Испытание империи

Richard Swan

TRIALS OF EMPIRE

Copyright © 2024 by Richard Swan

First published in the United Kingdom in the English language in 2024,

by Orbit an imprint of Little, Brown Book Group.

Перевод с английского Расима Прокурова

Иллюстрация Виталия Аникина

Карта 7Narwen

© Р. Прокуров, перевод на русский язык, 2026

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательство «Эксмо», 2026

Пролог

На виселицу летним утром

«Вина рождается из умысла».

Помню, однажды мне довелось наблюдать, как вешали человека. Это случилось в маленьком городке, в десяти милях к северу от Лайенсвальда, и я могла думать лишь о том, какая это жестокая участь – столь дивным летним утром оказаться на виселице.

Человек, чье имя стерлось из моей памяти, как и название городка, обвинялся в убийстве. История, как это часто бывает, нелепая: уличная перебранка, которой бы следовало завершиться спустя пару часов в ближайшей таверне. Но вместо этого от ругани спорщики перешли к действиям, и один ударил другого ножом в грудь. Затем преступник сбежал, но Брессинджер выследил его меньше чем за день: убийца не придумал ничего лучше, как спрятаться на дереве.

Я сидела с Вонвальтом в одной из комнат на втором этаже таверны и наблюдала, как рабочие под руководством плотника возводили виселицу. Вонвальт сидел за столом, просматривая какие-то бумаги, среди которых было и обвинительное заключение. Убийца тем временем исповедовался в городской тюрьме неманскому священнику.

– На что вам все это? – спросила я, небрежно указывая на бумаги.

Вонвальт поднял глаза, ничуть не раздраженный моим вмешательством. Как правило, он охотно пользовался возможностью обучить меня чему-то, даже если я бывала непочтительна или груба.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он.

– Бумаги. Это…

– Обвинительное заключение.

– Ну да. К чему это все?

Я мгновенно осознала свою ошибку. Вонвальт откинулся на спинку, достал трубку и закурил. По его губам скользнула улыбка.

– Тебе стоит поработать над порядком судопроизводства.

– Пусть бы и так, – я пожала плечами. – Просто мне все это кажется пустой тратой времени. Вы все равно его повесите. Результат один. Так к чему эти… бюрократические проволочки?

Вонвальт обдумал услышанное с тем раздражающе-насмешливым видом, какой обычно принимал, будучи в хорошем настроении.

– Давай поразмыслим над этим. Что произошло? – Он кивнул в направлении окна, имея в виду убийство.

Я недоуменно нахмурилась. Вонвальт и сам знал, что произошло.

– Убийство. Поножовщина. Повздорили из-за… Нема, каких-то инструментов? Один полоснул другого, тот умер – получается, это убийство. Куча народу видела это, так что у нас полно очевидцев, и это не подлежит сомнению.

– Ага, верно, – тихо проговорил Вонвальт. Затем глубоко затянулся и выдохнул струйку дыма. – Все так. А что было потом?

– Убийца сбежал, и Дубайн его выследил.

– А дальше?

Я недовольно фыркнула.

– Вы его допросили, применили Голос Императора, и он во всем сознался. И вместо того, чтобы обезглавить его там же, вы сидите за писаниной, вынуждая других тратить время и силы на возведение виселицы, от которой завтра не будет никакого проку!

Вонвальта явно позабавило мое негодование.

– Давай на миг представим, что меня здесь не оказалось, – сказал он. – Что я не смог применить к нему Голос Императора и добиться от него признания. Что бы тогда произошло?

– Горожане забили бы его до смерти.

– Серьезнее! – одернул меня Вонвальт, так что я вздрогнула.

– Начался бы судебный процесс, – сказала я через секунду.

– Верно. Его бы допросили законники, а возможно, и староста. А теперь представь, будто во время допроса выяснилось, что преступник лишен рассудка. Что тогда?

Я раскрыла и закрыла рот, ибо уже ступила на зыбкую почву.

– Ну… это кое-что поменяло бы.

– Точно. Оправдывает ли общее право душевнобольных?

– Да.

– Почему?

– Не знаю.

– Подумай!

Я задумалась.

– Потому что это не их вина.

– Совершенно верно. Вина рождается из умысла. «Тот, который не осознает природы своих деяний, не может отвечать по тем же правилам, что и тот, который действует в сознании». Катерхаузер. По той же причине мы не судим детей или собак, – сэр Конрад постучал по виску. – Они не понимают, что творят.

Несколько мгновений я переваривала услышанное.

– А что, если погибший убил жену преступника? – спросил Вонвальт.

– В каком смысле?

– Я спрашиваю: что, если убитый сам в то утро убил жену убийцы? Или, быть может, его ребенка? Что, если преступником двигала месть? Что тогда?

– Тогда… он в любом случае совершил убийство.

Вонвальт улыбнулся и одобрительно кивнул.

– Да. Но справедливо ли будет его повесить в этом случае?

Я задумалась и покачала головой.

– Полагаю, что нет.

– Верно. И что нам остается?

– Отправить его в тюрьму?

– Мы могли бы отправить его в тюрьму. Посадить его на всю оставшуюся жизнь или на несколько лет. Быть может, его бы даже не осудили. Человек зарезал убийцу своей жены. Много ли в Денхольце нашлось бы таких, кто стал бы его винить?

– Думаю, немного, – согласилась я.

Вонвальт откинулся на стуле и в молчании сделал несколько затяжек.

– Казалось бы, простое дело об убийстве, но как легко в нем запутаться. Если бы мы схватили преступника в тот миг, когда он зарезал жертву, и обезглавили его, не удосужившись даже спросить, почему он это сделал, правосудие бы восторжествовало?

– Очевидно, что нет, – ответила я, раздосадованная, как это часто бывало после уроков Вонвальта.

– Разумеется, нет. – Сэр Конрад погасил трубку и убрал в карман, после чего вновь пробежал взглядом обвинительное заключение. Удовлетворенный, он сложил лист пополам и поднялся. – Знаю, судебные процедуры кажутся нудной, сухой и бессмысленной работой – и зачастую так оно и есть. Но мы следуем им не просто так. В особенности когда приходится решать вопросы жизни и смерти. Кто знает, какие детали откроются по ходу дела?

– Я поняла.

Вонвальт кивнул.

– Хорошо. Понимаю, Хелена, юриспруденция кажется тебе скучной, но верь мне, когда я говорю: мало что в этом мире сравнится по важности с процедурой следствия.

Я не сдержалась и фыркнула. Вонвальт окинул меня строгим взглядом, но отповеди не последовало. Он посмотрел в окно, на почти готовую виселицу. День был по-настоящему чудный.

– Ну, пошли, – сказал Вонвальт и махнул в сторону двери. – Покончим с этим.

I

Естественный порядок рушится

«Жизнь не имеет значения. Забудьте о Неманской церкви: никто и ничто не сможет осудить вас, кроме вас самих и тех, кто сейчас рядом с вами. Пусть сегодня за вас говорят ваши деяния. Немногие из нас задержатся в чертогах людской памяти».

Когда пришел враг, я спала и видела во сне Мулдау.

Впрочем… сон не самое подходящее слово. Это был кошмар. В то время кошмары преследовали всех нас. Иногда нам снилось одно и то же, и видения эти были полны знамений, а в иных случаях нам являлись лишь бессмысленные картины ужаса. Но мы видели их постоянно, и это неизменно вселяло страх. По прошествии десятков лет я молюсь о тихой и бессонной ночи. Мои молитвы редко бывают услышанными.

Мне снился Мулдау. Я нечасто вспоминала родной город. Первые семнадцать лет моей жизни трудно назвать счастливыми. Холод и голод, опасность и одиночество были моими неизменными спутниками. Но случались и проблески хорошего, хоть в то время я их и не ценила.

В Мулдау хватало храмов, при которых существовали всевозможные благотворительные ордены. Многие из них представляли собой нечистые на руку заведения, созданные с единственной целью – отмывать незаконно добытые деньги. Но оставались и такие места, как Храм Святой Гримхильты, что хранили верность заявленным принципам.

Во сне я попросилась в приют, как порой случалось и в жизни. Подмести в галерее, вытряхнуть пыль из алтарных покрывал, начистить серебряную утварь, и все ради горячего ужина и ночлега. Я как раз собралась поесть, и матре, женщина, чье имя давно стерлось из моей памяти, отвела меня в сторону, желая наставить в Главных Добродетелях.

Только вскоре она сама же о них и позабыла. Матре сидела в молчании и бесплодных раздумьях, внутри меня вскипала досада. Я хотела спокойно поесть. Слушать эту женщину само по себе было неприятно, а ждать, когда же она заговорит, было еще хуже.

Через какое-то время я стала подсказывать ей, но матре по-прежнему молчала. Я становилась все настойчивей и скоро начала кричать, потом вопить на нее как умалишенная, но так и не смогла ничего добиться. Она лишь смотрела на меня пустым, отрешенным взглядом, словно разум ее заволокло туманом.

Женщина заплакала, ее рассудок угас, и мозг лишился способности породить связную мысль. Пока я воплями требовала рассказать мне о Добродетелях, матре была поглощена абсолютным ужасом, не в силах думать о чем-либо вообще, не говоря уж об учении Немы. Когда остатки ее разума рассеялись, как пар над остывающим кипятком, она взглянула на меня широко раскрытыми, полными ужаса и паники глазами. Потом она принялась кричать, возмущенная несправедливостью своего безумия, своей немощью перед лицом внезапного и неизлечимого упадка. Матре визжала, как животное или младенец, как существо, не сознающее ни себя, ни своего места в мире.

На этом сон обрывался. С того первого раза я видела его еще не раз, и всегда он оканчивается примерно одним тем же: матре кричит, я кричу, просыпаюсь и слышу собственный крик.

Я не знаю, что значит этот кошмар. До сих пор не знаю. И десятилетия раздумий не дали никакого вразумительного ответа.

Но я по-прежнему размышляю о нем. Я думаю о многом, что случилось в то время.

Что-то зажало мне рот и нос. Это была рука сэра Радомира. От его перчатки пахло старой кожей и спиртом.

– Тише ты, ради Немы, – прошипел бывший шериф.

От него разило вином. Он давно топил в нем кошмары, но эта череда загадочных видений оказалась непосильной даже для него.

Я замолчала. Машинально попыталась сесть, но сэр Радомир не дал мне этого сделать.

– Нет, – прошептал он и помотал головой.

Он огляделся. В зал попадал лунный свет, и я разглядела белки его глаз.

Дом стонал и скрипел на ветру.

Я различила в сумраке маркграфиню храмовников Северину фон Остерлен, облаченную в кольчугу и черно-белое сюрко ордена. Она стояла, прислонившись к стене у входа в зал, ее рука покоилась на эфесе короткого меча, на лице читалось выражение напряженного ожидания.

Я осторожно повернулась. По другую сторону зала в похожей позе стоял Вонвальт. Но если фон Остерлен казалась встревоженной, то сэр Конрад выглядел спокойным, даже задумчивым. Мне стало любопытно, о чем он размышлял.

Сэр Радомир медленно отступил от меня и вернулся в свой угол. Мне стало понятно, что я была единственной, кому удалось поспать.

Мы притихли. Снаружи ветер ворошил кроны деревьев, свистел в ветвях и шелестел листьями. Деревянные балки скрипели, точно корабельная палуба да пропитанные соленой водой канаты. Сквозь тростниковую крышу, поднимая пыль и труху, задувал холодный воздух.

В этом шуме что-то двигалось.

Я прислушивалась, так что кровь застучала у меня в ушах. Что бы это ни было, оно двигалось медленно и осторожно, выжидало, когда поднимется ветер, стараясь скрыть свои шаги за шелестом травы… Все это говорило о наличии разума и позволяло исключить случайности вроде забредшей косули.

Я нахмурилась и склонила голову набок. Теперь до меня доносился странный звук… падающих капель? Но снаружи было сухо. Я огляделась, но не заметила никаких струек, и, похоже, никто, кроме меня, этого не слышал. Услышанное напоминало стук, как если бы вино из опрокинутого кубка просачивалось сквозь доски стола и капли падали на пол.

Ramayah.

Слово прозвучало ниоткуда, всплыло из глубин моего сознания.

И вот новый звук: что-то задело дощатую стену с той стороны, где стоял Вонвальт, вырвав его из задумчивости.

Я машинально потянулась к мечу. Остальные плотнее сжали рукояти. Я поочередно взглянула на Вонвальта, сэра Радомира и фон Остерлен, но нам ничего не оставалось, кроме как и дальше притворяться спящими в надежде самим застигнуть нападавших врасплох.

Что-то глухо стукнулось в доски, и этот звук невозможно было списать на ветер. Трое непрошеных гостей? Или, может, четверо? А то и вовсе разведчики впереди целой армии? В лучшем случае это могли быть бандиты, задумавшие нас ограбить, в худшем – некое воплощение наших ночных кошмаров. Выяснить это наверняка не было никакой возможности. Прорваться за дверь и скрыться в темноте казалось безумием. Оставалось только ждать и молиться.

Звуки за дверью изменились. Теперь казалось, кто-то скребет когтями по доскам и принюхивается, точно кабан. На какую-то секунду я понадеялась, что так оно и есть, что наши страхи и паранойя довели нас окончательно. Я повернулась к Вонвальту, готовая криво усмехнуться, закатить глаза и, быть может, понимающе подмигнуть. Он бы, в свою очередь, улыбнулся, убрал руку с меча и жестом велел мне спать дальше.

Вонвальт действительно выпустил рукоять меча. Но затем достал из кармана медальон Олени и повесил на шею.

У меня заколотилось сердце.

– Нет, – выдохнула я.

– Что? Что там? – шепотом спросил сэр Радомир.

Я посмотрела на дверь. Скрежет когтей стал громче и настойчивей.

Я перевела взгляд на Вонвальта. Наши глаза встретились, и сэр Конрад чуть заметно покачал головой. Лицо его было мрачным.

– Что?! – прошипел сэр Радомир.

– Наверное, мы умрем, – только и сумела я сказать.

Дверь с треском распахнулась.

Утро выдалось бодрящим. Небо над нами было чистым и голубым, воздух – прозрачным и холодным. Изо рта у нас валил пар, и мы плотнее кутались в плащи.

Мы стояли вымотанные, потрясенные, но невредимые. Снаружи ничто не указывало на вторжение чужаков: ни отпечатков на покрытой росой траве, ни поломанных стеблей, ни разбросанных бочек или ящиков. Во дворе не было ничего примечательного, если не считать следов, которые оставили мы сами.

Это была типичная для той части Хаунерсхайма деревня. Я позабыла ее название, помню только, что располагалась она милях в двадцати к северу от Хофингена и представляла собой последнее крупное поселение на нашем пути, а дальше тянулись обширные необитаемые земли, которыми славилась Северная марка. Вдали, если смотреть на восток, горы Хассе переходили в предгорья Лиендау, еще достаточно высокие, чтобы на вершинах оставались снежные шапки. На западе угадывались начатки необъятных древних лесов, простиравшихся до Северного моря и Толского побережья.

Перед нами раскинулась россыпь из примерно пятидесяти домов с тростниковыми крышами, такими высокими и крутыми, что дома походили скорее на большие шалаши. На первый взгляд деревня как будто вымерла.

– Сэр Радомир, – позвал Вонвальт.

– Да?

– Будьте любезны, приведите барона.

– Ага.

Мы втроем дожидались, пока сэр Радомир прошел к большому дому в четверти мили от нас и скрылся внутри. Спустя пару минут он вышел, и за ним – горстка людей, возглавляемых престарелым лордом, напомнившим мне сэра Отмара из Рила. Такой же сутулый, болезненный, он, вероятно, правил этими местами лет с двадцати и пережил несколько поколений соратников.

Старый лорд приблизился к нам в сопровождении своей челяди.

– Наша проблема разрешена? – спросил он.

Вонвальт молчал несколько секунд, после чего ответил:

– Полагаю, что да.

Барон хмыкнул.

– Хотите пополнить припасы, прежде чем уйдете?

– Да, – сказал Вонвальт. – И еще получить сведения, вы обещали поделиться.

Старый барон подмигнул мне, но я была не в том настроении, чтобы улыбнуться в ответ, как он того ждал. Впрочем, не было похоже, что его это задело.

– Пойдемте. Поедим, и я расскажу, что мне известно.

Слуги водрузили в зале стол на козлах и принесли немного хлеба и кувшин вина, который мы охотно разделили на четверых. Хозяин пить не стал.

– Итак, сэр Довидас, – произнес барон, обращаясь к Вонвальту. – У вас есть предположения, что за тварь наводила страх на моих людей?

Вонвальт задумчиво кивнул.

– Полагаю, редкий вид дикой кошки. Редкий здесь, в хаунерской Долине. Их куда больше водится за Ковой, в северных землях Конфедерации.

– Большая кошка? – переспросил барон. В его голосе сквозили нотки недоверия.

– Ага, – небрежно ответил Вонвальт. – Гевеннанская саблезубая. Они почти незаметны благодаря окрасу и охотятся исключительно по ночам. Мы все видели ее.

– Да, мы слышали шум. – Барон демонстративно взглянул на сломанный засов, на который прежде запирались двери зала.

Вонвальт склонил голову.

– Безусловно, это грозный хищник. Но у меня две хорошие новости. Первая – других таких не будет, поскольку эти кошки охотятся в одиночку. А вторая – вероятно, мы прогнали ее навсегда.

– Почему вы так говорите? Откуда такая уверенность?

– Мой опыт подсказывает, что эти существа весьма рациональны и выбирают легкую добычу. Они сразу покидают охотничьи угодья, если им дают отпор. Скорее всего, вы ее больше не увидите.

Казалось, барон принял эту ложь с облегчением.

– Что ж! Выпьем за это! – Он поднял кубок. – Я перед вами в долгу, сэр Довидас!

Вонвальт тонко улыбнулся, чуть приподняв бокал.

– Я был бы признателен, сир, если бы теперь вы поделились сведениями, которые у вас имеются.

Старый лорд кивнул.

– Да, вы это заслужили. – Он оглянулся через правое плечо и крикнул в сторону двери: – Анхельм! Сведения!

Вонвальт нахмурился. Дверь в зал снова с треском распахнулась. Но на этот раз вошли пятеро крепких на вид мужчин, вооруженных чем попало.

– Какого хрена это значит? – воскликнул сэр Радомир, вскакивая.

Мы с фон Остерлен последовали его примеру и обнажили клинки.

Вонвальт остался сидеть. Он жестом указал на вошедших.

– Вы не могли отправить этих людей изловить дикую кошку? – спросил он со скучающим видом.

– Только ведь не было никакой кошки, не так ли? Правосудие, сэр Конрад Вонвальт.

На сей раз Вонвальт взглянул на старого лорда с интересом.

– Итак, вам известно, кто я.

Барон рассмеялся.

– А вы-то считали меня деревенским идиотом? – Он осклабился. – У меня отличная память на лица, сэр Конрад, – и ткнул себя большим пальцем в грудь. – Я был на вашем посвящении в Сове. Да уж, оба мы были тогда помоложе, а?

Вонвальт не смог скрыть удивления.

– С тех пор прошло больше двадцати лет.

Барон постучал себя пальцем по виску.

– И все же я помню, как будто это было вчера.

Вонвальт поморщился.

– И что теперь? Вы же задумали убить меня, верно?

– Вы в немилости, сэр Конрад. Думаете, до нас не доходят новости из Совы? Вас разыскивают лорды всех земель, за вашу голову назначена щедрая награда. Достаточно, чтобы на долгие годы обеспечить деревню продовольствием и товарами. Это будет моим наследием, и никто не скажет, будто я не заботился о своих людях и не был верен Аутуну.

Повисло молчание.

– Я надеялся избежать кровопролития, – проговорил Вонвальт.

Барон снова рассмеялся.

– Крови не будет. Я же сказал вам, вы будете арестованы и возвращены в столицу.

– Я говорил не о нашей крови.

Барон хмыкнул, демонстративно оглядывая гостей.

– Пьянчуга, женщина и малолетняя служанка. Ваша репутация героя Рейхскрига, возможно, опережает вас, сэр Конрад, но даже вам не одолеть пятерых. Уж определенно не с такой плюгавой свитой. Бросайте оружие, отныне вы осужденный, и не более того.

– Старый ты хрен, – процедил сэр Радомир и сплюнул на пол. В его голосе сквозили злость и разочарование. – Пустая трата времени и жизней. Нам и впрямь придется перебить вас всех?

– Выбора нет, – с досадой отозвалась фон Остерлен и кивнула на барона. – Ему известно, что это сэр Конрад.

Впервые за все время барон утратил самообладание.

– Довольно! Бросайте оружие, или мне придется принудить вас силой. И имейте в виду, – он указал на меня, сэра Радомира и фон Остерлен, – что мне нужен только сэр Конрад.

– Готовы? – спросил через плечо Вонвальт, не обращая внимания на барона. – Вы должны действовать быстро.

Мы синхронно кивнули и рассредоточились, выставив перед собой клинки в классической сованской позиции.

– Да ради Немы, о чем вы толкуете? – со злостью и недоумением воскликнул барон. – Кровь богов, Анхельм! Хватайте их!

– Бросьте оружие! – прогремел Вонвальт Голосом Императора.

Все пятеро немедленно побросали оружие, словно ими управлял невидимый кукловод. Вытаращив глаза, разинув рты и пошатываясь в немом ужасе, как пьяные, они наблюдали за собственными действиями. На доски со стуком попадали дубинки, топорики и примитивно сработанный моргенштерн.

Все происходило стремительно. Я едва двинулась, как сэр Радомир и фон Остерлен прикончили каждый по два человека. Безжалостно, колющими и рубящими ударами, словно продираясь сквозь заросли. Я занесла меч, но моему противнику хватило духу подставить под удар предплечье. Он отшатнулся, и следующим выпадом я вогнала меч ему точно в глаз. Я целилась не в лицо – скорее в уязвимую шею – но мой меч легко вошел ему в мозг, даже не задев костей глазницы. Бедняга рухнул замертво.

В тот же миг рядом оказался сэр Радомир и перерезал мертвому горло, после чего вытер клинок о его одежду. Это была бойня. Кровь хлестала из ран, заливая доски пола, точно вино из порванного меха. Кто-то верещал, оглушительно громко, прерываясь лишь на вдох, и я не сразу сообразила, что это барон.

Вонвальт так и не сдвинулся с места. Он молча сидел, дожидаясь, пока барон не умолкнет. Как знать, возможно, на глазах у старого лорда убили его сына.

– С минуту назад вы спрашивали, не считаю ли я вас идиотом, – произнес Вонвальт. – И ответ: да. Считаю. И своими действиями вы лишь утвердили меня в этом мнении.

– Как у вас… что вы сделали? Как у вас получилось? Что вы натворили?! – бестолково верещал барон.

Вонвальт наконец-то извлек свой меч из ножен и положил на стол перед собой.

– Сведения. Вопросы, которые мы обсуждали с вами вчера. Я бы хотел услышать ответы. Вы знаете, я могу вытянуть их из вас, хотите вы того или нет, поэтому сберегите мне время и силы.

Вонвальт сидел и терпеливо ждал, пока барон успокоится настолько, чтобы связно говорить.

– С какой стати мне говорить вам что-либо? – спросил старый лорд. – Вы все равно убьете меня.

– Верно. Вы подстрекали других к убийству, и наказанием за это преступление является смерть.

– Не в вашей власти казнить меня. Вы больше не Правосудие. Нет больше Правосудий.

– Формально я не был лишен своей власти.

– Вы изменник, – прошипел барон.

– Обвиняюсь в измене, – поправил Вонвальт, словно эта мелочь могла переубедить собеседника. – Вы зря растрачиваете мое время. Мне применить Голос на вас? Могу заверить, это не самый приятный опыт.

Барон выглядел жалко.

– Хотите знать о «языческой армии»? – спросил он с ядом в голосе. – Драэдистах и северных бандитах, обитающих в лесах? Под предводительством жрицы-воительницы? Так? Об этом вы хотели узнать?

– Вы говорили, будто до вас доходили некие слухи. Якобы вам кое-что известно.

– Верно, я слышал о них. И все, что слышал, сейчас рассказал вам.

– Я хочу знать о происхождении и местонахождении этой армии.

– Понятия не имею, где сейчас эта армия. Даже не уверен, существует ли она! По мне, так это все чепуха какая-то.

Вонвальт нахмурился.

– Вы говорили…

Барон яростно указал на дверь:

– Я сказал вам, потому что хотел, чтобы тварь, которая наводила страх на деревню, была убита, и я знал: если у кого-то и хватит на это сил, то, конечно, у вас, Правосудие. Опытный мечник, владеющий магией… пусть и изменник Короны – слишком уж ценная возможность, чтобы упускать, – с неясным выражением то ли злобы, то ли отчаяния он обвел взглядом трупы на полу. – Теперь-то я понимаю, что совпадение не такое уж удачное.