Глава 1
Дисклеймер
Все события и персонажи, описанные в этой книге, вымышлены. Любое сходство с реальными событиями и реальными людьми случайно. Эта книга содержит ненормативную лексику, эротические сцены и сцены жестокости, рекомендована для чтения лицам, достигшим 18 лет.
От автора
Дорогой читатель,
Герои этой книги встречаются не только здесь. Их истории переплетаются и в других моих произведениях:
«Каменный остров «Сапфир»»;
«Те, кто тонет в тишине».
Если вы хотите глубже почувствовать их путь, понять их выбор и мотивы – я рекомендую начать с первой книги. Но не переживайте: каждая история самостоятельна, и вы вполне можете открыть для себя этот мир с любой из них. Всё в ваших руках.
Я буду искренне рада вашим отзывам, мыслям и эмоциям после прочтения. Для меня это – бесценный диалог с вами.
Желаю приятного путешествия по страницам этой истории!
С теплом, Дария Стар
Тимур
Сегодня пятое мая две тысячи тридцать второго года. Я стою на льду нашей арены, домашней крепости «Лос-Анджелес Кингз». Сердце колотится в груди, дыхание сбивается от напряжения, но я знаю: мы близки. На табло – последние секунды третьего периода. Перед нами «Бостонские Ястребы», их лица напряжённы, они цепляются за каждую возможность, но я вижу, что они уже не верят. Счёт 4:1. Мы ведём.
И вот он, сигнал. Этот долгожданный, отчётливо пронзительный звук, как гром среди ясного неба, – наша победа. Мгновение – и всё вокруг оживает. Ледовая арена взрывается ревом болельщиков, трибуны вибрируют от их восторга. Я поднимаю взгляд к потолку, где сияют наши цвета, и ощущаю, как накатывает волна гордости и облегчения.
Мы это сделали. Парни вокруг ликуют. Их радость почти осязаема – крики, смех, шутки, хлопки по плечам. Они сияют, живут этим моментом, будто ничего другого в жизни не существует. А я… я просто стою. Не улыбаюсь, не смеюсь, не чувствую той радости, которая, кажется, наполняет каждого из них до краёв. Всё внутри меня сжалось, как тугой камень, который не расколоть, не раздавить. Сердце стучит ровно, словно забыло, как разгонять кровь от волнения. Я здесь, но в то же время – нет. Как будто между мной и этим торжеством невидимая стеклянная стена. Я смотрю, но не могу дотянуться до их счастья.
Толпа ревёт. Мой номер на спине, моё имя скандируют тысячи голосов. Это должно бы поднять меня на гребень волны, закружить, наполнить до краёв эйфорией. Но этот шум для меня звучит глухо, словно доносится издалека, из другого мира. Никакой волны, никакого восторга. Только пустота, чёрная, вязкая, затягивающая пустота.
Каждый новый гол, каждая секунда, приближающая нас к победе, должна была бы стать глотком счастья. Но всё, что я чувствую, – это безразличие. Тотальное, давящее, как бетонная плита. Оно гложет меня изнутри, как ржавчина, разъедает всё, что когда-то горело. Никакого адреналина, никакого трепета. Внутри меня выжженная пустыня, мёртвая земля, где не растёт ничего.
Я стою в центре этого праздника, среди своей команды, среди людей, которые верят в меня, а внутри только сжимающая, пульсирующая боль. Она не отпускает. Уже пять лет и именно в эту дату. Я – Тимур Котин, капитан этой команды, её сердце, её голос, её звезда. Я – лучший игрок прошлого сезона. Но сейчас все эти звания, титулы и звёзды ничего не значат. Сейчас я чувствую себя пустым.
Пустым и сломанным. Эта боль внутри меня живёт собственной жизнью, и я не знаю, как её погасить. И, честно говоря, я уже почти перестал верить, что это вообще возможно.
Я быстро бросаю взгляд на Славу. Мой брат стоит в воротах, принимает поздравления команды, его лицо скрыто за защитной маской, но я знаю, что он чувствует. Мы одинаково переживаем, одинаково ломаемся изнутри в этот день. Но Слава никогда не покажет этого. Он шутит, подбадривает, держит лицо. Даже сегодня, выходя на лёд, он был собран и готов к игре больше, чем я. Он понимает: он вратарь. Его роль решающая. От него зависит всё. Я знаю это. И ненавижу себя за то, что не могу справиться со своим дерьмом, своими чувствами, как он.
Плетусь в раздевалку за всеми, словно ноги сами тянут меня, а не я их. Подхожу к своему шкафчику, молча начинаю срывать с себя защиту. Наколенники, нагрудник, перчатки – всё летит на лавку с глухими ударами, будто каждое движение вырывает из меня кусок. Голова гудит, грудь сдавливает так, что не вдохнуть.
Бреду в душ, открываю воду, горячую до предела. Потоки обжигают кожу, как будто стараются выжечь всё, что внутри. Но я не двигаюсь. Стою, прижавшись лбом к холодной плитке, закрыв глаза. Мне хочется остаться здесь навсегда, чтобы вода смыла всё – эту проклятую усталость, боль, пустоту, которая разъедает меня изнутри.
На миг в голову закрадывается мысль: а что, если просто исчезнуть? Утопиться в океане? Но я тут же усмехаюсь. Нет, это невыход. Мама точно меня воскресит – ей хватит одного своего взгляда, серо-зелёного, холодного, как сама зима. А потом убьёт. И уж точно сделает это собственными руками, чтобы наверняка.
Лариса Аркадьевна – женщина с большой буквы и железным характером. Её одного взгляда хватает, чтобы поставить любого на место. Эти серо-зелёные глаза, словно рентген, видят всё насквозь. Если бы она была здесь сейчас, я бы точно получил нагоняй – за что-нибудь, даже если сам не знаю, за что.
Я заставляю себя выключить воду. С трудом отрываю себя от плитки душевой, как будто это единственное место, где я могу спрятаться. Медленно вылезаю, на автомате хватаю полотенце. Одеваюсь тоже на автопилоте, почти не замечая, как одежда ложится на тело.
Шум в раздевалке глухой, будто я слушаю его сквозь толстый слой ваты. Радостные голоса парней, шутки, поздравления с победой – всё это не достигает меня. Как будто я совсем не здесь.
Не говоря ни слова, открываю дверь и выхожу в длинный коридор стадиона. Светлый, пустой. Холодный. Моё эхо шагов будто насмехается надо мной.
Когда я, наконец, оказываюсь на парковке, меня встречает влажный, солёный ночной воздух Лос-Анджелеса. Он тёплый, пропитанный запахом океана, но почему-то не даёт облегчения. Я вдыхаю его глубоко, полной грудью, словно надеюсь, что это поможет. Но нет. Внутри всё так же пусто.
Закидываю сумку в багажник своего чёрного «Ford F-150» – мой верный конь, мощный и надёжный. Сажусь за руль, поворачиваю ключ в замке зажигания, и двигатель низко рычит, готовый сорваться с места. Но не успеваю тронуться, как к машине подбегает Олли. Он стучит в окно, размахивая руками, как будто опаздывает на последний поезд.
– Кэп, ты куда так быстро смылся? – Его голос звучит не столько обиженно, сколько обеспокоенно. – Ребята уже спрашивают, где ты. Мы же выиграли, чёрт возьми!
– Олли, – выдыхаю я, опуская стекло. – Я не в настроении. Идите без меня. Не хочу портить вам праздник.
Олли замирает, его щенячий взгляд становится серьёзнее. Он опирается на дверь машины, будто пытается понять, что скрывается за моими словами.
– Ты серьёзно? Мы только что выиграли, а ты тут как будто проиграл. Что случилось, Кэп? – Его голос звучит мягче, почти шёпотом. – Ты же знаешь, что мы всегда за тебя. Если что-то не так, скажи.
Я смотрю на него, чувствуя, как тяжесть внутри меня немного сдвигается. Олли – не просто парень из команды. Он всегда рядом, даже когда я пытаюсь оттолкнуть всех.
– Ладно, – говорю я, наконец сдаваясь. – Только на час. Но если я начну портить всем настроение, ты меня отпустишь, понял?
Олли улыбается, но в его глазах всё ещё остаётся тень беспокойства.
– Договорились, Кэп. Но знаешь, что? Ты никогда не портишь нам настроение. Ты – наша удача.
– Погнали, – говорю я, и Олли запрыгивает на пассажирское сиденье. Он весело хлопает ладонью по приборной панели, и мы выруливаем со стоянки.
Стелла
Я мчусь за угол и, не раздумывая, падаю на холодный асфальт за мусорным баком. Сердце колотится так, что кажется, оно вырвется из груди, а руки дрожат так сильно, что я не могу их успокоить. Делаю глубокий вдох, затем ещё один. Чёрт, давно меня никто так не ловил за руку. Этот тип… Я думала, он слишком пьян, чтобы что-то заметить. Да он еле держался на ногах, но, видимо, не настолько слаб, как я рассчитывала.
– Чёрт, как же мне всё это достало… – шепчу я себе под нос, срывающимся голосом. Слова звучат, как маленький взрыв – тихий, но полный ярости. Я чувствую, как злость бурлит внутри, растекаясь по венам, как яд. Но это не только злость на него, этого парня, а на себя. На всё вокруг.
Сажусь плотнее к стене, холод впивается в спину, но мне всё равно. Я закрываю глаза, прижимаю ладони к лицу и пытаюсь унять это чувство, но оно только сильнее душит меня. Я ненавижу то, кем стала. Воровка. Преступница. Человек, которого никто не заметит, кроме как, чтобы поймать и осудить. И я не выбирала этот путь. Честное слово, я не хотела бы такой жизни. Но у меня не было выбора.
В груди всё сжимается от старого, прилипшего к душе чувства обиды. Оно, как ржавчина, разъедает изнутри. Каждый раз, когда я думаю, что наконец-то привыкла, что смирилась, это чувство снова захлёстывает меня с головой. Как выбраться из этой треклятой ямы? Я даже не знаю, с чего начать. Но одно я знаю точно: долго так я не протяну.
Я упираюсь взглядом в холодную кирпичную стену перед собой, и меня накрывает. Словно кто-то выключает реальность и включает другой фильм – мой фильм. Этот флешбек захватывает меня полностью, затягивает обратно в прошлое, в те моменты, от которых я так отчаянно пытаюсь бежать.
Мне всего семь лет. Я стою на пороге этого мрачного здания, которое станет моим адом. Детский дом. Запахи, лица, звуки – всё здесь чужое, как из другого мира, жёсткого и холодного. Я чувствую их взгляды на себе с первой секунды, острые, злобные, как шипы.
– Жучка! — кричит кто-то. — Лягушка! Картинка!
Их голоса как раскалённые иглы впиваются в моё сознание. Они смеются. Эти дети, с их тёмными глазами, в которых застряли боль и гнев, смотрят на меня, как на что-то неестественное. Мои зелёные глаза, такие яркие, такие «неправильные», становятся для них мишенью. Я стою, опустив голову, сжимая руки в кулаки. Ногти врезаются в ладони, но это не помогает. Я не могу остановить слёзы. Они стекают по щекам, и я ненавижу себя за это.
Смех вокруг разрастается, накрывает, как волна, и я делаю единственное, что умею в такие моменты — убегаю. Мои ноги несут меня куда-то, лишь бы подальше от них, от их криков и насмешек. Я сворачиваю за угол и нахожу своё убежище — маленькую тёмную кирпичную каморку на улице. Там пахнет сыростью и плесенью, но это место кажется мне единственным, где можно быть невидимой.
Я опускаюсь на землю, обхватив руками свои колени, и выпускаю всё наружу. Слёзы текут без остановки, горло сжимается от рыданий. Я плачу так, как плачет ребёнок, которого никто не защитил. Как ребёнок, который не знает, как выбраться из этой ловушки.
Тёмные стены этой каморки становятся для меня спасением. Они скрывают меня от мира, который кажется бесконечно жестоким. Но за этим укрытием я остаюсь одна. Всегда одна. С той мыслью, что, может, этот мир и правда забыл обо мне, оставив наедине с моими страхами и болью.
Я вынимаю из кармана несколько бумажников, которые мне удалось вытащить у бедных парней в баре, даже не подозревающих, что они стали моими жертвами. Пересчитываю деньги – всего пятьсот баксов. Чёрт. Это мало. Майк меня опять измучает. Ублюдок. Я даже не знаю, как объяснить, что деньги на таком уровне – это капля в море.
Зубы сжимаются от злости. Я встаю и иду на парковку, где оставила свою старушку – старенький голубой фургончик «Ford». Он, конечно, не ломается, но и не может похвастаться скоростью. Но, на данный момент, это всё, что у меня есть. Пару кварталов идти, не так уж и далеко, поэтому на пути я решаю подрезать пару кошельков и украшений. Пусть это и не идеальная жизнь, но такая уж она – серая и пустая.
Я иду под огнями большого города и как в друг меня внезапно накрывает, словно тяжёлой волной. Сначала лёгкий укол, а потом – всё. Этот флешбек возвращает меня туда, где я не хочу быть.
Вновь тёмная улица, влажный асфальт, звуки ночного города приглушены моими рыданиями. Слёзы текут по щекам, хотя я изо всех сил стараюсь их сдержать. Этой ночью всё было кончено. Он снова сделал мне больно, снова раздавил, как только он умеет, и я окончательно сломалась. Но это был последний раз. Последний. Я решила: что в восемнадцать лет – сбегу от него, чтобы всё изменить. Я сбежала.
И я больше никогда не вернусь. Никогда.
Сейчас, глядя на огни большого города, я осознаю, что стою на пороге новой жизни. Лос-Анджелес. Город, где мне придётся выживать, выкручиваться, цепляться за любую возможность. У меня нет плана, но есть отчаянное желание начать заново. Шагаю по тротуару, пряча лицо за воротником куртки, будто это может скрыть меня от всего, что осталось позади.
И вдруг мой взгляд цепляется за вывеску в окне какого-то небольшого заведения. «Нужен сотрудник». Сердце колотится быстрее. Может, это шанс? Всё, что мне нужно сейчас, – это работа, и я готова к любому труду, лишь бы не думать о прошлом.
Я уже тянусь к двери, когда слышу:
– Эй, работа нужна?
Резкий мужской голос заставляет меня обернуться. Передо мной стоит мужчина. На вид лет тридцать, идеально одет, с сигаретой в руке и взглядом, от которого хочется одновременно убежать и ударить. Он смотрит на меня, будто читает мои мысли, словно знает, зачем я здесь.
– Вам какая разница? – резко бросаю я, стараясь защититься привычной колючестью.
Он чуть улыбается уголком рта и легко отвечает:
– Да никакой.
Я застываю. Что за хрень? Он явно что-то знает, но что я теряю? Вдруг это не просто случайность.
– А если бы искала? – отвечаю осторожно, стараясь держаться настороже.
Он выпускает струю дыма и прищуривается:
– Я бы тебе помог.
Помог? Серьёзно? Я ненавижу такие разговоры, но всё же не могу отмахнуться. Вся моя жизнь сейчас – риск, и, возможно, этот человек – просто ещё один шаг.
– Хорошо. Помогай, – говорю с вызовом, глядя ему прямо в глаза.
Он протягивает руку:
– Роберт Монтекколи. Но можешь звать меня Роб.
Я сдерживаю своё напряжение и отвечаю:
– Стелла Кингсли.
Наши руки встречаются. На его лице лёгкая ухмылка, как будто он уже знает, что будет дальше.
Тимур
Мы заваливаемся в бар ровно через час. Как и ожидалось, несколько парней уже здесь – шумные, разгорячённые, с бутылками пива и стаканами в руках. Победа – отличный повод для веселья, и они этим пользуются по полной.
Я направляюсь к нашему столу. Он всегда ждёт нас, забронированный, как и последние пятнадцать лет. Я лично позаботился об этом ещё в начале своей карьеры. Кажется, тогда я впервые понял, как важно иметь место, где тебя ждут, где ты можешь просто прийти и расслабиться. Приятно же, когда не нужно искать свободный уголок среди толпы? Вот и я так решил.
– Кэп, давай за тебя! За твою шляпу из трёх шайб! – Олли первым вскакивает, поднимая стакан, а за ним и остальные. Алкоголь в их бокалах разный, но смысл тот же: сегодня мы можем позволить себе немного больше.
– Мужики, – поднимаю свой шот, чувствуя, как на меня устремляются взгляды, – Если бы не вы, ничего бы не получилось. Но давайте сразу выпьем за Холлисона. – Я киваю в сторону Джеймса, сидящего, напротив. – Он подарил нам тот чистый, невероятно красивый первый гол.
– Ти, если бы не твоя передача, я бы этого не сделал, – отвечает Холлисон, скромно пожимая плечами.
Гул одобрения прокатывается по столу. Кто-то хлопает его по плечу, все дружно выпивают, и я тоже опрокидываю шот. Горечь алкоголя обжигает горло, но почти сразу разливается по телу теплом, которое на мгновение заглушает то, что терзало меня весь день.
Стелла
Я выхожу из машины и направляюсь к дому Майка. Его особняк в Малибу – это не просто дом, это крепость. Высокие ворота, камеры, охранники – всё это кричит о том, что он контролирует каждый сантиметр своей территории. Я ненавижу это место. Оно напоминает мне тюрьму, где я – заключённая. Каждый шаг по этой дорожке, выложенной белым камнем, отзывается в моей душе горечью. Я знаю, что за этими стенами скрывается не роскошь, а клетка. И я – её пленница.
– Малышка, – раздаётся его голос, как только я переступаю порог. Он стоит в гостиной, одетый в чёрный костюм, который сидит на нём, как вторая кожа. Его глаза – холодные, как лёд, но в них всегда есть что-то опасное. – Где ты была?
– Работала, – отвечаю я, стараясь держать голос ровным. – Ты же знаешь, что мне нужно отрабатывать долг.
Он подходит ближе, и я чувствую, как воздух вокруг становится гуще. Его рука касается моего подбородка, заставляя меня посмотреть ему в глаза. Его прикосновение обжигает, как будто он оставляет на моей коже след, который я никогда не смогу смыть.
– Ты моя, Малышка, – говорит он тихо, но в его голосе сквозит угроза. – Не забывай об этом.
– Я не забываю, – отвечаю я, стараясь не дрожать. Но внутри всё сжимается. Я знаю, что он может сделать, если я выйду из-под контроля. Его власть – это не просто деньги и влияние. Это страх, который он умеет внушать. Страх, который я ношу с собой, как вторую кожу вот уже пять лет.
– Хорошо, – он отпускает меня, но его взгляд всё ещё прикован ко мне. – Сегодня вечером у нас будет важная встреча. Ты будешь рядом.
– Конечно, – говорю я, хотя внутри всё кричит, чтобы я убежала как можно дальше. Но я знаю, что это невозможно. Пока я в его долгу, я в его власти.
Он плюхается на диван напротив меня, лениво вытаскивает сигарету и прикуривает, даже не удосужившись отвлечься на что-то другое. Его взгляд – тяжёлый, с прищуром, скользит по мне, пока он выпускает облако дыма. От этого взгляда у меня мурашки по коже, но я делаю всё, чтобы не показать, как это меня раздражает.
– Малышка, у меня для тебя есть шикарная новость, – начинает он, с явным удовольствием растягивая слова, будто наслаждается моментом.
Я смотрю на него, чуть приподняв бровь, и отвечаю с холодным сарказмом:
– Я уже уверена, что она мне не понравится.
Он улыбается, как хищник, довольный своей добычей, и спокойно добавляет:
– Брось, разве я когда-нибудь делал тебе плохо?
Моё терпение трещит по швам. Я смотрю прямо на него и, стараясь держать голос ровным, спрашиваю:
– Ты серьёзно?
Его лицо озаряется этой мерзкой ухмылкой, от которой хочется либо кричать, либо убежать.
– Ты всё ещё злишься из-за того случая? Ну, не надо. Забудь, – говорит он с такой лёгкостью, будто речь идёт о чём-то совершенно незначительном.
Я едва удерживаюсь от того, чтобы закатить глаза. Знаю, ему это не понравится. А его гнев – последнее, что мне сейчас нужно. Я хочу уйти отсюда целой, и дело не только в физической безопасности.
– Нет, что ты, – говорю я с неприкрытым сарказмом, хотя внутри всё кипит.
Он похлопывает себя по коленке и с вызывающим видом бросает:
– Иди к папочке.
Каждая клетка моего тела сопротивляется, но я подчиняюсь, сдерживая рвотный позыв. Его рука тут же оказывается на моей пояснице, и я чувствую, как по коже пробегают холодные мурашки, а за ними – волна отвращения.
– В эти выходные у нас будет вечеринка, – продолжает он.
– В честь чего? – спрашиваю я, стараясь говорить ровно, но голос слегка дрожит.
Он улыбается хитро, как будто знает что-то, что меня должно поразить.
– Ты ещё не в курсе? Я купил нам хоккейную команду. Ты рада?
«Нам». Это слово звучит, как пощёчина. Как будто я принадлежу ему, как эта чёртова команда. Он притягивает меня ближе, и его губы касаются моей шеи. Всё внутри меня кричит, чтобы я встала и всадила ему пулю в лоб. Но я сдерживаюсь. Потому что пока не могу. Пока.
– Не ожидала, – выдавливаю я, стараясь скрыть накатывающую волну злости.
– Малышка, ты не рада? – продолжает он, с каким-то напускным удивлением в голосе.
– Почему именно хоккейная команда? Почему ты остановился на этом?
Он смеётся – низким, самодовольным смехом, и мне становится тошно. Кажется, его смех проникает прямо в мою душу, оставляя после себя след горечи. Я сжимаю пальцы в кулак, пытаясь не выдать, как сильно он меня раздражает.
– Потому что это спорт настоящих мужчин, Малышка, – отвечает он, будто это самый очевидный ответ на свете. – И потому что я могу.
«Могу», – это слово, сказанное с таким вызовом, отзывается у меня внутри яростью. Всё в нём кричит о том, что ему наплевать на всё и всех, кроме себя. Всё, что он делает, – только для того, чтобы показать, насколько он всемогущ.
– И что за команда? – спрашиваю я, чтобы отвлечь его, а заодно и себя, от его слишком близкого присутствия.
– «Лос-Анджелес Кингз».
Я слегка хмурюсь, не веря своим ушам.
– Ты шутишь, да?
– Нет. Мне не жалко ни цента. Мы будем на вершине, – он вдруг сжимает мою талию сильнее, притягивая ещё ближе. – И ты будешь там со мной. Я хочу, чтобы ты сияла рядом со мной.
Мне хочется закричать, но я знаю, что это бессмысленно. Любая моя вспышка – это топливо для его эго. Он только этого и ждёт.
– Сиять? – я снова говорю с долей сарказма, но стараюсь, чтобы мой голос звучал безобидно. – Не думала, что у тебя есть склонность к поэзии.
Его ухмылка становится шире, а взгляд – ещё опаснее.
– У меня есть склонность ко многому, Малышка. Ты же знаешь. – он впивается своим ртом в мою шею и проводит языком до мочки уха. От этого мне ещё более мерзко. Сил больше нет терпеть этот фарс. Я приподнимаюсь, стараясь освободиться из его хватки и ухожу из комнаты. Мои ноги несут меня прочь, но внутри всё дрожит от напряжения. Он думает, что я часть его мира, его игры. Но он ошибается. Очень скоро я вырвусь отсюда. И его «всегда» закончится.
Тимур
Всё начинает расплываться. Кто-то танцует у барной стойки, кто-то бурно спорит. Я не замечаю, как один шот сменяет другой. Кажется, веселье подхватывает меня и затягивает. Впервые за долгое время я не чувствую, что меня разрывает изнутри.
Но в какой-то момент ловлю себя на том, что задержался. Барный хаос вокруг начинает утомлять. Достаю из кармана бумажник, выуживаю пару купюр и бросаю их на стол – моя доля за вечер. Пусть ребята разберутся.
Я подхожу к Славе, который сидит за угловым столиком, одной рукой держит бутылку пива, а другой явно пытается произвести впечатление на брюнетку.
– Я поехал. – Он мельком бросает на меня взгляд, кивает, но тут же возвращается к своей новой знакомой. Улыбается, шутит – ну хоть у него всё в порядке.
Я пробираюсь обратно через толпу. Музыка грохочет, люди пьют, танцуют, смеются. В какой-то момент в меня резко врезается какой-то мелкий тип в красной кепке. Его лицо я не разглядываю – просто от раздражения отталкиваю его плечом и иду дальше.
Но что-то заставляет меня машинально запустить руки в карманы куртки. Пусто. Бумажника нет. Чёрт.
До меня доходит, что этот парень явно врезался в меня не случайно. Стащил, гад. Кровь закипает. Убью, суку!
Резко разворачиваюсь и оглядываю зал. Красная кепка. Где он? Сканирую толпу глазами, и, наконец, замечаю его. Парень пытается раствориться среди людей у бара.
Я пробираюсь через толпу, злюсь всё больше с каждым шагом. Когда догоняю, хватаю его за плечо. Боже, какой он хрупкий! Кажется, что я его могу сломать, если чуть сильнее сожму пальцы.
– Мужик, ты что-то забрал у меня. – мой голос звучит низко и угрожающе.
Парень даже не оборачивается. Внезапно он всем весом наступает своими тяжёлыми берцами мне на пальцы ноги и, не теряя времени, бьёт меня в пах.
Боль накрывает волной. Острые иглы простреливают всё тело. Если вы хоть раз получали по яйцам, вы меня понимаете. Чёрт, это жесть как больно!
Я корчусь, глотая воздух, но сквозь эту боль всё равно вижу, как этот урод рвётся к выходу. Нет, дружок, так просто ты не уйдёшь.
Мне не впервой терпеть боль. Это почти привычное состояние, учитывая, каким спортом я занимаюсь. Я сжимаю зубы, выравниваюсь и, через боль, рвусь за ним. Ни на того напал, урод. Ты ещё пожалеешь.
Я вылетаю из бара, сердце колотится, адреналин пульсирует в венах, будто кто-то открыл в теле шлюзы и забыл закрыть. Ноги сами несут меня вперёд, каждый шаг – как выстрел. Этот мелкий воришка шустр, не поспоришь. Он мелькает впереди, как тень, но я выше, шаги длиннее, дыхание ровное, натренированное. Да я хоть сейчас на дно озера нырну и обратно всплыву.
Уйти от меня ему точно не удастся.
Вот он, прямо передо мной. Два рывка – и я хватаю его за руку, сжимаю так, что чувствую, как под пальцами напрягаются тонкие кости. Резко разворачиваю к себе, кепка слетает с головы. И тут… как обухом по голове. Чёрт возьми. Это не парень. Это девчонка.
Я застыл. Мгновение – вечность. Вы это видите? Ну и дела. Как бы сказала моя сестра: звезда в шоке.
– Отвали от меня! – рычит она. Её голос – приятный, как мелодия, которая застревает в голове, и в то же время резкий, обжигающий, как лезвие ножа. Он звучит так, будто в нём переплелись уверенность и отчаянное сопротивление, как у дикого зверя, которого загнали в угол и который готов биться до последнего.
– Верни мой бумажник, и я отстану, мелкая, – бросаю в ответ, пытаясь удержать остатки уверенности. Но в голове всё ещё хаос. Хрупкая девчонка. Не мелкий паренёк, которого я хотел припугнуть.
– Отпусти руки, тогда и отдам! – бросает она, сверкая глазами.
Только сейчас осознаю, как сильно я сжимаю её запястье. Моя хватка, конечно, что надо. Она не вырвется, даже если захочет.
– Ладно, я отпущу, но, если ты обманешь – хуже будет, – говорю, но пальцы пока не разжимаю.
– Что, ударишь девушку? – Она поднимает голову и смотрит прямо на меня. Этот взгляд… Будто молния пронизывает насквозь. Глаза – огромные, яркие, зелёные, как весенняя трава под солнечными лучами. Я залипаю. Не могу оторваться.
– Ну что, залип, идиот? – её голос, насмешливый и раздражённый, вытаскивает меня из этого гипноза.
Чёрт! Сжимаю зубы и разжимаю пальцы. Она тут же роется в кармане, достаёт мой бумажник и швыряет его мне, будто это не кожаная вещь, а горячая граната.
Моя реакция на автомате: отворачиваюсь, ловлю бумажник. А она… она исчезает. Срывается с места, как пуля, и только её шаги разрывают ночную тишину.
– Вот дрянная сучка! – ругаюсь на русском, чувствуя, как злость заполняет каждую клетку. Смотрю ей вслед. Уже далеко. Смешалась с тенями улицы.
Лёгкие жжёт от бешеного ритма дыхания, но это ничто по сравнению с тем, как внутри всё клокочет от злости. Я стою, сжимаю кулаки, пока её шаги растворяются в ночной тишине. Невероятно. Просто невероятно. Как? Это была она. Не тот мелкий, гадкий воришка, которого я представлял. Я думал, там парень, с которым всё просто: догони, прижми к стене, забери своё. А тут… девчонка.
Девчонка, которая уверенно вывернулась, словно делает это каждый день. Чёрт, она ушла так быстро, что я даже не успел осознать, что произошло. Это что, шутка? Издевательство? Удар по самолюбию?
Дрожащими руками открываю бумажник. Пусто. Сжимаю зубы до хруста. Вот, сука! Злость накрывает меня волной, но я ничего не могу сделать. Захлопываю бумажник и кидаю его в карман. Надо убираться отсюда, нужно… просто переварить всё, что только что произошло.
Проклятая ситуация. Я стою и мысленно снова и снова прокручиваю её облик, этот дерзкий взгляд, который прожигал меня насквозь. Кто она такая? Почему она так легко выскользнула из моих рук, как вода сквозь пальцы? И почему её глаза… такие опасные? Они будто пронзили меня до самой души, оставив след, от которого мне не по себе.
Дохожу до машины. Хватаюсь за дверную ручку, открываю дверь, но что-то удерживает меня. Оглядываюсь назад, вглядываюсь в тёмную улицу. Её там уже нет, только пустота и шорох ветра в листве. Но в груди всё кипит, словно внутри разгорается пожар. Чувствую, как злость, обида и какое странное, навязчивое чувство неопределённости смешиваются в один большой ком.
– Чёрт, – шепчу я себе под нос, сжимая руль так, что костяшки пальцев белеют. – Какого чёрта она так на меня действует?
Я сажусь в машину, хлопаю дверью и завожу двигатель. Рев мотора заглушает мысли, но ненадолго. В голове всё ещё крутится её образ: зелёные глаза, дерзкий взгляд, её уверенность, с которой она выскользнула из моих рук. Она не просто украла мой бумажник – она украла моё спокойствие. И это бесит больше всего.
Я еду по ночным улицам Лос-Анджелеса, пытаясь отвлечься, но её лицо не отпускает. Кто она такая? Почему она так легко выскользнула из моих рук? И почему её глаза… такие опасные? Они будто пронзили меня до самой души, оставив след, от которого мне не по себе.
Стелла
Ваттс. Район, который не нуждается в представлении. Здесь каждый камень, каждый угол улицы пропитан историей, которую не расскажут в туристических путеводителях. Это место, где жизнь бьётся через край, но не всегда в лучшую сторону. Для меня же это дом. Не идеальный, не безопасный, но свой.
Я паркую свою старую машину у облупившегося дома, который мы с Эмили называем своим убежищем. Двигатель глохнет с хрипом, будто вздыхая с облегчением. Я выхожу, расправляю плечи и вдыхаю прохладный утренний воздух. Рассвет ещё не наступил, но небо уже начинает светлеть, окрашивая горизонт в нежные оттенки розового и оранжевого. Тишина. Только редкие птицы нарушают её своими трелями. Но внутри меня всё гудит, как будто я всё ещё на взводе после ночи, которая, кажется, никогда не закончится.
Эмили дома нет. Её комната тёмная, окно закрыто. Она на ночной смене в кофейне. Она смогла. Она действительно смогла вырваться из этого круга, оставить воровство позади и начать всё с чистого листа. А я? Я всё ещё здесь, в ловушке, которую сама себе создала.
Меня словно кто-то держит. Нет, не кто-то. Майк. Его лицо всплывает перед глазами, как назойливый кадр из фильма, который невозможно выключить. Усмешка, взгляд, полный самоуверенности, будто он повелитель мира. Ненавижу его до боли. Чтоб он сгорел в аду! Но при этой мысли губы сами собой искривляются в горькой усмешке.
Да, только вот котёл у меня будет соседний. Мы с Майком из одной гнилой истории, только он режиссёр, а я – марионетка. Но знаешь, что, Майк? Я не собираюсь оставаться в твоей постановке навсегда. Однажды этот спектакль закончится, и занавес упадёт прямо тебе на голову.
Захожу в дом. Половицы под ногами издают мягкий скрип, словно шепчут приветствие. Это странное ощущение уюта, будто дом оживает, разговаривает со мной. Я поднимаюсь наверх, не включая свет, и направляюсь в душ.
Горячая вода обжигает кожу, смывая всю усталость и грязь прошедшей ночи. Боль от воды смешивается с удовольствием, и это чувство неожиданно приятно. В какой-то момент я закрываю глаза, позволяя горячим струям почти уничтожить все мысли. Почти.
После душа натягиваю старую футболку и шорты, плюхаюсь на диван, который тут же отвечает мне своим привычным мелодичным скрипом. Да, этот дом точно разговаривает. Может, я и правда свихнулась? Или это просто усталость?