомых и одним движением закинул их в рот, не думая, стараясь полностью отключить мозг. Ему пришлось представить себя машиной, а свои челюсти – жерновами, которые просто механически перемалывают все, что в них попадается. Машина без вкусовых рецепторов и оценочного суждения. Машина, у которой попросту отсутствуют способность к мышлению.

Когда к горлу снова начало подкатывать, Дарс решил зайти с другой стороны. Со стороны медицины. В конце концов, первоочередной задачей для него было набраться сил, энергии, без которой его дальнейшее выздоровление было невозможным. И если мыслить в таком ключе, то эту пищу можно воспринимать как… лекарство. Ну а лекарства редко бывают приятными на вкус.

Эта мысль показалась Дарсу очень уж здравой, и он с радостью ухватился за нее. Дело тут же сдвинулось с мертвой точки, и он уплел почти всю миску за очень короткий срок. Он глотал червей, почти не жуя, стараясь действовать максимально быстро и эффективно.

Бросив на пол полупустую миску Дарс поспешно схватил вторую емкость. Поначалу он хотел так же молниеносно, одним глотком залить в себя ее содержимое, но не выдержал и все же недоверчиво понюхал зеленоватую густую жидкость. Пахла она на удивление приятно и свежо.

Большими, жадными глотками Дарс опустошил чашу. На вкус напиток был сладковатый и немного вязкий. Но он освежил Бардина и даже добавил ему бодрости.

Укль, заметив на лице гостя признак удовлетворения, указал на чашку в его руке и произнес:

– Миль. Миль турса.

– Ага, – ответил тот и кивнул, разумеется, ничего не поняв, – спасибо, – тут же добавил он, – теперь, наверное, самое время поинтересоваться, где тут у вас туалет…

Разумеется, шутки его никто не оценил.

– Укта амала усса, – Укль лишь улыбнулся.

Свои слова он подкрепил характерным жестом, указывая на лежак Дарса. Трапеза действительно немного разморила Бардина, и отдых ему бы совсем не помешал.

Низза, сидевшая у входа, медленно встала на ноги и что-то прошептала Уклю на ухо. Тот кивнул.

– Укта амала усса, – снова, уже более настойчиво произнес он.

– Я понял, хорошо, – ответил Дарс.

Медленно, осторожно он сполз на пол и, уронив голову на валик, принял горизонтальное положение. В ту же секунду на него навалилась усталость. Веки налились свинцом.

Забрав посуду Укль и Низза, стараясь ступать бесшумно, вышли из помещения. В проходе Низза обернулась.

– Хасси аль са Валиса Маль, – сказала она тихо, прежде чем скрыться снаружи.

Дарс остался один.

Он лежал и смотрел в потолок, где металась какая-то мелкая мошкара. Несмотря на шокирующий эффект, произведенный на него последними событиями, принятая пища его успокоила и расслабила. Возможно, впервые за время проведенное на этой планете он оказался в безопасности. С этими обнадеживающими мыслями Дарс закрыл глаза и тут же уснул.

8

На второй день его пребывания здесь, вместе с Уклем и Низзой к Дарсу зашел незнакомый ему абориген. На широком кожаном поясе у нового посетителя висело множество увесистых и не очень мешочков, сумочек, разного размера и формы. Укль представил его как Умласа.

Осмотрев раны Бардина, он развязал пару мешочков на поясе и дал Низзе несколько свернутых листков. Затем, втроем они вышли наружу, продолжив свое общение уже там, вне поля зрения Дарса. Тем не менее голоса их снаружи он слышал довольно отчетливо.

Для себя Дарс предположил, что Умлас был неким местным целителем. По крайней мере, данное наблюдение выглядело вполне логичным. А еще, во время медосмотра он крайне недоверчиво посматривал на Бардина. Открытой враждебности, конечно, не было, но этот момент Дарса несколько расстроил.

Закончив беседу, Укль с Низзой вернулись обратно и принялись менять ему повязки. Двигаться Бардину было все еще тяжело, а потому, пока Низза прикладывала к ранам свежие листья, Укль помогал, переворачивая все еще стонущего от болезненных ощущений пациента.

Обработав раны, они поспешно ушли. Только Низза, как и накануне, задержалась на мгновение в проходе, одарив Дарса дружелюбной улыбкой. Он давно подметил, что эта женщина относилось к нему с особой заботой, что выглядело немного странно, ведь, по сути, он был для них не более чем чужаком. Чем дальше, тем больше накапливалось у него вопросов, но время для них пока еще не пришло.

Последующие несколько дней Дарс провел в своей комнатушке. Довольно быстро он понял, что его обиталище является ни чем иным как выдолбленном в стволе дерева дупле. Факт не сказать, что сильно его поразивший. А после пережитого ранее так и вовсе сущая ерунда.

Днями и ночами он просто лежал и слушал звуки природы, шум леса и голоса его обитателей. Иногда, снаружи поднимался сильный ветер, и он чувствовал, как его комната слегка покачивалась на ветру под шелест листвы, скрипы ветвей и пение птиц. По ночам становилось значительно тише, но новые звуки, приходившие на смену дневным, нервировали Дарса значительно сильнее.

Первое время он поплотнее кутался в некое подобие одеяла и, не смыкая глаз, караулил вход в свое жилище. И делал это вовсе не из-за ночной прохлады. Лес наполнялся страшными пугающими звуками, вкрадчивыми шорохами и резкими вскриками его полуночных обитателей. Особенно этот странный громкий стрекот, резавший слух и не оставляющий Дарсу ни единого шанса уснуть.

Днем же ситуация была иной, ибо лес заполнялся голосами соотечественников Укля с Низзой и Дарсу становилось гораздо спокойнее. В это время ему удавалось хоть как-то отсыпаться.

Три раза в день ему приносили еду и питье. Почти всегда это была Низза, но иногда кто-то другой. Дарсу поначалу сложно было различать этих существ. Если мужскую особь от женской отличить еще удавалось, то с однополыми индивидуумами – сложнее. Все они были одеты одинаково, покрыты шерстью, с практически одним набором украшений и орудий на поясе. Укля он отличал по шраму на плече и глубоким морщинам, а Низзу – по доброму ласковому взгляду, природу которого Дарс пока определить был не в состоянии.

С определенной периодичностью, в течение дня, Дарс просыпался от стойкого ощущения, что за ним наблюдают. Поначалу он думал, что это обычная паранойя, но однажды, по пробуждении, он успел заметить несколько пар глаз, уставившихся на него снаружи. Молодые аборигены с любопытством и одновременно страхом, рассматривали его, но тут же исчезли, заметив, что он проснулся. Происходило подобное довольно часто, иногда по нескольку раз на день и постепенно Дарс совершенно перестал обращать внимание на подобные визиты.

Со временем он взял за правило, просыпаясь, не открывать глаза полностью, оставляя едва заметную щелочку и, следуя примеру этих таинственных шпионов, незаметно разглядывать уже их самих. В своем большинстве это были дети, но иногда встречались и любопытные взрослые. Они стояли гурьбой, по ту сторону прохода, толкаясь, переминаясь с ноги на ногу, негромко переговариваясь, поднимали руки и указывая на него своими длинными пальцами с острыми кривыми ногтями.

В такие моменты он чувствовал себя экспонатом в местном зоопарке. По счастью – не контактном.

Когда приходили Укль или Низза, они тут же прогоняли зевак. В большинстве случаев Низза появлялась, чтобы покормить его, либо забрать грязную посуду. Рацион Дарса, к счастью, состоял не только из гусениц. Иногда ему приносили мясо, фрукты и даже некое подобие салатов. Все имело свой специфический, ни на что не похожий вкус.

Иногда Низза предпринимала осторожные попытки заговорить с ним, что, разумеется, к особым успехам не приводило. И только когда слова подкреплялись жестами, возникало хоть какое-то взаимопонимание.

Укль навещал его едва ли не чаще Низзы, и если последняя скорее заботилась о здоровье и физическом благополучии пациента, то Укль не был обременен подобными вещами. Его основной целью было как раз общение.

Пожилой абориген, полностью игнорируя непреодолимый языковой барьер, старался построить некий мостик между ними, постоянно рассказывал что-то, либо же наоборот, судя по вопросительным интонациям, расспрашивал о каких-то вещах. И его совершенно не смущал тот факт, что Бардин в ответ лишь глупо улыбался, ни черта не понимая. Но Укль не сдавался, и в ход шли вся его сложная мимика, жесты, все что угодно, лишь бы хоть как-то преодолеть стену недопонимания, стоящую между ними. И эта настойчивость, со временем, переросла в некую форму обучения. Укль приносил ему разные предметы, либо использовал те, что уже были в помещении, описывал их, а Дарс пытался за ним повторять.

Так, совершенно естественным, непринужденным образом начался процесс освоения Дарсом языка пиласов. А именно так называли себя эти существа. Пиласы. Это было, пожалуй, первым словом, после, собственно имен своих благодетелей, которое Дарс выучил в процессе этого обучения.

Время между тем шло, Бардин продолжал свое восстановление от тяжелых травм, параллельно познавая новый для себя мир. Простое словесное обучение вскоре сменилось правописанием. На тонких деревянных дощечках они рисовали разные изображения, иногда простые, иногда сложные. С их помощью Уклю проще было объяснять Дарсу многие слова или предметы. Писали они жесткими мелками светло-голубого цвета, которые сильно пачкали руки.

Постепенно к этому процессу подключилась и Низза, с огромным удовольствием принимая участие в уроках, помогая Дарсу с произношением, с пониманием некоторых слов и выражений. Поначалу она просто старалась не мешать. Появляясь в разгар очередной «беседы» с Уклем, она быстро меняла Дарсу повязки, оставляла еду, и поспешно уходила. Но однажды решила остаться, усевшись в своем углу, справа от входа. Первое время сидела молча, не сводя взгляда с Бардина, улыбаясь и даже иногда посмеиваясь над его неловкими попытками говорить на языке чуйсу – так пиласы называли свой диалект. Но затем стала принимать в образовательном процессе уже гораздо более активное участие. Приносила с собой таблички с новыми рисунками, предметы обихода и подробно рассказывала Дарсу о них.

Бардину было тяжело. Особенно первое время. Да, разумеется, процесс обучения, само общение, в конце концов, скрашивали его одиночество, сильно облегчая адаптацию к новым условиям. Но прогресс шел крайне медленно, многое у него не получалось, он постоянно забывал слова, путался в терминах и все это скорее раздражало его, чем радовало. Он быстро уставал, переутомлялся, так как организм не выдерживал подобного напряжения. Но со временем, едва появился хоть какой-то результат, все изменилось, и Дарс, наконец, начал получать от обучения удовольствие.

Пациент между тем медленно но верно шел на поправку. С каждым новым днем силы к нему возвращались, он креп, становился все более уверенным, и, в какой-то момент, Дарс почувствовал, что настало время выбираться из своего тесного обиталища.

Укль, воспринял эту информацию с осторожностью, но спорить или переубеждать Бардина не стал. Более того, они договорились, что на следующий день пилас устроит ему небольшую прогулку.

Всю ночь Дарс не находил себе места, предвкушая скорый выход наружу, а на утро терпеливо ждал прихода немолодого пиласа, внимательно осматривая свои раны и осторожно разминая затекшие от длительного бездействия суставы.

Но первой в его жилище появилась Низза с завтраком.

Дарс спешно подкрепился. Пока он ел, женщина сидела напротив и не сводила с него глаз. По окончании трапезы, забрав пустую посуду, она вдруг сообщила ему, что Укль задержится. Что-то случилось в лесу, некое животное, было найдено пиласами умирающим неподалеку, что требовало его немедленного присутствия. Когда она рассказывала Дарсу об этих обстоятельствах, голос ее звучал печально и немного растерянно.

На всякий случай, медленно, по слогам потворив уже сказанное, и убедившись, что Дарс все понял, Низза оставила его одного, как обычно улыбнувшись на прощание.

Бардин сполз на свой лежак и, испытывая глубокое разочарование, уставился в потолок, обдумывая услышанное. Когда именно придет Укль Низза не знала. Возможно, совсем скоро, а может под вечер. Либо вообще завтра… а Дарс уже настроился… и терпения ждать столько времени у него просто не было. Промаявшись в раздумьях, он вдруг сел, опершись о ладони. В конце концов, чтобы выбраться из этого дупла Укль ему не нужен. Лишь одним глазком, но он должен поглядеть, что там снаружи…

Осторожно встав на колени, он стал медленно продвигаться к выходу, шаркая по шершавой, но мягкой подстилке. Движения все еще причиняли ему боль, а стянутые, заживающие раны на теле неприятно ныли.

Оказавшись в проеме, он схватился обеими руками за края дупла и осторожно выглянул наружу. Что же… нечто подобное он себе и представлял. Высоко! И да он находился в дупле. В дупле исполинского дерева. А вокруг шумел густыми кронами лес.

Напротив входа в жилище Дарса, высились еще несколько деревьев. Ветви этих великанов росли очень плотно и, буквально, переплетались друг с другом, образуя огромный массив переходов, дорожек и мостиков. А над многими из этих ветвей зияли такие же одинаковые отверстия, ведущие вглубь ствола.