Сладкая заноза для миллионера

Глава 1

Юля.

Предательство…

Страшное слово, правда?

Предательство – это когда ты стоишь на краю обрыва, а человек, которому ты доверял больше всего, вдруг с улыбкой сталкивает тебя вниз. И ты не просто падаешь – ты летишь, ощущая, как сердце вырывается из груди, как воздух срывается с губ рваными вдохами, как внутри всё рушится, превращаясь в пыль. Это момент, когда твои чувства становятся оружием, направленным против тебя. Когда каждое сказанное тебе нежное слово превращается в нож, который теперь торчит в спине.

Я вот до сегодняшнего утра была уверена, что никогда не столкнусь с подобным…

Оказалось, показалось.

Грохот разбившейся чашки оглушил меня сильнее, чем мог бы прозвучать выстрел.

Дима вскинул голову, лениво оборачиваясь на звук, и только тогда я заметила, что его рука скользит по талии девушки, притягивая её ближе.

Близко. Так, как он прижимал меня всего несколько часов назад.

Я замерла.

Сердце пропустило удар. В груди что-то оборвалось.

Кофе, который я сварила для него, растекался по полу, образуя тёмное пятно, а я не могла отвести глаз от картины, развернувшейся передо мной.

Он обнимал её. Улыбался. Скользнул пальцами по её шее, по ключицам, спускаясь ниже. Говорил что-то негромко, и её смех прозвучал надрывно, почти фальшиво.

– Ой, – девчонка прижалась к нему, скосив на меня взгляд, полный самодовольного превосходства.

– Мы тебя разбудили?

Дима даже не пошевелился. Просто посмотрел на меня. И усмехнулся.

– Юль, ты что здесь делаешь? – в его голосе не было ни смущения, ни вины. Только лёгкое удивление, будто я была случайным зрителем, который влез на сцену посреди чужого спектакля.

Я не могла говорить. Не могла дышать.

Я была его этой ночью. Я поверила ему. Я согласилась на всю эту чушь с шуточной свадьбой, на его страсть, на его обещания.

А он…

Он никогда не был моим.

– Ты… ты же… – слова застряли в горле, как осколки разбитой чашки.

Он ухмыльнулся. Спокойно, почти безразлично.

– Ну, Юль, ты правда думала, что я на тебе женюсь?

Удар. Сильнее, чем если бы он дал мне пощёчину.

Толпа. Смех. Насмешки.

– Да она и поверила! – кто-то прыснул в кулак.

– Какое доверчивое чудо! – хихикнула одна из девушек, кидая взгляд на Диму.

– И сколько времени тебе понадобилось, чтобы её уломать?

– Да полчаса, наверное, – лениво отозвался он, пожав плечами.

– Хотя, знаешь, мог бы и быстрее, но мне понравилось растягивать удовольствие.

Я не дышала.

Меня окатило ледяной волной.

Мир застыл, сломался, треснул по швам.

Он… Он так сказал?

Я посмотрела на него в последний раз.

Искала… Что? Раскаяние? Шутку? Может, я просто что-то не так поняла?

Нет.

Он смотрел на меня сверху вниз, по-хозяйски обнимая другую девушку, и ему было плевать.

– Ты ведёшь себя как последний… – губы дрожали, горло сжималось.

– Как настоящий джентльмен? – Дима лениво усмехнулся и, прищурившись, добавил: – Надеюсь, ты хорошо запомнила эту ночь. Потому что я точно запомню…

Бежать.

Я не помнила, как выскочила в коридор, как нарыла свою джинсовку в прихожей, дрожащими руками пытаясь застегнуть пуговицы.

Мне нужно было уйти. Уехать. Исчезнуть.

Я не могла оставаться здесь ни секунды.

Дом отдыха, который снял Дима и его друзья, находился совсем неподалёку от города, поэтому такси стоило сущие копейки… Правда, это были мои ПОСЛЕДНИЕ копейки.

Оставив мелочь на автобус до деревни, я влетела по ступенькам общежития внутрь, даже не обратив внимания на вахтёршу, которая окатила меня недовольным взглядом.

Не до неё сейчас…

Я дрожала. Вся. Ноги, руки, губы. В груди пульсировала боль, такая сильная, что, казалось, меня рвёт изнутри.

Я верила. Он был таким настоящим, таким искренним. Он держал меня за руку, он шептал мне в темноте, что я особенная.

А я…

Я была просто шуткой. Объектом насмешек!

Со злостью запихивала свои вещи в сумку, роняя злые слёзы…

Господи, да я же позволила этому отребью стать моим первым… Какая же дура!

И куда теперь? Что будешь делать, Юля? Сбежишь и профукаешь шанс, который с таким усердием выгрызала у судьбы?

Нет… Но сейчас мне нужно было время…

Дверь в комнату распахнулась, и в поле зрения мелькнула Лера, моя соседка по комнате.

– Боже, Юль, ты чего?!

Я не могла говорить. Могла только рыдать.

Оттолкнув сумку в сторону, я рухнула на кровать, которая спружинила под моим весом, и зарыдала в голос, закрыв лицо ладошками.

Лера вздохнула, опускаясь рядом.

– Господи, неужели ты правда повелась?

Я резко подняла голову.

Повелась?

– Ты… знала? – голос дрожал, слёзы текли по щекам.

Лера пожала плечами.

– Ну да. Все знали.

– И ты мне ничего не сказала?!

Она фыркнула, покручивая прядь волос на палец.

– Юль, ну серьёзно. Ты же сама на это пошла.

Внутри меня что-то взорвалось.

– Ты могла меня остановить! Предупредить!

Лера закатила глаза.

– Я не нанималась спасать глупых деревенских простушек от того, на что они как бабочки летят сами.

Я осеклась.

Глупая деревенская простушка.

Я медленно поднялась на ноги.

Я не могла поверить в то, что это происходит со мной… Нет, я понимала, что за пределами нашей деревушки много всякого, но чтобы такая гниль… К такому я была категорически не готова.

– Ладно, – мой голос звучал неожиданно ровно. – Я уезжаю.

Лера вздохнула, явно ожидая чего-то подобного.

– Как скажешь, только зря ты… Все посмеются и забудут. Максимум недели две, ну месяц. Если хочешь тут доучиться, придётся научиться справляться с подобным. Быть умнее…

Она отвернулась, мгновенно потеряв ко мне интерес.

А я продолжила собирать вещи.

Домой. К бабушке. Туда, где всегда тепло и никто не предаст.

Глава 2

Юля.

Деревня встретила меня привычным запахом – смесью дыма из печных труб, мокрой земли и сена. Даже воздух тут был другой – чистый, с лёгким ароматом яблок, потому что в каждом дворе стояли раскидистые яблони.

Дома здесь старые, но крепкие, добротные. Заборы местами покосились, кое-где поросли вьюнком, но никто не торопился их чинить – зачем, если и так сто лет простояли?

Дорога, ведущая к бабушкиному дому, была укатана до блеска, словно специально утрамбована тысячами шагов, оставленных местными жителями за долгие годы.

Бабушкин дом выделялся. Нет, не размерами, не наличниками, а… всем сразу.

Крыша с разноцветной черепицей – бабуля в прошлом году решила, что «серость глушит ауру», и перекрасила её в алый, зелёный и синий. Стены дома покрыты узорами – сама выжигала по дереву, а потом раскрасила. Двор – заваленный вазонами, керамическими фигурками, всякими поделками, которые сама же мастерила.

А сама бабушка…

Вот ты заходишь в дом, а навстречу тебе не маленькая старушка с палочкой, а худощавая, яркая женщина лет шестидесяти с лишним. Волосы цвета вороного крыла… Всегда было интересно, мне достанется такая особенность? Стареть без седины. Лицо почти без морщин, губы ярко накрашены, на шее массивные бусы, а в ушах серьги-кольца.

Выглядит так, что местные только крестятся, когда она мимо проходит.

– Ну, внучка… – Бабушка посмотрела на меня долгим взглядом, от которого хотелось втянуть голову в плечи.

– Не так я тебя на пороге дома видеть хотела.

Я сглотнула.

– Привет, бабуль.

Она не стала задавать вопросов.

Конечно, не стала.

Она у меня, вообще-то, женщина умная – видит, что я словно тень от себя, что губы в кровь закусаны, а в глазах пустота.

Но ничего не говорит.

– Пошли в дом, Юль.

Я только кивнула.

Дом пах сушёными травами, печёными яблоками и чем-то родным, тёплым. Всегда так пах. Будто детством, в которое можно вернуться.

Бабушка щёлкнула выключателем, зажигая свет. Я молча поставила сумку у порога, чувствуя, как слабость накрывает меня с головой. Хотелось сесть прямо здесь, свернуться калачиком и не думать. Просто… не думать.

– Ела? – Голос бабули звучал негромко, но твёрдо.

Я качнула головой.

– Тогда садись. Голодная женщина – злая женщина. А тебе сейчас злиться нельзя, ты и так пыхтишь, как самовар перед взрывом.

Я открыла рот, чтобы возразить, но она уже ставила передо мной тарелку с пирогами.

– Ну-ка, ешь. Потом будем решать, на кого дуешься и как будем решать проблемы.

Я взяла кусочек, но еда застряла в горле. Захотелось заплакать прямо тут, на кухне, уткнувшись в бабушкино плечо.

Но я не заплакала.

Я просто поднялась и прошла в свою комнату, закрывая за собой дверь.

От того, что я чувствовала, хотелось выть белугой… Сердце внутри так сильно ныло, что казалось вот-вот лопнет, оставив вместо себя пустоту… Холодную, безжизненную…

Лёжа в темноте, я поняла, что не могу заснуть. Воспоминания снова накатывали, одно за другим, превращаясь в жгучую, липкую боль.

***

– Ты такая, – Дима смотрел на меня задумчиво, водя пальцами по моему запястью. – Ты вообще настоящая?

Я засмеялась.

– Вроде бы да.

– Никогда таких, как ты, не встречал, – он улыбнулся, а у меня сердце пропустило удар.

Мы тогда гуляли по парку. Просто гуляли. Он держал меня за руку, рассказывал о всяких мелочах, о детстве, о том, как боялся темноты, пока не вырос. О том, что у него есть младшая сестра. О том, что он всегда хотел собаку.

А я слушала, ловя каждое слово.

Дура.

– О, смотри! – он внезапно дёрнул меня за руку.

– Шуточный ЗАГС! Ты когда-нибудь видела такое?

Я посмотрела на стеклянную будку с неоновой надписью «Проверьте вашу совместимость!».

– Ну и? – усмехнулась я.

– Давай поженимся, – сказал он.

– Дима, ты издеваешься?

– А ты попробуй сказать «нет».

Я засмеялась, потому что в его глазах была какая-то странная искренность. Мы зашли в будку, ввели свои имена, данные паспортов и расписались игрушечной ручкой, получили распечатку с печатью: «Вы идеальная пара!».

Дима посмотрел на неё и вдруг серьёзно сказал:

– Теперь ты моя.

Он потом ещё купил в магазине пару детских колечек, которые позже сам же и надел на наши пальцы.

Я смотрела на этот кусочек пластика, ощущая, как внутри разливается тепло. Я поверила.

Дура.

***

Я сжалась в комок, уткнувшись лицом в подушку. Боль в груди скручивала меня, дышать было трудно.

Дверь скрипнула.

Я не подняла головы, но почувствовала знакомый запах – лаванда, розмарин… бабушка.

Кровать просела под её весом.

И в следующую секунду её тёплая, натруженная рука легла мне на плечо.

Я не выдержала.

Просто рыдала, пока она молча гладила меня по спине, не говоря ни слова.

Но в этом молчании было больше, чем тысяча слов.

Я была дома.

Глава 3

Юля.

Четвёртый день.

Четвёртый день я валяюсь в кровати, смотрю в потолок и осознаю, что жизнь кончена.

Всё.

Закрывайте лавочку, прощайте, мечты, амбиции, планы на будущее. Юля официально превращается в болотного лешего, который отказывается выходить из своего логова и начинает разговаривать с пауками на стене.

Бабушка терпела. Долго терпела.

Она вообще у меня на редкость терпеливый человек, только вот… Терпению, даже самому ангельскому, в конце концов, приходит конец.

Так и бабушка дотерпела. Выдала мне, так сказать, лимит на страдашки.

До вечера четвёртого дня.

А потом она влетела в мою комнату и начала апокалипсис.

– Так, хватит! – рявкнула она, стягивая с меня одеяло с такой яростью, будто оно было виновато во всех бедах мира.

– Мне тут, значит, невестка грыжу просила заговорить, куме надо корову от сглаза спасать, а моя внучка тут валяется, как квашня! Ты чё, помирать вздумала?!

Я застонала и попыталась натянуть одеяло обратно. Бабушка не дала.

– Ба, ну ещё чуть-чуть…

– Чуть-чуть, говоришь? – она сверкнула глазами.

– Да я тебе сейчас такой сеанс психотерапии проведу, что мало не покажется! Депрессия у неё, ишь! Нахваталась там в своём городе! Давно на огороде не лечилась, да? Так я тебе сейчас устрою! Как раз надо засеять горчицей всё в зиму! Вставай, Журавлёва, марш за мной!

Я попыталась возразить, но не тут-то было. Бабушка тащила меня в ночнушке во двор, при этом комментируя мои успехи в саможалении:

– «Я несчастная», «я страдаю», «Дима, Дима»… Да чтоб его черти на куличках искали, твоего Диму! Ох, внучка, родилась бы ты в мои годы, быстро бы поняла, что мужики – это не конец света. Конец света – это когда куры не несутся, а тут всего-то один идиот!

Я не успела осознать, что происходит, а мы уже стояли во дворе у старой железной бочки. Бабушка подожгла какой-то веник и начала пришёптывать.

– Ба… что ты творишь? – я моргнула. – Ты что, меня в жертву приносить решила? Давай мне тут без всего этого, ладно? Я ничего шептать не буду! И в секту твою не пойду!

– Секта, ага, – фыркнула бабушка, подкидывая в огонь какие-то травы. Они тут же вспыхнули, запах разошёлся густым облаком. – Сейчас снимем с тебя всю эту дурь.

Она нагнулась, схватила меня за волосы и – дёрг!

Я взвизгнула.

– Бабуль! Тебе мало, что я страдаю, ты меня ещё лысой хочешь сделать?!

– Да тише ты не визжи, истеричка, – бабушка спокойно бросила клок моих волос в огонь, и он с треском сгорел. – Всё, теперь легче будет.

Я смотрела на неё с приоткрытым ртом.

– Это что сейчас было?

– Помогаю я тебе, окаянная.

– И… что теперь? – я уже даже не злилась. Я была в состоянии полнейшего охренения.

Бабушка хмыкнула.

– Теперь всё будет хорошо. Хватит сопли на кулак наматывать, внучка, ноги в руки – и в университет!

Я чуть не поперхнулась воздухом.

– Чего?! Ба, ты вообще в курсе, что меня там ждёт? Унижение, насмешки, позор! Да в меня пальцем тыкать будут все кому не лень!

– Ой, страсти какие! – бабушка закатила глаза.

– Ты что, первая в мире девка, которой сердце разбили? Думаешь, все должны по тебе плакать? А ну-ка, хватит! Ты у меня не для того характером крепла, чтоб на каждую шавку внимание обращать. Ты Журавлёва или тряпка?!

– Ба…

– Всё! – она хлопнула в ладоши. – Утром поедешь обратно! Посудачат да забудут, а эти дураки, которые думают, что могут с чужими сердцами играть, своё ещё получат… Сколько верёвочке ни вейся, конец всё равно рядом.

Я прищурилась.

– Ба… что ты имеешь в виду?

Но бабушка только загадочно усмехнулась и ушла в дом, оставив меня переваривать всё произошедшее.

А наутро…

Я проснулась неожиданно бодрой.

Нет, правда. Голова ясная, сердце не болит, будто кто-то вынул из меня весь этот ком боли и бросил в костёр.

Вот и не верь после этого бабушке…

Она у меня местная знаменитость. Кто-то называет её ведуньей, кто-то – шарлатанкой, но вот что странно: как только корова перестаёт доиться или младенец всю ночь орёт без причины, все бегут именно к ней.

Заговорить грыжу? Пожалуйста.

Снять сглаз? Легко.

Намешать такую настойку, после которой даже самый упёртый простуженный мужик перестанет строить из себя умирающего? Да запросто.

Бабушка моя не просто знахарка, она легенда. Вот только в колдовство я особо не верила… до сегодняшнего утра.

Я посмотрела на себя в зеркало и вдруг поняла, что точно справлюсь.

Пусть судачат. Пусть ржут. Пусть Дима в своём гадюшнике думает, что победил. Не убудет!

Я надела любимую кофту, посмотрела на себя критично, потом добавила макияжа.

Вот так-то лучше.

Стиснув зубы, схватила сумку.

Всё. Возвращаемся. Пора в строй.

И пусть Дима подавится своим превосходством, но одного у него никогда в жизни не будет…

Меня!

Глава 4

Юля. Наши дни.

Женская логика – страшная вещь.

Сначала они сутки выбирают платье, потом ещё три дня допрашивают подруг, хорошо ли оно сидит, но стоит тебе заикнуться, что у них размазалась помада, как тебя проклянут до седьмого колена.

И вот сейчас передо мной стояла целая армия таких вот леди, с выпученными глазами, высунутыми языками и полной уверенностью, что если торт будет выглядеть плохо – это я в этом виновата.

Честное слово, ещё немного – и я начну засчитывать им штрафные баллы за кривые руки.

– Девочки, спокойно, – монотонно сказала я, наблюдая, как они мучают лопатки, пытаясь выровнять покрытие.

– Кто вам сказал, что торты обязаны выглядеть как на картинке? Это вам не социальные сети, тут всё по-настоящему. Главное – вкус, а не эстетика.

Меня, разумеется, никто не слушал, а я…

Проклинала тот день, когда согласилась с сумасшедшей идеей Лизы проводить мастер-классы…

Нет, ну одно дело, когда они просто будут все сидеть напротив меня, а я рассказывать, как делать, сколько сыпать и какие формы выбирать… Но тут же все сами!

После подобных мероприятий я отмывала помещение добрых три часа, что мне совершенно не нравилось!

Да, приносило прилично денег, а также дополнительная реклама… Я всё это понимала!

Но начинала-то всё это Лиза! У неё опыта работы с людьми на порядок больше, чем у меня…

Но сейчас Лиза готовилась стать мамой во второй раз, так что радовала меня своим присутствием крайне редко, но я на неё не злилась… До момента начала мастер-класса!

Клиентки скрипели зубами, выравнивая крем на своих бенто-тортиках, и мне даже показалось, что сейчас одна из них вскрикнет от напряжения, сломается и убежит в слезах.

Но нет. Все держались. Пока.

Я скрестила руки на груди, лениво наблюдая за работой, и только тут почувствовала чей-то неприятный взгляд.

За столом сидела девушка. Красивая, ухоженная, но чересчур надменная.

Знаете, есть такие женщины-змеи, которые в любой компании будто бы стоят на ступеньку выше и смотрят на всех так, словно им надо бы поклониться?

Вот эта была именно такой.

Нахмурившись, я перевела взгляд на её торт. Он был идеален. Слишком идеален.

Она вообще пришла сюда, чтобы учиться? Или просто, чтобы пораздражать окружающих?

Пока я пыталась понять, почему именно она меня так бесит, прошло ещё полчаса. Тесто пропеклось идеально, украшения выбрали заранее, чай заварился – можно было начинать дегустацию.

Ну, то есть, почти.

Ровно до того момента, как эта самая женщина-змея откусила кусок своего бенто-торта… и начала задыхаться.

– Господи! – вскрикнула какая-то девушка. – Она задыхается!

Началась паника.

Кто-то разбил кружку, кто-то бегал кругами, кто-то стоял, сложа руки, и просто смотрел.

– Так, спокойно! – рявкнула я, перекрикивая визг одной из участниц. – Вызовите скорую! Сейчас же!

Тишина.

Никто даже не пошевелился.

– Да что же вы стоите?! – я сорвалась на крик. – Скорая! Немедленно!

Какая-то девушка нервно потянулась к телефону, но её руки тряслись так, что она едва могла разблокировать экран.

А я уже неслась за аптечкой.

Потому что я знала, что это. Отёк Квинке.

Потому что я не идиотка и всегда держу в аптечке инъекцию с лекарством.

Я вытащила шприц, присела рядом с девушкой, выдохнула.

– Тихо. Спокойно.

Она хлопала глазами, хваталась за горло, лицо уже становилось отёчным.

Я сделала укол. Чётко без лишних движений.

– Всё, – спокойно сказала я. – Сейчас легче станет, скорая уже в пути.

Девушка тяжело дышала, смотрела на меня непонятно, с ненавистью.

И вдруг прошипела сквозь отёкшие губы:

– Мой жених – миллионер.

Я моргнула.

– Эээ… Окей.

Она судорожно втянула воздух.

– Очень скоро ваша богадельня будет закрыта.

Я устало выдохнула.

– Честно говоря, девочка, это уже даже не оригинально.

Перед началом мастер-класса каждая участница подписала документ о том, что у неё нет аллергии на продукты и что она несёт полную ответственность за участие. Формальность, но важная… Мы не первый раз проводим подобные мероприятия и уже научены горьким опытом…

Благо в тот единственный раз, который научил нас брать подобные подписи, обошёлся малой кровью. А сейчас мы юридически были защищены со всех сторон, поэтому эти милые угрозы вызывали у меня скорее раздражение и лёгкую тоску, чем серьёзное отношение.

Я полезла в карман фартука, вытащила визитку, сунула её ей в руку.

– Передай своему жениху-миллионеру, что я его жду в гости.

Скорая уже заворачивала к зданию, девушки причитали, кто-то уже судорожно что-то писал в телефоне.

А я просто посмотрела на свою пациентку, пригладила фартук и улыбнулась.

– Ну а если у вас вдруг есть адвокат, можете прихватить и его. Я подготовлю все бумаги, которые вы подписали перед началом мастер-класса.

Её лицо пошло пятнами.

Но не от аллергии.

Когда её увезли, я вдруг почувствовала, что внутри что-то сжалось.

Плохое предчувствие. Очень плохое.

Глава 5

Юля.

Если бы я получала по рублю за каждую капризную невесту с завышенным ЧСВ, то… у меня бы была сеть кондитерских по всей стране, а не одна уютная лавочка в центре города.

Вот честно – откуда у них это чувство вседозволенности? Как будто раз у тебя на пальце кольцо с бриллиантом, то можно ходить по людям, как асфальтовый каток, и давить, давить, давить…

Считаешь себя особенной? Отлично, солнышко, только у нас в городе таких «особенных» – на каждом шагу.

После вчерашнего шоу с аллергией, угрозами и этим «мой жених миллионер», я едва не швырнула в стену кофеварку. Спасла человека – и в ответ «я тебя закрою»! Вот и спасай после этого людей…

Сейчас я стояла за стойкой, разбирая поставку. Успокаивалась ванильным запахом из тестомеса и напевала под нос какой-то шансон – и да, не надо меня осуждать, я нервничаю, когда всё слишком спокойно.

И вот в эту мою размеренную жизнь, конечно, как слон в посудную лавку, вваливается тот, кого я совершенно не ожидала увидеть…

Сначала я услышала звяк двери. Потом тяжёлые шаги. Потом до боли знакомый голос произнёс требовательно: «Девушка!»… А я… у меня кофе пролилось мимо чашки.

Я медленно выпрямилась. Обернулась.

И вот он. В полный рост. Дмитрий Валерьевич. Враг номер один.

С пиджаком нараспашку, с лицом, на котором написано: «Сейчас я буду устраивать разнос».

И с глазами, в которых – сначала удивление. Потом – осознание. И, наконец, – ухмылка. Такая, от которой у меня засвербело в кулаках.

– Петушок, – произнёс он лениво. – Готова кукарекать?

Я моргнула. Потом снова. Потом медленно поставила чашку и сложила руки на груди.

– Ты сам сюда пришёл, так что тебе и кукарекать. Добро пожаловать в Ад, милый. У нас сегодня скидки на хамство.

Он захохотал. Настоящий такой смех – громкий, самодовольный, с привкусом «ну-надо-же».

– Не верю! – хлопнул себя по ноге. – Вот честно, не верю. Это же надо было так вляпаться. Опять ты.

– О, я тоже в восторге от воссоединения, – сквозь зубы выдавила я.

– Ты знаешь, на моём внутреннем термометре неловких встреч сейчас сто восемьдесят по Цельсию.

Он подошёл к стойке. Нагнулся. Посмотрел на меня.

– Ты ведь знала, да?

– Что ты снова заявишься в мою жизнь, как назло? Нет. Но надо было догадаться. Обычно беды приходят не поодиночке.

Он хмыкнул. Глаза прищурены. Явно ищет, за что бы укусить.

– Это ты проводила мастер-класс?

– Ага. Это я спасла твою будущую жену от того, чтобы превратиться в тыкву. Хотя… может, и стоило подождать пару минут.

Улыбка исчезла. Он нахмурился.

– Ты вот так с ней разговаривала?

– А как надо говорить с человеком, который угрожал моему бизнесу сразу после того, как я вколола ей лекарство и спасла от удушья. Скажи спасибо, что я ещё и в морду не врезала.

Он замолчал. Видимо, прокручивал в голове сцену. Потом посмотрел на меня внимательней.

– Ты изменилась.

– Ага. Стала добрее и пушистее. Ещё шиплю, если меня тронуть. Хочешь проверить?

Он хмыкнул.

– И ты до сих пор считаешь, что спор отменяет приличия?

– Спор?! – Я аж подпрыгнула.

– Это ты вломился! Ты, между прочим, нарушил первый пункт! Не появляться в жизни друг друга! Напоминаю: ты сам подписался!

Он открыл рот. Закрыл. Задумался.

– Технически, я не знал, что это ты. Я пришёл разобраться. Как нормальный человек. Я понятия не имел, что ваша кондитерская переехала…

– Ну ты же не обычный человек. Ты Дмитрий Самсонов, жертва случайных кулинарных инцидентов. – Я прищурилась.

– Скажи, она тебе вообще рассказала, что произошло? Или сразу слёзы, вопли и «милый, они меня чуть не убили»?