Дом

Глава первая.

Барни стоял у школьных ворот, чуть в стороне ото всех остальных, его светло-карие глаза впились в Тома, а лицо было белым, как бумага. И неудивительно, быстро попрощавшись с ребятами и Мари, Том усмехнулся.

– Ну ты прогульщик! – задорно произнес он, запыхавшись от бега.

– Мы только переехали и…

Барни не договорил, вялые оправдания похоже ему самому показались неубедительными, он замолчал, поджав губы.

– Да-да, знаю. Что ты? Хвастаешься что ли?

Том улыбнулся, дружески пихнув в пухлый бок, Барни не ответил.

– Что с тобой?

Том заметил, что друг вроде хотел заговорить, но затух, как промокшая спичка. Что-то с ним не так. Может простудился или опять мучается с животом, повод то огромный – переезд, а Барни, хотя и выглядел крепышом, при малейшем волнении начинал бегать по «делам».

Ответа на заданный вопрос так и не последовало, Барни стоял опустив глаза, сейчас он напоминал Тому бабушкиного сенбернара – рослый, сильный, а как провинится – так становится ягненком. Том вздохнул, скинул рюкзак с плеча и вытащил потрепанный журнал с комиксами про Диномена – тот самый, который Мари, щурясь от солнца, сунула ему со словами: «Передашь Барни? Пусть развеется». Как можно было применить это слово к историям про Диномена – Том искренне не представлял, на него это только наводило тоску, но если им нравится… Он протянул журнал другу.

– Держи. От Мари. Говорит: «развейся».

Барни молча взял журнал, даже не взглянув на обложку, и сунул под мышку. Его пальцы нервно теребили плетеный браслетик из разноцветных ниток – такой же был и у Тома, подарок Мари. Том свой берег, боялся порвать или потерять, Барни же носил свой постоянно, и сейчас тонкие нитки явно страдали под его беспокойными пальцами.

– Эй, ты хоть там дышишь? – Том дернул за рукав.

Барни вздрогнул, будто его разбудили посреди ночи.

– Просто… – он облизнул губы. – Там странно.

– Что, привидения? – фыркнул Том.

Барни не засмеялся.

Они свернули с шумной пришкольной аллеи на тихую улочку, солнечные пятна кое-где пробивались сквозь листву и дрожали на асфальте, но прохлада тени не приносила Барни облегчения. Он шел чуть позади, будто волоча ноги по невидимой грязи.

– Эй, Холлоуэй! – раздался звонкий голос.

Том обернулся. К ним на велосипедах катили двое парней из школьной футбольной команды, Марк и Дэнни. Марк, румяный от скорости, крутанул педаль вхолостую, останавливаясь рядом, Дэнни сделал круг и тоже затормозил.

– Ты где шляешься? – Марк вытер лоб рукавом футболки, широко улыбаясь и игнорируя Барни так естественно, будто того и не стояло рядом. – Завтра же разбор полетов по прошлой игре! Тренер сказал – ни шагу с поля! Ни за что! Пропустишь – убьет!

Том привычно расплылся в ухмылке, отбивая дружеский тычок в плечо.

– Расслабься, босс. Я же не Беннет, чтобы прогуливать. – Он кивнул в сторону притихшего друга. – Приду, как штык. Без меня вы ж пропадете, как слепые котята!

Дэнни прыснул от смеха, а Марк лишь мельком скользнул взглядом по бледному лицу Барни, словно заметил пустое место, его внимание тут же вернулось к Тому.

– Ладно, смотри у меня! В семь, не опаздывать. Поехали, Дэн!

Велосипеды рванули вперед, оставив за собой шелест шин и легкое облачко пыли. Том смотрел им вслед, ухмылка медленно сползала с его лица. Странно. Обычно Марк здоровался с Барни. А тут… будто сквозь него смотрел. И про команду – Барни-то тоже в основном составе! Том обернулся к Беннету, ожидая хоть какого-то отклика – шутки, гримасы, даже возмущения, что его проигнорировали. Но Барни просто смотрел куда-то в сторону, его пальцы снова и снова теребили нити браслета. Он будто не слышал, не видел, не существовал для Марка и Дэнни. Том тронул Барни за руку, и тот дернулся, как от удара током.

– Ты в порядке? – Том нахмурился, уже без тени усмешки, рука Барни показалась ему ледяной.

Барни Беннет замер, а после посмотрел в глаза Тому, его взгляд был таким замученным и умоляющим, казалось он хотел крикнуть «Нет!», но язык прилип к небу, вместо слов он слабо кивнул. Том понял, что не сможет настаивать, чтобы ему выложили правду.

– Ладно. – Том тоже кивнул. – Веди, показывай свой дворец.

Они повернули за угол, дорога тянулась между особняков, вырастающих из-за высоких заборов, как каменные исполины. Том подгонял друга, болтал о школе, о вчерашней тренировке, о том, как Мари чуть не проспала первый урок, но – чем ближе подходили они к новому дому – большому, статному, с темными окнами – тем медленнее двигался Барни. Он словно вяз в асфальте. Перед калиткой, ведущей в палисадник с запущенными кустами, он и вовсе замер. Его лицо опять приобрело тот мертвенно-белый оттенок, что и у школы, он смотрел не на парадную дверь, а куда-то в сторону глухой стены, увитой плющом.

Терпение Тома лопнуло. Весь этот путь – молчание, бледность, взгляд в никуда, игнорирование друзей, эта ледяная медлительность… Непонимание и легкая обида закипели внутри.

– Слушай, Беннет, – начал он, голос потерял привычную игривость, даже стал немного резким. – Хватит водить меня за нос. Что с тобой?

Том шагнул ближе, заслоняя Барни вид на дом.

– Ты что, не хочешь, чтобы я заходил? Так скажи прямо! Чего тут корчить из себя тайну? Не буду напрашиваться, честное слово.

Барни поднял на него глаза, в светло-карих зрачках мелькнул настоящий испуг, смешанный с мучительно нерешительностью, будто слова застряли комом в горле.

– Нет, ты что, Том, не в этом дело, – выдавил он наконец, голос был тихий и хриплый. – Просто… Мне здесь не по себе. Совсем.

Том огляделся, дом стоял величественно и тихо, ни звука. Он заметил отсутствие знакомой машины родителей Барни на подъезде.

– Родители на работе, видать? – спросил он, в попытке найти логичное объяснение. И тут его осенило. Добродушная, чуть снисходительная усмешка тронула его губы. – Ох, Барни! Да ты просто трусишка! Один боишься в большом доме сидеть?

Он дружески потрепал чужие плечи, пытаясь разрядить обстановку.

– Да ладно тебе! Чего киснуть то? Я ведь с тобой.

Барни виновато улыбнулся и глубже вжал голову в плечи, но его взгляд снова скользнул в сторону темной, словно затаившейся в засаде, тени под лозами плюща.

Двор перед домом был неаккуратен, но полон жизни – не человека, а цветов, кустарников и травы, и если не вмешаться, то совсем скоро все это грозило превратиться в бурьян. Никаких следов недавнего переезда – ни коробок, ни разбросанной бумаги.

– Том…

– А? – Том уже успел забыть, о чем они говорили, о странностях Беннета, о том, куда он шел, он засмотрелся на пчелу, что деловито кружила у пожухлых цветов, эта картина оказалась настолько умиротворяющей, что он, кажется, задремал наяву.

– Ты… ты видишь? – голос был едва слышен, хриплый от напряжения.

Том заметил, что зрачки у Барни расширились, он проследил за направлением.

– Вижу что? – Том недоуменно оглядел кусты. Там ничего не было, только тень гуще и пара пчел, что вяло кружила над увядшими соцветиями. – Там кошка?

– Нет, Том, ты не понимаешь, – Барни говорил тихо, будто сам с собой, его кулаки принялись тереть глаза, словно он хотел проснуться. – Осторожно!

Том легко отмахнулся от подлетевшей пчелы, инстинктивно отскочив от железных ворот, на которые она приземлилась, их разделял шаг.

– Какой-то ты нервный, дружище, такой крохотульки испугался.

– Ты не понимаешь. – снова повторил Барни, не обращая внимания на насмешливую улыбочку друга. – Просто… заходить надо быстро. Как можно быстрее.

Беннет толкнул калитку. Скрип железа прозвучал неестественно громко в тишине улицы. Том почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Что-то здесь было очень, очень не так.

Рука Барни сомкнулась на запястье Тома ледяной клешней, они скорым шагом преодолели путь по вымощенной дорожке, закрывшаяся калитка тихонько скрипнула за их спинами. Барни быстро поднялся по ступеням крыльца и открыл тяжелую дубовую дверь.

– Входи, – сказал он, отступая вглубь дверного проема. – Только… только не пугайся, если что-то покажется странным. Дом старый. Скрипит.

Том переступил порог. Его встретил прохладный, чуть затхлый воздух, несущий запах старого дерева и чего-то еще – едва уловимого, сладковато-тяжелого, как переспевшие фрукты, которые уже начали гнить. Внутреннее пространство открывалось широко – высокий холл с лестницей на второй этаж, двери в другие комнаты. Все было обставлено дорогой, но минималистичной мебелью: темные деревянные комоды, пара строгих кресел, огромное зеркало на стене. Никаких картин, безделушек, следов жизни. Чисто, пусто и… удивительно уютно, если не считать давящей тишины и того странного запаха. Солнечный свет, проникал сквозь высокие окна, ложился на полированный паркет длинными рассеянными полосами, здесь не было темных углов, паутины и пыли, как принято в старых домах с привидениями, Том внутренне выдохнул.

– Ничего себе простор! – Том ахнул, его голос гулко отозвался в пустоте. Он сделал несколько шагов вглубь, оглядываясь, а после присвистнул. – Наверное… и бассейн есть?

– Нет, бассейна нет, – Барни слабо усмехнулся и запер дверь на два оборота, звук металла о металл прозвучал как выстрел. Бледность сошла с его лица, Том поспешил уцепиться за это кажущееся потепление, лед тронулся.

– А где твои вещи? Игрушки? Видик…

– Пока не распаковали. Все в коробках. – Он не смотрел на Тома, его взгляд скользил по углам, по лестнице, будто выискивая что-то невидимое. – Ты голодный? Есть сэндвичи…

Он повел Тома через холл в просторную кухню, светлую, чистую и такую же не обжитую. Стук тарелки с сэндвичами о столешницу показался резким и чужим, будто это место слишком отвыкло к признакам жизни внутри себя. Барни взял один и начал механически жевать, уставившись в окно. Его движения были вялыми, без аппетита.

Том взял свой сэндвич. Он был вкусным, с курицей и свежими овощами, но глядя на Барни, который ковырял хлеб пальцем, отрывая крошечные кусочки, Том почувствовал как его собственный аппетит куда-то улетучивается. Тишина в доме была не просто отсутствием звука, она была густой, живой, давящей. Словно само здание, затаив дыхание, прислушивалось к ним.

– Мне будто уши ватой набили, – пожаловался со смешком Том, отпивая содовую. – Ну и вид у тебя, Беннет. Будто тебя здесь пытают. Дом же классный! Чего бояться?

– Да я… Наверное, просто устал. Из-за переезда.

– А родители с работы скоро вернуться?

Услышав последний вопрос, Барни как-то сразу сник и пожал плечами.

– Не знаю. Мне кажется, что они задержатся.

– Ну ничего, – Том хлопнул в ладоши, поднимаясь из-за стола. – Я посижу с тобой, дружище, а потом у нас важное дело, верно? Вчерашнюю тренировку ты пропустил, но зато сегодня – отыграешь за двоих, да так, что у Марка челюсть отвиснет!

Том навалился на Барни, положив руки на чужие плечи, он уперся лбом в лоб, сверля озорным и пристальным взглядом.

– Ты ведь сможешь, а? А ну поклянись, а то вдруг наврешь…

Барни не выдержал, он пихнул Тома, который только того и ждал, наваливаясь с удвоенным напором и звонким смехом. Но силы были неравны, Барни был выше на полголовы, если не больше, плотный и сильный, он легко отталкивал Тома, который хохотал и крутился как юла, но не отлипал.

Звук смеха и возни катился по коридорам, отскакивая и звеня, как стеклянные шарики, а потом резко смолк, когда Том задел локтем свою банку и содовая разлилась по столу, капая на пол.

– Упс, виноват, – Том подпер щеку рукой, наблюдая как Барни искал салфетки, в его голосе звучало скорее веселье, а не вина.

– Ага, потому что бесишься, как угорелый.

Барни наклонился, заглядывая в ящики и открывая дверки, ничего. Пусто.

– Ладно, моя комната наверху, пойдем?

– Ты не станешь убирать? – Том недоверчиво покосился на лужу с веселыми пузырьками, которая со временем совершенно точно превратится в липкое пятно.

Барни махнул рукой, выходя из кухни, будто без слов говоря – «брось, ерунда».

– Потом сам же и вляпаешься, – Том насмешливо хмыкнул, если бы он насвинячил и не прибрал за собой – его бы по голове не погладили, мама, замученная заботами о двойняшках, прибила бы. А вот двойняшкам все сошло бы с рук – младшие, их всегда любят больше, больше прощают. Сюзи и Эбби – поздние дети, как и Барни, но сестры Тома, младшие и любимые, делили мамино внимание хотя бы между собой, если не считать крохи, которые, по мнению Тома, доставались ему, что до самого старшего – Джима, то про него и говорить нечего. А Барни был единственным. Том вздохнул себе под нос – «счастливчик», и, заложив руки за голову, поплелся следом.

Зеркало на стене – ничем не примечательное, оно казалось старинным и, пожалуй, это все, что можно было о нем сказать. Том недоуменно посмотрел на Барни в отражении, вставая рядом, когда тот зачем-то остановился.

– Что делаешь? Собой любуешься? Все в команде и так знают, что ты просто тигр, – Том снова захохотал, пытаясь растормошить друга щекоткой. – Ну ка, порычи…

Барни хладнокровно удержал его за запястья.

– Ты ничего не замечаешь?

– А должен? – Том улыбнулся, – Парни в лагере говорили, что если долго смотреть в глаза своему отражению, то увидишь черта. Я пробовал и ни черта не увидел, хочешь испугаться – разозли миссис Риверс.

Барни не отреагировал, хотя о том как страшен гнев учительницы биологии знал каждый, кому не повезло быть у нее учеником. Том решил добиться реакции по-другому – оттянул руками кожу глаз так, что стало видно розовый край слизистой, язык высунул вверх, почти касаясь кончика носа, и застонал на манер зомби из второсортных ужастиков.

– Я не шучу, тебе не кажется, что что-то изменилось?

– В тебе? – Том хмыкнул, но пригляделся, когда Барни кивнул.

Он ничего не нашел. Это был все прежний Барни, такой же, как много лет назад, когда они стали друзьями, только постарше и загадочнее, но последнее в нем обнаружилось совсем недавно.

Пальцы Барни коснулись холодного стекла в углу, оставляя отпечатки.

– Я разбил его, здесь была трещина, а теперь ее нет, как будто ничего не изменилось.

– Вы же только-только заехали, когда ты успел что-то разбить?

– Два… Или три дня назад, сложно понять сколько точно времени прошло.

Том нахмурился, Барни водил его за нос, но, то с какой убедительностью он это делал – вызывало зависть с неприятным налетом какой-то суеверной жути.

– Ты мне не веришь? – отвернувшись от отражения, Барни, снова бледный, вперил глаза в Тома.

– А с чего бы? Ты мне вчера звонил, забыл? Хвастался, что живешь теперь в особняке, как какой-то лорд, и в гости звал.

– Я такой же? Тот же, что был вчера? – Барни сделал шаг к Тому, он не старался напугать, наоборот, сам был испуган.

– Прекращай, приятель, уже не смешно, мне надоело.

Барни замер, а потом пошел обратно на кухню, тут же возвращаясь, над головой он держал стул.

– Стой, ты что?! Совсем рехнулся?! – Том успел перехватить стул до того, как он влетел в зеркало.

– Я просто хочу показать…

– Нет, Беннет, хватит! – Том поставил стул и усадил на него Барни, встав рядом, он скрестил руки на груди. – Рассказывай, либо говори все как есть, либо прекрати мне мозги пудрить.

– Том, я не знаю, но мне кажется, что… что я тоже изменился.

Барни говорил, опустив глаза, будто стесняясь в этом признаться, его пальцы принялись нервно теребить липучки карманов, а губы покраснели, потому что верхний слой кожи уже был сгрызен. Том вздохнул и улыбнулся.

– Изменился? Ха, да ни капельки, – он наклонился поднять упавший журнал про Диномена, – Ну что? Покажешь свою берлогу?

Барни медленно, будто возвращаясь из далекого путешествия, сфокусировал внимание на глянцевых страницах.

– Ага, наверху. Комната, у которой окна выходят на сад.

– Здорово! – Том подхватил рюкзак. – Курс на наше логово, капитан?

Барни равнодушно махнул рукой в сторону лестницы:

– Пошли…

Подъем по широким деревянным ступеням казался бесконечным в гулкой тишине, каждый их шаг отдавался эхом в высоком холле внизу. Барни шел первым, его спина была напряжена, а вот дыхание нисколько не потяжелело. Том, следуя за ним, невольно прислушивался к этому эху – оно звучало слишком громко, слишком одиноко. Наверху их встретил слабо освещенный, недлинный коридор и несколько дверей. Барни остановился у первой слева.

Комната была просторной, светлой благодаря большому окну, но такой же пустой и безликой, как и весь дом. Коробки стояли аккуратной стопкой у стены, кровать без постельного белья, стол и стул – вот и вся обстановка. Ни плакатов, ни книг, ничего личного. Как будто сюда еще никто не заселился по-настоящему.

– Ничего не разложил? – удивился Том, бросая рюкзак на пол возле кровати.

– Не успел, – пробормотал Барни, плюхнувшись на жесткий матрас. Он взялся за журнал про Диномена и раскрыл его на первой попавшейся странице. Лицо его потеряло часть напряжения, пальцы наконец успокоились, скользя по глянцевым страницам с яркими картинками суперзлодея.

Том вздохнул и полез в свой рюкзак. Математика. Проклятые дроби. Он разложил тетрадь и учебник на голой столешнице.

– Вот засада, Бенc, – заговорил он, пытаясь вернуть хоть каплю нормальности в эту странную, давящую тишину. – Мать ультиматум поставила: не подтяну дроби – не видать мне билетов на полуфинал. Представляешь? «Гренадеры» против «Тигров»! Это же легендарно!

Он бросил многозначительный взгляд на Барни, но тот уже с головой погрузился в историю комикса, изредка шелестя страницами.

– Ладно, – Том отвернулся, раскрывая тетрадь испещренную каракулями. – Раз уж тут так тихо и спокойно…

Том продолжил бормотать себе под нос и ворошить учебник, изредка ворча на «тупые правила», или пытаясь объяснить Барни суть проблемы, будто тому было интересно. Он жаловался на учительницу, на сложность заданий, на то, что футбол гораздо важнее математики, особенно перед финалом.

Том заерзал на стуле, с ненавистью глядя на цифры:

– Они вообще складываться не хотят. Наверное, ненавидят меня лично.

Он ждал сочувственного слова, но вместо этого услышал… тихий смешок. Том обернулся. Барни сидел на кровати, прислонившись к стене, журнал лежал у него на коленях открытым. На его губах играла слабая, но самая настоящая улыбка. Такая знакомая, добрая улыбка, какой не было с самого утра у школы.

– Чего ржешь? – спросил Том, сам невольно улыбаясь в ответ. Странно, но вид улыбающегося Барни в этой пустой комнате почему-то согрел сильнее, чем солнечный свет в окне. Барни покачал головой, улыбка сползала с лица, как подтаявший снег с крыши, но в глазах светилось что-то теплое и немного грустное.

– Да так, – он провел рукой по краешку обложки. – Такое чувство, будто все как прежде, как до…

Барни замолчал, не договорив, но в его голосе прозвучала такая щемящая тоска по нормальности, что Том на секунду растерялся.

– До переезда? – уточнил он, не понимая до конца. – Ну, да, мы тоже так тусили. Ты втыкал в свои комиксы, а я бился над алгеброй, только Мари еще болтала без умолку обычно. – Том попытался улыбнуться, но что-то в выражении лица Барни, в этой внезапной хрупкости момента, заставило его почувствовать тоску, будто он что-то безвозвратно утратил.

Барни лишь кивнул, не поднимая глаз, его палец накручивал кольцами несчастный браслетик.

Том хотел что-то сказать, подбодрить, но его внимание внезапно привлекло окно. Прямо за стеклом кружились, сталкиваясь и разлетаясь, десятки мелких черных точек. Пчелы. Они роились с каким-то зловещим, настойчивым упорством, их жужжание, казалось, проникало сквозь стекло, наполняя комнату тихим, угрожающим гудением.

– Смотри-ка, – Том ткнул пальцем в стекло, отвлекаясь от математики. – Целой рой. У вас тут пасека, что ли, в саду?

– Только не открывай, – хмуро отозвался Барни.

– Ну если ты просишь, то так и быть. – Том легонько барабанил по стеклу ногтем. – А мне так хотелось их пустить, вот покусали бы нас вдоволь, а? Прямо в бицепсы, чтобы они раздулись, как у Джорджа Вилсона из старших классов.

Он усмехнулся, поворачиваясь к другу, но увидел, что его шутку не разделили.

– А ведь у Мари аллергия… Я звал ее с собой сегодня, но у нее занятия на фортепьяно по вторникам, повезло, тут нужно сначала с этим что-то сделать.

Том кивнул на раздраженных насекомых, но Барни, не отрывая взгляда от журнала, машинально поправил его глухим, отрешенным голосом:

– По вторникам и субботам у нее гимнастика. А фортепьяно… – он на секунду задумался. – В пятницу.

Он перелистнул страницу, словно только что не произнес ничего особенного.

Том замолчал, уставившись на макушку друга, которую только и было видно из-за журнала. Откуда он…? Ладно. Барни всегда был повнимательнее к таким вещам. Да и в остальном тоже. Том смахнул легкую досаду.

– Да… ужас, – Том фыркнул, пытаясь вернуть прежний настрой. – У нее расписание как у президента. Ха-ха.

Жужжание за стеклом нарастало, становясь назойливым, почти агрессивным. Том почувствовал, как по коже пробежали мурашки. Он отошел от окна и плюхнулся на матрас рядом с Барни, так, что пружины жалобно хрустнули.

– Ладно, с этими дробями я все равно сегодня не справлюсь, – буркнул он, швырнув тетрадь в сторону. – Мозги уже кипят. Давай лучше…

Он не договорил.

Тихий, скребущий звук в коридоре заставил Тома резко обернуться. Сердце вдруг заколотилось где-то в горле. Они были одни в доме, совершенно точно одни. По крайней мере так он думал до этого момента. Он замер, вглядываясь в щель под дверью, ожидая увидеть тень. Шаги не похожие ни на мать Барни, ни на его отца. Медленные, тяжелые, будто кто-то волочил ноги по полу.

– Ты слышишь? – прошептал Том, поворачиваясь к Барни.

Он ожидал увидеть такой же испуг, такую же дикую панику, что была у ворот, но нет.

Барни даже не вздрогнул. Он просто глубже уткнулся в журнал, перелистнув страницу с преувеличенным, показным интересом. Его плечи были напряжены, но это была не паника – скорее знакомое, вымученное терпение.

– Барни? – голос Тома дрогнул, выдав его собственный страх.

– Не обращай внимания, – проговорил Барни глухо, почти не разжимая губ. Он все так же не смотрел на Тома, уставившись в цветную картинку с Диноменом. – Это… не самое страшное. Просто не обращай внимания. И оно уйдет.

Шаги замерли прямо напротив двери. В звенящей тишине послышалось тихое, влажное шамканье, словно чей-то беззубый рот пробовал на вкус воздух. Тома бросило в жар, потом в холод, он задержал дыхание, сердце стучало так, что, казалось, было слышно во всем доме.

А потом шаги поплелись дальше. Медленно, нехотя – звук стал удаляться по коридору, затихая за поворотом.

Том наконец сделал вдох, почти не чувствуя, как неприятно жгло в легких. В горле пересохло. Он посмотрел на Барни, который даже не шелохнулся, лишь его плечи слегка расслабились.

– Что… что это было? – Том коснулся чужого предплечья, его пальцы еще дрожали, а голос звучал тихо и жалко, этот тон заставил Барни наконец оторвать взгляд от комикса.

– Ничего, – пробормотал он. – Тебе показалось.

– Ага, конечно, показалось, – Том фыркнул, эта ложь казалась сейчас такой глупой, что он даже не разозлился. – Я не слепой и не глухой. Ты с утра белый как простыня, дверь на два оборота закрываешь, а сейчас сказал «оно уйдет». Кто это был, Беннет? Сиделка? Сосед? Твой дед, которого вы вдруг решили в подвале держать? Говори уже!

– Никого нет, – упрямо пробормотал Барни, а его пальцы теребили края рубашки. Он врал, и делал это плохо.

– Не гони! – Том не выдержал, его нервы были натянуты как струны. – Я не тупой, я слышал! Это были шаги.

Барни отвел глаза, снова уставившись в пол где-то у ног Тома. Вяло пожал плечами, чтобы от него наконец отвязались с вопросами на которые он не знал ответ. Или не желал произносить его вслух.

– Эй, Бенс, – Том подполз по кровати ближе, пытаясь поймать его взгляд. – Слушай, мы же друзья. Если у тебя здесь какая-то проблема… Если кто-то вломился… Мы же можем позвонить в полицию. Или моим родителям. Что угодно. Просто скажи.

Барни закрыл на мгновение глаза, словно собираясь с силами. Когда он снова открыл их, Том вздрогнул как от щелчка статического электричества, такая тяжелая, недетская усталость читалась в знакомых карих глазах, что ему даже стало не по себе.

– Никто не вламывался. Она просто ходит здесь. Иногда.

– Она? – Том нахмурился. – Кто «она»?

Барни облизал пересохшие губы, его взгляд метнулся к двери, будто проверяя, не вернулись ли шаги.

– Старуха. Какая-то старуха.

Том замер, ожидая продолжения. Более жуткой истории. Объяснения, почему в их доме находится незнакомая старуха, но Барни замолчал, исчерпав, по его мнению, все объяснения.