Усташский министр смерти

КАК ЛЕГАЛИЗОВАТЬ УБИЙСТВО?

ОБВИНЯЮ: Андрия Артуковича, родившегося 29 ноября 1899 года в селе Клобук района Любушко, ныне Народная Республика Босния и Герцеговина, отец Мариян, мать Ружа, урожденная Росич, по национальности хорвата, гражданина Федеративной Народной Республики Югославии, проживавшего в Загребе с 15 апреля 1941 года до мая 1945 года, в настоящее время находящегося в Соединенных Штатах Америки, в том, что он в 1941 и 1942 годах, когда Югославия была оккупирована немецкими и итальянскими войсками, отдавал членам усташской банды, одним из руководителей которой он являлся, приказы, мотивировавшиеся преступными соображениями, ненавистью, властолюбием, о массовом уничтожении ни в чем не повинного гражданского населения, прежде всего женщин и детей, Хорватии, Боснии и Герцеговины, приказы, которые выполнялись полностью и до конца.

Таким образом, А. Артукович сознательно и преднамеренно посылал на смерть тысячи людей, в том числе женщин и детей, сербов, хорватов, евреев, цыган и других югославских граждан, которые зачастую подвергались жестоким мучениям, лишались имущества. Обвиняемый Артукович является виновным в следующих преступлениях, о совершении которых он отдавал приказы:

В мае 1941 года им был отдан приказ об аресте и заключении в концентрационный лагерь в Керестинеце с целью убийства Петара Зимонича, епископа православной церкви в Дабро-Босанском. Этот приказ был приведен в исполнение. Обвиняемый действительно приказал арестовать епископа Зимонича 12 мая 1941 года в Сараево, поместить его в концентрационный лагерь в Керестинеце, где он летом того же года после жестоких издевательств был убит. Точная дата смерти не установлена.

В июне 1941 года А. Артукович отдал приказ своему верному приспешнику Мийо Бабичу (одному из двух участников покушения на Тони Слегла в 1928 году в Загребе) об уничтожении граждан сербской национальности в Герцеговине. Бабич выполнял приказ вместе с группой своих людей, среди которых особой жестокостью выделялся Крешо Тоногал. Затем обвиняемый отдал приказ, в результате выполнения которого погибли тысячи граждан, особенно много в населенных пунктах Гацко и Столац и их окрестностях.

Выполняя вышеупомянутый приказ обвиняемого Артуковича, Мийо Бабич со своими людьми 27 и 28 июня 1941 года арестовал большое количество мирных жителей населенного пункта Столац, а также крестьян близлежащих деревень – Ошаничи и Попрати, после чего они были отвезены в Видово Поле и расстреляны возле Црквине.

Выполняя приказ обвиняемого Артуковича, Крешо Тоногал с сопровождавшей его группой в июне 1941 года истребили более 20 мирных жителей Гацко.

В тот же день группа во главе с Крешо Тоногалом, выполняя приказ обвиняемого Артуковича, расстреляла у оврага, носящего название Голубняча, около 170 жителей села Корито.

Выполняя приказ обвиняемого Артуковича, Крешо Тоногал и его группа 22 июня 1941 года уничтожили три семьи из села Пула в районе Гацко. В местечке Маотин они убили Пильо Коляновича, трех его сыновей, дочь Милицу, ее двухмесячную дочь и еще семерых членов семьи. В овраге Чавчине они убили семью Спиро Коляновича: его жену Цвиету, девяностолетнюю мать Ружицу, сыновей – десятилетнего Марко и трехлетнего Бошко, и двух их сестер. Они убили также Панту Рундовича, Божу Чаковича, Ристу Джурича и других мирных граждан…"

Преступления, отмеченные в следующих пунктах обвинения, носят чрезвычайно жестокий характер, а число жертв очень велико.

"… В июне 1941 года он приказал Кочевару Иво, своему уполномоченному в районе Хум, уничтожить всех жителей сербской национальности в этом районе. Кроме этого, 22 июня 1941 года Кочевар со своей группой расстрелял в овраге возле населенного пункта Клужань, в районе Мостара, около 30 человек.

В конце июня группой Кочевара в овраге под названием Паузовача были убиты пятеро православных монахов из монастыря Житомислич.

… Эта же группа по приказу Артуковича уничтожила в овраге между Черно и Меджугорьем 150 человек.

… В июле 1941 года Артукович приказал Вего Фране уничтожить жителей сербской национальности в районе Мостар – Меткович, что тот и сделал.

… В июле 1941 года Артукович отдал приказ Ивану Керенчичу начать ликвидацию граждан Мостара. Выполняя приказ Артуковича, Керенчич всего в течение двух дней – 19 и 20 июля – арестовал 100 человек. Сначала он подверг их жестоким мучениям, а затем отправил в Госпич, где они должны были быть убиты. Их уничтожили следующим образом: первую группу, 50 человек, связали веревкой, после этого их поставили на краю обрыва горы Велебит, одного застрелили, он полетел вниз и потащил за собой остальных… Оставшихся убили таким же образом…"

Это были лишь первые шаги на пути ужасных, совершенных с невообразимой жестокостью преступлений, которые постепенно приняли форму геноцида.

Таким образом, можно без преувеличения утверждать, что данные, приведенные в обвинительном акте о преступлениях Артуковича, не в состоянии рассказать языком имен и цифр о тех ужасах, через которые прошли люди, о которых идет речь в этом документе.

Однако не вызывает сомнения, что среди преступлений, совершенных в этот период, наиболее жестоким является массовое убийство в православной церкви в Глине.

Это убийство было совершено усташами всего через несколько месяцев после провозглашения "Независимого Государства Хорватии" по инициативе Андрия Артуковича, министра внутренних дел, одного из творцов законодательных актов, предусматривавших подобные расправы.

Эта "варфоломеевская ночь", организованная усташами, основательно подготавливалась с тем, чтобы ее чудовищные подробности глубоко врезались в психику свидетелей этого события.

"… Так, управляющий из Слуня Эдо Лончарич признался своему хорошему другу – православному священнику Нико Комадине из прихода Раковици, Слуньского района, что в Хорватии проводится политика полного уничтожения православия и что он в начале мая 1941 года получил приказ расстрелять всех сербских священников и учителей на территории района…"

Илия Перич, делопроизводитель из Вукманича, район Войнича, в отсутствие усташского муниципального уполномоченного получил циркуляр министерства внутренних дел, подписанный Андрием Артуковичем, в котором, в частности, "приказывалось усташским уполномоченным и властям уничтожить поголовно всех сербов, проживающих на территории Хорватии".

Однако подготовка массовых убийств велась в значительно более широких масштабах, чем предписывалось административными указаниями. В середине мая 1941 года, еще до массовых арестов и убийств сербов в Глине, в здании новой больницы была проведена встреча усташей, на которой присутствовали д-р Марко Елич, адвокат из Глины, и усташский министр юстиции д-р Пук. В речи, с которой последний выступил на этом собрании, он потребовал безжалостных репрессий по отношению к сербам. В соответствии с такого рода инструкциями сразу же после собрания начались массовые репрессии и убийства.

Власти отдавали распоряжения, готовя преступления не только на тайных встречах и с помощью секретных циркуляров, но и вполне открыто, на собраниях и конференциях, в прессе и по радио. Председатель усташского законодательного комитета д-р Милован Жанич, выступая в Нова-Градишке на так называемой большой усташской скупщине перед многочисленной аудиторией 1 июня 1941 года, сказал:

– Это должна быть страна хорватов, и ничья больше, и нет таких средств, которые мы, усташи, не применили бы, чтобы сделать нашу страну действительно хорватской и очистить ее от сербов, которые угрожали нам в течение столетий и при первой же удобной возможности будут угрожать нам вновь. Мы этого не скрываем, это является политикой нашего государства, и когда мы выполним эту задачу, мы выполним тем самым принципы усташской организации ("Нови лист", 3 июня 1941, стр. 3).

В тот же день на скупщине усташей в Глине д-р Мирко Пук без зазрения совести заявил:

– В грамоте царя Леопольда говорится, что пришельцы, переселившиеся к нам, уйдут, когда придет срок. Этот срок пришел, ведь народная мудрость гласит: "Или уходи прочь, или иди ко мне на поклон" {"Нови лист", 3 июня 1941, стр. 5).

Всего лишь неделей позже на собрании усташей в Вуковаре выступал д-р Миле Будак. В заключение своей речи он сказал:

– Что же касается проживающих здесь сербов, то это и не сербы, а беженцы с востока, которых привели с собой турки в качестве своих слуг. Этих людей объединяет только православная религия, а мы не успели их ассимилировать.

Не менее прямолинейно высказался и Анте Якаша, представитель главной усташской ставки, выступая 24 июня 1941 года в Слатински-Дреноваце:

– Мы, усташи, вместе с нашим поглавником, советуем вам, нашим "гостям", в том числе и в Дреноваце: "Убирайтесь, собаки, за Дрину!"

Эти высказывания, не нуждающиеся в комментариях, недвусмысленно доказывают: усташские массовые бойни были заранее детально спланированы; в их подготовке участвовали и руководили ими самые высокопоставленные лица "Независимого Государства Хорватии", в том числе и Андрие Артукович, министр внутренних дел.

Во второй половине июля 1941 года церковь в Глине стала использоваться усташами в качестве тюрьмы. Сюда они доставляли сербов, которых не могли вместить переполненные тюремные казематы. В те дни жертвы поступали каждый день, главным образом из районов Глины и Вргинмоста. За короткий период из Вргинмоста и Чемерници были привезены тысячи сербов, несколько меньше из районов Бович и Топуско. Много сербов было заключено в тюрьмы из Класнича и других деревень глинского района. Всех отвезли в Глину, кого в тюрьму, кого в церковь.

«В июле, пожалуй, это было в конце месяца, я видел, как автобусами привозили сербов в глинскую церковь. Говорили, будто большинство из них из Вргинмоста и Топуско и что привезли их для крещения, поэтому они взяли с собой марки стоимостью в 25 кун, то есть деньги для оплаты крещения»,– вспоминая те дни, свидетельствует АНДРИЕ ШОЛНЕКОВИЧ, электрик из Глины.

ДРАГАН БАКИЧ, земледелец из Чемерници, рассказывает более подробно:

"В те дни по всем деревням общины Чемерници управляющий общины Йосип Живчич объявил, что все сербы – мужчины в возрасте от 16 до 60 лет – должны в обязательном порядке явиться в Вргинмост, где их будут ждать католические священники, которые обратят их в католическую веру. Тогда никто больше не посмеет придираться к перекрещенным сербам, и они будут равноправны с хорватами. Одновременно в распоряжении значилось, что те сербы, которые не явятся в Вргинмост на крещение, будут убиты у себя дома…"

По словам Бакича, это же распоряжение было объявлено и в других общинах района Вргинмост. А в назначенный день только из Чемерници в Вргинмост прибыло на "крещение" около 1600 сербов. И еще около 700 из других близлежащих мест. Но вместо ожидаемых католических священников и "крещения" вооруженные пулеметами и винтовками усташи окружили более 2000 сербов и погнали их в Соколану.

Людей охватила паника. Они поняли, что их ждет. Наиболее смелые среди обманутых попытались вырваться из кольца усташей. Многим это удалось – около 400 человек сбежали. Оставшихся 1800 человек с трудом вместила в себя тюрьма в Соколане. В ней сербы провели всю ночь, они ждали самого худшего.

На следующий день все стало ясно. Особенно когда их стали заталкивать в грузовики, а затем привезли в Глину и заперли в православной церкви.

Известный усташ ЙОСИП МИСОН, один из главных участников этой бойни, рассказывал:

"Я собрал в районе Вргинмост около двух тысяч сербов под предлогом крещения. Затем я приказал пулеметчикам окружить их и отправить на грузовиках в район Глины, где они были уничтожены".

Впечатляюще звучит рассказ ФРАНЦА ЖУЖЕКА, католического священника церкви св. Ивана в Глине:

"Я вспоминаю этот день по церковным книгам. Сербов везли через город на грузовиках и автобусах из района Вргинмост. Их свозили в православную церковь, а затем везли дальше в Хаджер и Прекопу, где их убивали. В тот день один из сербов, которых впоследствии заточили в церкви, позвал меня посмотреть, как там все выглядит. Я пришел и увидел битком набитую людьми церковь, в которой стоял спертый воздух, так как многие вынуждены были справлять нужду прямо там же, и некоторые теряли сознание от духоты. Церковная утварь была повреждена, многое было уже уничтожено. Увидев меня, они, не скрывая страха, спрашивали, что с ними будет. Я не могу сказать точно, сколько людей было заперто в церкви, но судя по тому, что православная церковь по размерам была такой же, как и католическая, думаю, что там могло находиться до 700 человек".

Особенно тягостное впечатление производит свидетельство АНТУНА ГРЕГУРИЧА, строителя из Юкинаца:

"Я видел, как сербов на грузовиках привозили в церковь, а затем их везли в Глинско-Ново-Село и там убивали. В одном грузовике я увидел торговца Малбашу из Вргинмоста, кажется, его звали Джуро. О том, что их везли в Глинско-Ново-Село, я понял в тот вечер из разговора убийц-усташей Янко Кихалича, Николы Крешталицы и Пайи Крешталицы в закусочной Зибара в Юкинаце. Они говорили, что сербов убивают в Глинско-Ново-Селе. Усташи принесли что-то, завернутое в бумагу, они показывали этот сверток посетителям, а затем Янко Кихалич потребовал у жены хозяина Лерки Зибар масла, чтобы зажарить сердце. В ответ на ее вопрос, что это за сердце, они начали хохотать и рассказали, что это сердце серба, которому они в ГлинскоНово-Селе нанесли семь ран; потом, бросив его на землю, рассекли ему грудь и вынули сердце, которое еще билось в их руках. Поскольку потрясенная жена хозяина не захотела выполнить это требование, они снова завернули сердце в бумагу. Дальше я уже не помню, что было…"

Об этом зверстве вспоминает и ЛЕРКА ЗИБАР, учительница из Юкинаца:

"Я не помню точно, когда это случилось. Думаю, что в конце июля 1941 года, под вечер. Перед нашей закусочной остановился грузовик, и из него вышли усташи Янко Кихалич, Стево Крешталица и Пайо Крешталица. Они были пьяны. Ввалились в закусочную. Через некоторое время Янко Кихалич постучал в дверь кухни, где я находилась, требуя, чтобы я дала ему горячей воды. На мой вопрос, зачем ему горячая вода, он ответил: "Вот тут у меня человеческое сердце, можешь посмотреть". Моя падчерица Вера Зибар – тогда ей было 12 лет.

Посетители, присутствовавшие в закусочной в то время, позже рассказывали, что вместе с сердцем в свертке находились и человеческие глаза, но я их не видела. Меня охватил ужас, и мы с мужем выпроводили их на улицу, закрыли закусочную…"

Однако усташи не всех убивали подобным образом. По словам свидетелей, им надоедало однообразие.

Рассказывает АНДРИЕ ШОЛНЕКОВИЧ:

"Последняя группа осталась в церкви. Я не знаю, сколько их было там, но в городе ходили разговоры, что несколько сот человек. Церковь была набита битком. С жертвами расправились в разгар полевых работ, в ночь с 29 на 30 июля 1941 года".

«В то время,– вспоминает АНТЕ ШЕШЕРИН из Глины,– я работал на городской электростанции. Думаю, что было около 23 часов, когда ко мне подошел Никола Шафар, в прошлом крестьянин из Кихалаца, торговавший до недавнего времени железнодорожными шпалами, ставший усташом, который был известен своими зверствами. Он приказал мне отключить электрическое освещение в городе и не включать без его разрешения. Я сразу же отключил освещение и спустя некоторое время вышел из здания, чтобы посмотреть, что происходит на улице. Мне бросилось в глаза, что фасад церкви время от времени освещается прожектором. Часа через три вернулся Шафар и велел снова включить освещение в городе, что я и сделал».

Тем временем в глинской церкви разыгралась трагедия, повторявшаяся и в последующие дни, которую трудно описать словами, хотя это и пытались сделать оставшиеся в живых свидетели.

Вот что рассказывает ИВАН ПАЦИЕНТА, портной из Глины:

"… Я жил за церковью. Выглянув вечером из окна, я заметил, что пространство перед церковью было освещено. Слышны были доносившиеся оттуда глухие стоны… На следующее утро перед церковью я обнаружил лужи крови…"

Свидетелю МАТО БАКШИЧУ, столяру из Глины, удалось увидеть гораздо больше:

"… Я жил в пятидесяти метрах от бывшей православной церкви,– вспоминает Мато Бакшич.– Около девяти часов вечера я заметил из своего окна, что из церкви грузовиками вывозят людей. Затем я услышал, как из церкви доносились крики и стоны, похожие на завывания зверей или рев забиваемого скота. Выдержать это было трудно, и я отошел от окна. Но моя семья, все мы не могли заснуть от проникавших в нашу квартиру непрекращавшихся криков. Подойдя снова к окну, я увидел, что эти изверги выносят людей одного за другим из церкви, сваливая их в кучи. После этого их грузили на машины и увозили. Некоторых усташи убивали прямо перед церковью. До меня доносились приказы:

– Подыми ему рубашку! Где там у него сердце?

После чего слышался хриплый стон жертвы.

Они бросали несчастных в грузовики – один усташ хватал жертву за ноги, другой за руки, третий поддерживал посредине – до тех пор, пока не заполняли их доверху. Мне неизвестно, откуда были эти люди, но потом в городе говорили, что их пригнали из Вргинмоста или Топуско, чтобы перекрестить из православной веры в католическую".

Мато Бакшич вспоминает одну подробность за другой:

"Около полуночи мы с женой заметили, как из церкви вышел усташ с засученными рукавами. Его руки были окровавлены. В правой руке у него был нож. Не сдержавшись, моя жена спросила его:

– Что происходит в церкви?

Приостановившись, он коротко бросил в ответ:

– Режем.

– Кого режете?

– Сербов режем. До тех пор, пока не вырежем их всех до одного, нам, хорватам, спасения не будет.

Тогда и я вмешался в разговор:

– Почему это нам не будет спасения?

На это он только сказал:

– Хватит, я в эмиграции натерпелся".

Свидетельствует ЙОСИПА ШАРИЧ, домохозяйка из Глины. Вот как она вспоминает ту кровавую ночь:

"В ту ночь, когда происходила расправа, я была в доме усташа Янко Будака, который в тот день умер естественной смертью. Кроме меня, там были Мара Клаич и Драга Ликар. Около часа ночи в дом вошли трое усташей в форме, их одежда и обувь были в крови, в руках у них были окровавленные ножи. Подойдя к телу умершего, они подняли вверх свои ножи и стали размахивать ими, повторяя:

– Мы отомстим за твою хорватскую кровь!

В ответ на наш вопрос, почему они в крови, усташи сказали, если мы хотим знать, чтобы шли с ними. Подойдя вместе с ними к церкви, я увидела груды умерщвленных людей, вся земля вокруг была залита кровью. В церкви, которая время от времени освещалась прожектором, я тоже увидела убитых, слышались крики и стоны людей. Обращаясь к очередной жертве, один усташ спросил:

– Ну, куда тебе всадить нож?"

По свидетельству ДУШАНКИ БРЕКИ из Глины, это убийство совершили усташи из 13-й «сотни смерти». Об этом ей сказал Мича Михалец, который также находился в Глине, а затем в составе трудового батальона был переведен в Загреб. В числе тех усташей был и некий Зунац, который в 1943 году был жандармом в Петрине, а также механик Йосип Буткович из Беловара, который хвастался перед Душанкой Брекой, как он расправлялся в церкви с людьми, выкалывая некоторым из них глаза.

В этой бойне участвовало около пятнадцати усташей. Некоторые проявили при этом особую жестокость.

Проходивший в ту ночь мимо православной церкви ИГНАЦ ХАЛУЗА из Глины вспоминал:

"Я видел, как Йосип Мисон снимал с жертв одежду и бросал в корзину. Когда я шел парком, мне навстречу попался человек в гражданском, с засученными рукавами, руки его были в крови. Он попросил закурить. Я ответил, что у меня нет сигарет. Тогда он позвал меня в православную церковь. При входе возле забора я увидел около пятнадцати усташей, которые пили ракию. Из церкви вдруг раздался голос мальчика:

– Папа, спаси меня!

Детский крик, скорее стон, со слезами повторился несколько раз. В церковь вошел Йосо Зинич. После этого детского голоса уже больше не было слышно".

О том, что творилось в церкви, лучше всего знают сами усташи. А также единственный из мучеников, оставшийся в живых,– чудом уцелевший человек, который не знает, что хуже – умереть или остаться в живых. Ибо после всего, что произошло, жизнь ему стала казаться сплошным кошмаром.