Чужой в стране Советов

От автора.

К вниманию читателей фантастика в жанре «попаданцы». Герой произведения мажор, родившийся в обеспеченной семье. В связи со сложившимися обстоятельствами, попадает в прошлое, в конце Великой Отечественной войны. При чём попадает в тело, своего двоюродного деда. Для страны Советов он чужой, не может воспринять то, что люди живут совсем по другим законам, строят социализм, верят в светлое будущее. Наш попаданец всю эту идеологию считает бредом, думает о том, как ему сбежать в Америку, где привычный капитализм. Чтобы не попасть во враги народа, он вынужден устраивать свою жизнь, как получится. В книге нет волшебства и магии, просто приключения путешественника во времени. Желаю приятного чтения всем любителям фантастических вымыслов.

Предисловие.

2016 год. Российская Федерация.

Иван Николаевич Жуков закончил школу, хоть и без золотой медали, но с твёрдыми четвёрками и пятёрками. Осенью 2011 года поступил в МГИМО1, на факультет журналистики. Отец и мать помогли, конечно, замолвили словечко за своего отпрыска. Мать Анна Павловна работает в Министерстве иностранных дел России переводчицей, знание десяти языков, это вам не шутка. Она из профессорской семьи, а корни предков уходят в дореволюционное дворянство. Отец Николай Иванович бизнесмен. У него туристический бизнес. Сеть отелей, в том числе за границей, в общем с деньгами полный порядок. Отец хоть не государственный чиновник, но тоже имеет связи в силовых структурах на самом верху, в вертикали власти страны. Чтобы поступить на факультет журналистики, у Ивана проблем не возникло, хотя особо за уши не тянули. От матери достались способности в лингвистике, легко ему языки даются. Четыре языка английский, французский, немецкий и испанский просто норма в семье Жуковых. Мать посоветовала учить китайский и арабский, как только начались занятия на первом курсе. Кроме учёбы увлекался спортом, боевыми искусствами и пулевой стрельбой из пистолета. По стрельбе даже на мастера спорта смог сдать, дальше двигаться не стал, надо много уделять времени учёбе в Универе. От отца Иван унаследовал хорошо подвешенный язык и коммуникабельность, хотя отец Ивана обладал, куда более значимыми талантами. Учёбу, в университете, начал хорошо, удачно закончил три курса и перешёл на четвёртый. К этому времени, вполне сносно говорил на арабском, и мог вполне понятно объясниться с китайцами. Решил прокатиться в Питер, к бабушке, по материнской линии. Уж лучше бы не ездил. По дурости попал в некрасивую ситуацию, влип, что называется по самые уши. Катался с девочками на своём спорткаре и сбил прохожего, не на смерть, но травмы очень серьёзные. Пострадавший угодил в больницу надолго, может даже инвалидом остаться. Глупо всё получилось, одна из девок полезла ему в штаны, а подруги её активно подзадоривали, вот он и отвлёкся от дороги. Как говорится, получите и распишитесь за результат. А результат такой совсем не радует.

В Москве Жуковы живут давно, а до этого жили Ленинграде, пока город носил имя вождя Революции. Чёрная полоса началась с того, что Иван приехал в Петербург к бабушке по материнской линии. Почувствовал бесконтрольность, в отсутствии отца, и загулял. По отцовской линии, дед Степан Николаевич Жуков погиб уже после войны, работал в уголовном розыске. Обезвреживали банду в 1967-ом году, вот там в перестрелке и погиб фронтовик. У деда был родной брат Иван Николаевич Жуков, воевал разведчиком, всю войну прошёл, а погиб в самом конце войны, точнее скончался в госпитале от ран, когда подписали капитуляцию с фашистами. Бабушка, мать отца, Галина Семёновна Жукова воспитывала малолетнего сына, отца Ивана, одна. Она так и не вышла замуж повторно. Отец родился в 1963-ем году. После школы пошёл в военное училище. Потом служба в гарнизонах, а в 80-х Афган2. Бабушка по отцовской линии жила в Москве. Москвича Николая Жукова отправили бодро выполнять Интернациональный долг в южной стране. Отцу Ивана удалось выжить в Афганистане. В конце восьмидесятых отца вернули в Союз. Позже служил на Кавказе, семьёй долго не обзаводился, пока не встретил мать. Как встретились родители Ивана, они рассказывали. Николай Степанович был в отпуске, в Ленинграде, там и повстречал Анну Павловну. После развала Союза, отец ушёл в отставку. Связи и умение нестандартно мыслить помогли бывшему офицеру стать бизнесменом. Ну и принадлежность к ветеранам Афганистана, тоже сыграла свою роль. Как прошли девяностые родители иногда рассказывали. Кроме Ивана в семье Жуковых росла Ульяна, младшая сестра, которая была на восемь лет моложе брата. В общем поездка в Северную столицу преподнесла неприятный сюрприз.

Начались проблемы с пострадавшим в ДТП, совсем не из простой семьи оказался болезный. Дома от родителей получил по полной программе, как отец выражается «звездюлей», а потом отец договорился замять дело, но Ивану следовало исчезнуть на пару лет, из поля зрения органов. Как говорят «с глаз долой, из сердца вон». Осенью 2015 года поехал Иван служить в Донецкую республику добровольцем, опять же отец через связи помог. В это время Донбасс самое место, где по-настоящему можно понять жизнь, а заодно от проблем спрятаться. Кое-что Иван знал о жизни в Советском Союзе, родители рассказывали, да и книги читал. Чтение книг, одно из увлечений молодого Жукова, точнее прослушивание аудиоверсий, тех самых книг. На Донбассе суть жизни начала раскрываться совсем с другой стороны медали, для молодого и амбициозного мажора. Тем не менее Иван в герои не рвался, его задача просто переждать некоторое время, а здесь, на Донбассе, его точно искать не будут. Наверняка подумают, что сын богатеньких родителей убежал за границу. Тем временем отец решал вопрос, чтобы выгородить сына. В институте оформили академический отпуск. В уголовном деле его фамилия нигде не прозвучала. А друзья отца позаботились, чтобы о Иване постарались как, можно быстрее забыть.

– Пусть пересидит там годик, история поутихнет, а когда вернётся, продолжит учёбу, – заявил отец на причитания матери.

Ивану отец сообщать не стал, чтобы тот не сорвался в Москву. Повоевать конечно довелось, правда немного, пришлось войти в ополчение, чтобы не выглядеть «белой вороной». Ивана определили в патруль ополчения. Служба несложная, особого геройства не требует, что полностью устраивало младшего Жукова. Однажды при патрулировании попали под обстрел украинских военных. В машину, в которой ехал Иван, попал снаряд. Украинские военные часто обстреливали город. В этом автомобиле никого в живых не осталось. Последнее, что успел запомнить Иван – взрыв, вслед за этим темнота.

Глава1.

Май 1945 год. Берлин. Разведчик Иван Жуков.

Я очнулся, как вынырнул из омута на свежий воздух. Первая мысль в голове «как хорошо, что могу дышать». Несколько судорожных вдохов и выдохов позволило понять, что вреде как живой. Почти сразу почувствовал тянущую боль в голове и в груди, сжал крепко зубы, чтобы не застонать. Память подсказала, что в нашу патрульную машину попал снаряд. Не повезло, чуток бы медленней ехали, может и миновали бы сею участь. Но не убит, уже хорошо. Немного свыкнувшись с болью, решил осмотреться, открыл глаза, сначала всё виделось, будто в тумане и размытой картинкой, но постепенно зрение сфокусировалось. Белый потолок, тихий разговор где-то рядом. Где я? Возможно, в госпитале в Донецке? Я один выжил? Что с остальными ребятами? Повернул голову, в затылке вновь появилась тянущая боль, сильно закружилась голова. Как бы не блевануть, а то испачкаю себя и кровать. Постарался дыханием успокоить тошноту. Попробовал вновь осмотреться. В палате было четыре кровати, на последней, у стены трое мужиков, в больничных пижамах играли в карты. У одного перевязана голова и рука, у второго грудь, а третий держит возле себя костыль. Мужики незнакомые. В горле пересохло, словно насыпали в глотку песка, и я попробовал попросить воды.

– Пить… воды дайте, – еле слышно прохрипел я.

Один из мужиков, сидевший ко мне лицом, видимо увидел мои потуги с гримасами, и закричал.

– Сестра! Эй, кто там в коридоре? Раненый очнулся, – голос мужика был хрипловатым, но очень громким.

В палату забежала молодая медсестра в белом халате, с завязками на спине. Женщине было наверно лет тридцать или около того. А я подумал, что такую униформу наверно со складов резерва привозят, так сказать помощь братьям на Юго-Востоке Украины. Наверно со времён Великой войны хранят, а сейчас такая возможность избавиться от старья, отдав русскоязычным братьям.

– Ну вот и молодец. А то перепугал здесь всех. Всю неделю в бессознательном состоянии лежал. Нельзя так, война закончилась, а он помирать собрался, – ласково приговаривая, медсестра поднесла чайничек, из носика, этого странного сосуда, напоила меня.

Голос молодой женщины успокаивал, наверно такими добрыми и должны быть медицинские сёстры в госпиталях. В сознании отразились слова сестрички, что лежу здесь неделю. Война закончилась? Это что, Российская армия на помощь пришла, и разгромили укропов1? Неужели Российский Президент решился? Что-то не верится. Демократия мать её, всё пытаются заигрывать в политике. Хотя уже давно понятно, что западные страны не успокоятся пока не загонят Россию под плинтус. Пожив на Донбассе, я это чётко понял. Похоже повезло мне, раз живой остался. Всё, баста! Вылечусь и рвану в Азию, а ещё лучше в Новую Зеландию. Отец денег даст, чтобы сынок не побирался, как нищеброд2. Буду загорать и кататься на доске для сёрфинга. Значит меня ранили в голову. Попробовал поворочать руками. Вполне шевелятся, ноги тоже вроде целые. Видимо осколком по башке получил. Грудь у меня тоже перевязана. Один из мужиков с перевязанной рукой, встал и подошёл к моей кровати, после того как вышла медсестра.

– Может что-то надо, браток? – спросил этот мужик.

Я попробовал вспомнить, может встречал мужика в ополчении. Нет, в голову ничего умного не приходит. Мельком осмотрел его, нательная рубаха и подштанники, какие-то допотопные тапки.

– Пить, – тихо прошептал я.

Мужик дал мне воды из поильника и отошёл. Говорить мне было трудно, поэтому я просто молчал, прислушиваясь к разговору троих пациентов. Несколько раз звучали слова «проклятая война», «победа», «трындец фашистам». Неужели хохлов «фашистами» называют здесь? Вроде нацистами называли, хотя разницы наверняка нет. Фашисты вроде тоже нацистами были, если я ничего не путаю из уроков истории. Мысли начали путаться, а потом я уснул, вечерний обход врачей проспал. На следующий день проснулся, как раз перед обходом врачей. Обход больных и раненых проводил мужчина лет сорока пяти, а может постарше, он видимо был главный. Под халатом у мужика странная форма, я вновь подумал о резервных складах со времён Великой Отечественной войны. Вместе с ним, обход проводили ещё трое, две женщины и вчерашняя медсестра. Они неспеша вошли в палату и поздоровались. Женщины, видимо тоже врачи, стали зачитывать истории болезни раненых. Так я узнал, что со мной в палате лежат два капитана и майор. Почему звучат воинские звания и номера воинских частей? Пронеслось в моей голове, а на душе появилось чувство, надвигающихся неприятностей, которые вот-вот обрушатся на мою голову. Тоскливо заныло что-то в животе. Сразу фамилии не запомнил, у больных в палате. Когда врачи подошли к моей кровати, женщина врач зачитала мои данные, держа перед собой какой-то журнал.

– Старший лейтенант Иван Николаевич Жуков. Пулевое ранение в голову и в грудь. К нам доставили семь дней назад. Вчера пришёл в сознание. Ранение в грудь сквозное, в голову по касательной. Есть подозрение на лёгкую контузию. Возраст двадцать четыре года, – зачитала женщина, на взгляд ей было что-то около сорока лет.

Я хотел возмутиться, ранение не пулевой, а осколочное. Хотя имя отчество назвали правильно, ничего не перепутали. Возраст почти угадала тётенька, мне должно исполнится двадцать четыре года, так как я проторчал на Донбассе чуть больше года. Возмутиться не получилось, горло напрочь пересохло. Всё что я смог, немного и невнятно прохрипеть. Но врачи на меня и мои хрипы, внимание пока не обратили.

– Ага, это тот, что разведчики привезли. Как же помню. Генерал приезжал беспокоился за парня. Ну что, орёл, передумал умирать? – главный доктор улыбался, заглядывая мне в глаза.

Интересно, что за генерал за меня беспокоился? Может от отца? Вполне возможно, если родитель решил переправить меня в другое место. Или нет? Что-то мне всё вокруг очень подозрительным кажется. Я не успел ничего сказать, как доктор продолжил.

– Геройский парень. Орден «Красной звезды», орден «Отечественной войны 2-ой степени», медаль «За отвагу», медаль «За оборону Сталинграда». Такому герою помирать совсем неприлично. Давай парень не дури, мы тебя подлечим и поедешь домой, – спокойным голосом говорил доктор.

Какие ордена? Какие медали? Меня явно с кем-то перепутали. Стоп! Медаль «За оборону Сталинграда»? Они что, все психи? Какой Сталинград? Или я псих? Вопросы роились в моей голове, но на уровне подсознания я уже понимал, что произошло на самом деле, только верить в это не хотелось. Очень не хотелось. Не бывает так, просто не бывает и всё тут! Я промолчал. А что тут скажешь? Меня назвали лейтенантом, награды мне приписали, которые только во время Отечественной войны получить можно было, хотя имя и фамилия совпадали, а говорить и возражать было трудно. Главный доктор заглянул мне в глаза, осмотрел голову и грудь, и они пошли дальше. А я остался лежать в полной прострации3.

Прошло три дня, организм мой уверенно шёл на поправку, чего нельзя было сказать на психическое состояние. За эти дни я услышал, что госпиталь военный, находится на окраине Берлина. Бер-ли-на, япономать вашу! Это же в Германии. Мои соседи по палате переживали, радовались победе над Великой войной, и строили планы на будущее. Из разговоров раненых и медперсонала я сделал вывод, что сегодня на дворе 1945-ый год, середина мая. Великая Отечественная война закончилась, идут разговоры, когда будут отправлять домой часть войск, и кто останется здесь, в Германии. От таких разговоров у меня кругом шла голова. Никак не хотелось верить в то, что произошло со мной. В который раз я задавал себе вопрос, а не сумасшествие ли это. А что? Бывают психи Наполеонами, царями, прочими инопланетянами? Бывают, не раз слышал о таком. А я вот фронтовика изображаю. Наверняка мне таблеток подкинули, от которых я всё воспринимаю, как в реальной жизни. Хотя чего я себя успокаиваю? Вокруг меня совершенно реальный мир, на бред психа совсем не походит. В той, своей жизни мажора, я не раз читал книги про попаданцев, потому не скандалил, а вёл себя тихо и размышлял. Хотя верить не хотелось, что я, мать его, долбанный попаданец. Для страховки я решил говорить, что ничего не помню. Врачи определили у меня временную амнезию, что меня на первое время устраивало. Ситуация выглядела так, что мой разум попал в тело молодого старшего лейтенанта, который воевал во фронтовой разведке. Для полноты счастья этот старший лейтенант приходился мне дядей? Нет, он моему отцу дядя. А мне тогда кто? А, не важно, в общем родственник. Как я обнаружил родственные связи? Мне принесли два письма, что сохранились в кармане гимнастёрки. И я эти письма прочитал. Писал старший брат Степан. Сообщал, что наши родители погибли во время бомбёжки. Сам братан в Чехословакии, и похоже их отправят на Дальний Восток. Брат командует штурмовой ротой. В письме брат просил не теряться. А если что, писать в Москву до востребования. Из письма я понял, что я на фронт попал в 1942-ом году, добровольцем со скамьи юридического факультета, институт находится в Москве. Брат очень сожалеет, что я не доучился, но надеется, что продолжу обучение. Сам брат воевал хорошо, дважды ранен, имеет награды, орден «Красной звезды», медаль «За Храбрость», орден «Отечественной войны 2-ой степени», медаль «За оборону Москвы», орден «Боевого Красного знамени». Что тут скажешь? Геройский брат получается. В звании капитана. Видимо моё тело повоевать успело, в смысле в Сталинграде. Откуда я всё это узнал? Приходил в госпиталь однополчанин, тоже из разведки, Серёга Попов. Воевали вместе с телом, в которое меня засунули, возможно дружили, раз он так много обо мне знает. Переживал о том, что со мною случилась амнезия. Серёга рассказал, как я получил ранение.

– Мы возвращались в наше хозяйство, на окраине Берлина. Услышали, что рядом идёт бой. Кинулись туда, а там пехотный генерал и его окружение отбиваются от группы недобитых фашистов. Немчура видимо решили на американскую сторону прорываться, вот наши и вляпались. А тут мы вчетвером, помогли, конечно. Ты собой генерала закрыл от автоматной очереди фашиста, а так все целы и здоровы из наших. В генеральской свите четверо погибли. Вот такие дела, не очень весёлые. Ваня, а ты совсем ничего не помнишь? – обеспокоенно спросил Сергей.

Я медленно покачал головой, давая отрицательный ответ на его вопрос. Вскоре Сергей ушёл, а я в который раз прокручивал в голове события. Верить в произошедшее не хотелось, от слова совсем. Какая-то совсем ненаучная фантастика, полнейшая глупость. И почему я? Что, на мне свет клином сошёлся, не нашлось другого кандидата? Вопросы роились в моей голове, не находя ответов. Через неделю я начал вставать в туалет. В госпитале меня прозвали «молчуном», по причине того, что я почти ни с кем не разговаривал. А что говорить? Сказать, что я из 21-го века? Тогда меня быстро упекут в психушку, ну или посчитают шпионом. В романах про «попаданцев», те сразу бегут к Сталину и учат его жизни. Я не на столько идиот, чтобы так поступать. Наслушался в своём времени про НКВД, а в этой конторе вопросы решали быстро и без мучений совести. А оно мне надо? В прошлой жизни я несколько раз читал книжки про попаданцев в прошлое, во время отдыха, на Донбассе. Но верить в то, что это произошло со мной, очень не хотелось. В следующий приход Сергея, я стал подробней расспрашивать о жизни Ивана Жукова. Друг Ивана старался мне помочь и рассказывал всё, что знал. Тем более врачи предположили, что память ко мне постепенно вернётся. Так от товарища я узнал, что родственники у меня погибли в блокадном Ленинграде, что кстати подтверждалось письмом брата. Отец и мать погибли во время бомбёжки. Имеется старший брат, который воевал на другом фронте. О других родственниках Сергей не знал. Постепенно моё настроение стало налаживаться. Я вообще человек не склонный к депрессии. Воспитание отца сказывалось, он учил выживать в любой ситуации, куда бы не занесла судьба. Если это глюк, то, что со мной происходит, можно совсем не переживать, вылечат постепенно. Уж батя точно на врачей надавит, потребуются деньги, он заплатит. А если всё натурально, то надо дальше жить, а не слёзы лить по тому, что уже произошло. Как только начал ходить рассмотрел себя в зеркале. Тело мне досталось неплохое. Рост 180 сантиметров, что по меркам этого времени, считается высоким. Телосложение крепкое, можно сказать спортивное, хотя в разведке другого и не могло быть. Портрет лица тоже не подкачал, такие говорят нравятся женщинам. Кстати, о женщинах, надо попробовать подкатить к санитарке. Есть тут молоденькая, на меня засматривается. По утрам, меня эрекция донимать начинает, надо подумать, где можно напряжение скинуть. Заодно узнаю, насколько доступные женщины в этом времени. А то бывало, бабушек послушаешь, дак они все здесь к сексу относились серьёзно, только после свадьбы и с мужем. На моей голове волосы тёмно-русые. Хоть с этим повезло. В своей прошлой жизни я был парнем вполне привлекательным. Знакомых девочек хватало, точнее девчонки сами вешались мне на шею. Так что стал я вникать в реалии этой жизни. Постепенно сдружился с медперсоналом и завхозом, даже с главврачом подружился, помогло умение играть в шахматы.

Раны мои зажили быстро по местным меркам, что, кстати, удивляло эскулапов в госпитале. И в конце июня меня вызвал главный врач госпиталя.

– Выписываю тебя, товарищ старший лейтенант. В действующую армию ты не попадёшь, по причине амнезии. Надеюсь, твоя память вернётся. Наша наука ещё мало знает о человеческом мозге. Так что будем отправлять тебя домой, в выписке я указывать не буду о твоей амнезии, может на гражданке такая запись повредить, при устройстве на работу. Из госпиталей всех отправляют домой, без исключения. В предписании тебе положено через три дня появиться в комендатуре, даю тебе немного времени осмотреться в Берлине, – говорил главврач, заполняя мои документы.

– Может дней пять? А то до Германии дошёл, а толком ничего не видел. Обещаю, что никуда лезть не буду, вас не подведу, – закинул я удочку, чтобы получить побольше дней для прогулок по Берлину.

Главврач засмеялся, но дал мне пять дней, произнеся строгий наказ, чтобы не лез туда, куда собака свой… не суёт, но в общем понятно, что не суёт. Выписку дали, в ней значилось явиться в комендатуру Берлина, к такому-то числу. А оттуда видимо направят в Москву, по причине того, что призывалось тело именно там, и прописка в документах наверняка была московская, в общежитии института. Главврач сказал, что у меня есть возможность восстановиться осенью в институте, а до осени и здоровье полностью поправится. За три дня до этого приходил ещё раз Сергей, а с ним незнакомый полковник. Он представился Мироновым Николаем Сергеевичем. Оказывается, он и был командиром нашей группы. Посетовал полковник, что меня списывают и дал адресок в Москве, к кому я смогу обратиться, чтобы с работой помогли, если не устроюсь в институт. Привезли мне новое обмундирование и мои награды. Даже денег насобирали от сослуживцев, кроме денег, сидор солдатский с продуктами и вещами.

– Нас под Прагу перебрасывают. Ты пиши Ваня, как устроишься. Адрес полевой почты знаешь. Тот генерал, которого ты прикрыл обещал за орден позаботиться, может не обманет, – сообщил Сергей перед уходом.

Я сел на заправленную койку и решил провести осмотр вещей, что теперь считались моими, всё же наследство от родственника. Что мы имеем? Полевая форма, без погон. Я взглянул на парадную, которая лежала на соседней кровати, она была с погонами старшего лейтенанта. Заглянул в сидор. Шесть банок тушёнки. Прочитал название, тушёнка американская. Такую здесь «вторым фронтом» называют. Две булки хлеба. Завернутый в тряпку шмат сала, не меньше, чем на килограмм. Пять пачек немецких сигарет. Интересно я курю в этом теле? В прошлой жизни не курил, спортом увлекался. Зажигалка бензиновая, из гильзы патрона сделана, нож с чехлом. Я достал клинок и повертел его, разглядывая. Клинок приличный, с надписями на немецком языке и фашисткой свастикой, наверняка трофейный. Скорей всего Иван, мой предшественник, добыл его в бою. Смотрим дальше. Четыре пачки патронов, и завёрнутый в тряпицу «Браунинг», тоже видимо трофейный, карманный пистолетик, удобно носить в кармане. Часы с ремешком, швейцарские судя по названию, явно трофейные. Сомневаюсь, что Иван покупал такие часики. Бес сомнения с какого-то убитого немца снял. Далее, пачка чая, комковой сахар кусками разного размера, кружка, ложка, какая-то коробочка. Раскрыл жестяную коробку. В ней лежали три золотых перстня, две золотых цепочки, серебряный портсигар и какой-то ключ. От чего ключ непонятно. Похоже Иван не стеснялся собирать трофеи на фронте. От чего ключ я конечно же не знаю, а подсознание Ивана пока ничего не подсказывает. Помимо всего прочего здесь были деньги. Я пересчитал, две тысячи пятьсот рублей. Такая сумма много или мало? Это что, накопления? А, полковник говорил, что друзья фронтовики собрали. Ладно, вернусь в Москву, там пригодятся. К тому же я цен, в этом времени, не знаю. Я встал одел форму и сапоги. На своё удивление знал, как одевать и поправлять форму. Может мышечная память Ивана? Благо наматывать портянки меня научили на курсе молодого бойца перед вступлением в ополчение Донецка, в прошлой жизни. Сапоги хорошие, практически новые. Сложил вещи в вещмешок, и пошёл к завхозу госпиталя. Там мне вернули ещё одни шаровары и дали сменное нижнее бельё, а также портупею с кобурой. В которой лежал пистолет ТТ. Это видимо штатное оружие. Во времена занятия пулевой стрельбой, я встречал такой пистолет. Пистолет образца 1933-го года, Тульский Токарев. Тогда, в прошлой жизни, он мне не то, чтобы не понравился. Просто был выбор, более современных видов коротких стволов. Я осмотрел оружие и сунул его в кобуру. Здесь же лежали документы на ордена и медали, хотя они были вписаны в мою офицерскую книжку. Всё готов. Осталось проститься с мужиками в палате. Что я и сделал. Пожал всем руки, мне посоветовали держать хвост пистолетом и быть бодрыми.

На попутке доехал, поближе к центру Берлина. Адрес мне дали, искать комендатуру я не пошёл. Есть почти неделя, погуляю по Берлину, осмотрюсь. Пока гулял, осматривал город. Здания местами разрушены. Немцы убирают битый кирпич и мусор. На одной из улиц ко мне подошла немка, она говорила на немецком, но я хорошо владел этим языком в прошлой жизни, вот и в этом времени знания остались.