Пыхтун. Рассказы

© Сергей Сурудин, 2017

ISBN 978-5-4485-5804-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пересдача

Физика! Такая интересная наука… И почему Витя увлекался в школе литературой, не понятно.

Учебник по науке физике попался занимательный, литературный. Витя сам покупал в «Технической книге». Жаль, потом выбросил. И фамилию автора подзабыл. Сейчас бы полистать.

В общем, сдал Витя ядерную физику за второй семестр на «отлично». Туннельные эффекты и что-то ещё.

И кому?! Преподавательнице, здоровья ей, которая нескрываемо-презрительно относилась к ним, нефтяникам, совершенно не показывавшим знаний на фоне студентов-механиков и студентов-автоматчиков-кибернетиков (будущих).

Преподавательница Витю запомнила, он стал её надеждой. Витя об этом не догадывался, образ жизни вёл отнюдь не усидчивый и в третью сессию разочаровал педагога, еле-еле наговорив на «уд.»

В среднем – «хор». Вот для чего нужны «отл.»! Хотя бы раз.

Но физика была и в следующем семестре… Предыдущая преподавательница, видимо, совсем разочаровавшись в неспособных студентах, передала их новой молодой красивой преподавательнице Татьяне Фёдоровне, полностью сосредоточившись на любимых механиках и кибернетиках.

Татьяна Фёдоровна следила за собой, за своей причёской и прочим важным. В отличие от предшествующего преподавателя.

Что не означало, что Татьяна Фёдоровна собиралась следить, чтобы все её студенты в сессию сдали предмет. Да и некогда ей было возиться. Принципиальность здесь помогает.

Прежде, чем завалить физику, Витя стал видеть Татьяну Фёдоровну и на факультативе по философии. Тоже на «ф», но теперь интересней стало это «ф».

Молодой высокий блестящий без пяти минут профессор вёл факультатив, на который советовали ходить. Открывать новые стороны бытия в рамках марксистско-ленинской теории. Профессор также осторожно говорил и о других теориях, конечно, в корне неверных и ложных.

Вечером на факультатив Витя ездил на автобусе где-то в одно время с одногруппником, жившем неподалёку. Когда-то они вместе ходили на штангу, пока тренер не прогнал Витю из-за неперспективности. Штангист в лёгком весе ездил на тренировки с коричневым дерматиновым дорожным чемоданом. Что у него там было? Не штанга же?! Штангист хмыкал, встречаясь с Витей на остановке:

– Опять на факультатив?! Охота пуще неволи…

Охота была.

И Татьяна Фёдоровна бывала на факультативе регулярно. Что ей, преподавателю, было там делать?

Она и не делала ничего, то есть не вела никаких записей, в отличие от любителей. Но преданно смотрела на профессора, иногда поёживаясь на открытую форточку в аудитории, смотревшей окнами в зиму и основательно заполненной начинающими философами.

Ребята из общежития рассказали Вите, что с балкона случайно увидели по тёплому за жидкими деревцами целующихся профессора и Татьяну Фёдоровну. И про себя одобрили это дело в силу молодости и доброты.

По-иному взглянул на поцелуи институтский партийный комитет, тогда не отделённый от государства. У профессора была жена, и это была не Татьяна Фёдоровна. Такая кустодиевская красавица. Казалось бы?! (Татьяне Федоровне больше подходил западный стандарт красоты того времени).

Конечно, без политики. Но – моральный облик…

Процесс ухудшения профессорского морального облика, сменившийся затем его же улучшением, развивался тихо и где-то в стороне. Но результаты известны становились.

Витя, тем временем, разочаровался в учёбе. В этом институте.

Представляете?! У Татьяны Фёдоровны проблемы с моральным обликом (профессора), у Вити – разочарование в учёбе.

Не мудрено, что он завалил физику. Шёл на завал, совершенно не готовился. Такая апа-тия.

На пересдачу не пошёл. В деканате о нём забыли.

Сессия была весенней. Другие науки Витя почему-то не завалил. Как-то пронесло. К третьему курсу уже выработалось умение сдавать, заключающееся не только в знании предмета.

С тем Витя и встретил лето и практику.

После лета и практики он опять очаровался учёбой – решил не уходить из института. Практика поправила. Что теория?!

А вот профессору пришлось уйти. Из-за морального облика. Ушёл в другой вуз, Татьяна Фёдоровна с ним. По жизни. А так – по физике в том же вузе.

На четвёртом курсе о хвосте Вити в деканате вспомнили.

С поникшей головой хвостист явился.

Повезло! Самого грозного декана не было, был его заместитель, добрейшая Екатерина Кирилловна, вторая мама многих хвостистов, отбросивших хвосты.

«Ай-ай-ай», – и Витя получил уже желанное направление-бланк на пересдачу. Вкупе с информацией, когда и где можно будет найти Татьяну Фёдоровну.

Витя готовился! По тому учебнику. (Какой он неблагодарный, что всё-таки не сохранил его!) Татьяну Фёдоровну он нашёл через несколько дней в одной из аудиторий.

Прежней лёгкой нервозности в ней не заметил. У неё всё стало хорошо. И профессор создавал новую современную научную школу в другом вузе.

С присущей холодностью, но благосклон-но Татьяна Фёдоровна приняла знания и расписалась в зачётке. Отпал не только хвост, из души была вытащена большая заноза, которую Витя носил целый год! А для студента это большой отрезок времени.

…Бывая в родном городе, а потом окончательно туда возвратившись, Витя периодически видел издали знакомую пару – профессора и Татьяну Фёдоровну. Конечно, не подходил, хотя был лично знаком с обеими. Они – одни, а нас – много…

Прошли годы, сменилась экономическая формация вместе с появлением инфляции, о наличии которой профессор говорил кулуарно ещё в глухие советские годы.

Витя, тоже не юноша, видит издали пару. В том месте, где alma mater. Уважаемые и жили, и сейчас живут тут, неподалёку.

Татьяна Федоровна, как полагается даме, всё так же хороша. Профессор переплавил молодость в седую бронзу и ничуть не горбится. Они всегда под ручку.

Последний раз Витя видел профессора, как ни странно, одного и у того же студенческого общежития.

Но это явно не о том. А профессор продолжает свою стезю.

Бахор

«Бахор» по-узбекски «весна». А они причём?

Весна (и жизни) была, когда они, туристы-байдарочники, путешествовали в многочисленные праздничные дни начала мая по рекам и каналам Узбекистана.

Чтобы всё успеть, к дням путешествия добавляли ещё три дня, полагавшиеся к отпуску членам Добровольной народной дружины. Тем, кто исправно дружинил, и что нашло отражение в списках командиров. Такой стимул дружинить. Успевали за первомайские дни куда-то съездить, походить там и вернуться – десять дней набегало.

В Узбекистан – там тепло. Даже жарко, даже знойно в мае.

Узбекистан начинался в Киргизии, на границе. Мощная река молочно-голубого не-фрита с грохотом ворочала камни на дне и шла вниз с гор, уставленная и выложенная по поверхности стоячими волнами, их наложением, перемятостью, гребнями заметной высоты и струями. Это не говоря о речных порогах в начале пути и гидротехнических сооружениях – затем.

Витя сгорел спиной в первый же час сборки байдарок. И ведь знал, что сгорит. Пижонство до добра не доводит. Больше он там не загорал.

Вечером из тряпок соорудили маски на лицо, сейчас их называют балаклавами. Те балаклавы повеселей нынешних военных. Нет, отказываемся от балаклавы – маска, это симпатичней. Чтобы лицо сохранить, как и спину майкой.

За их лагерем – небольшая, но ГЭС. Ок-ружают скалы. А дальше, в степи, можно найти крупные просвечивающе-красные, ещё не сгоревшие на солнце маки.

Володя – бывалый, мускулистый – собрав свою байдарку-двойку, опробовал её – уверенно пересёк – извиняемся за избитое, но здесь наиболее верное выражение – бурную реку и спокойно опять подошёл к берегу лагеря.

Витя, конечно, захотел проделать то же. У него получилась недоразвитая дуга, да и та с трудом, потому что чуть не уплыл в даль неизвестную вместе с беспомощным судном. Самый первый байдарочный опыт не радовал. Чувствовал он себя неважно (как справится с такой рекой такой горе-капитан?!), ещё и спина пылала. За что потом Витя получил почётную медаль «За заготовку кож».

Перед ночёвкой посидели у костра, пели песни. Перешли на частушки. Витя вспомнил единственную, где-то вычитанную и почему-то засевшую в памяти. Исполнил, посматривая на своего матроса.

Замолкнув, понял, что частушка женская. Глупо. Ну и ладно…

Кате, его матросу, которая была недовольна распределением по байдаркам, поведе-ние капитана на водах в первый день не могло понравиться. У неё возникали опасения за свою молодую жизнь. Заметим, что опасения не подтвердились, так как Витя и за свою, и тоже молодую, жизнь тоже опасался и тоже боролся за неё. А тем более – за Катину.

Они – в одной двойке: капитан судна, каким бы он ни был, сидит сзади, рулит и говорит (командует) чего-то там матросу на переднем сиденье, прикрываясь им. Матрос, те-оретически, выполняет его указания. Если они последуют. Следовали они на сложных участках. А на несложных возможно молчаливое взаимопонимание и синхрон, когда вёсла для гребли вместе ныряют в воду с одного борта судна, а не с разных.

Но Витя на спокойных участках доставалось от матроса. Никакой субординации… Катя делала замечания, задним, так сказать, временем, как это принято у умных девушек. Когда становилось ясным, что такое замечание нужно сделать. Перед неким препятствием или дилеммой это ясно не было.

Почему не указал байдаркам за нами на корягу, торчащую посреди русла?! Или: не сказал другим, что нужно идти правым берегом, а не левым, в чём они сами убедились после прохода именно у правого берега. Или: разве нельзя поговорить с другими байдарками, которые идут рядом?! А этот горе-капитан бухтит: Кончай разговоры, внимание на воду!

Противоречия «матрос – капитан» не носили, как говорится в марксизме-ленинизме, антагонистического характера, однако, требовали затрат на переработку, следовательно, немного утомляли. Но силы и настроение всё-таки оставались.

…Когда их байдарка, видимо, из-за молчаливости и сосредоточенности экипажа, вышла на первое место в эскадре, что доставляло лёгкое удовольствие первопроходцев, Витя заметил впереди на воде, поперёк всего русла, физически неправильное, но возможное к существованию явление. Гладкая спокойная вода, уже не столь нефритовая, так как они давно шли по равнине после гор, – вода слегка, но по всему пересечению, всем гладким полотном чуть загибалась вниз, а над её изогнутым краем мнилось что-то не водяное, не каменное, – что-то торчащее.

Оберегая жизнь матроса (и свою), Витя дал команду чалиться у правого берега в нескольких десятках метров от явления на реке. Матрос Катя стала работать левой лопастью весла, а отважный капитан плюхнулся с кормы в воду и на окончании роста достал ногами дно, подтолкнул лодку к берегу и удерживал. Всё-таки сомневаясь, не глупость ли сотворил на спокойном участке.

Спокойная вода здесь на повышенной скорости устремлялась куда-то. Оказалось – через высокую плотину, утыканную палками, как ёжик иголками, что они увидели, когда прошли по берегу и заглянули за гребень. Местное население декхан и поселян, таким образом, создало и держало запас воды, столь необходимый в этом знойном крае.

Попадание в байдарке на ёжика почти гарантировало экипажу отправление в путешествие без возврата. Хорошо, что экипаж заблаговременно передумал. Не сказать, что внешне это впечатлило матроса – горячка и движение многое скрывают. Во всяком случае, мелкие уколы от него продолжали поступать в установленном ранее порядке. Чтобы капитан не дремал.

Плыли (шли) – ели – пели – балдели – спали, грабили прибрежные кишлаки и города – посещали тамошние базары и магазины. Остались походные дневники, вывезенные на родину. И воспоминания…

Будь благославен древний Узбекистан, для которого и Александр Македонский – мальчик, его не покоривший!

Встреченные аксакалы жали нам руки своими двумя в знак вежливости, которую мы империалистически принимали за уважение.

Естественным водным путём пришли в близость границы с Афганистаном. Говорили – за этими, хорошо видными нам из лагеря, горами. Про наши войска тогда не писали, хотя об их вводе известно было. Врач-русская, которой нанесла визит наша врач, призвала к осторожности: местных парней берут в Ограниченный контингент. Именно местных в начале несчастной войны в Афганистане и брали. Оттуда пошёл груз 200. Русским могли мстить.

Возможно, и мстили. Подростки в разводьях Сыр-Дарьи пытались взять суда на абордаж, проведя артподготовку камнями. Пришлось быстро-быстро, не дожидаясь контакта с противником, бросившимся после артподготовки, как положено, в атаку, запрыгивать в байдарки и спасаться, чтобы не создавать национальных конфликтов. Спасло отсутствие ровного пути от нападавших до байдарочного причала – всё вокруг усыпано валунами, камнями и галькой. Простите нас, местные.

Но, скорее, было зловещее хулиганство. Наблюдаемое посейчас – например, в отношении поездов – на западе, юге и востоке больших евразийских территорий. Такая всеобщая месть аборигенов…

Убогие мазанки декхан на берегу изумрудного канала в обрамлении ив, чинар и цветов.

Движение по знаменитым ферганским каналам, по ним некоторое время шли, считая, что идём по реке в бетонных берегах.

Совсем не аксакалы днём, но в тени чинары, – в городской чайхане на суфах. Да с бутылочкой «Столичной».

Злобный взгляд настоящего классического старца-муллы в белом, чалме и с Кораном в руках – во внутреннем дворике кокандского вокзала, в каковой дворик они из досужего любопытства заглянули. А ты не мешай!

Наивные и прилипчивые мальчишки на берегу. А у них тоже была клейка – байдарок, мальчишки выпрашивали резиновый клей в тюбиках. Зачем им? Дети не знают. Им просто хочется чего-то нового и интересного. Узнают потом, когда перестанут быть детьми. Их меж-дуусобные споры из-за клея. Обладатели клея, пользующегося спросом у населения, решили установить справедливость под лозунгом «Один мальчик – один клей».

Старик в халате на небольшом каменистом горном поле, огороженном камнями же. Он работает кетменём. Как из старого кино. Камни на поле вылазят из почвы сами по себе, вылазят постоянно, и постоянно он их убирает, убирает, убирает.

Вспоминалась название «Ташкент – город хлебный». Где-то «в Ташкенте», в Узбекистане, жили дальне-дальние родственники Вити. Но адресов он не знал.

Площадь Регистан в Самарканде. Здесь три всемирных чуда архитектуры – медресе Улугбека, Шердор, Тилля-Кари. Подошедший пожилой мужчина говорит, что «Улугбека» строили три года, «а это, – он показывает на приземистое неопределённо-желтоватое коробкообразное здание художественной галереи, – это строят уже восемь лет…»

Маленький ночной переполох в гостинице. Гостиница – в бывшем медресе, кельи – номера. Залезли к девушкам. Крик, переполох! Проснувшиеся и выскочившие сплочённые силы команды разбойников Хасана Одноглазого не увидели, пострадавших в команде тоже не было.

Вечером в большом внутреннем дворе гостиницы включили по громкой трансляции музыку из индийских кинофильмов. Женский персонал и их гости отдавались восточным танцам целиком – плавно поворачиваясь, кружась, семеня, изображая руками цветы и ещё что-то! Витя не видел, чтобы у нас танцевали с таким чувством…

Взаимоотношения «капитан – матрос», выйдя всё-таки на сплавно-безопасный уровень, дальше, по-человечески, уже не развивались. Видимо, Катя считала достигнутый уровень достаточным.

На таком уровне, претерпев ещё ряд устранимых – как это в «Белом солнце пустыни»? – заминок, они добрались до пункта Б, счастливые и сложно-довольные. Это про всю команду, и про её отдельных членов.

В пункте Б капитан команды привлёк самых выдержанных к участию в финальном праздничном банкете в ресторане по месту происхождения всей увиденной экзотики. В число выдержанных неожиданно попал и Витя, чем гордится до сих пор.

Остальные члены команды в ресторан идти просто не захотели, экономя силы на такое же, но домашнее, мероприятие, действительно, по окончании пути. Нет, в городе потом состоялся квартирник. У капитана капитанов, всегда приглашавшего и выдерживающего любую родственную ораву странников.

Как назывался ресторан? Конечно же, «Бахор»!

В ресторане были немногочисленные джигиты, верещавший кенар Кешка в просторной клетке и они. Обслуживала Краса Севера, попавшая на Восток, – официантка Маша. Она не уступала Мэрилин Монро. Подозреваю, в ресторан джигитов притягивала она.

Чуть уставшие, уходим из ресторана в лагерь, завтра уезжаем домой. Маша как будто невзначай выглянула на крыльцо «Бахора» – посмотреть на людей с её родины. Будьте счастливы здесь, Маша!

Бахор заканчивался и на севере, а здесь, в Узбекистане, закончился давно. Впереди были другие времена года и жизни.

Экология комаров Западной Сибири

Вертолёты подлетали, садились и взлетали один за другим. Одновременно можно видеть штуки три – над разными вертолётными площадками поблизости.

Это только в одном углу.

Бурение на нефть и её добыча. Денег не жалели.

В тайге и по болотам – дорог нет.

Зимники, зимние дороги – зимой.

Так что – летаем.

Начало лета.

В тайге на расчищенной площадке буровая установка – небольшой завод с вышкой, насосами, складами, ёмкостями, лестницами, трапами и переходами.

Запах тайги: хвои и древесной смолы, новой листвы, болот, багульника. Запах, на-долго ставший привычным.

Ну и – комары-комарики в каждом кубическом дециметре – литре воздуха.

Сибирский комар резко отличается от европейского – размером и нравом. Крупнее и решительней, он не вьётся и не пищит где-то в стороне, а бьёт без подготовки, сразу и сильно, тут и разражаясь победным криком.

(О, антикомариная «Дета», о, сладко пахнущая сетка Павловского! Спасали, но без стоической выдержки и с ними не выжить бы.)

Буровую поставили в низинке. Другого ровного места на гриве в окружении болот не было. Да и по геологии куда хочешь буровую не поставишь. Вся талая вода из округи – буровиков. Грязь – по пояс. Ты туда не ходи.

В общем-то, подсыхает. И есть протоптанное направление от жилого посёлка к буровой: шаговые углубления в грязи по колено.

(Не забыть написать оду резиновым болотным сапогам. Они сродни мушкетёрским.)

Приземлился вертолёт.

На буровой Вити появились однокашники и земляки – муж с женой.

На севере землячество, однокашничество – великая вещь. Не для блата. А для души.

(Так и пронесли это неформально-обязательное единение через годы.)

– Что-то ты серьёзный, – сказал Вите в вагончике однокашник.

– Будешь здесь серьёзным – проблемы со скважиной, в круг не идёт.

(Начальство даст по шее, если не получится.)

– Ладно, – продолжил Витя – Давайте пить чай. С салом!

Колбасы в те времена не было. Если доставали – к праздникам. Праздники впереди. Сало было.

Что лучше чая с друзьями?! Да посреди тайги?! Несмотря на тесноту старого вагончика.

Полностью насладиться не дали. По грязи с буровой прибрёл бурильщик Рома – большой, как два Вити

– Начальник, шо, прихват!

– Тянул или шо?!

– Тянул. Сто делений. Больше не могу!

В скважине на глубине прилипли трубы. Именно прилипли – глины. И попробуй, выдери…

Витю прошибла испарина. Прихваты ликвидировать не приходилось… На то есть аварийный мастер. Но где его взять?! Пока вызовут, пока прилетит… Только завтра. За это время скважине точно каюк будет. Нечего объяснять, что скважина – дело не копеечное… А они её и так перебуривали вторым стволом, то есть бесплатно – за тариф, без премии. За брак не платят.

С лязганьем на буровую пришёл ГТТ – гусеничный транспортёр-тягач. Другое здесь не ходит. За друзьями, они его вызвали заранее. Уехали, пожелав «ни пуха». Ничем помочь не могли, а мешать не хотели.

Думай, Федя, думай.

Федя надумал. Вот же он, на столе – «Справочник бурового мастера», вот короткая и понятная глава с таблицами «Установка нефтяных ванн»! Для бурильных труб.

Витя сходил на буровую. В вагончике посчитал. Рома по расчёту качнул в скважину нефти. Час будет киснуть.

Через час – опять на буровую. Ромка говорит:

– Давай, тяни сам, чи шо.

Неуверенными руками Витя взял ручку подключения лебёдки и тормоз. Пневмомуфта пшикнула, вцепилась в вал лебёдки, канат которой стал тянуть трубы из скважины. Индикатор дернулся до восьмидесяти и стрелка упала ниже.

– Всё! – орёт Рома, – Пошел, зараза!

– Возьми ты кочергу, ради Бога! – Витя передал Ромке тормоз и ушёл.

Ушёл, покачиваясь в шаговых грязевых выемках и замирая для ловли равновесия, чтобы не погрузиться в грязь уже и обеими руками, имея погружённые ноги. Комарью пир! Гады!

Вечером за ужином в столовой настроение у вахт малость получше – пронесло. Второй бурильщик Олег ещё добавил:

– Приглашаю всех на нашу свадьбу! Невесту знаете – Зоя.

Это не стало неожиданность для поневоле наблюдательных буровиков, скученных на небольшом пространстве буровой и посёлка. Засиживался Олежка с лаборанткой Зоей в культбудке1, засиживался. Культбудка – единственное свободное от людей место, украшенное красным с золотой бахромой знаменем передовиков. Но с широкими окошками.

Лаборантка Зоя была как виноградина спелая белая. Когда она набирала раствор в желобе, мерила его, склоняясь над ведёрком, буровики смущенно отворачивались, а затем с удовольствием, глядя ей в лицо, получали информацию о параметрах. А Зоя заправляла выпавшую прядь русых волос под каску. Не устоял Олег. И правильно.

…Витя технолог и, как технолог, человек подневольный. На следующее утро начальник смены говорит по рации:

– Давай к Прокудину, раствор надо делать. Только смотри, на дороге медведя видели. Но это вчера.

До соседней буровой в двух километрах была тракторная дорога. Как раз и трактор приполз оттуда. Витя – туда, трактор – сюда.

– Поехали?! – Витя атаковал «башмака»2.

– У меня здесь работа.

– А медведя видел?!

– Следы видел, медведя нет. Не боись, наверно, ушёл.

«Ушёл…» А если нет?! Идти минут двадцать.

Витя идёт… Тишина. Слева тайга по гривке, справа болото. Тишина… Вдруг, действительно, – через дорогу медвежьи следы в грязи… Не свежие. Витя прибавил шагу, насколько можно ускориться по грязи. Озирается по сторонам. Показалась стенка первого вагончика бригады Мити Прокудина.

Финиш!

С Митей жили вместе в общежитии – двухкомнатной квартире для ИТР.

Митя из краёв «Песняров». Старше и мужиковатей, как боец пострадал на сердечном фронте, сменил широту проживания и сейчас ждал воссоединения с той второй, с кем. Видно, грустил.

Однажды, не поняв застольной шутки, выбросил в окно девятого этажа клеёнку со всем собственно застольным и обещал убить всех пацанов. Правда, тут же испугался деяния и возможных последствий (которых не было) и успокоился.

А так – хороший человек.

Стесняясь, Митя как-то показал Вите карманного формата книжку стихов Сергея Есенина и сказал: «Она всегда со мной».

Кто бы мог подумать.

Глубоко шифруется человек.

… – А, это ты, – сказал Митя. – Давай в вагончик, отдыхай, без тебя управлюсь.

– Вызывал же?!

– Я, что ли… Главный технолог. Иди, читай свою «Экологию»… Гы-ы-ы… Да, поможе-шь потом Пете дров напилить на баню.

– Ладно, пойду посижу на спине, – ответил Витя.

И Митя в своей фирменной шерстяной бело-коричневой шапочке ушёл по делам.

Получив по «Книга – почтой» издание «Экология комаров Западной Сибири», Витя в дружеском кругу стал получать и постоянные насмешки. Добрые. Но – годы.

А вот интересно!

(Да здравствует «Книга-почтой» бескнижных времён! И книжки не только про комаров.)

Митя угадал, «Экология» была у Вити в портфеле.

Он опрессовал койку в вагончике. Годится. До обеда можно почитать. Заснул на третьей странице. После обеда продолжил с тем же успехом.

(Месяц спустя книжку всё-таки добил. Главный вывод: во-первых, человек сам приходит в гости к комару, поэтому нечего жаловаться; а во-вторых, сам комара ещё и разводит, создавая стоячие моря.)

Петя, задумчивый помбур, свободный от вахты, говорил, когда они пилили брёвна двуручной пилой.

– Нет, я бы с тобой в тайгу не пошёл. Плохо пилишь, дёргаешь.