Возраст нормальной температуры

Бывает, что стихотворные тексты представляют собой специальные контейнеры для размещения маркеров «чужой/свой». Если такую коробочку потрясти, звук всегда будет одинаковый. А вот когда открыли крышку, пригляделись – надо же, нас не ждут (и хорошо). В книге Игоря Сухия «Возраст нормальной температуры» ждут каждого, кто отличает настоящее от имитации, живое от мертвого.Стихи Игоря Сухия очень необычные и очень настоящие. У них необычный словарь, необычная образность, странные сюжеты.(Дмитрий Веденяпин, из отзыва о книге)Кто-то заполняет стихотворные строки полезным, но такое часто не имеет к поэзии никакого отношения. Ещё бывают стихи – продукты деятельности неспокойного головного мозга, попытки что-то кому-то доказать и перед кем-то в чём-то оправдаться – «а вот вам 15 сборников за 3 года» или «бабушка будет довольна». Всё это поверхностное. То, что глубже, трачено бессознательным и не очень зависит от послушности (или самодурства) автора. Здесь начинается вроде бы бесполезное, но самое важное.в мысленных лабиринтах толпились ежиколлективное бессознательное на меня точило ножиСуществуют разные способы интерпретации текста. Можно использовать несложный частотный анализ. В сборнике «Возраст нормальной температуры» слово «рыбы» встречается 41 раз, включая синонимы и видовые названия. Слово «грибы» – 19 раз, включая видовые названия. «Смерть» и «любовь» по 7 раз. Правда, в последних двух случаях синонимов и близких слов просто не удастся сосчитать. Потому что, как известно, всё вокруг – любовь и смерть.В книге Игоря Сухия «грибы» и «рыбы» – в основном объекты хозяйствования человека. В текстах не затрагиваются темы изменения сознания (по одной научной теории обезьяна наелась особых грибов, изумилась и превратилась в человека; от поедания некоторых видов рыб меняется мировосприятие и мировоззрение).В системе мифопоэтических образов обычные рыбы и грибы могут быть символами стихий – воды и земли соответственно, иногда даже завуалированными элементалями. А, как известно, элементали одной стихии не стремятся жить в другой. И получается логичная связная концепция, ведь символизм грибов и рыб обозначился в те времена, когда считалось, что грибы не растут в воде (растут, микроскопические, но микроскопа не было), а рыбы не живут на земле (помнится, рыба на суше – вообще символ смерти). В изначальных мифологических сюжетах можно было использовать осязаемых, видимых рыб и грибы в противопоставлении, хотя и не очень строгом. Кстати, прошло меньше трёх столетий с того момента, как Карл Линней начал классифицировать животный и растительный мир. Линней не признавал микроскоп, хотя тот уже существовал, потому что считал увеличенные линзами изображения оптическим обманом. Всё, что мельтешило, все мелкие организмы, самые разные, Линней зачислил в один род, Сhaos infusorium. И символизм, в свою очередь, тоже не замутнялся мельтешением всякой мелочи.Мы учили символы, знаки,Мифологизацию птиц.Мы увязли в бумажном мракеПалимпсеста страниц.По современным справочникам и энциклопедиям символов и знаков рыбы и грибы тоже противопоставляются, но не всегда. В первую очередь, это символы плодородия (и даже не всегда фаллические). В некоторых случаях это отзвук противостояния прежних и следующих за ними религиозных систем (Ихтис – рыба – Христос, символ первых христиан). Мировое Древо – иногда гриб. Жизнь вышла из первичного океана. Суша поднялась из воды. Конечно, с ходом человеческой истории мифология размывалась. Её изменения приводили через изменения коллективного бессознательного (можете называть это по-другому, тут полная свобода для фантазии) к сдвигам, например, образной системы поэзии как деятельности самой близкой к неосознанной части человеческой психики. Вот, например, в книге «Возраст нормальной температуры» появляется очень интересный образ: «внутри речного гриба жила рыба». Как уже отмечалось выше, во времена зарождения основных архетипов не знали про подводные грибы. Вообще у Игоря Сухия архетипические образы и символы связаны с поэтической системой: «грибные лабиринты сменялись комариными тропами / ягоды земляники росли ямбами пятистопными».Грибы, конечно, – весьма условный символ стихии «земля». Они всегда сами по себе. Можно вспомнить, что грибы – промежуточная стадия между растительным и животным миром, поэтому традиционно могут являться удобными персонажами в разных тёмных и загадочных историях: «в лесу слышны грибные споры / о чём они пойди пойми / мицелиевые просторы / всё укрывающей земли». Такая загадочность еще больше роднит их с бессознательным, с содержанием странных снов: «Мальчик Петя во сне нашёл гриб», «Я просил у грибов нужных слов».Все стихии переплетены, взаимопроникают, даже великим алхимикам не удавалось выделить их в чистом виде. «Вот и утро снова впадает в Дон, / Вытекая из океана небес. / Я помечу ветками путь грибной / И вернусь потом в этот струнный лес», или ещё: «по грибному каналу / лес плывёт на каноэ».Стихия «вода» входит в состав плоти человека, без воды никуда, в то же время водоёмы – места опасные, человек в них гибнет легко, да и вообще, «рыбы тоже поют но поют не нам». И уже вступает в дело символика более грубого плана: вот, человек ловит рыбу, поедает её и далее по цепочке; возможно, мы станем кормом для себе подобных, ну, может немного не совсем подобных, но ведь генетические мутации творят чудеса.в банке консервной тесно бывает оченьесли лежишь спиною к спине с другимивот и настали снова красные ночивот и затихли напрочь мнимые гимнывот и лежим мы в банке в братской могилекрасные килька к кильке в томатном илеесли лежать на спине то увидишь небословно через аквариум в искривлённом пространствеАквариум, переполненный рыбками – символ души человека, частица коллективного бессознательного, мирового океана, уловленная в отдельный замкнутый объем.А душа, как аквариум,Переполнена рыбками,Водорослями, ракушкамиИ чистящими улитками.И, когда я сплю, иногда во снеПриплывает рыба из него ко мне,Подплывает, тихо что-то говорит.Только как мне разобрать этот рыбий иврит?Одна из ипостасей рыб и вообще воды – это бессознательное. А где бессознательное, там поэзия. И сны, разумеется. Но не те летаргические, в которых практически всю жизнь находится большинство людей, однако, считающих что живут и бодрствуют.В эту ночь рыбаки ловили сома на квок,Зарядив перед этим невызревшей браги по чарке.Он бродил в темноте, погружённый в бессонницу строк.В планетарии слов расцветали ночные фиалки.Если слово – врата, а поэзия – ключ или код,Сколько раз бормотали, не зная значения их, мы?Вот и солнце над лесом взошло, и, словно рассвет,Он вошёл в этот лес, как частица лесной парадигмы.Человек строит свой мир из фантазий и поэзии. Конечно, человек не каждый, но всё остальное, что не входит в эти категории – настоящий ли мир, кто знает. «Он строил дом из высушенных рыб, / Больших и малых, окнами на реку. / Чешуйчатая крыша, как парник, / Тепло давала в доме человеку». «Мне сегодня ночью приснилось / Будто дом наш из кирпича / На Рублёвке цунами смыло. / Я проснулся, но не кричал. / Дом наш плыл по волнам, не падал, / Из трубы выпускал фонтан, / А в стенах заточён был папа, / Как Иона внутри кита». Ну, или не строит свой странный мир, может, уже сил нет, или суммарный вектор сил направлен куда-то вбок: «сон никак в меня не идёт / но идут куда-то волхвы / под ногами подтаявший лёд / сквозь который рыбы видны».Если взялись за первоэлементы, то остается ещё воздух и огонь. Частотный анализ использования символов этих стихий ничего не показал, но, скорее всего, здесь просто всё более расплывчато.«Он видел город, видел красные дома, / На окнах были запертые ставни. / Он видел вышедших на время из ума / Суицидальных птиц падучих стаи». Стихия «воздух» – вокруг нас, или, вернее, просто воздух, но это не совсем стихия. Просто небо, если уж на то пошло, и облака, и то, что выше. «Дети на небе катались на облаке. / Дети кормили парящего ослика. / Тучу, как рыбу, несли на свободу / Рек плавниковые воды». И вот ещё кто: «Жук возникший из ниоткуда / с тучами вместо глаз».Я однажды вытолкнул трапИз-под неустойчивых ног;Позади меня – шум и страх,Впереди – натяжение строп.В невесомости бытияНе бывает сторонних шумов.«Кто ты?» – спросят. «Облако я —капли нерасслышанных слов».А ещё остается стихия «огонь», куда человеку без огня: «и в душе не потушишь пожара / пока есть в ней чему ещё тлеть».Сковорода на плите.Масло, как жизнь, горчит.Боже! Я жарю стыд.Стыд того, что я естьВ теле вот этом, здесь,У сковороды на плите.Мысли не те, не те.Стихии переплетены, и в то же время существуют сами по себе. Рассматривать их по отдельности – условность. Можно выбрать любую точку наблюдения. И на самом деле важным может оказаться не то, что всё время перед глазами, а то, что мелькнуло, никто его даже и не разглядел, включая самого автора.Конечно, всякий метод должен быть максимально научным, а не просто случайно приходящей в голову последовательностью операций. Например, применять частотный анализ нужно при помощи специальной программы, которая разложит весь корпус текстов на сочетания букв, и делать это в самом начале исследования. Здесь же, в статье, всё было проделано волюнтаристски, цифры складывались на пальцах. Поэтому только ближе к окончанию анализа было решено статистически просчитать слово «сон» во всех его формах, и точно, оказалось, что не зря – оно употреблено целых 34 раза. Вот он, ключ к разгадке. Если подозреваешь происки бессознательного, обязательно вспомни о снах, ведь чаще всего во сне бессознательное говорит с человеком (по одной из теорий). Да и создание стихов без этого не обходится. Если, конечно, не писать на строго заданную себе самому тему или же по рабочему заданию. В сложные времена в обиход человека возвращается мифологическое мышление, и это хорошее обезболивающее.Среди первичных результатов частотного анализа, разумеется, нашлись «любовь» и «смерть», но это категории другого порядка, уже не из теории Эмпедокла о четырех стихиях. Любовь и смерть – надо всем, а, кроме того, захватывают еще и пятую, самую важную, стихию «эфир», оно же небесное вещество. Или же пятый элемент. Она же любовь. Ну, а смерть и без этого всегда рядом.В этих стихах есть главное: трепет и любовь. Они умеют удивлять и удивляться. Они живут своей жизнью и пробуют нас на прочность.(Алексей Кубрик, из отзыва о книге)Всё-таки у Игоря Сухия больше о любови, чем о смерти. Просто приведем несколько отрывков:Она не хотела свадьбы.Однажды она попросила его купить морковь.Он принёс ей крошечного снеговикаИ сказал: «Ты знаешь, любовь так хрупка,Как, быть может, жизнь этого снеговика.Я буду любить тебя, покуда он не растает.Мне нужно уехать. Моя любовь!Чтобы найти себя, я должен отбиться от стаи».И вот прошло уже столько лет.Боже! Как тянутся эти зимы.А она всё хранит чёртова снеговика в морозильне,Боясь, что однажды на даче отключат светИ ещё вот:Я спал с любовью у изголовья,Храпели оба.И снилось мне, как нас опуталаЛюбовь до гроба.Я жил нелепо в стране заоблачной,Как мусор в баке.Я для неё был игрушкой ёлочной,Конём во фраке.А время тикало, а время – тихое,Как шорох шёлка.Срывалось в пропасти, рождалось в шёпоте,В ночи ребёнка.Любовь бездонная, любовь бездомная…А что в начинке?И стоит ли сухая выделкаСвоей овчинки?И все мы катимся, куда-то катимся,Мы – циферблаты.И время стрелками по нам проехало,Меняя даты.Куда-то катимся, наверное, в смерть. Но вдруг не навсегда? Человек состоит из четырех стихий (есть разные версии, и каждый здесь прав). И стихии эти не разделены, они связаны, сцеплены, неотделимы. А потом вдруг что-то происходит, и после этого, страшного, тело человека постепенно начинает разлагаться на четыре элемента, хотя пятый элемент продолжает какое-то время жить: «время схлопываясь в точке / словно чёрная дыра / пожирает эти строчки / ничего не говоря». И смерть всегда наготове, наблюдает за нами с рождения и до момента, который сама и выберет: «Мальчик Петя вырос, ушли грибы, / Мысли скрылись в древесной стружке. / Без охоты производил гробы, / Из остатков делал игрушки». Вот так было: «Папа, мне холодно от игрушек, / От их оловянных тушек, / Они же совсем мертвы. / Что ты, солдаты пришли с работы, / Сложили в траве пулемёты / И погрузились в сны». И, как уже говорили: «что же теперь скажи нам с тобою делать / если мы оба в банке в томатном иле / впереди ещё целая смерть / ну а это немало пожалуй».Но вдруг и смерть не вечна: «смерть прожить не поле перейти». И ещё вот так: «ферзю ферзь плита сковорода / вот пойду и драники пожарю / смерть она же ведь не навсегда». Но если смерть не навсегда, и возможны некие жизнеутверждающие случаи?Время – это окружность, —Скажет Дюпон-часовщик.– Шпон – это наружность, —Скрипнет берёзовый щит.Смерть – это лишь запятая…И, если это не так,Я, тишина гробовая,Объявляю антракт.И еще:Мне приснился странноприимный дом,В нём покойника звали не в смерть, а в жизнь.Я стоял на цыпочках под окномИ глядел, как над ним расступалась высьА, может, ещё быть, что жизнь и смерть – это палиндром: «палиндром это то что туда / равнозначно тому что оттуда / слышишь кажется плещет вода / это там умывается чудо». Палиндром или перевертень – слово или текст, одинаково читающееся в обоих направлениях. Другое название – палиндромон, от древнегреческого движущийся обратно, возвращающийся. Все возвращаются, хотелось бы верить. «Жил человек, он мечтал об одном: / Мыслями землю обнять. / Жил человек, только что из того, / Что всё в нём двигалось вспять». Или вот: «Если спросят, где же я, – / Нет, я не потерялся, / Я у завтрашнего дня / Погостить остался».И наверное, всё вернется, вот теперь – немного смерти, а потом опять жизнь. И по кругу или по спирали. Или туда и обратно, что тоже неплохо.и где ты теперь на небеа может в кругу земномвсё странствуешь в каждом хлебеи в каждой чаше с вином