Звездный ворон

– В точности – на Зелёных горках! – перебил её Гришка.

– На что жалуетесь? – спросила суровая и глянула на Гришку с прищуром.

– Я? Ну, как ево, – замешкался тот.

– Да не ты! Больная… – снова вышла из себя суровая.

– Нога болит, – дрожащими руками Галя приоткрыла разбитую коленку.

Суровая отвернулась:

– Ожидайте в коридоре, вас пригласят…

В углу что-то щёлкнуло и затрещало. Гришка вздрогнул.

А энто что за жужжащая коробка? Ишь, как бумажками плюётся!

Женщина протянула Гале исписанный лист и безучастно обратилась к двери:

– Следующий!

Посетители выдохнули и поспешно выскочили из приёмной.

В коридоре было полно народу. Напротив двери с табличкой «Приёмный покой» Иван Андреич отыскал свободное место и усадил гимназистку. И пяти минут не прошло, как из-за двери выглянул худенький старичок в белом халате.

Как есть доктор! Сам седой, очочки крошечные, бородка востренькая.

– Рябинина Галина Николаевна… Есть такая? – вежливо спросил он.

– Это я… – отозвалась гимназистка.

– Проходите! – воскликнул старичок, улыбаясь.

Народ неодобрительно загудел. Иван Андреич и Гришка попробовали пристроиться следом…

– Вы отец? – спросил доктор Ивана Андреича.

– Водитель…

– Тогда ждите здесь! – строго сказал старичок.

– А я брат, – выступил вперёд Гришка, – троюродный… Мне можно?

– Восемнадцать есть? – Доктор пронзил Гришку насмешливым взглядом.

Гришка помотал головой.

– И ты, малой, обожди! – Доктор задорно подмигнул и захлопнул дверь прямо перед Гришкиным носом.

Эх, не сболтнула бы чего! Вот и переживай теперь за неё. Душно…

Гришка стянул картуз, взъерошил вспаренную макушку.

– Давай отойдём, разговор есть. – Иван Андреич приподнял очки, обтёр лицо платком, неспешно направился в конец коридора. Гришка – за ним. Они подошли к окну и остановились. Иван Андреич приветливо посмотрел на собеседника, улыбнулся сквозь очки золотисто-карими глазами и спросил: – Ну что, Григорий, может, расскажешь, откуда вы всё-таки взялись на мою голову?

Гришка побледнел.

Неужто догадался? Доболталась гимназистка! Придётся всё рассказать, не то мы здесь совсем пропадём…

– Мы из девятнадцатого века, – сказал Гришка и притих, чтобы посмотреть, как отзовётся. – Случайно к вам попали, по бабьей глупости.

– Так и думал! – Иван Андреич деловито потёр ладошки и улыбнулся.

А мужик вроде ничего – добропорядошный! Токмо чего он так сияет? И не удивился вовсе… Или у них тут все по будущим шастают?

Гришка глянул на Андреича с хитринкой:

– Так и думали?

– Ну да! Одежда ваша в глаза бросилась, манера говорить… А как Галя про восемьсот восемьдесят второй год сказала, да ещё про Ильин день по старому стилю, так всё и сошлось…

– По старому стилю?

– Понимаешь, Гриша, у нас сейчас время по-другому исчисляют и Ильин день приходится на второе августа, а не на двадцатое июля.

– Как это по-другому? – у Гришки даже в ушах загудело.

– Когда у вас двадцатое июля – у нас второе августа, а когда у вас второе августа – у нас уже пятнадцатое.

– Значитца, у вас теперь аглицкое время?

– Почему это? – удивился Андреич.

– Мне дядька сказывал, у них время на двенадцать дней торопится. Он у меня всё про то знает. С малолетства торгует, такого навидался…

– Прав твой дядька! Англичане исчисляют время по григорианскому календарю ещё с восемнадцатого века, а в России такую систему утвердили в одна тысяча девятьсот восемнадцатом году. Все легли спать тридцать первого января, а проснулись уже четырнадцатого февраля. Такой вот скачок во времени! Только теперь разница составляет не двенадцать, а тринадцать дней.

– Это ещё почему? – Гришка потёр висок, у него от этой арифметики мошкара перед глазами замельтешила.

– Я тебе как-нибудь потом объясню. А пока скажи-ка мне, из какого вы года?

– Одна тысяча восемьсот девяноста шестой! – Гришка покосился в сторону приёмного покоя.

Не хватало ещё гимназистку прокараулить!

– И как давно у нас?

– Давеча забросило. Смекнуть не успели, куда занесло…

Мужчина продолжал улыбаться:

– В Сибирь, брат, занесло. В Томск! Сами-то откуда будете?

– Из Нижнего Новгорода…

– Из Нижнего? Вот так удача! А я был у вас, и не раз… Но как вам удалось временнóй портал отыскать?

– Какой такой портал? Мы без порталов всяких. Уцепились за бабусю и враз у вас очутились…

– А где же теперь ваша бабуся?

– Сами не знаем, упустили… – Гришка услышал за спиной голоса и обернулся.

Галя хромала по коридору. Следом за ней семенил доктор и объяснял что-то девице в белом халате и чепчике. Троица поравнялась с Андреичем.

– Ничего страшного, Галочка в рубахе родилась! – радостно воскликнул доктор. – Всего лишь ушиб колена. На всякий случай мы сделаем рентген. Но вы, молодой человек, всё же поаккуратнее на дорогах, – добавил он и по-отечески похлопал Гришку по плечу.

Гришка молча покивал головой, утёр ладонью лоб.

Премилый старичок. Да и с Галей вроде как обошлось… Точно камень с плеч. И не камень даже – цельная глыба!

– А что за «рентген» такой? – спросил Гришка у Андреича, как только Галя с девушкой в халате скрылись в конце коридора.

– Что-то вроде фотоаппарата. Просвечивает тело, а в нашем случае ногу, и показывает, цела ли кость, а потом делает рентгеновский снимок.

– Ого! Как же, как же… слыхал про такую штуку… Икс-лучи называются! У нас про них во всех газетах писали. Заморские умники даже опыты на людях проводили. А в Петербурге один наш прохвессор с энтой штуковиной фокусы показывал. Якобы взял у студента кошелёк и сфотографировал его. И часу не прошло, как на оттиске обозначилось всё, что было в кошельке – несколько двугривенных, гривенник с дырою, обручальное кольцо и даже ключик от часов. Ещё писали, что такой фотографической штукой пушку просветить можно или любой кусок железа и углядеть каждый пузырёк. Токмо я думал, враки всё энто. Попробуй железо просвети! А видать, и вправду работает. – Гришка увлёкся и ненароком хлопнул Андреича по плечу. – Занятно тут у вас! Я б в своём времени лопухом обошёлся, да ещё бы и подзатыльник заработал за разодранные штаны…

Чуть погодя, размахивая рентгеновским снимком, в коридоре снова появилась Галя и с радостью сообщила, что отделалась ушибом и ссадиной.

Гришка глянул чёрный с разводами лист на просвет.

– Батюшки! И вправду кости видно. И как колено устроено углядеть можно! И никаких тебе дырявых гривенников.

– Отличная новость, – подмигнул Гришке Андреич, – предлагаю отметить это дело в пиццерии!

– Птицерии? – переспросил тот.

– Пиццерия, а не птицерия! – рассмеялась гимназистка и вырвала у Гришки снимок. – Пицца – это итальянская лепёшка с начинкой! А пиццерия – пекарня, где такие лепёшки готовят.

– А тебе-то отколь знать?

– Хм, отколь?.. Мне Жаннет рассказывала. Она в Неаполе жила и в пиццерии бывала не однажды. – Девчонка с вызовом откинула назад косу.

– Смотрите-ка, курица петухом запела! – выпалил Гришка и сразу понял, что погорячился.

– Сам ты петух ощипанный! – прошипела Галя.

Андреич громко захохотал.

Гришка сжал кулаки в карманах штанов.

Ох, была бы парнем, наподдал бы я ей, чтоб не задавалась…

– Я тоже злой, когда голодный! Так что заключайте перемирие и за мной, пока без нас всё не съели. – Андреич подхватил Галю под руку и направился к выходу.

Гришка поплёлся следом.

Спустя четверть часа они высадились из машины на пыльной улочке. Повернули направо и, миновав небольшой фонтан из серого камня, снова оказались на проспекте Ленина. Как раз на том перекрёстке, где их подобрал Андреич. Пройдя немного в сторону сквера, остановились у невзрачной вывески с названием «Make Love Pizza». Галя прочла надпись вслух.

– Аглицкая… – проворчал Гришка, – чего-то я не разобрал, «Моя Клава с пиццей», что ли?

Галя хихикнула.

– И что за мода такая, – притопнул Гришка, – ресторацию по-аглицки называть! Нет бы по-человечески написать: «Пицца у Клавы». Разборчиво и уху привычно!

Гришка нырнул в дверь вслед за Андреичем, не пропустил вперёд Галю. Та едва успела придержать тяжёлую дверь рукой и сердито хмыкнула. Гришка сделал вид, что не слышит и во все глаза разглядывает обстановку.

Вот энто сюрпризец! Зала хоть и просторная, но богатым убранством не отличается. Грубые белёные стены, голые деревянные столы да огромный прилавок. Слева от входа лестница с антресóлями. Мрачные чёрные абажуры с электрическими лампами. Ни буфетов тебе, ни скатёрок! Да и обхождение оставляет желать лучшего… Вместо любезного полового немóтно[3] разносят еду парень с девицей. Парень какой-то патлатый, с бритыми наголо висками, а руки сплошь в регáлках[4]. Оба обрядились в видавшие виды штаны на помочах, даже девица! Фу-ты, стыд какой! Поскупился Андреич на приличное заведение. Это не ресторация вовсе, а так, трактир средней руки.

Гришка прислушался.

Женский голос тихо мурлыкал что-то на непонятном языке, но, как он ни вертелся, актёрки с музыкантами нигде не приметил.

Гм, да ещё для пущего форсу с музыкой!

Андреич заказал еды у прилавка и предложил подняться по лестнице.

– Где же здесь дамская комната? – поинтересовалась Галя.

Андреич махнул рукой под лестницу:

– Я провожу…

– Григорий, тебе тоже не помешало бы хорошенько отскоблить от рук грязь! – поучительно прощебетала Галя.

Гришка от неожиданности чуть с лестницы не свалился.

Тоже мне, чистюля! Помахала бы щёткой с моё, поглядел бы я на её белые ручки… Подумать, подумал, а вслух не сказал, лишь усмехнулся:

– Грязь не сало, обмыл, и отстало! А у меня, между прочим, не грязь, а вакса аглицкая! По два пятьдесят за дюжину! Её враз не отмыть, ежели только щёлоком…

В уборной Гришке стало совсем плохо.

Мыла нет, с водопроводом не управиться. Торчит какая-то штуковина с сияющим козырьком. Сколь ни крути, всё – без толку!

Пришлось ему Андреича на помощь звать. Тот показал, что и как…

Гришка пупочку в прозрачном бидончике нажал – вот тебе и жижа мыльная, козырёк блестящий приподнял, вот и вода, да ещё с подогревом.

Не трактир, а прямо дом губернаторский! И к чему такие фильдибоберы? То ли дело – кусок мыла да рукомойник? Ух ты, а мыло-то энто почище щёлока – вакса-то враз отмылась…

На радостях Гришка оттёр щёки и ополоснул волосы, хорошенько промокнув их бумажной салфеткой, гладко зачесал на пробор. Начищенный, словно новенький пятак, вышел из уборной…

В антресолях оказалось четыре стола. Андреич выбрал тот, что ближе к окну, у стены, с которой глядела на Гришку грустными глазами огромная усатая голова.

И кому токмо пришло на ум стену разукрасить парой усатых мужиков? А может, это и не мужики вовсе, а наследники царской фамилии? Кто их разберёт в этом двадцать первом веке? Вон у них бабы в подштанниках повсюду расхаживают.

– А энто что за баре в эполетах? – вслух полюбопытствовал Гришка.

– Участники музыкальной группы «Битлз», – пояснил Андреич.

Гришка стукнул себя по лбу.

А! Так энто афишка, а усатые энти здесь представления дают…

Гришкины размышления прервал патлатый парень. Он подал два огромных пирога, больше похожих на пышные блины, с выложенной поверх снедью. Аромат от них тянулся чудеснейший. Пахло берёзовым дымком, козьим молоком и жарёхой из белых грибов.

Гришка сглотнул, но торопиться не стал, мысленно прочёл молитву перед вкушением пищи, а заодно присмотрелся, чтобы опять какую-нибудь глупость не сморозить. Гимназистка взяла нож с вилкой. Манерно подцепила душистый лоскуток и прилежно принялась его пилить.

Тьфу-ты ну-ты!

Иван Андреич оторвал податливый шмат руками и откусил.

А вот энто по-нашенски!

Гришка улыбнулся и сделал так же:

– А чего ерихониться? Чай, не купеческая дочка!

Пицца растекалась во рту солоноватым вкусом, от которого на душе у Гришки зачирикали воробышки.

– Вкуснятина, первейшая! Ничего подобного я раньше не едал!

– Ну, путешественники, какие планы на будущее? – спросил Андреич и макнул недоеденную краюшку в жёлтую, похожую на горчицу кашицу.

Галя растерянно посмотрела на Гришку.

– Иван Андреич всё знает, я рассказал. Он человек надёжный, не подведёт. – Гришка подмигнул гимназистке и окунул краешек пиццы в горчицу.

– Нам бы отыскать старушку и вернуться домой. Маменька, поди, уж хватилась, – обратилась к Андреичу Галя.

Рот у неё был не занят, видно, распилить ножом кусок пиццы оказалось делом не лёгким.

– А место, где вы оказались сразу после перемещения, запомнили? Мне показать сможете? – оживился Андреич.

– Вом там! – не дожевав, пробубнил Гришка и ткнул пальцем в окно. – Отсюдова видать, на той стороне улицы, подле нарядного зелёного здания. Там ещё «Губернская аптека».

– Ничего себе, в самом центре города! – радостно воскликнул Иван Андреевич. – Значит, так, деятели, пока у меня поживёте. Мои всё равно в Питере, вернутся че- рез три дня. Глядишь, и старушку вашу разыщем. А может, и без неё обойдёмся…

– То есть как без неё? – уточнил Гришка и махом проглотил полбутылки компота.

– Поживём – увидим! – сказал Андреич и отхлебнул кофе из чашки.

Галя с надеждой посмотрела на спасителя. Гришка прихватил с тарелки последний, совсем остывший кусок пиццы:

– И вправду говорят… Бог не Тимошка – видит немножко! Коли одну тропинку обрывает, другую завсегда в сторонке прокладывает…

Глава 3

Чуйка

За обедом гимназистка трещала без умолку.

Всё равно что галка!

Гришке слова вставить не давала. Вопросы из неё сыпались, что просо из дырявого мешка. А пока Галя умничала, Гришка уплетал лакомство и мотал на ус.

Оживлённую беседу прервал странный жужжащий звук. Иван Андреич вынул из кармана штанов какую-то странную вещицу. Гришка присмотрелся и ахнул. Гладкая, похожая на портсигар дощечка позвякивала, как дверной колокольчик, и вдруг засветилась. На ней проступил чей-то лик…

Чудеса, да и токмо!

Андреич ткнул пальцем в дощечку и приложил её к уху.

Она к тому же разговаривает!

Из дощечки доносилось какое-то бормотание, но слов было не разобрать. А вот Андреич разбирал и даже отвечал кому-то:

– Понял, понял… Максимыч, ты не суетись! Сейчас подъеду, и разберёмся…

Не успел Андреич спрятать вещицу обратно в карман, как Гришка с Галей дружно вскрикнули:

– Что за Максимыч такой?

Иван Андреич засмеялся:

– Не Максимыч это, а смартфон! Телефон, только очень маленький. А Максимыч – это мой друг, я с ним по телефону разговаривал.

– А, телефон! У нас такие в кажном полицейском участке. Один раз Петрович мне даже послушать дал. Ничего особенного, трещит что-то в трубке и Митрич благим матом ругается…

– У нас дома тоже телефонный аппарат есть, – обрадовалась гимназистка, – большой, с трубкой и проводами! А ваш совсем без проводов?

– Без них…

– А как же тогда разговор передаётся? – не унималась Галя.

– По воздуху, сквозь пространство. Если я громко крикну, ты же меня услышишь, даже на соседней улице. Так можно передавать и другие сигналы. Провода – прошлый век. Настало время беспроводных цифровых систем.

Гришка с Галей снова переглянулись.

– Ну, деятели, доедайте пиццу. Мне на работу ехать пора! – Андреич вытер руки салфеткой и поднялся с места…

Спустя четверть часа они подкатили к розовому зданию в три этажа всё на том же проспекте Ленина. Андреич выскочил из машины и велел выгружаться.

Через парадное крыльцо они вошли внутрь, поднялись на третий этаж и, петляя по длинным коридорам, добрались до двери с мудрёной надписью «Лаборатория математической физики». Андреич распахнул перед гостями дверь. Гришка, озираясь, вошёл.

Энто что ещё за лабалатория?

Комнатка оказалась небольшой, с тремя огромными столами, заваленными кипами бумаг. На стене красовалась карта, вся в цветных булавках и чёрных крестиках. Рядом с ней висела картина, изображающая что-то походящее на клубок грубых ниток или толстой спутанной пряжи. За самым большим столом, у окна, сидел гладко выбритый темноволосый мужичок с цепкими карими глазками, тыкал пальцами в кнопочки с буквами и глядел в светящийся экран. Посреди его жёсткой, как у ежа, шевелюры красовалось неровное седое пятно.

Хм, Меченый! Словно кто сметану на голову пролил…

Заметив гостей, мужичок вёртко выскочил из-за стола и, расплывшись в сахарной улыбке, раскланялся.

– Знакомьтесь, мой коллега и товарищ, Альберт Максимович Змеев! Наш маг и волшебник, – Андреич кивнул на мужичка, – может решить любой вопрос и протолкнуть самую безнадёжную идею.

Змеев показался Гришке щуплым. Да и ростом был не велик. Рядом с долговязым Андреичем смотрелся коротышкой.

– Да ладно тебе, Иван. У тебя безнадёжных идей не бывает! – проворковал Змеев и обхватил Гришкину руку.

– Григорий Сковорода, – сухо ответил Гришка и сжал лягушачью ладонь Змеева крепко, по-мужски.

– А малой-то силён, – тот отдёрнул руку, натянуто рассмеялся и повернулся к Гале. – Добрый день, красавица! Конфет хотите, шоколадных?

Галя вежливо улыбнулась:

– Здравствуйте, благодарю, я не голодна.

Иван Андреич представил Змееву гимназистку:

– Галина Николаевна… Гости мои, не поверишь, из девятнадцатого века! На проспекте Ленина нашёл, сами под колёса бросились.

– Да ладно? – глаза Змеева округлились. – Разыгрываешь?

– Зуб даю! – взор Андреича заиграл тёплыми лучиками. – Умудрились в будущее прорваться. Представляешь?

– Координаты уже вычислил? – голос Змеева зазвенел.

Жужжит, словно точильня! – поморщился Гришка.

– Успеем ещё! – доверчиво улыбнулся Андреич.

Змеев зыркнул на Андреича мышиными глазками:

– Ладно, об этом чуть позже, мне на доклад пора. Начальство в гневе, сроки по гранту горят, а отчёт до сих пор не сдан, так что давай уже свою статистику…

Андреич усадил гостей за свободный стол, сам уселся за соседний. Отодвинул голубую кружку с остывшим недопитым чаем, вынул из-под кипы бумаг какую-то плоскую штуку и откинул крышку.

Гришка не сводил с него взгляда.

То ли книжица, то ли журналец? А клавиши как у гармóники, токмо квадратные и снова с буковками.

Андреич прошёлся по ним пару раз и уставился в экран.

Гришка притих и постарался не мешать. Уж очень ему хотелось, чтобы Меченый скорее получил то, что ему нужно, и ушёл.

Вона как навис над Андреичем, будто тяжёлая туча… Подозрительная личность! Петрович бы сказал – неблагонадёжная.

Наконец из большой серой коробки, которую Андреич обозвал принтером, выскочило несколько листочков. Змеев вынул их из лотка и юркнул за дверь.

– Экой подхалим! – сказал Гришка вполголоса и почесал похолодевший загривок. – У меня от него аж зубы свело.

Андреич приподнял кустистые брови:

– Просто он сердитый сегодня, начальство из-за меня его пропесочило.

– Мне он тоже не больно-то понравился, – поддакнула гимназистка, – приторный, как леденец. И глаза такие колючие… Может, не надо было ему про нас сказывать?

– Ну что вы навалились на порядочного человека? Максимыч надёжен, как швейцарский банк, мы с ним много лет работаем! Ну да не о нём речь. Я вам вот что хотел показать… – Андреич подозвал гостей и опять прошёлся пальцами по кнопочкам. На экране появился клубок, точь-в-точь как на картине.

– Это у вас машинка самопишущая? – полюбопытствовала гимназистка.

Андреич кивнул:

– Типа того, компьютер называется. Тот большой, стационарный. А вот этот – маленький и переносной – тоже компьютер, ноутбук по-нашему. С их помощью можно текст напечатать, как на самопишущей машинке, но не только… Компьютер умеет запоминать любую информацию, решать самые трудные задачи, воспроизводить музыку и даже отвечать на вопросы. Почти как человек, разве что стихов не сочиняет. Хотя, наверное, и это уже умеет. Искусственный интеллект, в общем. Вот смотрите! – Андреич положил ладонь на мышку. – Я вожу мышкой, а на экране двигается стрелка. С её помощью я нахожу нужную мне точку и…

Пока Гришка следил, как Андреич управляется с похожей на зачерствевший пирожок штучкой, и соображал, что за «искусственный интеллект», по экрану побежали дорожки из цифр. Вслед за ними появилось крутящееся колёсико и открылась испещрённая буквами и цифрами карта.

– Что это? – вскрикнули Гришка с гимназисткой в один голос.

Андреич загадочно улыбнулся:

– Как вы представляете себе время? Настоящее, прошлое, будущее? На что оно может быть похоже?

Гришка пожал плечами. Галя задумалась. Андреич положил перед ними карандаши и пару листов бумаги:

– Попробуйте его нарисовать!

Что за придумки такие? Рисовать время! Его ж не разглядишь… – Гришка хотел было возмутиться, но Галя уже вовсю что-то чи́ркала. Пришлось и Гришке поднапрячься…

– Мы, конечно, университетов не заканчивали, но тоже кой-чего могём! – Гришка даже плечи расправил. – Как-никак в черчении я был лучшим по училищу.

Он начертил что-то похожее на изгибающуюся змею.

Вверх – это мой спорый[5] год, а вниз – год пропащий.

Присмотрелся и решил, что где-то должен быть и он сам. И изобразил себя прямо посередине змеи.

Что-то я у себя получился не ахти какой: башка картошкой, а снизу огурец с палками. Но зато ботинки какие!

Галя заглянула в Гришкин листок и пририсовала картошке улыбку. У себя же начертила стрелу. В серединку поставила жирный кружок.

Гришка сунул нос в её рисунок.

Над кружком буква «Нашъ» – то бишь «настоящее», над острым наконечником «Буки» – то бишь «будущее», а в хвосте гимназистка прилепила «Покой» [6]– «прошлое», значитца.

– Отлично! – обрадовался Андреич. – Что и требовалось доказать. Галя представляет время как прямую, а ты Григорий, как изогнутую линию. И оба вы не можете представить его без самих себя. Кружочек и жизнерадостный человечек тому доказательство. С научной точки зрения, Григорий гораздо ближе к истине. Время – величина нелинейная. Она может извиваться, менять направление, растягиваться и сжиматься…

– Как энто? – рассмеялся Гришка. – Время? Оно же для всех одинаковое! А ежели сжимать его да разжимать – так и к обедне народ не соберёшь. Один придёт спозаранку, а другой на закате!

– Верно говоришь, Григорий. Для всех, находящихся в одной точке, время протекает одинаково. Но если поместить одни часы на вершине горы, а другие, точно такие же, оставить у её подножья, они покажут разное время. Этот эффект называется замедлением времени. Чем ближе к земле, тем медленнее течёт время. Всё потому, что время – штука эластичная! – Андреич кивнул на висящий в углу портрет патлатого мужичка с высунутым языком. – Это ещё Эйнштейн доказал!

У Андреича даже щёки запылали. Гришка подумал: уж не тронулся ли Андреич умом? В точности как этот патлатый Эйнштейн.

Но Андреич не угомонился, достал из ящика стола моток тонкой медной проволоки:

– Смотрите, если представить время в виде этого клубка, то получится нечто похожее на измерение времени. Мы находимся внутри, словно в тоннеле. И видим только то, что доступно нам.

Андреич свернул Гришкин лист со змеёй в трубочку и глянул сквозь неё на гостей:

– Если посмотреть вперёд – перед нами предстанет будущее, но стоит обернуться назад – мы увидим прошлое…

– Но ведь будущее нельзя увидеть! – очень кстати перебила Андреича гимназистка.

– Правильно, Галя! Нельзя увидеть будущее, находясь внутри. Но если выбраться из тоннеля и посмотреть на время со стороны, мы не обнаружим ни прошлого, ни будущего. Всё потому, что эти категории относительны и зависят от точки, в которой находится наблюдатель. – Андреич ткнул пальцем в Галин рисунок. – Смотрите, если перемещать на стреле эту точку, отрезки будущего и прошлого будут изменяться. А настоящее каждый раз будет там, где находится мой палец…

Андреич смял рисунки:

– Предположим, что время может сжиматься вот в такой комок. И на этом комке очень много точек, в которых ваши изображения соприкасаются и между ними оказывается лишь тонкий слой бумаги. Так же, как проволочная нить в этом мотке. Эта точка соприкосновения и есть временной портал – тот самый тоннель, в котором пространство и время сжимаются, позволяя переместиться хоть в прошлое, хоть в будущее. Только увидеть глазами эту точку мы не можем. Но зато можем её вычислить!