Демиург и Ирина. Мистический круг

Жена поэта

Жена, любовница и муза,

Там места не было другим,

И лишь от этого союза

Рождался вдохновенный гимн.

То гимн домашнему уюту,

Куда всегда неслась душа,

Поэт и представлял-то смутно,

Как без нее он мог дышать.

И было пусто, было страшно,

В уютной комнате в тиши,

Он был лишь с ней таким домашним,

В ее объятия спешил.

И все, что после написалось,

Что проявилось и сбылось

Там, на страницах книг осталось,

Другим там места не нашлось,

Она любила и парила,

И берегла уют и свет.

И эта радостная сила

Дарила нам в тот миг поэта.

Мы все восторженно молчали

Пред этой нежностью любви,

И забывали все печали,

Надежда грезила вдали.

И на Тверской и на Ордынке,

На сломе судеб и эпох,

В том побеждая поединке,

Лишь он сберечь легенду смог

Для нас, и счастье излучая,

Писал как жил, и видел свет,

Она, жена, там расцветая,

Была виновницей побед…

Она была, мечтой, салютом,,

Там места не нашлось другим,

Когда домашнею уюту,

Он пел свой вдохновенный гимн

Ирина – Демиургу

И если через сотни лет,

Придет отряд раскапывать наш город,

То я хотел бы, чтоб меня нашли —

Оставшимся навек в твоих объятьях

И. Бродский

В твоих объятьях через сотню лет

Меня найдут, раскапывая город,

И мы опять увидим этот свет,

И я услышу снова дивный голос.

Как будто бы заснули на заре,

И вот теперь пришлось нам пробудиться,

Когда фонарь последний догорел.

Я знаю, что уже не разлучиться,

В твоих объятьях и никто другой

Не будет ревновать, лишь мы с тобою

Получим в дар ту вечную любовь,

Ту страсть и нежность, что зовут судьбой.

Тогда нам будет нечего делить,

Никто не уведет тебя, я знаю.

И лишь звезда нас сможет осветить

У бездны ада или двери рая,

Ночь сменит день и снова будет тьма,

Но так же крепко тело обнимая,

Я вдруг пойму, что целый мир-тюрьма,

И лишь в твоих объятьях оживая,

Мы в чистом поле рядом, вместе вновь,

Сам Велес к нам опять спешит на встречу,

И остается в душах лишь любовь.

Когда погаснут звезды, словно свечи.

И мы опять увидим этот свет,

И я услышу снова этот голос.

В твоих объятьях через сотню лет

Меня найдут, раскапывая город

Я слушаю симфонию дождя

Спустился Моцарт к нам с небес высоких,

И окрыленно над землей паря,

Он музыку нам дарит грез далеких.

Она летит в порывах немоты,

Танцуют капли, веселится ветер,

И мокрые июньские холсты

Вдруг первый солнца луч теперь осветит.

Его не зря назвали мы слепым,

Хотя Перун там все еще в ударе,

И тех костров затых едкий дым

Разносится над миром, Бог нам дарит

Прозрение и нежность, даль светла,

И старый сад опять благоухает.

Я точно знаю, что я здесь жила,

И тьма не вечна, дождь уже стихает.

И мечутся по полю птицы вновь.

И музыка волшебная в тумане,

Симфония дождя несет любовь,

И в эту бездну грез нас снова манит.

И пианистка дивно хороша,

И совершенна музыка экстаза,

В тумане грез беспечная душа

Танцует, веселится, в каждой фразе

Есть чары древних ведьм и тишина,

О как в тот миг природа дышит вольно,

Прощается без трепета весна,

И ей лишь грустно, но совсем не больно

Явление Моцарта

Богу понадобилась помощь Моцарта, чтобы сойти в мир

П. Шеффер

Моцарт явился, чтоб бог разговаривал с нами,

И прикоснулся к любому в той музыке дивной,

Между реальностью, сказкой и вещими снами

Жизнь остается в какой-то сонате старинной.

В солнечном блеске, в восторге и сказке забытой,

Он проступает —мелодии дивные звуки,

И за чертой остаются, печали, событья,

Есть только музыка —вестница встреч и разлуки.

Есть только мир, переполненный той красотою.

Морок июня и августа грозная сила.

Моцарт явился, чтоб Бог говорил и с тобою.

Чтобы в туман твое Вдохновенье парило.

Но из толпы вырывается снова Сальери,

Все понимает, смириться не может, не хочет,

В поле бескрайнем прекрасные роза алели,

Капелькой крови остался забытый цветочек.

И опоздала к Адонису вновь Афродита,

И никого не осталось за этой чертою.

Моцарт уходит, но музыка в небе разлита,

Там, где русалки кружились опять в хороводе.

Моцарт звездою на небе и в Пекле Сальери,

Реквием где-то теряется, тише и тише,

Только симфония радости торжествовала,

И просыпаясь мы Моцарта снова услышим.

Век Моцарта

Век Моцарта короче, чем Сальери,

Его на небо быстро заберут.

И музыка звучит в небесной сфере,

И души наши в небеса влекут

Тех звуков совершенство и отрада,

И с завистью взираем в этот миг

На небосвод, и радоваться надо,

Что он был с нами пусть и краткий миг.

Мы приобщились к празднику и свету,

Остался след невидимый в душе,

Остались и сонаты и сонеты,

И мы другие, мы не те уже…

Ночную мглу звезда его осветит,

И станет чуть светлее на земле,

И песню унесет к созвездьям ветер.

Счастливыми проснемся на заре.

Нас окрыляют музыка и слово,

Июньский день и дождь слепой с утра,

Бродяга, Ангел и Скрипачка снова

Усядутся с ним рядом у костра.

И эта полуночная пирушка

Нас уведет в те дивные миры,

Пусть он споет, мы еще послушаем.

Так хороши русалки и костры..

Так хороши закаты и рассветы,

Когда звучат любимые стихи,

Забриты только лучшие в поэты,

И потому, как ангелы легки.

Реквием

Последнее свидание

Что занесло сюда его, не знаю.

Зачем он шел, забыв про все дела,

Толкала в спину вдруг старуха злая,

И Моцарта к Сальери привела.

Он был беспечен как всегда в тот вечер,

Он видел звезды, как ясна луна,

Но почему-то гасли, гасли свечи,

Когда осталась там совсем одна,

Сальери ненароком удалился,

Вернулся и бокал ему подал:

– Давай-ка выпьем, что-то притомился.

И в тонких пальцах дрогнул вдруг бокал.

И Моцарт подхватил его небрежно,

И улыбнулся, веря только в свет,

И растворился лучезарно-нежный,

– Ну, все, свершилось, как багрян рассвет…

Сальери рухнул и заснул спокойно,

И к полдню не хотел еще вставать,

Когда явился Черный, он не понял,

Сон или явь, о чем с ним толковать?

Тот бросил ноты и растаял снова,

И был ли он, и будет ли опять?

Но где-то в небесах терялось Слово,

И только Реквием там мог звучать.

И задышал тогда Сальери вольно,

И зазвучала музыка во мгле,

Похоронили Моцарта, довольно.

Таким нет места больше на земле…

Пусть в небесах звучат его сонаты,

Нам здесь страдать, трудиться, умирать,

За гениальность есть всегда расплата,

Он это знает, нет, он должен знать.

Любовь осветит путь Цикл Санта Ирина

Мелькает черный человек,

Там, за распятием окна,

И время усмиряет бег.

Да, жизнь одна и смерть одна.

Но должен кто-то на пути

Пророка призрачного встать,

И чтобы Моцарта спасти,

И чтоб Сальери наказать.

Не верит в свет творец теней,

Не верит в тень хранитель света,

И все мы чувствуем – за ней,

За той звездой летит комета,

Сюда, на землю в этот миг,

Не веривший, увидит чудо.

Сальери – сгорбленный старик.

Он сеет зло свое повсюду.

В поэте воплотится свет,

И музыка иных столетий,

Да, кажется, что силы нет,

Что только Моцарт путь осветит.

Елена примирилась с тем,

Но появляется Ирина,

И в свете всех его поэм,

Она прекрасна и невинна

Не ведьма, а богиня вновь,

Познав и счастье и удачу,

Она несет с собой любовь.

Она не может жить иначе.

Измучен и едва дыша,

Откроет Моцарт мир прекрасный,

И не Вергилия душа,

А Беатриче свет тот ясный

Ведет туда в порыв стихий,

Что движет солнце и светила,

И голос тот :– Ирина, ты ль?

О, милая, ты не забыла.

И Данте больше не в аду,

И Моцарт к свету привыкает.

Огонь любви. Его ведут

К прозренью, к счастью, и сияет

Звезда любви в ночной тиши,

Она сильнее смерти, вижу,

Он говорит мне: – Ты пиши.

И звезды в самом деле ближе,

Чем вам там кажется с земли.

Уж ты поверь мне. И я верю.

Мы долго с ним к созвездьям шли

Сквозь все прозренья и потери.

Тогда Елена ожила,

И Беатриче нас встречала,

И медленно исчезла мгла,

Она ее не замечала.

И у забытого костра

Не Дьявол -, Михаил* встречает.

И говорит: -Нам всем пора,

Ведь там его звезда сияет

Он Люцифер**, забывший свет,

И в той гармонии далекой

Есть лишь любовь, и смерти нет.

Растает черный в бездне окон.

Жар-птица нам осветит путь,

Пророк помашет обречённо.

И на тропу любви шагнуть

Нам хватит сил той ночью темной.

Нам хватит воли быть собой,

Пора преодолеть весь ужас.

И к звездам нас ведет любовь,

Поэт и Музыка, и Муза…

* Речь об Архангеле Михаиле,

** Люцифер в греческой мифологии – бог утренней звезды, спустившийся в Аид к Персефоне и Аиду

Еще один ангел из Чертаново Диалог с поэтом

Тревоги и боль отступили внезапно,

И ангел парит над угрюмой землей.

И Демон взирает с тоской и азартом,

А Бог вопрошает: – Да что же с тобой.

О если бы знать, что сегодня творится,

О если бы ведать, что с нами еще

В назначенный час вдруг внезапно случится.

Тоска и надежда, любовь и расчет.

– Ты что-то задумал, к чему тебе это?

А он не ответил, в тумане страстей

Несется над пропастью, словно комета,

И ждет от меня снова скорбных вестей.

Я знаю, что очень устала, хранитель,

И все-таки в час роковой у черты,

Мне снова приснится поэт и учитель,

Его воскресить попытаешься ты,

И вряд ли получится это, я знаю,

Сегодня я старше и даже сильней,

И только шагает по самому краю

Душа среди звезд и стихов и огней.

И то, что никто не вернулся оттуда,

И то, что мы все соберемся туда,

Я знаю, мой ангел, но хочется чуда.

В контакте остаться, и ждать их всегда,

Уходят легко, не желая прощаться,

И Демон взирает с немой высоты,

Мы только цветы запоздалые счастья,

Лишенные почвы, мы только цветы…

Та скрипачка

Девочка смотрит в небо,

В футляре притихла скрипка,

И свет фонаря так немо

Осветит ее улыбку,

Он снился ей прошлой ночью,

Он снова придет послушать,

И кажется странными очень

Те строчки запавшие в душу…

Да, это был точно Шнитке,

Ей так хотелось в тот вечер,

В чудесной его улыбке

Растаять до новой встречи.

Но ангел сказал, он умер,

Ушел по лунной дорожке,

И вечером или утром,

Ей было грустно немножко.

Он часто потом ей снился,

Во сне она улыбалась,

И с ними был третий —Шнитке,

И нежность тогда рождалась.

Она подарила крылья

Скрипачке и в том отрада,

По лунной дорожке с ними

Шагала она куда-то,

Жила в ожидании встречи,

И те вечера любила,

Играла им каждый вечер,

Земли не касаясь, парила.

И свет фонаря так немо

Осветит ее улыбку,

И Девочка смотрит в небо,

В футляре притихла скрипка.

Музыка Шнитке

И музыка Альфреда Шнитке

Пугающе бездонна так…

И. Царев Скрипачка

В той музыке была такая сила,

Такой порыв, такой прорыв внезапный,

Что в мир страстей она нас уносила,

С каким-то демоническим азартом,

Она жила, она существовала,

В порывах ветра, в рокоте волны,

Когда ее скрипачка исполняла,

И видела те радужные сны…

И вдруг все темным стало на закате,

Какая-то немая чернота,

В той музыке, и силы нам не хватит,

Взгляд оторвать от кисти и холста.

И сон, и стон, восторги и проклятья,

Все было там, все таяло вдали.

И разжимались сильные объятья,

Роптали души о земной любви.

И розы, словно слезы Афродиты,

Теряющей Адониса опять.

И были все пути туда закрыты,

Но музыка могла еще звучать.

В единой боли и немом порыве

Среди грозы, и тишины ночной,

Она нас точно делала счастливей,

Желанней в этой суете земной.

Да, в мир страстей она нас уносила,

И оставалась в городе иллюзий,

Где все еще бессильная парила,

И удивляясь, застывали люди.

И ангелы беспечные парили,

И были боги и родней и ближе,

Когда мы в эмпиреи уходили,

И поднимались в небеса все выше

Три поэта на том берегу

Три поэта на том берегу

Да, только что вышел свежий номер журнала «Дальний Восток», так мы с Царевым там рядом. Как братья.

Михаил Анищенко-Шелехметский 27.10.2012 18:03

И, так печально устроен этот мир, что судьба Поэта, как правило, только и начинается после смерти носителя Дара. И потому именно сейчас так важно каждое слово об Анищенко. Чтобы не дать тьме забвения завалить, затоптать тот свет, который вложил Михаил в свои строки. И.Ц.

Игорь Царев 09.12.2012 00:28 •

Какая компания нынче сошлась за рекою

И. Царев

Да там за рекою сидят у костра и смеются,

И спорят о том, что не сбудется больше у нас,

Стихи совершенные снова в тумане прольются

Как вина грузинские, и замирает Пегас,

О чем Михаил говорил и что Игорь ответил,

Отсюда не слышно, я просто смотрю и молчу.

Уносит куда-то их речи порывистый ветер,

К костру бы присесть и послушать, но мимо лечу

Мне надо проснуться и снова в реальность вернуться,

Мне надо поведать о встрече внезапной родным.

Они провожают и машут, с снова смеются.

– Давай, возвращайся, становий мерещится дым.

Конечно, вернусь, разыщу их в безбрежном просторе,

И Омский бродяга поведает нам о былом,

Вся радость земная и все неизбывное горе,

Устали скитаться мы в мире жестоком, чужом.

Троянская битва опять зазвучит, и польется

Веселая песнь о скитаньях и подвигах их.

И гусли звенят, провожая закатное солнце,

Аркадий рисует друзей запоздалых своих.

Огонь согревает, прекрасные дамы тоскуют,

Но эта пирушка без них обойдется опять.

Как страсть и любовь, там поэзия вновь торжествует.

И радость безмерна, когда им печаль не унять.

2.

Ночь была прозрачна и тиха,

Души уносились в мир сказаний,

Стихла буря, но звучит строка

Где-то за пределом мирозданья.

И о чем-то спорит Михаил

И душа, как птица Феникс реет

Над сомнением. Он совсем забыл,

Что давно остановилось время.

И Архангел смотрит свысока.

Был он так далек, а вот ведь рядом,

И перо дрожит в его руках,

Словно наказанье и награда.

Ночь темна, ни звезд и ни луны,

Спор стихает под раскаты грома,

Игорь князь какие видит сны,

Как здесь все печально и знакомо.

О Ирине снова он молчит,

И душой стремится в мир столицы,

Но Самары призрачный мотив

В строчках Михаила будет литься.

Тайна Омска, сквер и воронье,

Так Аркадий видит эти дали.

И забыть видение свое,

Хочет и не может в миг печали.

Три поэта перекресток грез,

Их реальность нынче сна туманней

Небо тяжелей от новых звезд.

То, что там напишут —гениально.

Только как нам передать сюда

Новые поэмы на закате

И мерцает в высоте звезда,

Вдохновенье души их охватит.

Но возник опять внезапный спор,

Будущее врежется в былое,

Дождь погасит призрачный костер,

Но не разойдутся эти трое,

Ведь для вечной встречи там они

Остаются в пелене заката,

Молний блеск и призрачны огни,

За талант жестокая расплата.

И в зеркале разбитом только тень,

Из тысячи теней ее б узнала,

И странный сон, дождя ночного песнь,

Вино на дне разбитого бокала..

Что это было, что приснилось мне,

И с четверга на пятницу, о боже.

И повторится этот сон во сне,

И задохнусь от зноя и от боли…

Памяти Аркадия Кутилова

Бродяга у костра на пустыре

Писал стихи на утренней заре,

И вдруг увидел ангела вдали,

И вспомнил о надежде, о любви.

– А ты не заблудился? – он спросил,

– Дай закурить. Но ангел не курил.

Присел к огню и спрашивал опять

Как может он талант свой пропивать?

Нашел ему подругу, но сбежал

Бродяга от нее и вновь пропал.

Он к вольной жизни так тогда привык,

Что ангел растворился, и поник.

И вдруг на небесах его он встретил,

Сначала не узнал и не приметил,

Откуда тут такие, почему?

Но Моцарт подошел тогда к нему,

И долго слышал дерзких строк накал

И рукопись так бережно листал.

– Могу ли чем-то вам, друзья, помочь?

– Неси ее на землю в эту ночь,

Профессор ищет эти строки там,

Отдай ему, и пусть подарят нам

Его творенья. Ангел онемел,

Он так лететь на землю не хотел,

Но отказать он Мастеру не мог.

– А как же ты, твоих не вижу строк?

– Я все сказал, он затерялся тут,

Но строки эти пусть не пропадут.

– Подумай о себе, они там ждут.

– Они все знают, любят, берегут.

И так настойчив в этом споре был

Тот, кто другого творчество любил.

Мочал бродяга, он не мог понять,

Как можно не себя, его читать?

Как можно о чужих стихах радеть,

Ведь он смирился —так жестока смерть,

И вдруг такая встреча в поздний час,

И у костра они сидят сейчас,

Листают книгу там «Скелет звезды»

И обсуждают годы и труды.

Не время, не пространство не страшны

Для двух поэтов, только лик Луны

Осветит снова этот тяжкий путь

«Скелет звезды», забыться и заснуть,

Профессор в монитор уткнулся вновь.

Он правил эту рукопись всю ночь

И Чудотворца зря благодарил,

Тот не причастен к чуду, знаю, был.

Но кто еще сумел ему помочь,

На Омск спустилась обреченно ночь.

У Транспортного сквер, последний миг,

И покачнулся пред поэтом мир.

Наградой за раденья и труды

Увидит мир его «Скелет звезды».

И Бродский улыбнется с высоты.

Взглянув на запоздалые цветы.

Поэт и Бродский

Он в комнату вошел весьма небрежно,

И усмехнулся, от обиды зол.

Откуда столько Бродского, и снежный

Кот между ними снова был суров.

Сальери снова Моцарта увидел.

И разозлился не на шутку вновь,

Шутить пытался и себя не выдать

– Откуда к нищим пылкая любовь.

Он был собой и что ему упреки,

Да кто ж его за это упрекнет,

И только хрупкий ангел возле окон

Его вниманье снова привлечет,

– Откуда столько Бродского, как мило…

И замолчал, и отступил во тьму,

И черной птицей грусть его парила,

И улыбнулся и бокал швырнул

И женщина какая-то чужая,

Лишь улыбнулась Моцарту опять,

Сальери ревновал, опять скандалил,

И можно ль пыл воинственный унять?

Не получилось, Анна и Марина,

Вот так же встретясь, разошлись навек,

И только улыбается невинно

И что-то благодушно он изрек.

А в комнате еще тоска металась,

Какая-то внезапная тоска,

И черный человек, не отражаясь,

Ушел в тот мрак, растаял там пока.

Он там поймет, что он погорячился,

Захватит снова сладкое вино.

Но пьет один, прощать он разучился,

И сути не поймет он все равно.

Апокалипсис проворонили

И. Царев

О, как хотелось так же заблудиться

И затеряться там на перекрестке,

Ворона – это призрачная птица,

Уводит нас в туман иллюзий броских.

А всем вакцину нынче предлагают,

И в космосе так просто оказаться,

И Воланд говорит, что нас спасают,

И лишь профессор все еще сражался.

Да, он из тех царевцев, это точно,

Он ничего, мой ангел, не боится,

А на моих страницах многоточье,

И та нам жизнь теперь так редко снится,

Кто заперт в Праге, кто грустит в Париже,

Мы вряд ли сможем новый год там встретить,

И я друзей не слышу и не вижу,

По улицам столиц гуляет ветер.

Такое не придумают фантасты,

Об этом умолчали и пророки,

Ирина в скайпе продолжает праздник,

Ноябрь жжет, привыкли понемногу.

И все-таки в тумане и обмане,

Надежду с Верой мы не растеряли,

На бал в девятый круг нас Воланд манит,

И Мастер умножает все печали.

Мы как бандиты нацепили маски,

Но только грабить – это все не наше.

Уходит в ад свой с Маргаритой Мастер.

Но здесь страшней, а там совсем не страшно.

Ворона – это призрачная птица,

Уводит нас в туман иллюзий броских.

О, как хотелось так же заблудиться,

И затеряться там на перекрестке,

Вернулся Данте

Вернулся Данте в лес, но грезил адом,

Он всех жалел и всех любил и верил,

Что забывать кошмары те не надо,

И вдруг там рай, и распахнулись двери.

Кто захотел спасти его от бреда,

И умирить в душе его страданья,

Он просто шел и ничего не ведал,

Мелькали лица, зданья, очертанья.

И мудрецы взывали, и поэты,

Пред ним раскрыв врата совсем иные,

И пела дева, были там воспеты

Все те, кто верно творчеству служили.

И он средь них, какая же награда,

Остаться в тишине в лучах рассвета,

Казалось, ничего ему не надо,

Но шлейф и голос, Беатриче, где ты?

Она вела, она звала куда-то,