Шарм серебряного века. Филологиня
Издательство:
Автор
- -
- 100%
- +
Реквием Капитану корабля-призрака 21 августа
Как странно прекрасны летящие черные птицы,Над белым простором они невесомы и немы,И знаю, поэт мне сегодня любимый приснится,Он землю оставил, он рвется в бескрайнее небо.И снова из мрака Летучий Голландец выходит,И птиц обалделых куда-то ведет за собой,А синее небо, где призрак отчаянно бродит,Нам дарит надежду на вечность, нам дарит Любовь.Не ту, о которой мечтает в тумане чужаяНаивная дева, не зная, как справиться с ней,Нам дарит он страсть, и о ней мы сегодня узнали,Когда светлый Один седлает в тумане коней.И с Дикой охотой проносится вечность пред нами,И черные птицы пронзительно в небе кричат,А что это было? Не знаю, я точно не знаю,Куда эти души, как птицы, сегодня летят.Нам пусто и странно на этой земле оставаться,Нас жалят шипящие змеи и страхи, и сны,И буря устала пред этой бедой бесноваться,Но встретить Голландца с Охотой мы нынче должны.А что выбирать, выбирать мне совсем не охота,Устала скитаться, и больше не вижу земли.И только куда-то несется в тумане Охота,Она к небесам улетает и тает вдали.И будет поэт над полями в тумане носиться,Он землю оставил, он рвется в бескрайнее небо.Как странно прекрасны летящие черные птицы,Над белым простором они невесомы и немы.Буря вдохновения и страсти
.Памяти Николая Гумилева
Как Летучий Голландец, душа уносилась во тьму.И шутили матросы о чем-то, и долго смеялись.Был суров капитан, и приблизился Дьявол к нему.И забытые сны в этой бездне суровой остались.Море дико ревет и бросает нас снова в туман,И далекие скалы я вижу яснее и ближе.– Мы погибнуть должны? Улыбается мне капитан:– Невозможно погибнуть. И взор его снова я вижу.Но о чем он опять? Мне узнать это странно теперь,Только дикие волны куда-то уносятся с хрипом,Альбатрос покачнется, какой-то невиданный зверьПосейдоном подарен нам, снова я слышу и вижу,Как шальная гроза все тревожит усталую ночь.И в тумане они проступают, и ждут в суматохе,А Летучий Голландец уносится яростно прочь.Океан проглотил этот миф и немой и жестокий.Только снова в тумане все ищут обратно пути,Капитаны, которым назад никогда не вернуться.И душа моя снова в те бури и стоны летит.И приблизился Один, Аттила из тьмы улыбнулся.Снова Дикой охотой закончился яростный сон,Волны-черные псы в темноте небывалой ревели.Гулко падали в бездну герои минувших времен,Звезды сыпались вниз, и от страха матросы хмелели.Алая буря в бескрайнем просторе
Снова алое пламя на фоне бесцветного неба,Снова музыки бред, и веселая сила огня.И куда-то в просторы небес, где со мною ты не был,Эта женщина в красном влечет и кидает меня.– Страсть порочна? —смеется, – но в чем же она виновата?И лихой капитан снова видит ту даму во сне.За грехи и за спесь наступает однажды расплата,И Летучий Голландец врывается в душу ко мне.Этих платьев пожар, и страстей негасимое пламяНикогда не забуду, и будет в тумане однаТанцевавшая танго кружится беспечно над нами,И усталый корабль за нею скользит по волнам.Кто-то скромно вздыхает, кого-то потопит стихия.Это буря на море лишь ужас рождает в душе,Знаю, там, в высоте нас не встретят сегодня чужие,Только дивная дева опять об ушедших запела.Пусть на море туман, но она – это алое пламя.В тишине и тумане вернется внезапно к нему,– Ты о чем, дорогая? – О бросившем мир капитане.– Да не стоит, там тьма. – Значит мне освещать эту тьму.Кто-то будет молчать, и кому-то не хватит задора,Не у всех в этом мире огонь полыхает в груди.Только там, в пустоте, в немоте тех безбрежных просторовСнова женщина в алом несется во тьме впереди.И когда в тишине эти песни услышат матросы,И от страсти хмелея, куда-то они поспешат.То лихой капитан осторожность и страхи отбросит,И обнимет ее, но никто не вернется назад.Капитан
И тогда появляется призрак того корабля,Это черное зарево снова над миром нависло.– Что хотела капитан? – Ему ночью приснилась земляИ прекрасная женщина, и не лишенная смыслаЖизнь вернулась, и где-то в пучине хрипящей волныВидит снова русалку, и мчится за ней озверело.Дотянулся до нас, содрогнуться пред ним мы должны,И шутили матросы, на берег взирая несмело.Что случилось потом? Бушевал в вышине ураган,Словно спички, ломались от ветра во мраке деревья.Это вышел на берег в таверну пошел капитан,Чтобы в женщине юной найти и любовь и доверье.Он хотел возвратиться, да мог ли вернуться назад?Кто нам это расскажет, там снова и буря и стужа,Было все хорошо, но откуда и гром здесь и град,Этот гул и сияние молний дарили нам ужас.А потом в тишине, эта дева прильнула к нему,И они растворились, и словно бы их не бывало,Только молния там освещает небесную тьму,Туча пала бессильно и снова звезда засияла.И стояли усталые люди на том берегу,Не мигая смотрели в безбрежную даль океана,И какие-то блики опять в эту даль убегут.Беспокойные птицы уводят во тьму капитана.– А что стало с девчонкой, прекрасна и так молода, —Вопрошали друг друга, и не было в мире ответа,И у ног в полумраке плескалась послушно вода,Буря стихла давно, а они говорили про это.Кто-то снова твердил, что Голландец приносит беду,Кто-то хмурился снова, иные искал он причины,Ясноглазая женщина видела в море звезду,И ее обнимал переживший стихию мужчина.Спасет она одна
Звериный вой иль это вопль мужчины,Не разобрать в кромешной темноте,Но почему она его покинула,Оставшись только тенью на холсте?Художник он конечно не из лучших,Но ведь любовник был бы хоть куда.А женщина смеется – солнца лучик,Или во мгле сгоревшая звезда.Она его любила, это ясно,Но сон о капитане бросил в ночь.На берегу ждала его напрасноЛихой стихии преданная дочь.Был мертвый капитан еще красивей,Чем тот мальчишка на заре страстей,Куда его все бури уносили.Пропал тогда, и не было вестей.Она жила, она ждала напрасно,Сам Дьявол бросил в бездну суеты,И вот теперь спокойно и безгласноГолландца своего встречаешь ты.Он знает, только дева, воскрешая,Вернет его на землю в этот час,И он пришел, и буря там большая,И он зовет, и проступает в насИ боль, и нежность, хриплый голос рядом,И встрепенулась, и за ним пошла,Прекрасна, грациозна, как наяда,Как нимфа и легка, и весела.Там воет зверь, о буре возвещая,Хохочет дева, пригубив вина.И капитан глядит в глаза и знает:Все в мире вздор, спасет она одна.Портрет мужчины
Не отражался в зеркале, не могОставить след в душе моей усталой,И все же на одной из тех дорог,Неведомых путей меня оставил,Сначала изнывала от тоски,Потом от дикой радости кружилась,И только крылья, словно две руки,Бессильная, беспомощно сложила.И вот тогда в потоке бытия,В какой-то странной бездне пониманья,Еще металась рядом тень моя,Ждала его покоя и вниманья.Не дождалась, и в том тумане дней,Пустых и милых и душе и взору,Опять явился он среди теней,Не отражаясь в зеркале, с укоромСмотрел куда-то, видел только тьму,Была расплата так тогда сурова,И я ушла от этих грез к нему,Истерзанная, я металась снова,За миг до страшной гибели моглаВзлететь и кануть где-то в миг печали.И только там еще колокола,Его пророка в ранний час встречали.И кто-то хохотал и пил вино,Тюрьма и море было по колено,Но он ушел, от ярости хмельной,И все твердил, что будет неизменноВ моей судьбе являться в грозный час,Искать ответа, не задав вопроса,О, как сердца усталые стучат,Какая блажь пред ним казаться взрослой.– Свободна, Фауст, свой построив мир,Ты не отыщешь больше Маргариты,Не отразился в зеркале, пред ним,Пасуют все пророки, и забытыКакие-то законы бытия,Срывает ветер листья, и в экстазеОпять замру пред этой бездной я,И буду смысл искать в судьбе и фразе….Портрет мужчины, мрак и холод снов,И тихая печаль моей отрады,Пусть затерялся где-то средь миров,Пусть он блуждает в вихре звездопадаБелая чайка. Предание о страсти и огне
Наплывала тень, догорал камин.
Н. Гумилев
И там на берегу сливались тениВ одном порыве страсти и тоски.И перед ними отступило время.И были души призрачно легки.И что она ему тогда сказала,Что он ответил? – не узнать теперь.И только чайка белая упалаВ пучину моря, и среди потерьИ страшных гроз потом вдали ночамиОна все эту чайку вспоминала,Звала его. А он не отвечает.И даже жизни показалось малоНа то, чтоб море грозное оставить,Остаться в тихой гавани скучать.И снова страсти этим миром правят,И эта чайка снится ей опять.Уже давно в живых его не стало,Мир странно изменился в этот час,Когда седая женщина рыдалаО юности, о страсти, и у насСлов утешенья больше не хватало.Не помогли прекрасные стихи.Во сне она над морем тем летала,И все шептала: – Ты меня прости.И тень его застыла у камина.Согреться не могла, сгореть не смела,– Да, это был единственный мужчина-Она призналась вдруг и онемела.И перед ними отступило время.И были души призрачно легки.И там на берегу сливались тениВ одном порыве страсти и тоскиНабоков сжигает Лолиту
Как критики злы, нет сердиты,Отправив в сердцах их к чертям,Набоков сжигает «Лолиту»,Предавшись забытым страстям.Жена улыбается рядом:– Ну что ты, мой ангел, оставь.Да ну их, какая отрада,И сам, мой родной, не лукавь….И все-таки зло и сердито,Отставив о милости бред,Набоков сжигает «Лолиту»,И знает прощения нет.И все, что в запале забыто,И больше вернутся невмочь,В камине сгорает Лолита,На мир надвигается ночь…Герой, он не автор, пустое,Они никогда не поймут,Огонь все горит за спиною.А критики спят или пьютС чужими, любовниц ласкают,Уносятся яростно прочь.Набоков Лолиту сжигает,На мир надвигается ночь.Жена у окна виноватоСтоит, словно Лота все ждет,За творчество грянет расплата,Никто ничего не поймет.Из пепла она не восстанет,И рукопись эта сгорит.И автор злодеем предстанет,В огне своих вечных Лолит.2
Горит Лолита, в комнате темно,Жена устало смотрит на огонь,И призрак, промелькнувший за окном,Протянет обреченную ладонь.Все грезы и мечты несутся прочь,А страсти за спиною, словно страж,Для гения не так опасна ночь,И лишь роман возникнет, как шантаж…Все скомкано и преданно огню.Он ничего не сможет объяснить.И я кошмар прозрения гоню,И лишь душа в огне еще горит.Творец не может страсть свою унять,И лгать не станет. В комнате темно,Лолита гонит к пропасти опять.И как горчит то сладкое вино.Мир разбивался о немую страсть,Никто его не сможет защитить,И лишь Лолиты призрачная властьНе воскресить сумеет, а убить.Две птицы, и одна из них темна,Светла другая, кто устанет петь?Продолжится отчаянно война,И дописать роман ему ль успеть.И призрак, промелькнувший за окном,Протянет обреченную ладонь,Горит Лолита, в комнате темно,Жена устало смотрит на огонь.Кармен
Кармен все кружилась на сцене пустой,Желая увидеть поэта во мраке.А он растворился внезапно с другой,Уносится к славе, и бездне и драме.Что ей остается? Плясать до зари,Приветствуя новое дивное солнце.А там, словно свечи, горят фонари,И дамы приветствуют спутников сонно.Какой – то безумец читает стихи,И падает в пропасть своих откровений,Как хочется Блока ей снова найти,Но страсть отступила, осталось забвенье.Кармен, изменяя себе и ему,Проносится в вихре по Невскому, боже.Рыдать от бессилья, познавшая тьмуИ страсть, разве может? И все-таки может…Как холоден взгляд, и куда ей теперь,Лишь вспыхнув, померкло печальное солнце.И ада раскрылась забытая дверь,Харон поприветствует в сумраке сонно…Напрасно обещана будет любовь,Никто не вернется назад, понимаю.И что там, тоска, наваждение, боль.Харон уплывает, и тени сзывает…Она устремилась в ту бездну за ним,Забыв, что случилось когда-то с Орфеем.Мы все растворимся, мы все догорим,Но вырвать любимых из тьмы не сумеем…Затишье перед бурей 1913
Королева вернулась в ту позднюю осень,Где ни бунта еще, не войны.И Шопена ей ветер внезапно приносит,И веселые песни и сны..Там все живы, ни казней там нет, ни расплаты,Маскарада веселая спесь,И поэты, и музы несутся куда-то,Презирая и ярость и лесть.Что случится потом, это все расписалиСценаристы, печальная ночь.Это осень несется по судьбам устало,Черной меткой ложится у ногЛист засохший, не будет, и нет оправданья,Только серая тьма и покой.Королева спешит в пустоте на свиданье,И Шопен тихо машет рукой…Штраус в вальсе закружит, оставит внезапно,И обрушит на мир тишину,И с какою надеждой, мечтой и азартомМир опять погружался в войну.И Шопена ей ветер внезапно приносит,И веселые песни и сны..Королева вернулась в ту позднюю осень,Где ни бунта еще, не войны….Сон о гении и Поэме экстаза
Экстаз от музыки и слова,Летящего куда-то ввысь,Пусть окрыляет душу снова,Как сон, как призрачная жизнь.И человек парит в тумане,Как ангел на рассвете тает.Пусть нас коснется и обманетТа музыка, и улетаетДуша за нею в неизвестность,Как в этом мире много звезд,И если победит словесность,То музыка в траве средь росОстанется еще до срока,О, дивный Скрябин, ясен путь,Когда душа в улыбке БлокаПытается его вернуть.И если нет ему предела,И если музыка жива,То где-то за чертой несмелоОн подберет еще слова.Но там, где музыка царила,Где даль была ему видна,Ее отчаянная силаЛишь гению во тьме дана.И дотянувшись до экстаза,Он падал в пропасть облаков,Когда одна спасала фраза,Когда вела его Любовь7 августа
Тяжелой поступью по душам и теламПроходит Август, пепеля былое,И осени еще закрытый храмВлечет, уводит, манит за собою.Очей очарованье, смутный бред,О том, что с нами осенью случится,Но в августе уйдет от нас поэт,И задохнувшись, даже не простится.Седьмое, несчастливое число,В ладони черновик иной поэмы,И только август жизням всем назлоРасстреливает зло и вдохновенно.Звереют в этом зное палачи,Кармен у двери обреченно плачет,Но он настал, кричи иль не кричи,Он с нами, и не будет нам удачи…И пусть потом ласкают сентябриТех, выживших, и с осенью знакомых,Но улетают души – журавли,И только фотокарточки в альбомах,И тени, и сомненья, и полетНад этой бездной – все неповторимо,Нас август на Смоленское ведет,От жизни и от лирики незримо.Там холодно и сыро в этот час,И он цветов и слов не замечает,И только август проступает в нас,И новые кошмары обещает…И осени еще закрытый храмВлечет, уводит, манит за собою.Тяжелой поступью по душам и теламПроходит Август, пепеля былоеТройка мчится
Мчится тройка в метель,И мечта улетает куда-то,Среди бурь и потерьУносился возница крылатый,Не осталось надежд,И мечте безрассудной не сбыться,Мчится тройка в метель,И за нею душа моя мчится…Кто нас встретит путиВ тишине возле самого леса?Нам до цели б дойти,Улыбается ласково Леший.И в тумане ночномБерегини замрут в хороводе,И совсем о чужом,Волк серые рядом завоют.Мы пройдем этот лес,Душ своих мы в лесу не оставим,Где-то путник исчез,Видно жил он в миру против правил,Обнаженная степьНас зловещей метелью встречает,Вот и мир мой исчез,И в тумане он вновь пропадаетОстается строка,Кони ржут, жутко волки завыли,Я сегодня легка,Перпутав все думы и стили,Не найдем мы огня.Не отыщем обратно дороги,Только кони меняДовезут до чужого порога.И умчатся во мрак,И останется только смириться,В этом ужасе драм,Проступают любимые лица.– Это сон, – говорят,И пора тебе снова проснуться,И улыбка твояМне поможет в реальность вернутся..Черный ворон во мгле,Черный кот мне укажет дорогу,Я иду по земле,И плутаю в тумане немного.Но взлетает строка,И душа за ней к звездам несется.Шепчет дед мне: – Пока,Подождём, она снова вернется.Изгнанник
Он шептал отчаянно: « Россия»С француженкой по-русски говорил.Не понимала. Как его бесила.Но деньги оставлял и уходил.А в кабаке и плакали и пели.И стала жизнь похожа на игру.И офицер в прокуренной шинелиКричал им: « Я за Родину умру».И этому безумию внимания,Он плакал, не скрывая горьких слез.И тихо пела женщина чужаяПро красоту рассветов и берез.1990ИзгнанникиЛунный свет таинственный и странный,Пианиста осветил внезапно,В городе далеком, безымянномЖил он то с тоскою, то с азартом.Женщины его боготворили,А мужчины страшно ревновали,Дни в песок бесследно уходили,Только ночи страсти волновали,В музыке его жила стихия,И стихи известного поэта,Снова в грезы века уносили,И серели среди звезд рассветы,До России им не дотянуться,Да и нет прекрасной той России,Как же он мечтал назад вернуться.Как его в Париже все бесили.Странное создание, иностранец,Им даривший горечь и презренье,Исполнял какой-то дивный танец,И транжирил снова вдохновенье.Усмехались дикие французы,Русские понять его пытались,Не осилив ностальгии груза,На чужбине где-то затерялись..Музыкой назад лишь он вернется,Чтобы в той стихии закружиться,И увидеть призрачное солнце,Только в зеркалах не отразиться.В городе далеком, безымянномЖил он то с тоскою, то с азартом.Лунный свет таинственный и странный,Пианиста осветил внезапно.Одиночество творца
В серой башне заперли до срока,Позабыли выпустить на свет,Навсегда остался одинокимЭтот божьей милостью поэт.Он писал поэму от экстазе,Понимая смысл его едва ль,И жила надежда в каждой фразе,И селилась на душе печаль.Никого из близких не осталось.К башне перекрыты все пути.Остается пустота и жалость,И не дотянуться до любви.Музыки унылая стихияИ собратьев вечная возня,Девочки мерещились босые,Страсти он сумеет ли унятьБашня прямо в небо уносила,Звезды подарила и мечты,И таланта бешеная силаДотянуться ль нам до высоты.Никого в тумане не осталось,Только крылья никли за спиной,И к Икару высота и жалость,Подарили мир совсем иной.Он писал поэмы на закате,Башню не желая покидать,Чайки вились, силы им не хватит,До него добраться, докричать.Только не желая быть с другими,Он остался там, на высоте,Люди не запомнят даже имя,Просто взял и в небо улетел,Рукопись парила на просторе,Не сгорела, утонула там,Где для нас осталось только море,Блеск луны, и страсти вечный гамАнна и художник
И письма из далекого Парижа,Какой -то даме, я ее не знаю.Но снова берег Сены сонной вижу,И слышу звуки вальса, вспоминаюО том, что с нами не могло случитьсяО том, что в тихом блеске пропадает.И только Сена и чужие письма,Мне о тебе опять напоминают.Она давно мертва, но я не верю.Что тот костер страстей угаснет скоро,И только Сены обреченный берегВсе Анну ждет с надеждой и укором.Ей выпала судьба совсем иная,Но ждет ее в тумане Модильяни,И никогда художник не узнает,Что было в этом жутком мире с нами.Но там другая Анна, королеваФранцузов будоражит не напрасно,И нет в стране отчаянной предела,И Генрих мертв – все зыбко и опасно.Но не сломить им дочки Ярослава,И над столицей наступает утро,Читаю письма, дивная забава.Ее назвали Дерзкой или Мудрой.И снова пишет Анну Амадео,И Люксенбургский сад дышал прохладойИ страсти нет границы и предела,И мы в плену и в чарах этих сада.Гений Скрябин
И в мире, где музыки плен отступает,Где душу терзают иные стихии,Из мрака опять пианист возникает,Садится к роялю, почти обессилев,Он столько миров одолел и реалийИных он увидел небесную силу,Его волновали и шири и дали,Симфония звезд его мрак осветила…И чтобы теперь не сказали другие,Какая бы воля ему покорилась.Он с нами, он рядом, но Мастер бессиленЯвить нам и гнев свой, и радость и милость.И мы приобщились к страданьям эпохи,Штрихи ее нам так понятны сегодня.И снова живем на последнем мы вздохеИ музыки свет, и сознанье, что вольноДуше на просторе, что осень настанетНе скоро, а скоро весна растворится,И с нами в тумане тот звездном останутсяЛюбимые звуки и рифмы, и лица…Сон о Паганини
И только забытая скрипка все пелаО том, что со мной никогда не случится.И легкая птица над нами взлетела,Она не боялась упасть и разбиться.Ночь странным кошмаром нависла над нами,Кричали коты или выли собаки,Все это казалось каким-то ударом,Каким-то угаром, и звезды, и знаки,Пытались о чем-то поведать, но сноваВзлетала над пропастью белая птица,И только забытая скрипка взволнованноНас всех разбудить могла или разбиться.Откуда пришел в этот мир Паганини,Какая в душе затаилась тревога,Все было прекрасно, но стали чужимиИ жизнь продолжалась легко, но убого.Кричали вороны и выли собаки,Во тьму уносились внезапно сирены,И тьма обещала нам новые драмы,Но снова окутает нас вдохновенье..Там музыки чудо нам гений являет,Там нет ни тоски, ни извечной печали,И падает ворон, во тьме исчезает,И первые звезды уже засияли19 век
В недописанной поэмеЗатухали чьи-то страсти.Догорали постепенно,И поэт в незримой властиВозвращался в мир иллюзий,Ждал капризную графиню.Приходили сны и люди.Но она его покинет.Там какие-то сомненья,Рифмы скорбные угасли,И пропало вдохновеньеЖдал он Музу, но напрасно.С юным графом пировала,Не хотела возвращаться.И поэма догорала,Обретая боль и счастье.Как же все несовершенно,Как меняются полеты,В недописанном мгновеньеВсе тонуло отчего-то.Кот таинственный являлся,Музыку иную слыша,И поэт в нем растворялсяВ небо поднимаясь выше.И читая обреченно,Строки оборвало время,Сон о Музе обнаженнойВозникал, ему не веря,Он перо хватал, чернило,Он за ней летел в туманы,Было все конечно мило,Было все, конечно странно.Сон о Левитане
А Левитан все грезит о тепле,Стремится к Плесу из глухой столицы,Чтобы шагать так просто по земле,И чтобы с пути в печальный час не сбиться.Там все постыло, тягостно, темно,Не пишется, не любится, я знаю.И старый клен не заглянул в окно..И в небе не увидишь птичью стаю.Какие-то тревоги и дела,Его к равнинам тем не отпускают.Идея вспыхнув, снова умерла,И потому в глазах тоска такая.А Плес все ждет картины и творца,Он верит в то, что все к нему вернется,Безбрежность мира, неба высота,И алое там на закате солнце…Пора бы уходить, а он стоит,И грезит наяву, и сквозь туманы,Он видит Русь понятную на третьПечальному еврею Левитану…Он видит даль и ширь ее полей,Ее простор ему ночами снится,Чем дальше он уходит, тем светлей,И радостнее эти сны и лица.О, так бы написать, чтобы потомОна явилась снова в мир нежданно,Склоняется над белым он холстом,И эта высь прозрачна и желанна.И Музы так прекрасны в этот миг,И женщины его неповторимы,Он пишет мир, он снова пишет мир,Такой роскошный и такой любимый.Миф о капитане
Капитан Летучего ГолландцаПроносился в сумерках незримый,Не хотел мириться и сдаваться.Пусть над ним смеялись Серафимы,С ним сатиры дерзкие шутили,Пили ром, и дев крутых делили,И куда-то в полночь уходили,И кого-то дальнего любили.Ну а он в тиши своей каюты,О поэмах спорил и ярился,Если там, в тумане не сдаются,Значит, снова этот мир разбилсяНа штрихи его, и пусть не зримы,В тишине печали и утратыЛюбовались ими херувимы,И несли корабль его куда-то.И к холодной пристани причалив.И пройдя все бури и утраты,Ждал он снова деву на причале,А она ушла, ушла куда-то.Волны возле ног его уснули,И искали света и расплаты,И стояли боги в карауле,И несли, несли его куда-то.Только смелым море покорится,Только дерзких обожают музы,И так просто в небе раствориться,Даже им, отчаянным и мудрым.Нет не принца, жду я капитана,Он придет, грозы не побоится,Будет в небе биться неустанноВетер, Посейдон нам будет сниться.Тихий берег навсегда оставив,В лоно волн он утопает снова,И глухими темными ночами,Пьет он ром рассеян и взволнован.Не хотел мириться и сдаваться.Пусть над ним смеялись Серафимы,Капитан Летучего ГолландцаПроносился в сумерках незримый.Бессонница
И вдруг бессонница явилась в старый дом,Уселась в кресло, речь ведет о Блоке,И вижу, тает профиль за окном,И он уходит. Гневный и высокий,Но почему так август сиротлив,И тяжек, что не выдержат поэты.И странных строк изысканный мотив,Нам говорит о смерти, и воспеты.Они и прокляты в 17 году.И оставляют Анну, сиротливо,За гробом вновь поклонники идут.И слышатся тех песен переливы.Неузнаваем, странно одинок,Средь Демонов он свой, я это знаю,И первый оторвавшийся листок,В преддверье ада, и у двери рая.И никуда не впустят, странный мир,И странный миг – одно земное слово,И черный кот отступит перед ним,И смотрит тот, отчаянный сурово.А здесь летят куда-то письмена,И никого не встретит ветер лютый,Она одна, бессильна, влюблена,И пусто всем и жутко почему-то…Седьмое, этот странный страшный день,Когда поэт от горя задохнулся,И демона мелькнула рядом тень,И Велес в поднебесье усмехнулся.А Питер жил дождями и жарой,И отдышаться в сумраке не мог,Не узнанный, не признанный, чужой,Нас покидает обреченно Блок..2.И женщины, любившие его,И те, кто только в пустоте встречали,Осиротели, больше никогоНе полюбить им, просто жить в печали,Не оглянулся, в Пекло уходя,Не попрощался- боль и ужас снова,В душе испитой, и ему нельзяВернуться из пожара из былого.Мы все печальны, где-то между строк,Читая и наветы и признанья,Мы пониманием, что уходит Блок,Уходит в бездну, все забыв страданья.И женщины, как Демоны, вдали,Не видят ничего, хотят проститься.Он обходился без земной любви,И сам он в поднебесье растворился,Таинственный, как Мерлин на пиру,Где рыцари свои скрестили шпаги.Он принимал небрежность и игру,И полон был надежды и отваги.Но тот огонь спалил и короля,И рыцарей его, а он в тумане,Ушел по углям, ала заря,Плащ чародея, всех туда поманит.