Мертвые говорят молча

Лионелла Чернышова Дизайнер обложки

© Милена Стилл, 2022

© Лионелла Чернышова, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0055-0387-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

– Мам, ты опять сегодня почти не спала? – сказала Вероника, укоризненно глядя на мать. – Давай сходим к тёте Тамаре в поликлинику. Пусть она пропишет тебе какие-нибудь снотворные порошки, иначе … – девушка запнулась на полуслове, боясь произнести страшные слова.

Наталья, будто не слыша, что ей сказала дочь, безразлично посмотрела на клеёнку с жёлтыми цветами и, вздохнув, произнесла:

– Мне опять приснилась Катюшка. Я плакала и умоляла её сказать, кто это сделал, но она снова промолчала, только удивлённо смотрела на меня, словно сама не верила в то, что случилось.

Геннадий, муж Натальи, с громким стуком поставил кружку с чаем на стол и кашлянул. Потом подошёл к приоткрытой форточке и нервно закурил.

– Если я узнаю, что это сделал Юрка, то придушу его собственными руками. Пусть даже мне за это будет светить пожизненное наказание.

Наталья закрыла лицо руками и беззвучно заплакала. Вероника вскочила со своего места и, бросив на стол недоеденный бутерброд, подбежала к матери. Она заботливо обняла её и прижала к себе.

На кухне на некоторое время воцарилась мёртвая тишина, нарушаемая всхлипами Натальи. Вероника гладила мать по волосам и нежно приговаривала, что батюшка просил не плакать, чтобы не тревожить душу убиенной Катерины, иначе она не найдёт на том свете покоя.

– Доча, ну ответь мне, – Наталья перестала плакать и уставилась в пустоту. – Почему Катюшка молчит, почему не говорит, кто выпустил в неё эту злосчастную стрелу? Почему она только с большим удивлением смотрит на меня, как будто сама не верит в это.

– Так она покрывает своего хахаля Юрку, чтобы его не посадили, – со злостью затушив окурок, Геннадий сел обратно за стол и отхлебнул из кружки остывший чай.

– И вовсе он не её хахаль, – тихо произнесла Вероника и снова села на своё место.

Отец с матерью, как по команде, уставились на неё, и Наталья, пристально глядя на дочь, строго спросила:

– Ты что-то знаешь? Говори!

Вероника уже пожалела, что опрометчиво бросила эту фразу, но слово вылетело, и надо было, как говорится, отвечать за свой базар, касающийся личной жизни сестры.

Тридцатого апреля её старшая сестра Катя приехала на майские праздники в посёлок Элитный, где жила с детства. Но два года назад она купила небольшую однокомнатную квартиру на окраине Ярославля, потому что после окончания института начала работать в ярославской школе учителем английского языка. Эту школу она окончила сама, а сейчас в ней училась её младшая сестра Вероника, вернее, тоже заканчивала учёбу, так как была ученицей одиннадцатого класса.

– Я случайно услышала, как Катя говорила с кем-то по телефону, что поговорит с Юрой, чтобы он больше не строил планов на будущее, для этого она специально и приехала сюда.

Родители переглянулись, и Геннадий машинально потянулся к пачке сигарет.

– А ты сказала об этом следователю?

– Нет, со мной особо и не беседовали, – слегка обиженно ответила дочка.

– Я пойду в церковь. Может, там Катюшка что-то скажет мне. Ну не может такого быть, ведь она же не преступница какая, чтобы среди белого дня её убивать. И почему этого никто не видел? Даже Юра, который был с ней, – Наталья встала из-за стола и засуетилась на кухне.

– Наташ, лучше пойдём огородом займёмся, там дел за всю жизнь не переделать. А в церковь ты и так каждый день ходишь. Только сердце себе надрываешь, да и Катюшку лишний раз тревожишь, – Геннадий вопросительно посмотрел на жену.

– Я слышала от людей, что до девятого дня надо каждый день усопшего навещать, чтобы ему не страшно там было, и чтобы он ушёл навсегда, не держа на всех обиду.

– Даже на убийцу? – вдруг спросила Вероника.

Наталья ничего не сказала, молча повязала на голову чёрный платок и, взяв сумку, вышла из дома.

Геннадий, кряхтя и кашляя, бесцельно походил по кухне и, в итоге, махнув рукой, взял с вешалки видавшую виды штормовку и вышел во двор.

Вероника осталась одна. Звонить подруге Дашке было ещё рано. Она в выходные раньше двенадцати не вставала, чем очень огорчала окружающих. Даже её родители перестали бороться с этим пороком, говоря, что выйдет замуж, и заботы сами не дадут ей долго валяться в постели.

Ника собрала грязную посуду и, сложив в мойку, включила воду. С нелепой смертью старшей сестры прежняя спокойная и налаженная жизнь семьи Масленниковых закончилась.

Раньше Вероника, как младшая дочка и младшая сестра, чувствовала себя защищённой со всех сторон. И ей это очень нравилось. Дома со всеми делами справлялись родители. Правда, хозяйство у них было небольшое – куры и кролики. Да ещё огород, где росла картошка и другие овощи для супа и салата. Даже в школе все знали что с младшей Масленниковой лучше не конфликтовать, так как её старшая сестра Екатерина, которая в прошлом году стала «Учителем года», пользовалась на работе непререкаемым авторитетом у коллег и учащихся.

Катерине было всего лишь двадцать шесть лет, но она всегда была амбициозной и шла к намеченной цели напролом. Люди, с которыми она общалась, чувствовали её внутреннюю силу, поэтому беспрекословно подчинялись, хотя и были старше её. Всем своим видом и поведением Катя давала понять, что она уже всё решила и ясно видит конечный результат.

Вероника закончила мыть посуду и принялась за уборку дома. Она всё делала по установленному матерью порядку так, как привыкла видеть это с детства. Ей не надо было говорить, где брать швабру или как включать пылесос. Девушка привычными движениями вытерла пыль, сделала влажную уборку и пропылесосила ковёр в гостиной на первом этаже. В спальне у родителей она не стала ничего трогать, потому что Наталье не нравилось, когда что-то было сделано там без её ведома.

На втором этаже находились их с сестрой комнаты и спальня для гостей. Рядом с туалетом и ванной было ещё одно помещение, которое со временем превратилась в комнату памяти. Так её стала называть Вероника, с тех пор как она наполнилась вещами, которые выбросить было жалко, потому что они напоминали о приятных событиях.

Закончив с домашними делами Ника обосновалась в кресле в гостиной и, откинувшись на подголовник, включила телевизор. Там шли вечные, как мир, дебаты, но она не вслушивалась в их смысл. Просто хотелось наполнить дом голосами, потому что включать музыку в дни траура было бы странно.

Она взяла в руки игрушечную собачку, лежавшую на спинке дивана, и прижала к себе. Потом вздохнула и, поглядев в чёрные глаза Тяпы, стала гладить её по свалявшемуся искусственному меху. Согласно семейной легенде, первое слово, которое сказала Катя, было «тяп-тяп», когда она взяла в руки эту игрушку.

Вдруг изображение на экране заморгало, звук стал прерываться, и телевизор погас. Вероника посмотрела на пульт рядом с собой. Нет, она не задела его случайно, она бы это почувствовала. По комнате пронеслась почти неуловимая волна воздуха, отчего девушка перестала на время дышать. Тяпа выпала из её рук, хотя она могла бы поклясться чем угодно, что не разжимала пальцы на тоненьком тельце собачки.

Ужасная догадка осенила её мозг.

– Катька, это ты? Что ты хочешь? Только не забирай меня с собой. Я не хочу туда. Там темно и сыро. Да и интернета нет, – добавила она зачем-то.

Невидимая волна подняла Веронику с кресла и повела на второй этаж. Она остановилась перед комнатой сестры и стала беспомощно озираться, будто ища поддержки. Девушка не поняла, как открыла дверь и оказалась внутри. Вдруг со стула упала Катина сумка, из которой выпали ключи со смешным брелоком в виде круглого смайлика. Это она подарила его сестре на Восьмое марта. Ника подняла связку из трёх ключей и услышала, как внизу хлопнула входная дверь, и отец крикнул: «Доча, ты где?»

Она сунула ключи в джинсы и поспешила вниз.

Глава 2

Посёлок городского типа Элитный, где проживала семья Масленниковых, находился в красивом месте на берегу реки Которосль, которая, пропетляв аж по трём районам России, впадала в Волгу.

До Ярославля было, что называется, рукой подать, поэтому местная молодёжь в основном работала там. Хоть в посёлке и была развита необходимая инфраструктура, специалистов не хватало, в результате местную школу сократили до начальной, а детей с пятого по одиннадцатый класс, если у родителей не было возможности, отвозил до ближайшей школы специальный школьный автобус, водителем которого был острый на язык дядя Жора. Он пользовался непререкаемым авторитетом у школяров, и родители иногда просили его приструнить своих отпрысков.

Чтобы взрослая молодёжь не уезжала из посёлка в город, местный глава поселения Осип Андреевич Грач открыл в Элитном современное кафе, где на большом экране можно было посмотреть известные как зарубежные, так и советско-российские фильмы. А для пацанов, у которых от переизбытка гормонов иногда чесались руки, и они устраивали мордобои «улица на улицу», получил специальное разрешение на открытие спортивного клуба. В Элитный приезжали тренеры из города и проводили серьёзные спортивные тренировки по поднятию «железа» и занятиям по боксу. Чтобы клуб мог покупать нужный инвентарь и развиваться, для взрослого населения посёлка также было отведено время, но за деньги.

Когда из армии вернулся местный красавец Юрка Симонов, Грач попросил его возглавить секцию по стрельбе из спортивного арбалета, в которую записались не только парни, но и девушки из всех ближайших населённых пунктов. Девицы начинали учащённо дышать и неожиданно потеть, когда Юрий Алексеевич подходил к ним сзади и аккуратно поправлял руки и пальцы на ложе и спусковом рычаге арбалета.

Но Юра никак не реагировал на томные взгляды и вздохи своих подопечных, потому что его сердце раз и навсегда было отдано Кате Масленниковой, в которую он влюбился ещё в восьмом классе, а она заканчивала одиннадцатый. Он даже в институт поступил педагогический, только на факультет физического воспитания, чтобы быть ближе к ней.

Катерина всегда относилась к Юрке снисходительно, разница в три года давала ей право на такое поведение. Она принимала его ухаживания, когда у неё не оказывалось компании сходить в кино или просто погулять по набережной Ярославля и поесть мороженого. Иногда она, смеясь, говорила: «Ну почему не я, а ты младше меня. Если бы было наоборот, я бы ни секунды не задумывалась и выскочила за тебя замуж».

Пока Юра служил в армии, молодые люди созванивались, обмениваясь новостями. Переломный момент в отношениях наступил, когда Катя вместе с его мамой и младшим братом приехала на присягу. Она вдруг увидела перед собой не мальчишку, а взрослого мужчину, возмужавшего и прекрасно сложенного. Военная форма очень шла рядовому Симонову.

Но позднее Катерина поняла, что влюбилась не в человека, а в образ. Ей всегда больше импонировали мужчины постарше и с определённым положением в обществе, потому что карьерный рост имел для неё немаловажное значение. Ещё учась в институте, она почувствовала вкус власти и подобострастное отношение к себе, когда возглавляла или вела различные студенческие мероприятия, а потом получала почётные грамоты и похвалы от ректора и декана.

После института Катю направили в одну из лучших школ Ярославля, но она отказалась, сказав, что вернётся в ту школу, где училась сама, так как хорошо знает все её плюсы и минусы. Своим отказом она очень удивила декана факультета, но в глазах руководства местного комитета по образованию сразу поднялась на несколько ступенек вперёд. И самое главное, этим поступком она мгновенно привлекла к себе внимание и за четыре года работы в школе сделала неплохую карьеру.

Для проработавших два десятка лет педагогов Катерина стала притчей во языцех, потому что, во-первых, они не понимали, как Екатерине Геннадьевне удавалось так интересно проводить педагогические конференции, о которых потом долго говорили на педсоветах в школах, цитируя её идеи и мысли. А во-вторых, если она бралась поставить школьный спектакль к празднику или провести открытый урок для коллег из района, то это никого не оставляло равнодушным.

Поэтому, когда кандидатуру учителя английского языка Масленниковой Е. Г. выдвинули на присуждение звания «Учитель года» и в результате, когда она заслуженно его получила, то педколлектив школы, где Катерина работала, раскололся на два лагеря. Одни считали, что Масленникова выскочка и без «лохматой» руки тут не обошлось, другие же буквально смотрели ей в рот, полагая, что, находясь рядом, на них тоже упадёт часть славы их молодой коллеги.

Правда, была ещё третья группа оппонентов. Но она была настолько малочисленной и неавторитетной, что её можно было бы не брать в расчёт. Но люди, входившие в неё, работали с Катей, как говорится, бок о бок. В эту группу входил трудовик Семён Аркадьевич, который умудрялся пить даже в школе, секретарь директора школы Юлия Сорокина и учительница начальных классов Московских Людмила Петровна, которая была к тому же соседкой Масленниковых в Элитном.

Эта публика тихо, но сильно, ненавидела Катерину, потому что она открыто говорила об их профнепригодности и считала, что таким людям не место в школе. Но трудовику оставалась пара лет до пенсии, поэтому директор закрывал глаза на его пьянство, секретаршу попросил пристроить человек из комитета по образованию, а Людмила Петровна тоже была из Элитного, как и директор школы Михаил Львович.

К тому же все считали Московских несчастной женщиной и сочувствовали ей, так как десять лет назад она удочерила семилетнюю сироту из детского дома. Но гены матери-алкашки и отца-вора проявились в переходном возрасте девочки, и Людмиле постоянно приходилось краснеть за приёмную дочь, которая воровала вещи и продукты в магазине и с горем пополам закончила девять классов. На работу её никуда не брали из-за недостаточного возраста, а о продолжении учёбы в колледже не могло быть и речи, потому что экзамены ей помогли сдать сочувствующие Людмиле учителя, и аттестат был практически нарисованным.

Лизка, так звали эту оторву, окончив с божьей помощью школу, пустилась во все тяжкие. Однажды Людмиле Петровне позвонили из отделения полиции Ярославля и попросили приехать, так как её дочь участвовала в драке. Только благодаря директору Михаилу Львовичу, у которого в полиции работал шурин, Лизу Московских отпустили, правда, в воспитательных целях продержали в камере всю ночь.

Эта обоснованная мера наказания возымела на Лизавету определённое действие, и она на какое-то время притихла и даже стала помогать матери по хозяйству.

Как-то раз Лизка за компанию с одноклассницей отправилась на тренировку в спортивный клуб. На двери в прозрачном файле она увидела объявление, что спортклубу требуется уборщица. Желающих горбатиться с десяти утра до восьми вечера за двенадцать тысяч, видать, в посёлке не нашлось, поэтому её взяли, предупредив, если что, уволят сразу и без выплаты жалованья.

Лизавете нравилось приходить в клуб и смотреть, как красивые накачанные молодые люди работают на тренажёрах или поднимают штангу. В условленное время она протирала тряпкой с дезинфицирующим средством спортивные снаряды и маты, а потом быстро делала влажную уборку. В её обязанности также входило следить за чистотой в туалете и душевой.

Её приёмная мать Людмила нарадоваться не могла на разительные перемены в жизни дочки и украдкой крестилась, чтобы не сглазить эту идиллию. Ведь Лиза впервые без напоминаний и долгих уговоров вставала утром и собиралась на работу. Правда, зарплату дочки Людмила Петровна попросила переводить на карту, которую держала у себя.

Когда случилось страшное убийство Катерины, началась череда событий, которая сильно всколыхнула до этого спокойную жизнь посёлка. Никто не мог поверить, что это сделал Симонов Юра. Но все факты были против него. Ведь он был последним человеком, который не только видел Катю, но и разговаривал с ней. Симонов сразу признался следователю, что Катерина позвонила ему сама и попросила встретиться на пять минут в саду за спортклубом.

В зале в это время занимались тяжелоатлеты, а группа юных лучников должна была прийти через час, поэтому, предупредив напарника, что отлучится ненадолго, Юрий вышел из здания и направился в сад, где уже зацвели яблони и сливы.

Катя ждала его, присев на траву, прислонившись к яблоне. Она сидела, закрыв глаза и откинув голову назад, подставив лицо яркому майскому солнцу. Юра залюбовался Катериной, глядя на её спокойное лицо и расслабленную позу, не говоря уже о стройной фигуре, облачённой в голубые джинсы и белую футболку. На фоне буйно распустившихся белых цветов фруктовых деревьев, лепестки которых от порыва ветра разлетались вокруг, как крупные хлопья снега, Катерина смотрелась, словно сказочная фея.

Юра бы согласился так стоять очень долго, но время не позволяло в данный момент отвлекаться на сантименты, поэтому он присел рядом и нежно поцеловал Катю в щёку. Она слегка отстранилась, что не ускользнуло от внимания её воздыхателя.

– Юр, я бы не пришла, тем более что приходится отвлекать тебя от работы, но с моей стороны это было бы… – Катерина замолчала, ища подходящее слово, – подло и нечестно. Я думала, что смогу заставить себя полюбить тебя так, как об этом пишут в романах. Но этого не случилось. Видно, твоя вторая половинка ещё ищет тебя, а я свою уже нашла. Если раньше я в этом чуточку сомневалась, то теперь знаю точно, что Бог решил соединить нас. И я не буду противиться этому. Надеюсь, ты меня поймёшь и не будешь держать зла, ведь ты же знал, что я никогда не любила тебя.

У Юрия всё потемнело перед глазами, и на некоторое время, как на негативе, белый цвет стал чёрным, а зелёная трава и листья – серыми. Он был не готов к такому разговору, тем более после только что увиденной сказочной картины и счастливой улыбки на лице любимой женщины. Но, оказывается, всё это принадлежало не ему, а какому-то другому человеку. Боль внутри не давала дышать и говорить. А Катя, не обращая внимания на его молчание, продолжала щебетать, окрылённая любовью к неизвестному мужчине.

– Кто он? – еле выдавил Юра.

Катерина рассмеялась.

– Ну зачем это тебе? Скоро всем всё станет известно, а пока не будем торопить события. Только в сказке всё просто и понятно, а в жизни, чтобы найти счастье, надо сделать несчастными несколько человек. Я принесла твой подарок, который принадлежал твоей бабушке. Это дорогая винтажная вещь, и я не могу её взять.

Она протянула Юре старинную серебряную брошь. В сороковые-пятидесятые годы такие броши были очень модными. Она представляла собой круглый диск, на котором по окружности располагались крупные натуральные жемчужины. Но по краям вместо двух камней были отверстия, куда вставлялась острая булавка, крепящаяся к брошке с помощью цепочки. Кате сама брошь не очень нравилась, лишь цветок из перламутра на противоположной стороне булавки вызывал у неё небольшую симпатию.

Юра машинально протянул руку, но, дотронувшись до мягкой ладошки Кати, неожиданно сжал её в кулак так, что на руке побелели костяшки. Булавка вонзилась ему в кожу, и из ранки потекла кровь. Катерина резко выдернула остриё из его руки, и несколько капель крови попало на её светло-голубые брюки.

– Вот, чёрт! Какое-то кровавое расставание получилось, – нервно рассмеявшись, воскликнула она. – А может, это твоя бабушка намекает, что её вещь должна достаться только кровным родственникам.

Катя достала бумажную салфетку из сумки и приложила к ране на руке Юрия. Последние слова сильно задели его самолюбие, и молодой человек, резко поднявшись, твёрдо сказал:

– Я мужчина и моё слово не расходится с делом. Почему ты решила, что я заберу у тебя вещь, которую подарил от всего сердца в знак нашей… нет, моей любви. Пусть брошка останется у тебя на память. Мне будет приятно, что, надевая её, ты будешь вспоминать меня.

Развернувшись, чтобы не расплакаться, Юра побежал, не разбирая дороги. Ветки хлестали его по лицу, но он не чувствовал боли, потому что та, другая боль внутри него, была намного сильнее.

Глава 3

Когда через несколько дней после похорон сестры Вероника пришла в школу, она ощутила вокруг себя вакуум. Одноклассники сторонились её и, если она к ним подходила, замолкали. Даже подруга Дашка стала вести себя по-другому.

«Хорошо, что осталось немного. Сдам экзамены и good bye my dear school», – подумала Ника, смотря в окно, где гуляли ученики с продлёнки со своим учителем. Девочки срывали жёлтые одуванчики, которых на школьном дворе было море, и плели венки, а мальчишки играли в какую-то только им понятную стрелялку.

Неожиданное отчуждение одноклассников заставило Веронику задуматься над прозой жизни, которая раньше казалась ей простой и понятной.

«Неужели, я что-то значила для всех, только благодаря авторитету моей старшей сестры? Получается, без сестры я ноль без палочки?» – Ника нервно передёрнула плечами. Осознавать свою незначительность и ненужность было неприятно, когда боль от недавней утраты была ещё сильной.

Она отвернулась от окна и стиснула зубы, чтобы не заплакать. Но слёзы уже стояли в глазах, готовые вылиться в любую секунду. Девушка потрясла головой и заморгала глазами, чтобы солёная влага спряталась обратно. Сквозь слёзные озёра слёз она ничего не видела и боялась, что её застанут врасплох. А ей совсем не хотелось, чтобы кто-то увидел её в таком состоянии.

Но внезапно Вероника забыла про свои страдания и остолбенела от неожиданности. По коридору навстречу ей шла Катерина. Вернее она скользила, едва касаясь пола. Катя была в своём любимом платье, купленном незадолго до убийства в дорогом, но самом модном бутике Ярославля. Она улыбалась и смотрела на Веронику немигающим взглядом. Сестра остановилась возле кабинета, где уже закончились уроки и, войдя внутрь, подошла к доске. Ника по инерции зашла следом. Катерина взяла мел и что-то написала в воздухе. Ника подняла глаза и с удивлением прочитала: «Найди дневник!» После этого лёгкие следы от мела превратились в белую пыль, которая исчезла вместе с только что увиденным явлением.

Вероника, наверно, так бы и продолжала стоять, открыв рот, если бы в класс не вбежала запыхавшаяся Дашка и не позвала репетировать танец для Последнего звонка.

Ещё недавно подготовкой этого важного события занималась Катерина, но в связи с трагическими событиями её место заняла организатор внеклассной работы Алёна Григорьевна, которая не разговаривала, а всё время кричала. Выпускники нервничали из-за этого и забывали повернуться в нужном месте или сделать паузу в конце музыкального такта. Репетиция для всех превратилась в мучение.

В итоге, организатор решила поменять музыку, потому что ей показалось, что «раз сами танцоры засыпают под неё, то и гости заснут, не дождавшись конца танца».

Вероника не выдержала и сказала:

– Если поменять музыку, тогда придётся менять и танец.

– Если потребуется, значит, поменяем, – резко ответила организатор.

– Но с Екатериной Геннадьевной у нас всё хорошо получалось. Да и танец мы уже выучили. Если вы не будете на нас кричать, то ничего менять не придётся, – вдруг за всех ответил Кирилл, который стоял в паре с Вероникой.

На некоторое время в актовом зале воцарилась тишина, от которой у Ники зазвенело в ушах.

– Кто ещё так же считает? – еле сдерживаясь, произнесла Алёна Григорьевна.

Неожиданно Дашка покинула своё место и встала рядом с Кириллом и Вероникой. Через некоторое время все танцоры стояли рядом, сбившись в кучу.

– Вы хотите сказать, что я, заместитель директора по внеклассной воспитательной работе, для вас пустое место, а Екатерина Геннадьевна, которая распустила вас, вместо того, чтобы научить хорошим манерам, является бесценным примером? – прошипела разъярённая зам. директора.

– Зачем вы так про Екатерину Геннадьевну? Она же не может ответить на ваши слова. Да и неправда это, – смотря в глаза Алёне Григорьевне, тихо, но уверенно, сказала Даша. – А танец мы всё равно исполним. И посвятим его нашей любимой учительнице. Правда, ребята?

Выпускники дружно поддержали Дашу. Но организатор не сдавалась. Она вдруг фальцетом выкрикнула:

– Это что – саботаж? Я не позволю так…

В это время со стены на пол с грохотом упало панно, на котором были нарисованы дети, кружащиеся в быстром танце.

Организатор дёрнулась и замолчала.

Выпускники, понимая, что больше им в зале делать нечего, потянулись к выходу, оставив всё ещё не пришедшую в себя Алёну Григорьевну стоять в центре зала с вытаращенными глазами.