Странная девочка, которая влюбилась в мозг. Как знание нейробиологии помогает стать привлекательнее, счастливее и лучше
- -
- 100%
- +
Переводчик Наталья Лисова
Редактор Елена Аверина
Руководитель проекта А. Деркач
Корректор Е. Чудинова
Компьютерная верстка М. Поташкин
Дизайн обложки Ю. Буга
© Wendy Suzuki PhD, 2015
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2016
© Электронное издание. ООО «Альпина Диджитал», 2016
Все права защищены. Произведение предназначено исключительно для частного использования. Никакая часть электронного экземпляра данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для публичного или коллективного использования без письменного разрешения владельца авторских прав. За нарушение авторских прав законодательством предусмотрена выплата компенсации правообладателя в размере до 5 млн. рублей (ст. 49 ЗОАП), а также уголовная ответственность в виде лишения свободы на срок до 6 лет (ст. 146 УК РФ).
* * *Маме и папе
с любовью
Введение
Однажды я проснулась и поняла, что живу неправильно: мне 40 лет, я – известный на весь мир нейробиолог, лауреат различных премий и имею, как считали многие, решительно все. Я добилась своей давней цели – стала руководителем собственной весьма уважаемой нейробиологической лаборатории в Нью-Йоркском университете и получила место профессора. Достичь всего этого было очень нелегко по множеству причин. Слишком многие мои подруги по магистратуре, где, кстати, девушек и парней было поровну, постепенно отошли от науки. Причины были обычными для женщин любой профессии: их мужья получили работу в таких местах, где их жены не могли заняться наукой. Тогда эти женщины решили сделать перерыв в работе, чтобы завести детей, но вернуться к прежней жизни потом оказалось трудно или попросту невозможно. Одних испугали трудности с получением грантов – в этом деле всегда очень высокая конкуренция. Другие просто устали много работать за маленькую зарплату и нашли другое приложение для своего таланта и творческих способностей. Женщин вроде меня, которые все это время упорно трудились в науке, мало. Встречаются они редко. А если точнее, в настоящее время в большинстве крупных университетов США женщины составляют в среднем 28 % от общего числа научных сотрудников. То есть в магистратуре их 50 %, а среди научных сотрудников – 28 %: крутое падение, прямо как на американских горках. И оно служит женщинам огромным предупреждающим знаком: «Будьте осторожны – жизнь в нашем захолустье очень трудна!»
Несмотря на эту печальную статистику, я упорно двигалась вперед: публиковала статьи в престижных научных журналах и получала призы за исследования в области анатомии и физиологии функции памяти мозга. Меня уважали коллеги, а для женщин-ученых я была примером. С формальной точки зрения я сделала прекрасную карьеру и имела безупречный послужной список. И я обожала заниматься наукой, просто обожала.
Чего же мне не хватало? Ну… всего остального.
Откровенно говоря, моя жизнь была довольно тоскливой. При такой завидной (и заслуженной) карьере мне очень не хватало обычного общения, и к тому же не было мужчины. Отношения с сотрудниками кафедры и моей лаборатории складывались непросто, в основном по моей вине. Когда старший коллега по факультету, с которым я вместе преподавала, решил, что писать вопросы к экзамену, проверять ответы и проводить лабораторные работы мы будем в самый последний момент, я почувствовала, что не в состоянии что-нибудь возразить. Когда один из студентов решил (не сказав мне) подработать репетитором в то время, когда должен был трудиться в моей лаборатории, я была возмущена. Я не знала другого способа выстраивать отношения с другими учеными, кроме как через работу – или, говоря точнее, через непрерывный и неустанный труд. Я не могла разговаривать с ними ни о чем другом, потому что, на мой взгляд, в жизни и не было ничего другого. Да, и к тому же я была толстой – я еще об этом не упомянула? Десять килограммов лишнего веса, ни много ни мало. Я чувствовала себя несчастной и впервые в жизни не знала, что делать и в каком направлении двигаться. Занимаясь наукой и карьерой, я совершенно не умела жить. Поймите меня правильно: мне очень нравилась моя работа, я всегда страстно любила науку. Но можно ли жить только работой?
И тогда я пришла к поразительному выводу: я не имею ни малейшего понятия о чем-то очень-очень важном в жизни.
Что сделает женщина-ученый, поняв, что лишила себя всего на свете, кроме науки?
Она поставит эксперимент на самой себе. Так я и поступила, и этот эксперимент изменил всю мою жизнь.
Я максимально использовала опыт двадцати лет нейробиологических исследований и кардинально скорректировала свои взгляды. Я отважилась выйти за пределы мира науки и открыла целую вселенную здоровья и счастья. По иронии судьбы, новый путь вновь привел меня туда, откуда я начинала, но внутри меня самой за это время произошла громадная, почти полная трансформация.
Решив изменить свою участь, я отказалась от роли лабораторной крысы – полноватой женщины среднего возраста, которая много чего достигла в науке, но при этом не представляет, как быть здоровой и счастливой, строить успешную карьеру и одновременно поддерживать осмысленные отношения с людьми. Начинала я с очень низкого уровня и понимала: единственный человек, которому под силу поднять меня выше, – это я сама. Мне не хотелось проснуться еще через десять лет, пятидесятилетней, и почувствовать, что в моей жизни нет ничего, кроме еще нескольких исследований, публикаций и премий. Мне хотелось большего.
Неужели это желание было слишком дерзким? Или люди обречены заниматься чем-то одним и должны выбирать для себя единственный путь?
Но ведь все мы многогранны! От какой части собственной личности вы отказались ради работы, семьи или того и другого? Разве вам не хотелось вновь слиться в единое целое с самим собой – может, с той изобретательной, веселой, жизнерадостной, активной частью себя, что скачет по жизни, как жеребенок по весеннему лугу, наслаждаясь каждой минутой? Лично я очень этого хотела!
Итак, в середине жизни я стала пытаться соединить две насильно разделенные половинки своей личности и искать счастье. Разумеется, при этом было прочитано множество книг о том, что такое счастье и как жить в гармонии с собой. Из них я почерпнула, что в счастье главное – отношение к обстоятельствам и способность сдвинуть внутренний баланс эмоций: из отрицательных они должны стать положительными. Кроме того, для счастья надо позволять себе определенные вещи. К примеру, следует отказаться от роли терпеливой жертвы, которую оценивают исключительно по продуктивности, надо вырваться на волю, свободно исследовать и творить. Я узнала также, что для счастья нужна решимость и свободная воля. Нужно настоятельно требовать свою долю счастья, а не ждать, пока кто-то принесет его на блюдечке.
Как неплохой ученый, я чувствовала: мне нужно нечто… ну, более конкретное, что ли, для поисков реального пути. Тогда я подумала: а почему бы для улучшения своей жизни мне не использовать собственные знания по нейробиологии? Если я хочу стать счастливой, мне придется использовать свой мозг в полную силу – весь мозг, а не только ту его часть, в которой планировались лучшие нейробиологические эксперименты. Я поняла: в моем мозге есть обширные области, которые я перестала использовать (или использовала очень мало) с тех пор, как начала свою исследовательскую и преподавательскую карьеру в Нью-Йоркском университете. Я чувствовала, как эти слабо используемые части моего мозга начинают съеживаться. Например, значительная часть моторных областей моего мозга просто не использовалась, потому что двигалась я очень мало. Сенсорные части мозга, вовлеченные в определенные (не-научные) виды творчества, а также области, ответственные за медитацию и духовность, были подобны выжженной пустыне. Какой контраст по сравнению с теми частями мозга, где придумывались новые эксперименты, соблюдались правила и постоянно проводилась самооценка! Все эти «научные» области мозга цвели пышным цветом не хуже дождевых лесов Амазонки. Я поняла, что в качестве первого шага к счастью мне необходимо наладить контакт с собственным мозгом – со всем мозгом целиком. Но этого явно было недостаточно.
Несмотря на мою глубокую любовь и уважение к мозгу, я понимала: человек – это нечто большее. У каждого из нас есть связанное с мозгом тело, которое позволяет нам взаимодействовать с окружающим миром. И дело было не только в том, что некоторые части моего мозга не работали. Все мое тело прозябало в забвении. Мне нужно было не просто стимулировать бездействующие части мозга, мне необходимо было работать над своим телом в целом. До меня постепенно доходило: если я хочу стать счастливой, мне нужно не только использовать все части мозга сбалансированно, но и прочно связать мозг с телом.
Хорошие, просто поразительные новости таковы: начиная активировать свой мозг и обеспечивать связь между сознанием и телом, пытаясь разобраться со всем, что наш мозг делает для нас и для связи между собой и телом, мы можем заставить свой мозг работать лучше. Мы узнаем, как с максимальной пользой использовать хорошие аспекты окружающего мира (включая собственное тело) и защищаться от плохих (стресса, негативных мыслей, травм и болезненных пристрастий).
Мое личное путешествие началось с регулярных занятий аэробикой – это случилось после многих лет сидячей жизни. К аэробике я добавила немного йоги. Ощущение (и отражение в зеркале) того, как мое тело становится сильнее, совершило со мной чудо. Оно придало мне уверенность в собственном физическом существовании – такую, какой мне не приходилось чувствовать с самого детства. Я почувствовала себя сильной и даже немного сексуальной. Мое настроение совершило фантастический взлет и становилось тем лучше, чем больше я работала над собой. Мое тело постоянно осваивало новые умения и навыки, и оказалось, что моему мозгу это очень нравится! У меня улучшилось не только настроение, но и память, и внимание. Я начала получать от жизни больше удовольствия и стала меньше страдать от стрессов. Кроме того, я почувствовала прилив творческих сил. Моя новая страсть к физическим упражнениям оказалась полезна и для науки: я изобрела новые способы задавать вопросы и стала изучать те аспекты работы мозга, которые не рассматривала прежде. Главным чудом стало то, что новая уверенность, телесность и прекрасное настроение начали потихоньку подтачивать скучную, трудоголическую, никогда не отдыхающую и постоянно контролирующую себя «ученую личность», которую я с такой любовью культивировала в себе много лет. Я вновь начала испытывать тягу к давно забытым интересам и радоваться жизни.
Секретным оружием, этаким джинном из бутылки, позволившим мне активировать мозг и использовать связку «сознание – тело» на полную мощность, чтобы сделаться счастливой, стала нейробиология. Я была живым примером практической нейробиологии: то, что я делала со своим телом, меняло мой мозг К ЛУЧШЕМУ! Осознав это, я поняла: возврат к прошлому невозможен. Я обнаружила, что, не жалея времени на развитие новых измерений собственной личности, я полнее ощущаю себя собой, чувствую себя более завершенной, что ли. Я получила 100 %-ную мотивацию на перемены, которые необходимо было провести в жизни, чтобы я могла стать счастливой, избавиться от негативных мыслей, сохранить сосредоточенность и продолжить движение к цели. Я хочу сказать, что с нейробиологической точки зрения вы в состоянии стать счастливыми при помощи своего мозга.
Сегодня мне 49 лет. Я в прекрасной форме, я счастлива, у меня активная, радостная, потрясающая общественная жизнь, и я не менее, чем когда-либо, увлечена своей научной карьерой. Я путешествую по миру с лекциями, провожу круглые столы, участвую в конференциях – выступаю перед коллегами-нейробиологами, медиками и студентами медицинских вузов, перед знаменитостями и детьми всех возрастов. Сегодня все увлечены проблемами мозга, так что мои работы имеют большой спрос. Я читаю доклады на конференциях TED и в программах ассоциации Moth. Я выступаю перед большими группами ученых. Но я не прекращаю регулярно заниматься физическими упражнениями, которые помогли мне встать на путь трансформации. Более того, я не только преподаю студентам в Нью-Йоркском университете курс нейробиологии, включающий в себя занятия физкультурой, но и даю бесплатные уроки фитнеса для университета и всех жителей Нью-Йорка. Все вышеперечисленное я делаю каждый день!
В книге «Странная девочка, которая влюбилась в мозг» я хочу поделиться с вами своим опытом, рассказать, как я пришла к счастью в той самой жизни, которая в 40 лет вызывала у меня тоску. Хочу рассказать вам и о том, какие научные данные лежат в основе этой перемены. Начиная с этого момента принципы нейробиологии и суть исследований в области мозга, о которых вы услышите в научных передачах, будут вам понятны. Все они имеют непосредственное отношение к вам и к вашей жизни. Я хочу предложить вам советы, основанные не только на моем личном опыте, но на нынешних и прошлых нейробиологических исследованиях. Именно поэтому я называю свою книгу индивидуальной программой. Это не пошаговая инструкция к тому, как надо урезать свой рацион. Скорее, это набор приемлемых советов, методов и научных фактов, которые дадут вам силы меняться, расти и в полной мере использовать возможности своего мозга. А это весьма гибкий инструмент.
Я собираюсь также поделиться с вами собственным научным опытом и рассказами о работах легендарных ученых в этой области. Вы узнаете, как мы научились понимать мозг… и чего до сих пор не знаем.
В книге есть практические советы, которые воплощают в себе центральные нейробиологические концепции. Их можно использовать в повседневной жизни. Плюс то, что я называю «приемами тренировки мозга», – четырехминутные комплексы упражнений, быстрые способы восстанавливать энергию, повышать настроение и делать мышление более интенсивным. «Приемы тренировки мозга» сделают нейробиологические концепции понятными для каждого. Если вам нужно срочно достучаться до мозга, а времени или желания заниматься физкультурой нет, воспользуйтесь одним из «мозговых приемов»!
Вы готовы использовать мозг, чтобы дать своей жизни новый старт? Отлично! Начнем.
1. Как странная девочка влюбилась в мозг. Наука нейропластичности и обогащения
Из бродвейских звезд – в лабораторные крысы
Задолго до того, как мне захотелось стать ученым, я мечтала быть звездой Бродвея. Мой отец, инженер-электрик и самый страстный в мире поклонник мюзикла, водил нас на все постановки, с которыми бродвейские труппы приезжали к нам на гастроли в Сан-Франциско. От моего родного города Саннивейла (штат Калифорния) до Сан-Франциско был всего час езды. Я видела Юла Бреннера (ему тогда было лет 85, наверное) в мюзикле «Король и я», Рекса Харрисона (лет в 98, кажется) в «Моей прекрасной леди» и Ричарда Бёртона (тоже достаточно старого, но, все же, не древнего) в «Камелоте». Я провела детство за просмотром фильмов с Ширли Темпл и всей музыкальной классики Голливуда. Отец брал меня и моего брата на «Звуки музыки» в те времена, когда этот спектакль ставился в театре ежегодно. Мы видели его, должно быть, раз двадцать. Я воображала себя чем-то средним между Жюли Эндрюс, Ширли Джонс и Ширли Темпл. В мечтах я нередко выступала на сцене, своим восхитительным пением и невероятной отвагой спасала ситуацию и получала в награду прекрасного принца – все одним махом.
Однако, несмотря на любовь отца ко всему бродвейскому, он явно ждал, что я буду заниматься в жизни чем-то серьезным. Мои родители – американцы японского происхождения в третьем поколении. Мой прадед приехал в США в 1910 году и основал крупнейшую на Западном побережье японскую языковую школу, так что от всех детей в нашей семье ожидали многого. Не то чтобы эти надежды когда-либо озвучивались – в этом не было необходимости. Просто всем было очевидно: мне следует упорно учиться и делать достойную профессиональную карьеру, которой моя семья могла бы гордиться. Если говорить серьезно, то я видела для себя только три варианта: стать врачом, юристом или заняться какой-нибудь наукой – причем чем солиднее будет звучать название науки, тем лучше. Я не пыталась бороться с ожиданиями родных – они представлялись мне разумными.
Довольно рано – а именно, в шестом классе средней школы, – я начала интересоваться наукой, которая стала для меня делом всей жизни. В том году наш учитель по естествознанию, мистер Коннор, рассказывал нам о костях человеческого тела. Потом была «контрольная работа»: мы должны были сунуть руку в темный ящик и распознать кость на ощупь. Я обожала этим заниматься! Никакого страха – мне все это ужасно нравилось. Я испытала еще больший восторг, когда дело дошло до первых вскрытий морских свинок и лягушек. Несмотря на отвратительный запах, я четко понимала, что должна узнать больше. Как все эти органы так компактно и красиво уместились в маленьком тельце морской свинки? Почему они работают так слаженно? Если так выглядят внутренности морской свинки, то как построен изнутри человек? Процесс биологического вскрытия захватил мое воображение с того мгновения, когда я впервые вдохнула удушающие пары формальдегида.
Кроме того, ученый, который зарождался во мне, был заворожен самым популярным на тот момент лакомством – конфетами Pop Rocks. И если моим одноклассникам хватало ощущения сладкого взрыва во рту, то мне хотелось понять, в чем причина этих взрывов? Какие еще необычайные сенсорные/химические ощущения можно получить во рту, если сочетать конфеты с другими вещами – такими как пенистая газировка, горячий чай или ледяная вода. К несчастью, моя мама считала, что при подобных экспериментах можно подавиться и умереть, так что очень скоро я вынуждена была с ними покончить.
Другой мой учитель, мистер Троподи, с нежной заботой знакомил меня с красотой и логикой тригонометрии на курсе продвинутой математики. Я обожала элегантность математических уравнений: если решать их правильно, они открывают дверь в первозданный мир, уравновешенный по обе стороны знака равенства. У меня уже тогда было ощущение, что знание математики – ключ к тому, чем мне хочется заниматься (хотя в старших классах я еще слабо представляла себе, чем именно). И я упорно работала, чтобы стать первой в классе по этому предмету. Мистер Троподи с мелодичным итальянским акцентом повторял нам снова и снова, что мы, выбравшие углубленный курс математики, «лучшие из лучших». Я воспринимала эти слова одновременно как поощрение к дальнейшим усилиям, как серьезную ответственность и как обязанность в полной мере использовать свои математические способности. Я была серьезным и старательным ребенком, а в скором времени мне предстояло стать еще более серьезным подростком.
К тому моменту единственной отдушиной для моей внутренней тяги к бродвейскому жанру были походы в кино. Спрашивая у родителей разрешения посмотреть «Лихорадку субботнего вечера» в одиночестве, я сказала, что это музыкальный фильм, но предусмотрительно забыла упомянуть, что у него есть возрастные ограничения (мне было всего 12 лет). Когда они поняли, что именно я увидела, то, естественно, не обрадовались. Позже я увлеклась фильмами вроде «Грязных танцев». Я воображала, как без труда держу зал в напряжении, летая в объятиях Джонни Кастла (в исполнении Патрика Суэйзи), хотя в последний раз занималась танцами еще в дошкольные времена на уроках ритмики.
В старших классах многое изменилось. Сияющие огни Бродвея померкли, и я превратилась в упорную, увлеченную и целеустремленную ученицу. В науке я чувствовала себя как дома. Мысленно вижу себя-старшеклассницу: плечи ссутулены, лицо серьезно, в руках стопка тяжеленных книг, я пробираюсь по школьным коридорам, стараясь не привлекать к себе внимания. Да, я по-прежнему переживала свои бродвейские фантазии всякий раз, когда смотрела по телевизору любимые музыкальные фильмы, но теперь я держала мечты взаперти, в укромном уголке, а реальной жизнью единолично распоряжалась прилежная девочка. Я была полностью погружена в учебу, стремилась получать только самые высокие оценки и планировала поступить в лучший колледж. У меня просто не оставалось времени, чтобы задуматься о своих легкомысленных интересах и увлечениях, – и уж тем более я не могла позволить им существовать рядом с моей преданностью естественным наукам и математике.
Кроме того, я была болезненно стеснительна. В школе мне не хватало смелости даже подружиться с мальчиком, не говоря уже о свиданиях. Четыре года (с 9 по 12 класс) я играла в теннис в школьной команде. Но как, спрашивается, я могла не играть? Моя мама была увлеченной и активной теннисисткой-любительницей, она позаботилась о том, чтобы я круглый год играла в теннис и каждое лето ездила в теннисный лагерь. Считалось, что теннис полезен для «общего развития», но на самом деле я отчаянно нуждалась совершенно в другом: мне нужен был лагерь, где учили бы разговаривать с мальчиками. К сожалению, с таким лагерем мне не повезло, и все старшие классы я ни разу не сходила на свидание и даже на вечеринку. В общем, если бы в США устраивали конкурс на лучшую «Даму без кавалера», то среди скучных поклонниц науки я без труда заняла бы первое место. Я бы просто снесла конкуренток.
Помните стереотипы о придурковатых, странных и одиноких ученых-ботаниках? Это все было обо мне!
Открытие мозга
Мое увлечение естественными науками, хорошие оценки и усердие в учебе не помогли мне завоевать сердца парней, но все же они дали мне кое-что… кое-что хорошее. Хотя тогда я еще не определилась, какой именно наукой хочу заниматься, но точно знала, где именно хочу изучать эту науку. В Университете Калифорнии в Беркли – традиционной Alma Mater моей семьи. Конечно, иногда у меня мелькала мысль, что хорошо бы уехать куда-нибудь подальше и пожить самостоятельно. Была даже идея поступить в женский колледж свободных искусств Уэллсли, расположенный на другом конце страны. Но, откровенно говоря, я всегда была влюблена в прекрасный кампус университета в Беркли, в причудливую и мощную энергетику этого города. Я твердо знала: эта школа мне подходит. Я подала документы в университет, была принята и чувствовала себя счастливейшей девушкой в мире. Быстро собрав вещи, я с нетерпением ждала новых приключений.
Оказалось, что моя научная страсть совсем рядом и ждать встречи с ней осталось недолго. Эта встреча состоялась на специальном углубленном семинарском курсе для новичков. Курс назывался «Мозг и его потенциал» – на него я записалась на первом же семестре в Беркли. Занятия вела известный нейробиолог профессор Мариан Даймонд. В нашей группе было всего пятнадцать студентов, что позволяло поддерживать близкий контакт с преподавателем.
Никогда не забуду наш первый семинар.
Начну с того, что профессор Даймонд выглядела как ученая рок-звезда в белом лабораторном халате поверх шелковой блузки и строгой юбки. Это была высокая спортивная женщина с горделивой осанкой и пышными светлыми волосами. Прическа делала ее зрительно еще выше.
На столе перед доктором Даймонд стояла большая шляпная картонка в цветочек. Поприветствовав нас, профессор надела смотровые перчатки, открыла картонку и медленно, очень осторожно вынула оттуда НАСТОЯЩИЙ ЗАКОНСЕРВИРОВАННЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ МОЗГ.
Именно тогда я впервые в жизни увидела это чудо – и была совершенно околдована.
Доктор Даймонд сообщила нам, что держит в руках самый сложный объект, известный человечеству. Именно от него зависит, как и что мы видим, слышим, ощущаем вокруг себя, какой чувствуем вкус и запах. Мозг определяет, как мы воспринимаем окружающий мир. Он влияет на личность человека и позволяет ему в мгновение ока переходить от плача к смеху или наоборот.
Помню, как она держала мозг в руках. Прежде он был для кого-то самой жизнью, и по тому, как бережно профессор обращалась с драгоценным препаратом, было ясно: она с огромным уважением и даже благоговением относится к этому факту.
Цвет у мозга был светло-бежевым – позже я узнала, что этим оттенком он обязан химикатам, используемым для консервации. Верхняя часть мозга казалась плотной массой толстых неровных трубок. Мозг целиком имел овальную форму и чуть сужался к одному концу. Когда профессор повернула мозг боком к аудитории, я смогла разглядеть, что он имеет более сложную структуру, а его передняя часть короче задней. То, что мозг разделен на две половины, было очевидно с самого начала, – но теперь оказалось, что правая и левая его половины тоже, в свою очередь, разделены на части, или доли.