ПРОТОКОЛ «ОМЕГА»

Часть 1. Прибытие в ад

Глава 1. Зерна Кармы (Системный лог: Сбой)

Это не воспоминания. Это отчёт о вскрытии, где причина смерти – рождение в сломанной системе. Это компиляция багов, приведшая к фатальной ошибке. Это протокол инициализации Артёма Гринева.

Эпизод 1: Инициализация. Трещина в коде (1998).

Прошивка началась на берегу Байкала, где ветер пах вечностью и гниющими водорослями. Двенадцатилетний Артём Гринев получил первый баг-репорт: в голове беззвучно щёлкнул счётчик вероятности, показав траекторию падения сухой ветки угрожающей его восьмилетней сестре Лиде. Он изменил её траекторию, шагнув наперерез. Это привлекло внимание системы в лице Доржо – бывшего физика, ставшего системным администратором кармы. Доржо дал ему два инструмента отладки: камень с дырой («замочная скважина в другую комнату») и первое предупреждение. Через камень реальность заглючила: Артём увидел рваные, повреждённые кадры будущей катастрофы – ржавый бампер, алый шарф, звук удара. Первая плата за просмотр – тёплая кровь из носа. Вкус дешёвого бензина и собственной крови смешался во рту, оставшись химическим осадком сбоя в памяти системы.

Эпизод 2: Компиляция. Чёрный песок и старый компьютер.

Доржо обучил его основам интерфейса: мандала из песка. Чёрный монацитовый песок – «исходный код», архив ошибок вселенной – реагировал на его эмоции, транслируя в систему мусор. Отец, инженер-связист, дал ему другую операционную систему: логику. Старый, пожелтевший компьютер стал тренажёром. Артём научился видеть не пиксели, а код за ними, находя баги в скриптах игры. Он понял, что его дар – это одно и то же: чтение ошибок в коде. Просто здесь цена ошибки – пиксельная смерть. А там, снаружи, – настоящая.

Эпизод 3: Исполнение. Скрипт «Алый шарф» (сентябрь 1998).

Предупреждение стало реальностью. Скрипт, увиденный у костра, запустился на исполнение. Грузовик. Алый шарф. Визг тормозов. Удар. Мир для Артёма стал раскадрованным, пиксельным. Тишина после удара – SYSTEM HALTED. Его дар не смог предотвратить сбой. Он лишь позволил увидеть его в деталях. Смерть Лиды стала первородным багом, КРИТИЧЕСКИМ СБОЕМ: PROCESS_SISTER_TERMINATED. Код ошибки: 0x0000001A (MEMORY_MANAGEMENT), который нельзя было отладить. Семья – первая система, разрушенная его даром. Мать вынесла ему безмолвный приговор, отец капитулировал перед аномалией, не в силах починить то, что сломано.

Эпизод 4: Каскадный сбой. Кармический долг и разрыв.

На похоронах Лиды дар сработал снова. Артём спас монаха от падения флагштока. Это было не спасение. Это было первое насильственное вмешательство в код. Система ответила немедленно. «Ты создал новую переменную, – сказал Доржо. – Теперь она будет пытаться восстановить баланс. За счёт тебя». На плече Артёма остался багровый след от хватки ламы – первая метка кармического долга. Доржо изгнал его, назвав «опасной, непредсказуемой переменной». Разрыв с учителем завершил уничтожение его детского мира.

Эпизод 5: Режим подавления. Инженер (2005–2018).

Артём попытался запереть дар в клетку логики. Он стал инженером в Чите, строя стену из сопромата и чертежей. Но система нашла его. Он спас однокурсника Сергея от поезда, но система лишь «передала долг другому коллектору» – через месяц Сергей погиб под колёсами машины. Карма не прощала долгов. Артём стал изгоем, «проклятым». Он спас пятерых рабочих от падения крана, но заплатил за это не просто кровью, а первым сбоем в работе самого дара – его «приёмник» начал давать помехи. На стройке он встретил Ольгу Соколову – инженера, которая увидела в нём не сумасшедшего, а аномалию, подлежащую изучению.

Эпизод 6: Внедрение. Елена и «Проект Феникс» (2018–2024).

Отношения с Ольгой – попытка построить убежище на проклятой земле. Её беременность запустила новый, трагический скрипт. Артём увидел смерть их будущего сына и потребовал прервать программу. Ольга дала сыну свою фамилию – Соколов – как последний щит. Артём почувствовал это решение как холодный клинок, разрезающий последнюю нить, связывающую его с миром «нормальности». Это была не обида, а акт самоампутации с её стороны. Разрыв. В этот момент его нашла Елена Черниговская, дочь профессора, погибшего при загадочных обстоятельствах. Она заговорила с ним на языке его проклятия и завербовала в свою лабораторию в Санкт-Петербурге, обещая не лечение, а «калибровку». Там он узнал о проекте «Феникс», реакторе «Анатолия» и дате 22.07.2025 – точке сингулярности, в которой сходились все нити. Он понял, что он не просто участник. Он – детонатор.

Эпизод 7: Фатальная ошибка. Обнуление (2024–2025).

Болезнь Максима прогрессировала. Во время встречи с отцом шестилетний мальчик интуитивно нарисовал на асфальте схему активной зоны реактора «Анатолия». Артём понял, что его дар инфицировал сына. Эксперимент с чёрным песком в лаборатории Елены подтвердил: ключ ко всему – в Турции, на АЭС «Анатолия». Ультиматум от Олега Крутова, теневого куратора проекта, и спровоцированная им смерть лаборанта-предателя поставили Артёма в безвыходное положение. Финальным, отчаянным щелчком мыши, инициировавшим SYSTEM_EXECUTE скрипта, стала трагедия в парке: случайное прикосновение Артёма к «проклятой» бусине из его чёток, оказавшейся у Максима, вызвало у мальчика системный коллапс – тело выгнулось в немой судороге, из ушей выступила алая роса, – и кому. Раздавленный виной и не имея выбора, Артём принял предложение Елены и полетел в Турцию, в самое сердце тьмы, чтобы спасти сына. Перед отлётом он сжёг свои дневники, пытаясь стереть прошлое, но система не позволила уничтожить всё, подсунув ему уцелевший обрывок со схемой «Северного моста». Игра была окончена.

Начинался протокол «Омега».

Глава 2. Виза в ад

Системный запрос: инициировать протокол [Сотрудничество_Елена].

Внимание: Уровень доверия к оператору – 3.7%. Вероятность враждебных действий – 89.4%.

Выполнение…

Свинцовое небо над АЭС «Анатолия» давило нещадно. Пепел сожжённых дневников ещё не остыл в его душе, а пропавшая тетрадь жгла его невидимым клеймом. Он знал, что Елена её нашла. Это было очевидно по тому, как изменился её взгляд, по той новой, хищной уверенности, которая сквозила в каждом её жесте.

Она появилась в его унылой служебной комнате без стука, словно материализовавшись из теней. В руках она держала его же пропавшую тетрадь и тонкую папку.

– Я прочла, – начала она без предисловий, её голос был ровным, но в нём слышались триумфальные нотки. – Твои догадки о «Северном мосте»… они поразительны. Ты видишь структуру там, где другие видят лишь хаос.

Артём молча смотрел на неё.

– Крутов использует тебя как слепой инструмент, – продолжила она, подходя ближе. – Он никогда не поможет твоему сыну. Его интересует только грубый контроль, подавление. Но я… я предлагаю тебе другой путь.

Она положила свою папку на стол. Рядом с его тетрадью. Два архива. Два варианта судьбы.

– Это не виза в другую страну, – её губы тронула слабая, хищная усмешка. – Это твой пропуск в самую суть. Предложение о сотрудничестве. Как с партнёром. Мы можем вместе использовать «Анатолию». Я – чтобы завершить дело отца. Ты – чтобы найти способ действительно помочь Максиму. Отец видел истину: этот песок – не архив, это компилятор. Направь его резонирующим сознанием, и он не просто читает код реальности… он его переписывает. Мы можем исправить ошибки, Артём. Начиная с твоего сына.

Артём смотрел на папку. Сотрудничество. Партнёрство. Теперь это звучало как единственный выход из тупика.

– И какова цена? – спросил он глухо.

– Твой дар. Твоя уникальная связь с этим песком, – ответила Елена, её глаза сверкнули. – Вместе мы сможем не просто реагировать на аномалии, а… направлять их.

Мучительные сомнения терзали его. Предостережения Доржо… Но что ему оставалось? Крутов держал его на коротком поводке. Бездействие убивало его так же медленно, как болезнь – сына. Елена предлагала риск, но и призрачный шанс.

– Крутов… он не позволит.

– Крутов не всесилен, – усмехнулась Елена. – Особенно здесь. И он не знает всего, что знаю я. И что теперь знаешь ты.

Она кивнула на папку.

– Прочти. Подумай. Но времени у нас мало. Мы должны действовать первыми.

Она вышла, оставив Артёма наедине с папкой и его разрывающими душу сомнениями. Он открыл её. Сложные схемы, которые теперь выглядели более понятными. Формулы. Выдержки из дневников профессора Черниговского, полные безумных, но притягательных идей. И между строк Артём чувствовал колоссальный риск, бездну, в которую ему предлагали сделать шаг.

К утру решение созрело. Тяжёлое, выстраданное, полное дурных предчувствий, но единственно возможное. Он найдёт Елену. Он примет её предложение. Он шагнёт в эту бездну.

«Виза в ад» была принята. >> PROTOCOL [COOPERATION_ELENA] INITIATED. AWAITING FURTHER INSTRUCTIONS… AND SYSTEM_FAILURE.

Глава 3: Прощание с прошлым

Решение, принятое под свинцовым небом «Анатолии», не принесло облегчения. Оно легло на плечи бетонной плитой. Каждый день, проведённый в расшифровке безумных теорий отца Елены, лишь усиливал ощущение, что он ступает на территорию, откуда нет возврата. Шёпот Доржо о «реакторах, меняющих карму» звучал в его голове уже не предостережением, а приговором.

И чем яснее вырисовывались контуры их плана, тем сильнее становилась почти физическая потребность услышать Ольгу. Узнать о сыне. И, может быть, в последний раз сказать что-то, что не было сказано.

Аналитический ум тут же переформатировал это желание в протокол. Системный запрос: Инициировать протокол «Последний контакт». Основная задача: передача зашифрованного пакета «План Б». Вторичная задача: проверка безопасности предоставленного Еленой канала связи. Предупреждение: высока вероятность эмоционального отклика от объекта «Ольга», что может привести к дестабилизации оператора. Риск: ПРИЕМЛЕМЫЙ.

Елена предоставила ему такую возможность, передав потёртый спутниковый телефон.

– Десять минут, не больше. И никакой конкретики. Они слушают всё. Понял?

Он укрылся в заброшенном техническом помещении, где пахло остывшим металлом. Дрожащими пальцами набрал знакомый номер. Гудки – длинные, мучительные, как удары сердца.

– Алло? – её голос. Усталый, напряжённый, но такой родной.

– Оля… это я.

На том конце провода – ледяная тишина.

– Что тебе нужно, Артём?

– Оля, пожалуйста, выслушай, – он торопился. – Я… я сейчас далеко. Я здесь… я пытаюсь… есть шанс помочь Максиму.

– Опять спасаешь мир, Артём? – её голос стал стальным, полным горького сарказма. – Кто спасёт нашего сына от тебя? Я дала ему свою фамилию, помнишь? Соколов. Я пыталась построить ему файрвол. Щит от тебя. Но твоя зараза, похоже, обходит любую защиту.

Слова били наотмашь, как удар кастетом в солнечное сплетение. Артём на мгновение согнулся, словно от физической боли.

– Как он? – прошептал Артём.

– Без изменений, – её голос стал глухим. – Врачи ничего не обещают. Это всё из-за тебя!

В аудиоканалах сознания зашипела белая noise-помеха, вытесняя все остальные звуки, кроме её голоса.

– Оля, я… – начал он, но понял, что объяснения бесполезны. Он должен был сказать главное. – Послушай меня. Внимательно. Я могу не вернуться.

Тишина на том конце стала напряжённой.

– У тебя есть мой старый ноутбук?

– Да… – растерянно ответила она.

– В потайном отделении сумки для него… лежит флешка. Маленькая, чёрная.

– Что это?

– Это «План Б», – тихо сказал он. – Если… если что-то пойдёт не так. Если мир рухнет, и они придут за ним.

– Кто «они»?

– Просто найди её. Пароль – ты знаешь. День, когда всё началось. Внутри один контакт. Люди, которые… специализируются на сокрытии. На стирании людей из систем. Я заплатил им цену, которую не должен был платить. Они помогут один раз. Спрячь её. И забудь.

Она молчала.

– Ты болен, Артём, – наконец прошептала она.

>> SYSTEM_DIAGNOSTIC: [OPERATOR_OLGA]. STATUS: CONNECTION_TERMINATED. [SYSTEM_INTEGRITY: CRITICAL].

– Возможно, – горько ответил он. – Но я делаю это ради него. Чтобы разорвать этот круг.

– Не звони больше, – резко оборвала она, и он услышал, как её голос сорвался от сдерживаемых рыданий. – Оставь нас в покое. Слышишь? Просто исчезни. Если с Максимом что-то случится… я тебе этого никогда не прощу. Никогда.

Гудки. Короткие, безжалостные, как удары ножа.

Артём медленно опустил телефон. Он чувствовал, как по венам разливается ледяной холод, а во рту появился отчётливый привкус старой крови. Этот разговор не принёс облегчения. Он лишь с новой силой подчеркнул его одиночество и вину. Он передал им свой последний, отчаянный щит, и в ответ получил лишь приговор. Его «миссия» теперь была не просто опасной. Она стала его единственным путём.

Потому что все остальные дороги для него были отрезаны.

Глава 4. Шёпот Доржо

Бессонница стала для Артёма привычной спутницей. В одну из таких ночей, ища хоть какой-то якорь, он открыл старый, потрёпанный сборник буддийских сутр – подарок Доржо. Он смутно помнил, как много лет назад, прощаясь, учитель вклеил что-то между страниц, сказав: «Это не для тебя-мальчика. Это для тебя-мужчины, когда он заблудится». Тогда Артём не придал этому значения. Теперь, в отчаянии, он начал лихорадочно перебирать страницы.

И вдруг его пальцы нащупали едва заметное уплотнение. Он аккуратно раздвинул листы. Внутри был вклеен небольшой, сложенный вчетверо листок бумаги. Послание из прошлого, предназначенное именно для этого момента.

При тусклом свете лампы он развернул его. Почерк Доржо.

«Сын мой, – читал Артём, и голос учителя, казалось, звучал у него в ушах, – помни, что не только живые существа создают карму. Есть творения рук человеческих, подобные огненным сердцам машин, что своим жаром способны искажать потоки судьбы. Такие 'реакторы, меняющие карму', опасны непредсказуемостью своей…»

Артёма пробрал холод. «Реакторы, меняющие карму»… Это было точное описание «Анатолии», той самой «хроно-резонансной камеры», о которой говорила Елена.

Он читал дальше, и сердце сжималось.

«Особую опасность таит в себе 'чёрный прах', – писал Доржо. – Конденсат старой, отжившей кармы. Код статуса: [DORMANT]. Условие активации: резонанс с 'огненными сердцами машин' или прямой ввод 'тёмной воли'. Результат: катализатор [CASCADE_FAILURE]. Память его хранит эхо древних катастроф. Ты уже прикасался к этому эху, Артём, когда заглядывал в моё прошлое – в пепел Чернобыля и провал 'Зари-1'. Этот прах помнит их все.Остерегайся тех, кто стремится пробудить его силу, ибо они не ведают, что открывают врата в бездну».

Чёрный песок! Тот самый, что был заложен в конструкцию «Анатолии». Тот, что Елена считала «ключом». Предостережение Доржо било набатом. Они уже пробудили его. Они уже стояли на краю этой бездны.

Последние строки были полны тревожных образов, которые теперь приобретали зловещий, пророческий смысл: «…и восстанет на севере гигантское колесо, пожирающее само время, а на юге, у тёплого моря, расцветёт огненный цветок, чей аромат принесёт не благоухание, а пепел и слёзы…»

Артём отложил записку. Руки его дрожали. Он всё понял. Доржо не просто предчувствовал – он знал.

Шёпот учителя из прошлого достиг его здесь, в этом бетонном склепе. Сомнения в правильности союза с Еленой, в её одержимости «Северным мостом», теперь обрели твёрдую почву. Но одновременно пришло и понимание истинного масштаба опасности. Дело было не только в амбициях Елены или цинизме Крутова. Дело было в самой природе этих «реакторов» и этого «чёрного праха».

Записка не давала ответа, что делать. Она лишь указывала на глубину бездны.

Артём сидел, сжимая в руке хрупкий листок, и чувствовал себя бесконечно одиноким. Но вместе с одиночеством пришло и новое, тяжёлое бремя ответственности. Он больше не мог быть просто пешкой. Он был носителем знания, пусть и страшного.

Шёпот Доржо не был утешением. Это был файл с правами администратора, открывающий доступ к системным ошибкам мироздания. И теперь он был загружен в оперативную память Артёма. Отменить исполнение было нельзя.

Глава 5. Хозяин Игры

После ночи с запиской Доржо мир для Артёма обрёл новые, ещё более зловещие оттенки. Во время очередного «сканирования» за его спиной возник «куратор».

– Господин Крутов желает вас видеть. Немедленно.

Кабинет Олега Крутова был командным центром. Крутов сидел в массивном кресле, его холодный взгляд изучал Артёма.

– Присаживайтесь, – его голос был обманчиво мягок. – Я хотел поговорить с вами по душам. Я высоко ценю ваши… уникальные способности. И вижу в вас не просто исполнителя, а ценного, незаменимого специалиста.

Артём молчал. После записки Доржо любая «откровенность» Крутова казалась изощрённой ложью.

– То, что происходит здесь, – продолжил Крутов, – это проект, который призван изменить сами правила игры. Мы говорим о возможности… упреждающего реагирования на глобальные вызовы. Ваш дар нужен для тонкой калибровки этой системы. Вы – наш навигатор в неизведанных водах. Без такого «проводника», как вы, мы рискуем столкнуться с… нежелательной волатильностью.

«Нежелательная волатильность»… Крутов говорил о чёрном песке, но так, словно это всего лишь техническая деталь, а не «прах предыдущих циклов».

– А теперь о другом. О Елене Черниговской, – в голосе Крутова появились жёсткие нотки. – Талантливая женщина. Но она… сложный элемент. Одержима прошлым, идеями отца. Её жажда… справедливости, как она это называет, – Крутов едва заметно усмехнулся, – может легко превратиться в слепую одержимость. Особенно когда она ведёт ночные беседы в технических помещениях и передаёт секретные папки.

Артём похолодел. Он знает. Он всё знает.

Крутов продолжил, не меняя тона, словно брошенная им фраза не имела никакого значения:

– Она способна поставить под угрозу не только наш проект, но и всё вокруг. Поверьте, я видел таких фанатиков. Их приходится останавливать. Жёстко. Ради общего блага.

Крутов сделал едва заметный жест. На небольшом боковом мониторе на его столе бесшумно включилась прямая трансляция. Статичный кадр из больничной палаты. Мальчик в кровати, опутанный проводами. Никакой драмы, никакого звука. Просто холодная, фактическая демонстрация тотального доступа и контроля. Изображение провисело ровно пять секунд, а затем погасло.

– Кстати, о стабильности. Уровень лейкоцитов вашего сына сегодня утром снова упал на два пункта, несмотря на терапию. Мы внимательно следим за этим, – продолжил Крутов, когда изображение исчезло. Он мельком взглянул на небольшой боковой монитор с графиками. – Сатурация, правда, держится на уровне 98%. А вот пульс, видите, слегка учащённый. Беспокойно спит мальчик. Мы внимательно следим за динамикой. Мои люди делают всё возможное. Его будущее, Артём Николаевич, во многом зависит от вашего… правильного выбора. Вы будете работать на тех, кто держит руку на пульсе, или… позволите увлечь себя сомнительными союзами?

Он откинулся в кресле.

– Я обещаю вам особое положение. Защиту, ресурсы. Подумайте над моими словами. Времени у нас не так много.

Артём поднялся.

– Я подумаю, Олег Владимирович.

– Вот и хорошо, – кивнул Крутов. В его глазах Артём снова увидел холодный блеск хищника, уверенного в своей добыче.

Когда Артём вышел из кабинета «хозяина игры», он чувствовал себя так, словно его пропустили через мясорубку. Записка Доржо теперь обрела конкретные лица – Крутова и Елены. Оба они, каждый по-своему, вели его к краю бездны. И оба использовали Максима как разменную монету.

Он был пойман в паутину. Но теперь, после слов Доржо, он хотя бы начал различать узоры этой паутины. И понимал, что доверия здесь не заслуживает никто.

Глава 6. Первое сканирование

Системный запрос: Инициировать протокол «Сотрудничество_Елена».

Внимание: Уровень доверия к оператору – 3.7%. Вероятность враждебных действий – 89.4%.

Выполнение…

Решение было не выбором, а единственной доступной подпрограммой в рушащейся операционной системе его жизни. Крутов предлагал клетку с позолоченными прутьями. Елена – ключ от другой клетки, внутри которой, возможно, находился рычаг управления всем этим адом. Артём выбрал рычаг.

Через день она нашла его. Не в комнате-пенале, а в гудящих кишках станции, куда он сбежал от флуоресцентного света и взглядов «кураторов». Здесь, среди лабиринта труб, пахло озоном, горячей пылью и старым, как мир, одиночеством.

– Готов? – её голос был сухим щелчком в монотонном гуле.

Рядом с ней стоял молодой парень, лет двадцати пяти. В его глазах смешались восторг от пребывания на сверхсекретном объекте и плохо скрываемый скепсис технократа по отношению к Артёму. Он смотрел на него как на шамана, которого зачем-то притащили в центр управления ядерным реактором. На его бейдже было имя: Керем Йылмаз, техник-стажёр.

– Это Керем, – бросила Елена, не считая нужным вдаваться в детали. – Он откалибрует аппаратуру. Поможет нам не привлекать лишнего внимания.

Керем вежливо, но сдержанно кивнул. Для него Артём был, очевидно, странным русским «консультантом», причудой начальства. Ещё одним багом в системе.

Они прошли в старый, законсервированный блок управления – реликт времён строительства. Пыльные приборные панели с мёртвыми экранами напоминали надгробия. Гул реактора здесь ощущался не ушами, а костями. Давил на грудную клетку, как рука утопленника.

– Здесь нас не достанут, – Елена поставила на стол металлический кейс. – Керем, подключи осциллограф к резервному контуру сектора Гамма-3. Мне нужны данные по остаточному нейтринному фону.

Пока молодой техник с энтузиазмом возился с проводами, он не мог отделаться от мысли, что это – шанс всей его жизни. Увидеть настоящий сбой. Настоящую аномалию, а не просто отклонение в показаниях датчиков, которое можно списать на погрешность.

– Отец называл это «физикой на грани». Не магия, Артём. Субатомная механика. Реактор – это не печка. Это гигантский камертон, настроенный на частоту самой реальности.

Она сделала паузу, увидев скепсис на лице Керема.

– А чёрный песок… – продолжила она, теперь обращаясь и к нему тоже, – он как дека в гитаре. Он усиливает вибрации, делает их слышимыми для таких, как ты.

Она посмотрела на Артёма, и её взгляд стал острым, как скальпель.

– Крутов хочет бить по этим струнам кувалдой. Мы попробуем сыграть мелодию..

Она достала из кейса нейрорезонансный интерфейс «Паутина-3» – обтекаемый обруч из тёмного композита, от которого тянулись тонкие провода к платиновым электродам.

– Герр Штайнер предупреждал, что любые активные сканеры здесь запрещены, – подал голос Керем, с тревогой глядя на устройство. В его голосе слышалось уважение к протоколу и недоверие к этому "цирку".

– Это пассивный датчик, – отрезала Елена. – Он не излучает. Он слушает. Твои нейроны – наш квантовый дешифратор. Реактор – эмиттер. Я хочу услышать чистый сигнал, без помех.

Холодный гель коснулся висков Артёма. Щелчок зажима. Он был подключён.

– Расслабься, – её голос стал почти гипнотическим. – Не пытайся что-то увидеть. Просто слушай гул. Стань им.

Артём закрыл глаза. Гул. Он был всегда, но теперь… он распался на тысячи нитей. Каждая труба пела свою ноту. Каждый кабель вибрировал в своём ритме. Бетонные стены стонали под давлением невидимой силы.

И тогда он провалился.

Протокол «Вскрытие» запущен.

Бетон исчез. Сталь расплавилась в призрачный туман.

Он видел сердце.

Не реактор. Чёрное солнце, запертое в клетке из времени.

Миллиарды нитей-судеб, вплетённых в его структуру. Горящие. Тлеющие. Обрывающиеся.

Он видел чёрный песок. Песчинки не были камнем. Они были памятью. Пеплом сгоревших реальностей. Каждая хранила эхо чужого Большого Взрыва.

Он видел спираль. Трещину. Не в бетоне. В самом коде мироздания. Она была здесь всегда. Она была причиной всего.

Реактор не создавал энергию. Он медленно, такт за тактом, расширял эту трещину, питаясь её энтропией.

– Господи… – донёсся до него искажённый голос Керема. – Елена, смотрите на экран! Всплеск остаточных нейтрино! Прямо здесь! Этого не может быть, приборы должны были сгореть!