О том, что есть природа человека и насколько сильны человеческие пороки, Стивенсон размышляет на страницах этой готической повести о докторе Джекиле и мистере Хайде.
Британский ученый изобрел эликсир, благодаря которому мог вызывать из глубин подсознания свое темное «я». Доктор Джекил проводил эксперимент исключительно на себе, превращаясь по ночам в жестокого убийцу мистера Хайда, пока сам не стал его жертвой. Или все-таки не стал и смог победить воплощенное зло?
В сборник также вошли рассказы о настоящем викторианском денди принце Флоризеле и его верном друге полковнике Джеральдине, которые защищают невинных и несправедливо обиженных, расследуя особо запутанные преступления и странные события.
Для широкого круга читателей.Шедевр фантастической литературы с великолепными иллюстрациями Венсана Малье.
В туманном Лондоне свирепствует злой Мистер Хайд. Говорят, что он внушает страх, ненависть и отвращение. Что в нем нет ничего человеческого. Но кто на самом деле этот таинственный персонаж? Ответ можно найти лишь в лаборатории выдающегося доктора Джекила…
Фишки книги
– Новый взгляд на классическую фантастическую повесть через рисунки известного французского художника.
– Акварельные ретро-иллюстрации оживляют историю и погружают в эпоху викторианской Англии.
– Подарочное издание с фольгой, качественной бумагой и эфалином.
Для кого книга
Для взрослых и детей от 12 лет.
Для поклонников готических романов и таинственных историй.
Для любителей красочных акварельных рисунков и книжной иллюстрации.Новый перевод Алексея Козлова повести Роберта Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Это одно из самых знаменитых и таинственных сочинений автора. Химические эксперименты, приводящие к полному переформатированию личности, загадочность сюжета — всё это служило фундаментальными камнями англоязычного романа ужасов и английского детектива.«Мистер Аттерсон, нотариус, чье суровое лицо никогда не освещала улыбка, был замкнутым человеком, немногословным и неловким в обществе, сухопарым, пыльным, скучным – и все-таки очень симпатичным. В кругу друзей и особенно когда вино ему нравилось, в его глазах начинал теплиться огонек мягкой человечности, которая не находила доступа в его речь; зато она говорила не только в этих безмолвных средоточиях послеобеденного благодушия, но и в его делах, причем куда чаще и громче. Он был строг с собой: когда обедал в одиночестве, то, укрощая вожделение к тонким винам, пил джин и, горячо любя драматическое искусство, более двадцати лет не переступал порога театра. Однако к слабостям ближних он проявлял достохвальную снисходительность, порой с легкой завистью дивился буйному жизнелюбию, крывшемуся в их грехах, а когда для них наступал час расплаты, предпочитал помогать, а не порицать…»
