Спасите наши души. Просто мистика

Поединок роковой (Сон во сне)

Аудитория замерла, вслушиваясь в слова лектора

– Любовь вспыхнула, как факел и сгорела, не успев осветить душу влюбленного. Она не могла оставаться в то время и в том месте и в тех душах. Просто случился раскат грома, вспышка молнии. Она пронзила души и чиновника Желткова, и царя Соломона, и Ивана Тимофеевича.

Были ли они готовы к такому внезапному и стремительному удару. Смогли ли мужи доблестные защитить себя и свою любимую? Нет, и бедный чиновник, и молодой дворянин, и мифический царь не смогли этого сделать, они проиграли этот поединок с судьбой. Но и уйти в сторону, отказаться от такого чуда, от такого дара они тоже не смогли

Лектор посмотрел в глаза студентов, внимательно его слушавших, и невольно улыбнулся. Они молодые, дерзкие и неугомонные, в ту минуту молчали завороженно. Но не понятно было ему, соглашались они или противились тому, о чем он говорил.

Он старался взглянуть на многих, на всех, кто был в аудитории, хотя, как правило, читал свои лекции для одного—двух слушателей, заранее избранных для такого действа, но только не сегодня. Его что-то осенило, он не сомневался, что это был особый случай, хотя пока он не мог понять, почему так думал, что должно было произойти.

И вдруг в последнем ряду переполненной аудитории он заметил странного типа, явно отличавшегося от всех остальных студентов этого курса. Не вписывался он в эту веселую и шумную, стайку, никак не вписывался. Но кто он такой, как сюда попал?

Герои порой приходят к своим создателям. Такое случается, иногда внезапно, когда они появляются не в том месте, не в то время..

– Желтков, – еле слышно прошептал автор, – какими судьбами, что вы тут делаете, милейший?

– Лекцию пришел послушать и не дам вам соврать, – спокойно отвечал незнакомец.

– Вы не согласны с тем, как я все написал?

– Я не согласен, – в тон лектору отвечал герой. – Вас интересовала только княгиня Вера, ее чувства, ее переживания. Но для меня, а не для нее это были самые счастливые мгновения. Она пришла в мою коморку в тот роковой час. Она была рядом в тот момент, когда моя душа покидала этот мир. Это для вас я был всего лишь бездыханным телом, трупом, самоубийцей. Вы явно не хотели быть на моем месте. Но уйти в мир иной после такого свидания, разве это не величайшее счастье на свете? Что была бы моя бесконечно долгая и убогая жизнь, если бы ее не было со мной в те мгновения. Разве это не великое счастье для меня?

– Не знаю, – пробормотал Автор.

– Знаток женских душ, – его губы скривились в усмешке, – как же вы не можете, не умеете чувствовать душу мужчины, влюбленного мужчины? Не вы ли просто убежали от колдуньи, заставив ее влюбиться и радуясь тому, что вам удалось ее покорить. Вы сбежали, а я прошел этот путь до конца. Я добился снисхождения княгини Веры, пусть и таким странным образом. Не думаю, что Олеся будет долго помнить такого героя. Но меня княгиня точно никогда не забудет. Слишком великую цену пришлось заплатить за мою любовь.

Автор даже не скрывал смущения и растерянности. Что он мог сказать в ответ? Но что-то надо было говорить.

– Наверное, память – это все, что нам остается в этом мире, вы правы.

– Да, я прав, я, несомненно, прав, пока нас помнят, мы вечны.

***

В тот миг автор отступил, смутился, замолчал. Разве мог он ожидать от самого, как ему казалось, слабого и невзрачного из героев, вот такого отпора?

Нет, конечно, Желтков словно бы мстил создателю за то, что так были расставлены акценты в его повествовании.

Женщины, всегда прекрасные женщины царили в его творениях, их он писал, ими восторгался, а мужчины рядом были нужны только для того, чтобы подчеркнуть, как они прекрасны, великодушны, неповторимы, изменчивы и непостоянны.

Зашевелились, загалдели студенты. Ему показалось, что они присутствовали при этом разговоре, переходящем постепенно в спор именно с Желтковым.

Но как такое могло быть в реальности? Могло ли быть в реальности, или это только сон, и он отрешился от мира на пару минут? Ведь не мог же этот странный господин, им сотворенный, сюда явиться на самом деле, с топором за пазухой, чтобы прикончить его, как старуху-процентщицу. Или все-таки мог?

А чем он сам, творец, отличается от той старухи? Да он еще хуже Алены Ивановны. Кажется, так звали старуху в знаменитом романе гения. Да какая разница, как ее звали. Хотя она брала в залог какие-то там вещицы, а он – душу влюбленного молодого человека, и решил ее анатомировать в своем повествовании, а потом и вовсе убить героя.

А разве он не знал, не ведал, что убиенные попадают в рай, а самоубийцы в седьмой круг ада. Он все знал и все-таки пошел на такой шаг, толкнул туда влюбленного героя. Так кто тут Раскольников? Разве писатель не мнит себя Богом, способным и создавать, и уничтожать не самые удачные свои творения?

Трудно быть богом, но если он не стремится к этому, то какой же он Автор?

***

Звонок об окончании лекции вырвал Творца из раздумий.

Студенты все еще сидели очень тихо, смотрели на него так, словно требовали продолжения той самой истории.

Когда они все-таки начали подниматься и уходить, Автор с грустью смотрел им в след. Ему стало казаться, что он открыл на этот раз ящик Пандоры и даже при всем желании не сможет его закрыть, дело сделано.

Но даже не это пугало его теперь, когда Желтков вынес ему приговор, обнажил тайны его души, сокрытые от всего остального мира, да что там мира, и от него самого глубоко спрятанные.

– Соломон. Царь Соломон – выдохнул рыжий паренек, поравнявшись с ним.

Парень всегда сидел в первом ряду и слушал внимательно все, о чем он вещал. А может ему только показалось, что он назвал имя самого титулованного из его героев.

Аудитория опустела. Лектор собрал листы, разбросанные по кафедре, захлопнул папку и направился к выходу.

Кажется, он спасался бегством от проницательных студентов или сотворённых им героев. От Жеткова, который все еще сидел в последнем ряду и не двигался с места. Он смотрел волком. Да и за что ему было любить создателя?

– Но разве я не подарил ему те чудные мгновения, о которых так вдохновенного писал Пушкин. Наверное, надо было написать его по —другому, не стоило так откровенно любоваться женщиной, которая не смогла его полюбить и никогда не была бы с ним. Ничего кроме чувства вины к нему не испытывала.

Княгиня Вера не могла влюбиться, не стала бы так страдать, как его любимая Олеся, от которой сбежал герой, понимая, что они не могут быть вместе и никогда не будут. А любовь, да что любовь, – было и прошло. Но много ли стоят все сожаления и пронзительные строки, если он не смог сделать счастливой ни одну женщину.

***

По дороге домой писатель почти ничего не замечал, так потрясла его, казалось бы, обычная лекция. Но на перекрестке, в двух шагах от дома, рядом с ним остановился перед светофором худощавый, немного сутулый господин средних лет

– Соломон, – обратилась к нему спутница и стала что-то поспешно говорить.

Автор отшатнулся от этой парочки, словно его ударило током. Случайность? Но он не верил в случайности.

– Нет, только не это, только его мне не хватало, – бормотал Мастер, разговаривая сам с собой и даже не замечая этого.

Появилась одышка, словно он бежал или переносил какие-то тяжёлые грузы. Он едва дошел до дома, все еще не восстановив дыхание.

– Что случилось, за тобой чекисты гнались? – спросила жена.

Теперь уже он посмотрел на нее волком, отмахнулся и протиснулся в кабинет. Почти рухнул и с удовольствием развалился в кресле.

Дом всегда был его крепостью, его башней из слоновой кости. Казалось, что никто не сможет достать его здесь: ни студенты, ни герои, ни критики, ни безликие люди в черном. Но о них в те часы он меньше всего думал. Они больше не казались Творцу самыми страшными созданиями. Если кто-то и мог породить в людских душах страх, переходящий в ужас, то это были именно они. Но он оставался Автором, для него были персонажи и пострашнее – именно сотворенные им герои, давно жившие своей жизнью. И как он убедился, часто это была вовсе не вторая, а первая реальность. Самыми страшными были те, за спиной которых стояли исторические или мифические лица.

***

Кажется, он задремал. Пытался во сне спастись от царя, на которого он замахнулся в своем писательстве. Хотя, он слыл не тираном, а мудрецом, но не это ли больше всего пугало Автора?

– Я только пытался напомнить миру еще раз самую удивительную историю любви, – едва слышно бормотал он и сам не узнал свой голос, – они должны знать, как это было, как родилась «Песнь песней», они должны знать, что так было, что так должно быть.

Автор боялся открыть глаза, боясь увидеть, что царь сидит в кресла напротив и пристально смотрит на него из-под широких бровей. Но почему он молчит? Надо было взять какого-то другого царя, яростного, грозного, который бы и голову сам отрубил за такую дерзость. Уж если решил стать писателем, то будь готов к такому повороту. Сколько раз тебя о том предупреждали.

Но ему нужен был Соломон с его историей любви и пронзительной поэмой. Потому теперь и охватил душу страх, переходящий в ужас. Ничего удивительного, дерзость наказуема.

Автор очнулся, наконец, приоткрыл глаза. Мудрец и на самом деле сидел там, скрестив руки на груди.

– Если меня помнят, то я вечен, – наконец произнес непрошеный гость, – о как бы мне хотелось поменять вечность на еще одно мгновение рядом с ней. Хотя разве ты меня поймешь?

– Но тогда не было бы «Песни песен», – робко возразил Автор, – если бы она осталась жива, если бы вы жили долго и счастливо и умерли в один день.

– А ты думаешь, это стоит того?

Ответа не последовало. Автор взирал на него, потеряв дар речи. Тогда царь заговорил снова:

– Наверное, для вас для всех стоило, но не для того, кто любит и любим. Когда я писал ее, мне хотелось хоть немного унять боль, пустоту, бессилие. Но то, что было для меня трагедией, стало для вас фарсом, игрушкой. Поэма и вечность удерживают меня в этом мире, причиняя все новую и новую боль, но от нее, от моей Суламифи я становлюсь все дальше..

– Скажи, о, мудрый царь, я плохо написал твою историю?

– Если бы плохо, я бы может быстрее покинул вас и вернулся к ней, а так и в твоем времени меня не отпускают туда, а она обречена меня ждать неизвестно сколько, пока вы помните о нас.

Автор хотел проснуться и не мог пробудиться. Он потянулся к холодному чаю. Чашка выскользнула из рук, упала и разбилась.

Говорят, посуда бьётся к счастью. И распахнулась дверь. Но на пороге стояла не жена и не дочь, а героиня, словно сошедшая со страницы его книги.

Нет, не Олеся не княгиня Вера, это была Суламифь. Она загадочно улыбнулась, кажется, хотела успокоить и поблагодарить его за что-то, за пронзительную ли историю или что-то ему неведомое. Она протянула ладонь, на ней была нитка жемчуга, а не рябиновые бусы. И она тут же оказалась на его ладони. Героиня исчезла так же быстро, как и появилась, след ее простыл в воздухе. Почему – то в памяти возникли пушкинские строки:

Спасение Медузы

Где-то на краю света поселилась Медуза, сбежавшая от богов и людей

и чародеек. Гнали ее все дальше люди добрые и не добрые боги, чтобы не причинила она им вреда, ведь каждый из них в иноземье сначала о себе думал, а потом обо всех остальных. А уж если опасность им грозила, то не знали они никакой пощады.

Все хуже и хуже становилось Медузе в своем мире, хотя ведь говорят,

что где родился, там и сгодился, но не на этот раз.

Девица-красавица, ставшая чудовищем по воле злого рока и могучих богов, должна была пугать и губить тех, кто случайно с ней столкнулся. Страшнее участи не придумаешь. А ведь ни в чем она не была виновата, просто не в том месте не в то время оказалась.

И все было бы так до скончания дней, если бы не появился добрый молодец из чужого мира, непонятно как оказавшийся там, на краю света, куда была изгнана Медуза, и не увлек бы ее в свой мир.

– Ты же не хочешь тут оставаться навсегда, – говорил Дунай.

А это был наш чудо- богатырь, спасавших всех девиц, и любивший многих, впрочем, котов он тоже спасал, Баюн не даст соврать, такая служба спасения у него была своеобразная, древняя, но очень надежная.

А Медузу спасти ему сам Велес велел.

– Не хочу, – призналась она, – но разве в твоем мире мне могут помочь? Нет, у меня уже веры и надежды никакой не осталось. Так и придется мне видать чудовищем оставаться.

– Могут, у нас никого не едят и в чудовищ не превращают, у нас все ладом идет, и для тебя мои духи славные что-нибудь придумают. Сама увидишь, что мир у нас совсем другой.

***

Никому не верила Медуза, а Дунаю поверила и пошла за ним, очень ей хотелось снова стать умницей и красавицей, не пугать и не губить людей.

Дунай еще и сам не знал, как он спасет девицу, но что спасет, не сомневался. Уж если он кота Баюна раздобыл, и тот в заповедном лесу прижился, и прослыл котом ученым, а он не хотел со своего столба уходить и меняться не собирался, то с Медузой точно справится, и Кикимора Анфиса ему поможет.

– Ты смелый парень, – говорила Медуза, – но я же могу умертвить всех ваших духов и людей, не рискуй так, богатырь. А то и ты вместе со мной на краю света окажешься, и забудут они про прежние твои подвиги, у людей и богов память короткая.

– Волков бояться, в заповедный лес не ходить, – усмехнулся Дунай. – Но в нашем мире все совсем не так, как в твоем. И как только ты там побудешь немного, сама в том убедишься.

– И все-таки подумай хорошенько, – не унималась Медуза.

– Я уже все придумал, в дремучем лесу людей не бывает, а с духами ничего не случится, они только крепче станут. Тебе о себе надо подумать, пока Персей до тебя не добрался, а потом обо всех остальных. И главное, я за тебя отвечаю, так что и спрос в моем мире с меня, а не с тебя будет. Соглашайся, всем от этого лучше станет.

Дунай уговаривать умел так, как никто в этом мире. Медузе очень понравилось все, что она услышала, у нее появилась надежда на то, что и в ее нелепой жизни все может измениться в лучшую сторону. Она пока не знала, кто такой Персей, но понимала, что ничего хорошего от него ждать не стоит. И хотелось ей от того Персея сбежать, если мысли у него темные, если убить ее он собирается

***

В дремучий лес они попали как раз перед праздником Купалы, а значит, можно будет побороться за цветок, который исполняет любое желание.

Правда, там был чародей, обращенный в волка, и кот Баюн пообещал, что в лепешку расшибется, но добудет для него цветок, потому как пора ему сбросить волчью шкуру и человеком стать.

– Это твоя последняя возможность стать человеком, – говорил кот, очень ему хотелось своего чародея под рукой, а вернее, под лапой иметь. Да и прославиться, прослыть спасителем тоже не мешало. А ученость ему в том помочь должна была.

Баюн и не знал, что Дунай уже обо всем договорился с Кикиморой Анфисой, и та ради него из-под земли готова была тот самый цветок достать. А когда она узнала историю Медузы, то поняла, что тоже в лепешку расшибется, но у нее будет тот самый цветок. Даже если девица эта потом уведет у нее Дуная, и тогда она не остановится. Анфиса была готова на все.

– Куда тебе со мной тягаться, сиди уж в своем болоте, – промяукал кот, как только узнал, какая у него соперница по добыче цветка желаний нарисовалась.

– Мы должны ее спасти, а чародею твоему и волком неплохо живется. Он ни разу не жаловался.

– Да никогда он не пожалуется, потому что гордый и независимый, но я лучше знаю, что ему нужно, а что не нужно.

Они долго спорили, но к согласию так и не пришли.

В тот самый миг на лесной полянке появился хозяин заповедного леса – Леший Тихон.

– Вот ты нас и рассуди, – бросились к нему кот и Кикимора.

Остановился Леший, почесал макушку, да и говорит:

– Да что вас судить, идите, сражаетесь. Победит сильнейший, а я порадуюсь и за Медузу бедняжку, и за волка, они оба достойны того, чтобы как-то все у них переменилось в жизни.

Леший всегда был такими миротворцем, только в крайних случаях он брал на себя ответственность, суд вершил, а пока все и без него могло случиться.

Кот прошипел что-то, Кикимора фыркнула. Но оба они поняли, что на Лешего надейся, а сам за дело берись, и твори чудеса своими да лапами и руками, так вернее будет.

***

Какой же темной была эта ночь, только кое-где мелькали светлячки, и тут же пропадали, и снова тьма кромешная над миром царила..

Анфиса и кот неслись по тропикам, обгоняя друг друга. За ними бежали и другие желающие раздобыть заветный цветок, но эти двое явно вырвались вперед, не было у них серьезных соперников.

Дунай так переживал за Кикимору и за Медузу, что на месте усидеть не мог, все ходил из стороны в сторону и понимал, что нет ничего страшнее, чем ждать и догонять. Но соревноваться с ними он не рискнул, знал, что за ними не угнаться.

Как они нашли дорогу, никто не знает, но цветок полыхал совсем близко. Только когда Анфиса потянулась к цветку, кот извернулся и выхватил его буквально из рук и окрыленный, полетал назад. Победа всегда сладка и приятна, а такая – вдвойне. Теперь и Кикимора, и Дунай, и чародей узнают, как он боролся, как победил. А Медуза, что Медуза, она чужая, пусть ее спасает тот, кто ее превратил в чудовище. Нет, если бы цветков было два, второй бы он Медузе отдал, но цветок был только один. Вот и пусть чародею достается, от него больше пользы этому миру, чем от еще одной красотки, из-за которой все богатыри и черти передерутся, а толку никакого.

Анфиса уселась на кочку и разрыдалась

– Ну как так, я подвела Медузу, а она так хотела стать прежней и забыть все ужасы, которые с ней случились. А теперь наверняка появится Персей и отрубит ей голову, как было в старой сказке сказано. И все из-за того, что кот оказался проворнее. Проворнее и безжалостнее, она не сомневалась в том, потому что давно Баюна знала. Да и добыл он цветок в честном поединке, так что кот всегда прав.

Но кота уговаривать она не собиралась, напрасные это хлопоты, он ни на что не согласится. Ему нужен был свой чародей, судьба Медузы его совсем не волновала, гиблое это дело, кот упрям, как сто чертей.

Где-то вдалеке завыл волк, тот самый, который снова должен был стать человеком. Наверное, он в последний раз повыть решил от радости.

Анфиса поднялась с кочки и пошла к поляне. Проигрывать тоже надо уметь. Не будет же она вечно прятаться.

***

Кот был уже там, он протянул бесценный свой трофей волку.

– Вот, я добыл его для тебя, как и обещал, сбрасывай волчью шкуру, будь человеком, и не надо благодарить, я сделал, что смог. Каждый на моем месте поступил бы так же.

А потом случилось что-то невообразимое, кот взвыл как волк (он у него за это время выть научился), когда волк с цветком в зубах подошел к Медузе и протянул ей цветок.

– Бери цветок, загадывай желанье, да поскорее, а то ночь кончится и все пропадет.

– Но как же ты? – всплеснула руками Медуза, и змеи закопошились у нее на голове.

– А я еще годок волком побуду, не переживай, ничего страшного нет, годом больше, годом меньше.

Кот разъярился и зашипел:

– Не смей так поступать, я больше не стану тебе цветок добывать. Раз ты такой дурачина и простофиля, Медузу пожалел, то так волком навсегда и останешься.

– Значит, останусь волком, – отвечал тот, – я уже со шкурой сжился, мне не так и страшно, и Персей за мной не явится. А ты не кипятись, ты же мне цветок подарил, а я им могу распоряжаться, как захочу.

Кот волком смотрел на чародея, обида его была безмерна, он не понимал, он не мог понять, как волк мог думать о ком-то другом и забыть о себе любимом, а главное о коте, который так для него старался. Это немыслимо, да как он может.

Кот бросился к Лешему и Дунаю.

– А вы что молчите? Смотрите, что творится в мире, эта чужая девица так ему голову задурила, что он готов волком оставаться, зачем я лапы бил, интересно, жизнью своей рисковал?

Кот так увлекся, что не видел, что творилось за его спиной

***

А тем временем исчезли все жуткие змеи с головы Медузы, она в такую ослепительную красавиц превратилась, что не только Дунай, но и Леший Тимофей зажмурился.

Но к ней подошел высокий и стройный парень и остановился рядом.

Кот опомнился, повернулся к волку, чтобы поиздеваться над ним от души. А волка не было на том месте, где он его оставил.

– А где мой волк? – взвыл кот, – куда он подевался, уже и волка мне не осталось? Это награда за мою победу?

– Так ты его не узнал? – спрашивал Леший, – вот твой волк, у нас не только цветок, но и Велес исполняет заветные желания, он и освободил волка от чар. А Велеса ты в ярости и не заметил.

Кикимора Чародея сразу узнала, кот спас его, она не поняла другого, кто стоит рядом с ним, и куда делась ее Медуза, наверное, спряталась и плачет в сторонке, как за нее обидно.

А красавица уже бросилась ее обнимать.

– Да это же я, как ты могла меня не узнать. Ваш чародей настоящий герой. Он отдал мне цветок в последний момент.