Пролог
Любое приключение должно с чего-либо начаться… банально, но даже здесь это правда…
(Льюис Кэрролл)
Он
Весна выдалась затяжная и необычно холодная. Грязные лужицы ночью замерзали, местами образуя коварные скользкие ловушки, а дворники, и без того не слишком усердные, расслабились и уже перешли на летний режим. Да и фонды на посыпку тротуаров у городских властей растаяли ещё до того, как выпал первый снег.
Утро. Выхожу из машины и осторожно ступаю на предательский тротуар.
«Ой!» – к ногам скатывается «нечто» в короткой серенькой курточке и затёртых джинсах. Из-под съехавшей вязаной шапочки выбиваются русые кудри. Протягиваю руку и легко поднимаю это почти невесомое создание. На мгновение она оказывается прижатой к моей груди – и испуганно вскидывает лицо.
– Простите, – произносит мягким приятным голосом, – тут ступеньки, скользко. – Говорит что-то ещё, но слова пролетают мимо меня. Эти невероятные глаза, огромные, неописуемого зеленовато-голубого цвета. В них бездонная глубина морской воды, и я в ней буквально тону!
– Имя, – спрашиваю строго.
– Света, – немедленно отвечает и тут же закусывает губу. Знаю, что мысленно уже обозвала себя дурой, что вот так назвала своё имя какому-то незнакомому мужику. Все её мысли и эмоции отражаются на симпатичном лице, а ведь уже не ребёнок – чуть больше двадцати, навскидку. Мне нравится эта открытость.
– Надо быть осторожнее, – строго говорю я и, слегка развернув, стряхиваю какие-то невидимые глазу пылинки с её джинсов. Попка тугая и очень приятная под рукой. Она тихо ойкает и пытается отстраниться.
– Стой смирно! – От этих слов она замирает и только ошеломлённо смотрит на меня бездонными глазищами. Краснеет, но не вырывается.
«Послушная», – отмечаю с удовольствием.
Несколько лёгких похлопываний, и вот уже удивлённо приподнимает головку мой маленький друг: безуспешно пытается рассмотреть – чего это ради разбудили его в такой неурочный час.
«Ничего, приятель, потерпи, скоро ты её увидишь», – мысленно его утешаю.
– Подвезти? – говорю спокойно и подчёркнуто нейтрально-дружелюбно.
– Нет, спасибо! У меня машина.
Машет рукой в сторону чего-то непонятного от наслоений грязи. Ясное дело: в мойку отвезти денег жалко, а самой помыть нет сил и времени. Номер, правда, недавно тщательно протёрт и очень хорошо мне виден.
– Тогда до свидания.
Отпускаю её руку. Она не находит слов для ответа, кивает и как-то растерянно-робко улыбается. Убегает.
Провожаю взглядом до машины и знаю, что она обязательно обернётся. Оборачивается и пристально смотрит на меня, прежде чем сесть в машину.
Мотор с трудом и скрежетом заводится, и она исчезает из виду, но не из моей жизни. От неё остаётся лёгкий, почти неуловимый аромат кофе и ещё какой-то специи.
Тигр Шерхан во мне просыпается, лениво потягивается, чует сладкий запах добычи и сразу берёт след. След ведёт в кафе, откуда выпорхнула птичка с удивительными глазами. Шерхан величаво входит, принюхивается и обводит взглядом кафешные джунгли, заросшие потёртыми столиками и стульями, не предназначенными для долгого сидения. Фауны в этот ранний час немного, точнее, – никого.
– Нужно посыпать песком перед входом. Света чуть ногу не сломала, выходя сейчас от вас! – рычит он сурово.
Официантка наверное наблюдала разыгравшуюся у входа сценку. Испуганно и не очень убедительно лопочет про то, что за песком уже послали и вот-вот привезут. Заискивающе извиняется и с затаённой надеждой предлагает дисконтную карту: конечно, такие серьёзные шерханы к ним вряд ли часто заходят.
– Ладно, сделайте мне такой же кофе, что и Свете, – милостиво мурчит Шерхан, гордо отказываясь от подачки.
И вот уже кобра Нагайна, в образе кофемашины, шипит и плюётся, являя перед ним капучино без чрезмерной пены, с посыпкой корицей, в которой лишь продвинутый абстракционист-извращенец смог бы опознать сердечко. Шерхан чует знакомый запах добычи, опасливо пригубливает: так и есть – ванильный сироп. Как удивительно и необыкновенно банально!
Из вежливости выпиваю половину, расплачиваюсь и оставляю приличные чаевые.
– Света к вам часто заходит? У неё есть бонусная карта?
Притихшая было официантка оживляется:
– Да, есть. Раньше часто заходила, – немного с вызовом: – У нас очень хороший кофе. – Косится на недопитую чашку. – Сейчас она редко бывает, трудное время, мама в больнице, сами понимаете: деньги на операцию нужны.
– Вот и хорошо. Добавьте бонус на её карту, когда в следующий раз придёт.
– Конечно! – с явным облегчением отвечает она, довольная, что конфликт так просто улажен. Берёт недопитую чашку и вдруг немного лукаво добавляет:
– А знаете, Света очень хорошая!
«Это мы ещё проверим, какая она хорошая», – думаю про себя, выходя из кафе.
Набираю Эдика. После ритуальных приветствий диктую номер машины и добавляю коротко:
– Света. Первый уровень. Нужно с ней случайно встретиться. Посмотри больницу, где лежит её мать.
Сажусь в машину в хорошем настроении – охота началась, всё складывается удачно.
Эдик как бы работает у меня на фирме айтишником. «Как бы» – это потому, что на работе он мелькает с частотой пролёта кометы Галлея. При этом доступен для меня всегда и везде, где бы ни находился. А где он обретается – сия тайна неведома никому. Лишь периодически обгорелый на солнце нос выдаёт пребывание своего владельца в неких экзотических странах.
По натуре он минималист, а по убеждениям – нечто между буддистом и анархистом. Деньги его не волнуют – они у него как-то появляются, когда ему нужно. Я не понимал, зачем он выбрал работу у меня. Однажды спросил прямо. Он пожал плечами и коротко объяснил: статус, не внапряг, я вам доверяю. Коротко и ясно и в этом весь Эдик со всей своей зумерской философией.
В офисе девчонки подтрунивают над ним. Он вроде мальчика-компьютерщика на подхвате: чего-то там в программе настроить, западающую клавишу починить.
Зовут они его исключительно «Эдичка», причём начальное «э» принято произносить с тягучим и наигранно сексуальным распевом: «Э-э-эдичка!», а он лишь глуповато улыбается в ответ. Короче, всерьёз его никак не воспринимают, и зря: Эдик не просто компьютерщик от Бога, – он из породы российских хакеров, которых с чертыханиями проклинают по всему миру. Как и где копает он инфу, лучше вообще не знать.
«Уровни» в его эфемерном сетевом мире – это глубина копания информации. Их много, даже не знаю сколько. За все годы лишь однажды заказывал у него третий, когда нужно было осадить обнаглевших рейдеров. Обычно уровень два – это подробные сведения о конкурентах, информационная поддержка серьёзных сделок и прочее. Первый уровень – для детсадовских хакеров: биография, учёба-работа, поверхностный поиск по соцсетям о вкусах, пристрастиях, пороках и прочая бытовая мелочёвка.
Она
Поскальзываюсь на предательской ступеньке при выходе из кафе и на пятой точке влетаю прямо под ноги вышедшему из машины мужчине. Падая, группируюсь – сказываются занятия гимнастикой – и ойкаю, но не от боли, а от неожиданности. Сильная рука в один миг подхватывает меня так резко, что я слегка ударяюсь о его грудь. Его короткое стильное пальто расстёгнуто, и на мгновение моя грудь прижимается к твёрдому мускулистому телу так, что чувствую лёгкий аромат дорогого мужского парфюма. А его рука цепко, как клешня, держит меня за локоть.
В испуге смотрю вверх. Худощавое, серьёзное лицо кажется красивым, но его портит шрам, идущий от виска через всю правую щёку почти до подбородка. А ещё глаза: тёмные, с прищуром, почти дьявольские. Кажется, что взгляд пронизывает меня до самых пяток. Начинаю смущённо извиняться, но он как будто не слышит. Не отрывая взгляда, спрашивает низким, властным голосом: «Имя?»
От растерянности сразу называюсь, потом спохватываюсь, но уже поздно. Он строго отчитывает за неосторожность, не отпуская моей руки. Собираюсь нечто резко ответить, но тут он ловко разворачивает меня и принимается энергично нечто стряхивать с джинсов. Пытаюсь освободится от его хватки, но хлёсткий приказ вдруг парализует волю. Его властный голос обладает такой магический силой, что я замираю как кролик перед удавом.
Тем временем он деловито и методично обрабатывает мой зад: вроде помогает отряхнуть тротуарную грязь, но такое ощущение, что меня шлёпают как маленькую девочку! При этом его лицо совершенно невозмутимо, и весь он какой-то крепкий, жёсткий и лишённый эмоций – просто скала, а не человек! И машина, из которой он только что вышел, ему под стать: огромная, чёрная с агрессивной блестящей мордой-радиатором. Кажется, что она вырублена из той же скалы, что и её хозяин.
Наконец его рука разжимается, хватка ослабевает, как и его власть над моей волей. Чуть придя в себя, вежливо отказываюсь от его предложения подвезти и бросаюсь к своему старенькому опелю, ощущая всем телом тяжёлый, пронизывающий насквозь взгляд. Даю себе слово не смотреть назад, но у самой машины не могу удержаться и оборачиваюсь. Он спокойно и так же невозмутимо продолжает на меня смотреть.
Уже успокоившись, внимательней его разглядываю: не старый – лет тридцати пяти, высокий, поджарый и весь такой статный. Короткая стрижка, на висках немного седины. Одет просто, но довольно элегантно и явно дорого.
«Надутый, самоуверенный, наглый индюк» – услужливо подсказывает мне мой здравый смысл и советует: «Светка, держись подальше от таких типов! Наверняка какой-нибудь мафиози».
Твёрдо решаю выкинуть его из головы, но в ней настырно крутится резкая как выстрел команда: «Стой смирно!», а попа никак не хочет забыть жёсткую сильную ладонь. «Какая же ты дура», – говорю сама себе. – «Сегодня много дел: сначала в банк просить кредит, потом в магазин и к маме в больницу».
Он
Дома неспешно готовлю ужин – своего рода ритуал, который выработался с годами. Мне нравится это спокойное и неторопливое занятие: можно обдумать всё, что произошло за день, составить планы на завтра. Мысленно ещё раз проигрываю маленькое утреннее приключение. Что же в этой девочке меня зацепило: необыкновенные глаза или то, как она послушно замерла по моей команде? Может быть попробовать? Для начала, просто встретиться ещё раз, – хочу понять, что в ней так привлекает.
Давно уже установил для себя правило не заводить серьёзных отношений в своём городе, где я хорошо известен, а Шерхана вообще кормлю теперь исключительно на выезде в хороших проверенных столичных клубах. Только несколько раз отступал, тщательно определив границы отношений, но всегда потом жалел об этом. Обычно, всё сводилось к деньгам. А самый долгий роман был несколько лет назад с очаровательной брюнеткой Анжелой.
В то время бизнес быстро пошёл вверх: почти все иностранные конкуренты ушли, а потребность в нашем оборудовании резко выросла. Фирма была включена в особую федеральную программу и, одно время, курировалась на самом высоком уровне. Мы расширили производство и создали несколько филиалов в других городах.
Появились деньги – реально серьёзные деньги – и я решил осуществить заветную мечту: построить большой удобный дом, наполнить его жизнью, звучанием музыки, радостными детскими криками и шлёпаньем маленьких ножек по полу. Создать настоящее семейное гнездо, – нечто вроде старинной усадьбы из русских романов.
Вот тут и появилась трещина в отношениях с Анжелой. Нет, против дома она не возражала, но не в этом же «скучном провинциальном захолустье», а как минимум, в Москве, в престижном районе, – она уже видела себя в центре столичной светской жизни.
Возможно, я бы и смирился с этим, но последней каплей стало то, что она не хотела детей. Несмотря на мои старания, у нас ничего не получалось: Анжела сетовала на проблемы со здоровьем, ездила в московские клиники, но однажды я случайно узнал, что всё это время она была на противозачаточных.
Расстались тяжело: со слезами и дикими скандалами, но, в конце концов, всё решили деньги – в сущности, только это ей и было нужно. Условились, что она исчезнет из моей жизни навсегда. Анжела уехала в Москву, где я купил ей квартиру в шикарной элитной новостройке, удачно вышла замуж, нашла себе то, что искала, и я за неё рад!
Да, в любовь она играла просто великолепно! Любил ли её я? Тогда этого вопроса не возникало. Казалось, в Анжеле было всё, что нужно: красота, чувственность, ум. Я искренне хотел построить «ванильные отношения» и создать семью. Даже загнал в клетку Шерхана и только изредка подкармливал его в клубах. Иногда позволял себе немного жёсткий кинк-секс с Анжелой. Ей нравилось, но о том, чтобы ввести её в Тему и не думал. Любовь? Нет, я не способен на это и никогда не смогу полюбить. Таким меня сделала жизнь…
После ужина поднимаюсь в кабинет и открываю почту. Письмо от Эдика, с прикрепленными файлами, уже меня ждёт. Первый уровень безобидный и можно пользоваться обычной электронкой. Прохожусь по биографии: Светлана Сергеевна Серова, 23 года.
«Серова – серенькая – мышка» – сразу приходит на ум. Мелкая добыча для Шерхана.
Мать: Вера Васильевна, учитель, сейчас на пенсии. Отец: Сергей Александрович, майор в отставке, умер три года назад – инфаркт. После отставки начал заниматься строительным бизнесом. Сначала дела шли хорошо, но потом нечто случилось, пришлось продать большую квартиру за долги и переехать в хрущёвскую двушку на окраине. Вероятно, это его и подкосило. Типичная для нашего времени история. Задумался: Сергей – случайное совпадение или знак судьбы?
Бегло просматриваю остальную информацию. Единственная и поздняя дочь. Закончила школу почти с медалью. Музыкальная школа, художественная гимнастика. Больших успехов не достигла, – часто приходилось переезжать с места на место и, видимо, условия для серьёзных занятий были не везде. Увлекается йогой. Интересная деталь: лет пять назад заняла первое место по стрельбе. Любопытно! Разносторонняя Мышка.
Пыталась поступить в МГУ, но не прошла на бюджет и поступила в местный вуз – романо-германская филология, английский язык. Два года исправно училась, но внезапно умер отец. Пришлось взять академический, а потом и вовсе забрать документы. Закончила бухгалтерские курсы и сейчас работает в такой-то ЖКХ компании. Два дня назад взяла отпуск на неделю. Пытается получить кредит. Мать сейчас в областной больнице, какой-то длинный диагноз начинающийся с «кардио», нужна срочная операция.
Есть ещё всякие мелкие детали, но ничего интересного кроме того, что встречалась с каким-то Игорем, правда рассталась с ним год назад. В соцсетях не мелькает, страничка ВэКа несколько лет не обновлялась.
Меня больше интересуют прикреплённый план областной больницы. На нём прочерчен её обычный маршрут за последние три дня и даже указано примерно время, когда она проходит определённые точки. Не удивляюсь, ничего сверхъестественного в этом нет: видеокамеры сейчас повсюду – наблюдают, записывают, хранят где-то информацию.
Посылаю короткое письмо Эдику. Больше, пока, ничего не нужно. Шерхан доволен: завтра у него будет интересный день.
Она
Из больницы возвращаюсь уставшая. Без охоты ковыряю вчерашние, полузасохшие макароны. Настроение ужасное: мама очень плоха, а на такие операции – очередь, квоты. Врач предложил платную – без ожидания, но назвал такую сумму, что я просто обалдела.
Банк сегодня окончательно отказал в кредите. Из ценного имущества – только эта хрущёвка. А жить-то где? С родственниками у нас как-то не сложилось, а те, с кем поддерживали контакт, уже в возрасте и, при всём желании, помочь не могут. Выхода нет – нужно ждать очереди, но мама может просто не дожить. Да и лежать в многоместной палате тяжело, а дома нет условий – нужен кислород, капельницы…
Последняя надежда – на встречу с главврачом. Сегодня прождала его три часа, но он так и не появился. В регистратуре сказали, что завтра будет в конце дня. Если и завтра не поймаю – лягу под дверью и буду ждать хоть неделю.
В квартире холодно и сыро. Сантехника подтекает, и кран в ванной надоедливо капает. После вынужденного переезда и смерти папы мы так и не смогли обустроиться – до сих пор всё заставлено коробками. В общем – неуютно.
Смотрю сейчас на наш семейный цветок – диффенбахию, которую папа купил ещё в молодости и возил с собой по всем гарнизонным квартирам. Он совсем захирел: пятнистые листья по краям побурели, а новые склеились и не разворачиваются. А с чего бы им разворачиваться в таком холоде? Так, конечно, теплее. Люблю это растение – оно память о папе. Надо бы пересадить его летом.
Заняться нечем. Без интереса читаю новости на стареньком лэптопе и решаю лечь спать пораньше. Забираюсь в постель, заворачиваюсь в одеяло, понемногу согреваюсь. В голову лезут всякие мысли.
Последние месяцы я всё чаще ловлю себя на ощущении, будто растворяюсь в воздухе. Отстраняюсь. Перестала общаться с немногими знакомыми по бывшей учёбе. На работе – вежливая тень: делаю своё и исчезаю. За весь день иногда почти ни с кем не разговариваю. Каждое слово – лишняя трата энергии, любое приближение – как вторжение. Единственная отдушина – Вика из кафе. Не знаю почему, но меня к ней тянет. Может быть, потому что она кажется такой же одинокой, как и я?
Иногда думаю: это проклятие моей фамилии – Серова? Жизнь моя серая и неинтересная, как и эта фамилия. Серая мышь – вот я кто!
С тех пор как я рассталась с Игорьком, мне не хочется заводить новых отношений. Меня не пугает одиночество. Скорее – пугает близость. В ней что-то слишком острое, слишком живое. А я больше не уверена, что выдержу это.
Порой кажется, что это какое-то медленное исчезновение. Не боль, не обида – просто глухая, спокойная пустота, в которой легче дышать, когда никого нет рядом.
Вспоминаю, как прошёл день. Из интересного – только неожиданная встреча с тем мафиози. Да какая это встреча… так, минутное столкновение. Только вот лицо его со шрамом и крепкая, поджарая фигура весь день стоят перед глазами. А ещё – низкий властный голос. Его тембр почему-то напоминает голос папы.
Провожу рукой по сосочкам – они вдруг «вспомнили» мимолётное прикосновение к мужскому телу и слегка затвердели. Поглаживаю попу, хранящую память о его руке, и чувствую, как кожа покрывается мурашками. Рука сама собой опускается под резинку трусиков – к заветной точке, утешительнице одиноких девочек.
Стыдно этим заниматься… Но так я получаю больше удовольствия, чем от всех «перетрахов», как их называл этот инфантильный Игорёк. Как же я рада, что тогда набралась смелости и послала его подальше.
И вообще, все эти «оргазмы с искрами из глаз» – выдумки нимфоманок, кропающих любовные романы. И зачем только эти мужики нужны… Мысли путаются. Надо заснуть. Завтра опять трудный день.
1. Охота началась, но…
– А что это за звуки, вон там? – спросила Алиса, кивнув на весьма укромные заросли какой-то симпатичной растительности на краю сада.
– А это чудеса, – равнодушно пояснил Чеширский Кот.
– И… И что же они там делают? – поинтересовалась девочка, неминуемо краснея.
– Как и положено, – Кот зевнул. – Случаются…
(Льюис Кэрролл)
Он
Принимаю чашку с традиционным утренним чаем, который так замечательно умеет готовить моя секретарша Лидочка. Кофе я люблю только свой. – Лида, пригласите, пожалуйста, Павла. Пусть захватит всё, что у нас сейчас проходит по областной больнице.
– Хорошо, Сергей Алексеевич.
Появляется Павел с документами. Видно, что волнуется. Он у нас недавно – боится, что где-то накосячил. Напряжённо докладывает: тендер мы выиграли. Вот список оборудования. Договор подписан, но у больницы проблемы с финансированием, и оплатить пока не могут.
– Спасибо, Павел. Всё в порядке. Я сам этим займусь. Договоритесь с главным о встрече сегодня в четыре часа. Скажите, что есть хорошее предложение.
Не знаю ещё, что ему предложу. Посмотрим по обстоятельствам. Всегда можно дать небольшую скидку.
Через полчаса Павел докладывает, что главврач подтвердил встречу и проявил явный интерес. Вот и прекрасно. Всё идёт по плану.
Открываю сейф и, чуть поколебавшись, достаю небольшую плоскую коробочку. Скорее всего, она не понадобится, но так – на всякий случай.
Выезжаю немного раньше, чтобы осмотреться на месте. Потеплело, и над дорогой – дымка тумана. Еду неторопливо, настроение отличное.
Недалеко от поворота на больницу вижу на обочине знакомую машину грязно-бурого цвета. Уткнувшись в неё краем бампера, стоит новенький «Хавал», около которого суетится и машет руками какой-то мужичок. Видно, кричит он на мою серенькую Мышку. Та стоит около своей машины с обречённо-отрешённым видом.
Вот и хорошо. Мягко подруливаю, открываю дверцу и выпускаю Шерхана – он знает, что делать.
Шерхан неторопливо подходит и останавливается в нескольких шагах от беснующегося мужичка. Его не интересует, что тот кричит, лишь фиксирует ключевые слова: «коза», «водить не умеешь – не садись за руль», «мой бампер», «ты мне заплатишь».
– Света! Что происходит?! Кто этот тип?! – рыкает Шерхан.
«Этот тип» оборачивается, сразу сникает и как-то сдувается – не столько от слов, сколько от грозного вида Шерхана, размера и марки его машины.
– Командир, – мямлит он, – машина новая, только купил, а тут эта… тормозит. Бампер поцарапала.
Шерхан величественным жестом достаёт бумажник. Не глядя, отщипывает несколько коричневатых бумаже
– Извинись перед девушкой – и свободен.
– Простите! Погорячился. Нервы. Машина в кредит, сами понимаете. Простите!.. – пятится к своему «Хавалу» и через минуту растворяется в сырой мгле.
Она стоит совершенно ошарашенная – всё ещё в шоке. Смотрит как-то странно и не может выговорить ни слова. Наконец начинает сумбурно объяснять: ехала в больницу, вдруг застучало в двигателе, вырулила на обочину, а сзади – этот. Всё, в общем, ясно.
Шерхан лениво достаёт телефон, набирает номер:
– Петрович. Тут на повороте к областной стоит такое… коричневое, номер на девятку заканчивается. Пришли эвакуатор и посмотри, что с этим можно сделать. (Обращаясь к Мышке): – Включи аварийку, забери из машины ценные вещи, дверь не запирай. Минут через двадцать приедет эвакуатор.
Она вздрагивает, послушно идёт к машине, что-то собирает. Начинает мигать аварийка.
Я в это время ставлю свой предупреждающий знак – почти уверен, что у неё в багажнике его нет.
Возвращается. В руках «ценные вещи»: потёртая сумочка, пачка одноразовых салфеток, начатая пластинка таблеток, похожих на цитрамон, и маленькая обезьянка на верёвочке – дорожный талисман.
Заметив мой удивлённый взгляд, замирает, закусывает дрожащую губку. Смотрит своими огромными глазищами, полными слёз, как-то съёживается и беспомощно, по-детски пожимает плечами.
В груди у меня вдруг щемит: она так наивно-обворожительна и открыто-беззащитна – с этим цитрамоном и своей обезьянкой! Отпихиваю Шерхана и загоняю его в клетку.
– Садись ко мне. Я тоже еду в больницу. В четыре у меня деловая встреча с главврачом, нужно торопиться, – говорю негромко.
О, как она прекрасна, когда радостная улыбка озаряет её лицо!
Она
Выехала пораньше – решила по дороге заглянуть в кафе. Машина завелась с трудом. Знаю, что что-то не так с двигателем: появилась вибрация. Надо бы завтра заехать в автосервис.
Убеждаю себя, что мне, ну вот как, нужен капучино именно сегодня. Просто позарез – жить без него не могу, как наркоманка без дозы! Поэтому и еду. А вовсе не потому, что надеюсь увидеть рядом большую чёрную машину. И, может быть… а вдруг?
На стоянке у кафе пусто. Вика радостно меня приветствует – любит поболтать, и мы с ней вроде как подруги. Приносит мой капучино.
– Ой, Светка! Что вчера было! Этот, твой, врывается, ногами топает, по прилавку так саданул, что чуть не проломил. Лицо от злости перекошенное. Орёт: «Моя Света чуть ноги себе не переломала! Я ваше долбанное кафе закрою и снесу к чёртовой бабушке!» Ужас!
– Вика, кончай врать! Рассказывай, что было.
– Не, ну я чуть-чуть преувеличила, – весело ржёт. – Как ты уехала, значит, заходит твой папик. Важный такой, как ледокол. Выговор сделал, что мы не следим за территорией. Говорит: «Дайте мне такой же кофе, как Свете». Понюхал, а пить не стал – так, пригубил. Спросил, как часто ты тут бываешь. Я сказала, что сейчас не очень – у тебя мама в больнице, не до того.
Приказал, как ты появишься, бонусов тебе на карту подбросить – типа моральная компенсация. Так что сегодня капучино бесплатно. И ещё вот – тортик от заведения, – ставит передо мной кусочек моего любимого тортика. Перестала его брать последнее время – денег жалко.
– Вика, не говори ерунды. Никакой он мне не папик! Вообще его не знаю, так, налетела на него совершенно случайно.
– Давай-давай, не заливай! Видела, как вы там жались, и как он заботливо штанишки тебе отряхивал. Давай, колись! Он кто?
– Отстань! Сказала же – просто нечаянно с ним столкнулась.
– Ладно, потом расскажешь, – заговорщически подмигивает. – Я тебе рекламу кинула! Сказала, какая ты суперская.
– Вик! Ну вот зачем ты лезешь не в своё дело? И про маму, и про больницу зачем трепаться было?!
– Да ладно! Подумаешь, секрет какой. А он классный у тебя. Крутой!
Вдруг она становится серьёзной, подсаживается ко мне.
– Знаешь, а он на тебя глаз положил. Советов не буду давать, но знаю таких мужчин. На них наши женские штучки не действуют. На них вообще ничего не действует. Они знают, чего хотят, и всегда это получают. Просто думай головой, чтобы потом не пожалеть, – говорит тихо. В глазах, на миг, отражается такая боль и тоска, что мне становится не по себе.
Появляется посетитель, и Вика, мгновенно преобразившись в обычную весёлую, слегка развязную официантку, уходит.
Вот так в жизни устроено – мы видим только внешнюю оболочку, вроде защитной скорлупы или брони, а под ней у каждого человека – своя Вселенная. Со всеми радостями, надеждами, горем, разочарованиями и трагедиями.
Смотрю на часы – уже опаздываю!
Приятно всё-таки, что ОН подумал обо мне: заступился, бесплатный кофе вот обеспечил… Увижу ли его ещё? – думаю на бегу к парковке, но из головы никак не выходят слова Вики: «Они знают, чего хотят – и всегда это получают…»
По дороге в больницу пытаюсь придумать, что скажу главврачу – и понимаю, что всё бесполезно. Что я могу? Поплакаться ему в халат?
У самого поворота вдруг что-то громко стучит в двигателе, он глохнет, и я по инерции съезжаю на обочину. Толчок. Звук удара…
«Всё. Приехали. Это конец», – говорю себе с обречённым спокойствием.
Снаружи уже слышен крик. Вернее, отборный мат. Выбираюсь из машины. Лысоватый мужик с перекошенным от злости лицом кидается ко мне. Из всех эпитетов, которыми он меня награждает, цензурный, пожалуй, только «коза». Пальцем тычет в свой бампер, где видна не особо большая потёртость – удар был слабый и по касательной.
Объяснять ему, что нужно соблюдать дистанцию, и что он сам козёл – бесполезно. Охватывает невыразимая тоска и отчаяние. Примерно представляю, что сейчас будет. Понимаю: попала на деньги. И ещё хуже – машине конец. А как я теперь смогу ездить к маме?..
«Папочка, спаси меня! Сделай что-нибудь!» – молю небо о помощи.
И вдруг – о, чудо! – из туманной дымки подкатывает знакомый уже чёрный кусок скалы с оскаленной мордой, и из него выходит ОН. Неторопливо, вальяжно выходит и направляется к нам. Вчера видела его только стоящим, теперь он идёт. Идёт спокойно, мягко, а в походке ощущается текучая, дикая сила – что-то кошачье. Замечаю, что немного прихрамывает на левую ногу.
Подходит и громко говорит, вернее – рычит: – Света! Что происходит?! Кто этот тип?! – как будто знает меня сто лет. И таким голосом, что «козёл» сразу затыкается.
Ошалело смотрю, как он небрежно протягивает тому деньги. «Козёл» блеет жалкие извинения и испаряется.
«Мафиози… Причём не просто мафиози – этот, как там у них, „дон“, или „пахан“? Мне конец!» – проносится в голове.
Пытаюсь что-то объяснить, но от шока и страха получается только невнятное мычание. Он слушает с каменным лицом и куда-то звонит. В голове шумит и я плохо соображаю, но понимаю – он вызывает эвакуатор.
Больно резанули слова: «такое коричневое» – это о моём стареньком «Опеле»! Прекрасно понимаю, что он имеет в виду. Очень обидно. Ведь если машина – говно, то как назвать ту, кто на ней ездит?..
Однако безропотно тащусь исполнять его властные команды. Что мне ещё остаётся? Включаю аварийку – слава богу, работает. Стоп-стоп! Ценные вещи!
Какие у меня вообще могут быть ценные вещи? Вот сумочка с документами – права, полис ОСАГО, свидетельство на машину. Хотя – зачем они теперь нужны? В багажнике валяется ржавая пустая канистра и какой-то древний хлам. Нет смысла даже открывать. В бардачке – пожелтевшие счета, оставшиеся от папы, да фантики.
А ещё – пачка одноразовых салфеток. Вот они-то мне сейчас ой как понадобятся – вытирать сопли и слёзы! Нахожу начатую пластинку цитрамона – тоже может пригодиться. Снимаю обезьянку-талисманчик. И, пожалуй, всё. Плетусь обратно.
Он уже деловито установил аварийный знак. До чего же заботливый! Правда, знак и у меня где-то должен быть, но я не помню, когда в последний раз его видела.
Подхожу, а он так странно смотрит на то, что у меня в руках. Ах да: «ценные вещи»! Какая же я дура! Нужно было хоть в сумочку их спрятать… Стою перед ним с этим жалким барахлом – и кажусь себе такой убогой и несчастной, что жить не хочется. Слёзы наворачиваются. Думаю: «Ну да, такая вот я дурёха-неудачница. Делайте со мной что хотите, только потом, пожалуйста, пристрелите. Из милосердия. И прикопайте тут же, в лесочке. Ну, чтоб больше не мучилась…»
Вдруг в его пронзительных тёмных глазах что-то меняется. Колючая жёсткость как будто исчезает. Негромко и совсем невластно он предлагает мне сесть к нему в машину. И добавляет слова, от которых мне чуть не сносит крышу: «деловая встреча с главврачом».
На какой-то миг испытываю облегчение: ясно, что мафиози к главврачам на деловые встречи не ездят. Но главное – не это. Главное – магическое слово «главврач». Во мне расцветает надежда, и я вдруг улыбаюсь во весь рот, как последняя буратина.
Как же я глупо и нелепо сейчас выгляжу…
Он
Едем молча – нужно подумать. Гениальный в своей простоте и пошлости план Шерхана с подкупом и принуждением выброшен на свалку. Нужно придумать новый. Мышка будет моей, но выберет это сама, добровольно – другая она мне не нужна. Понял это тогда, на дороге. За операцию заплачу в любом случае.
Краем глаза вижу – напряжённо думает, хочет что-то сказать, но не решается. Наконец, боязливо спрашивает:
– Простите, как вас зовут?
– Пока можешь называть меня «Сергей».
Слово «пока» выделяю, но она на это не обращает внимания.
– Сергей! – Запинается, ей бы хотелось обратиться по отчеству. – Прошу вас, помогите мне встретиться с главврачом. Мне очень нужно. – Смотрит умоляюще.