Рассказы Эжена Столса. Стоит ли пускаться в путешествие с вервольфом?

Рассказы Эжена Столса

Стоит ли пускаться в путешествие с вервольфом?

Первый и единственный историограф Вольного города Инфернштадта Эжен Столс проснулся тем утром в совершенно разбитом состоянии. Правда, то время суток, которое он выбрал для бодрствования, назвать утром можно было только с натяжкой. Причуды природы той части преддверия Лимба, в котором расположился Вольный город, не давали особого выбора в вопросах времени суток, равно как не сильно баловали жителей и разнообразием времен года. Проще говоря, в Инфернштадте всегда был расцвет осени и закат. Каждый проклятый день – осень и закат, круглый год. Каждый год. Закатное солнце медленно и печально обходило по кругу город, даже и не думая полностью опуститься за горизонт. Закат бывал мрачно-дождливым, мрачно-туманным и иногда, по большим праздникам, мрачно-багряным. Новоселам города первые десять лет эта особенность казалась даже романтичной. Эжен жил в этом городе более пятнадцати лет, и готическая мрачность викторианских зданий и пейзажей в стиле Эдгара По была для него привычной и родной. Вечный день всех святых только без детишек, за исключением разве что мавок и игошей из Квартала Нежити, но эти мелкие проказники обходились без конфет и ощущения праздника совершенно не создавали.

Но его разбитое состояние вовсе не было связано с погодой. Ощущая во рту привкус металла, он встал с кожаного дивана, на котором уснул прошлой ночью, потянулся, разминая затекшие мышцы, подтянул спадавшие штаны и пошел в ванную комнату. Уставившись в зеркало, он ополоснул лицо и привычным движением ощупал языком свои зубы, особенно тщательно исследовав клыки. В зеркале отразился светлокожий и темноволосый мужчина лет тридцати, с мускулистым поджарым телом и немного вытянутым лицом, заросшим трехдневной щетиной. Отражение посмотрело на него из зеркала и, не обращая внимания на то, что Эжен ждал от него честного отображения своей помятой рожи, прищурилось и сказало:

– Опять, тварь, всю ночь с упырями гудел?

– Технически – не с упырями, а с упырицами. Интересно, а есть такое слово? Свет-Мой-Зеркальце, скажи, да всю правду доложи: есть такое слово на свете – «упырица»? – язвительно ответил Эжен.

– Ну, если только рассматривать его как глагол с ударением на первом слоге, описывающий то, что ты вчера творил вместо того, чтобы выполнять очередной заказ бургомистра, – в тон ему ответило отражение, чем окончательно взбесило страдающую похмельем потенциальную жертву нападения вурдалака.

– Иди к черту! – ответил Эжен, отражение зеркало немного обиженно замолчало.

Вообще-то это зеркало было его основным рабочим инструментом. В Лимбе ведь нет Википедии, а сбор информации о каждом клиенте, который был ему заказан, являлся важнейшей частью работы историографа. Но в данный момент Эжен не был погружен в мысли о работе. Его заботило только его состояние – покусали ли его этой ночью. Казалось, пронесло на этот раз. Или все же нет?

Это была действительно серьезная проблема – каждый раз, когда он отправлялся в загул в «Веселую Артерию», единственный по-настоящему серьезный вампирский клуб Вольного города, он возвращался либо с юной на первый взгляд девицей (которую для душевного спокойствия все же не стоило спрашивать о её возрасте), либо с полным набором следов от укусов, расположенных, как говорили в его прежней жизни, в самых труднодоступных для антисептической обработки местах.

Можно было бы, конечно, тусить и в других злачных заведениях, но из «Мохнатой Лапки» он возвращался с блохами и шерстью на любимых брюках, из «Ра Всемогущего» – с шариками из навоза и кусками засушенных жаб в карманах, а из «Гниющей Челюсти» – с расширенными от ужаса глазами и чувством, что, несмотря на всю глубину его падения, всегда есть места еще ниже и омерзительнее. Какое-то время ему нравилось веселиться в «Тринадцатом Часе Двенадцатой Ночи», но габариты таверны маленького народца настолько ему не подходили, что возвращался домой он с шишками на лбу от дверных косяков и с чувством неловкости от отдавленных маленьких ножек. Кроме того, хоть феи и были весьма искусны в науках нежности, но разница в их размерах была, некоторым образом, критична. Так что в итоге он пришёл к выводу, что коктейль Кровавая Мери (с настоящей кровью) и укусы на гениталиях – выбор настоящего мужчины и человека. Что было весьма лестно для посетителей «Веселой Артерии», ведь на весь прекрасный Вольный город Инфернштадт единственным человеком и ходячей достопримечательностью был именно он – утомленный жизнью и симпатичными вурдалачками историограф. Нельзя сказать, чтобы их укусы могли ему навредить, те печати, которыми он себя из любопытства защитил, ещё только начиная изучать редкие гримуары, действовали и не думали ослабевать. Но, говоря откровенно, это был скорее вопрос гигиены, чем мистики, ведь, как известно, многие заболевания, о которых мужчины не очень любят разговаривать, берут начало в полости рта их развеселых спутниц.

В те интересные времена, когда он впервые оказался в этом месте (надо сказать, весьма неожиданно для самого себя), город был перенаселен. Все дело было в том, что для того, чтобы двигаться куда-то чуть дальше, чем преддверие Лимба, любая душа, даже проклятая, должна была себя осознать, прожить, так сказать, свою историю до конца. У людей в этом плане всё гораздо проще. Допустим, тонет человечек или от болезни умирает и показывает ему умирающий мозг на скорости 30 дюймов в секунду всю историю его жизни, все её события, радостные и не очень, и прилетает такое сознание в Лимб с четким пониманием, кто оно, зачем и почему. Но проклятые души, в своем большинстве, не могут похвастаться активной работой мозга, за исключением, пожалуй, вервольфов, хотя там тоже есть свои особенности. Вот и долетали они до Лимба и замирали, как вкопанные, не зная, что они тут делают. И в этом преддверии Лимба скитались они беспорядочными толпами до тех пор, пока один из первых бургомистров решил, что для этой толпы нужен город. По непроверенным (и поэтому самым точным) слухам, бургомистр этот был то ли из римлян, то ли из немцев; в общем, города он строить умел и любил. А по тому, что он смог организовать огромную толпу потерянных душ, страдающих потусторонним аналогом болезни Альцгеймера, построить целый город, можно сделать вывод – немец был наверняка. Так и возник Инфернштадт. Каждый прибывший и воплотившийся в нём старался обустроить его по-своему, оригинально, исходя исключительно из своих личных предпочтений. Поэтому город был застроен совершенно одинаковыми викторианскими особняками (в Упырином квартале), такими же неоригинальными тенистыми кладбищами со склепами и разрытыми могилами (Квартал Нежити), глубокими пещерами с узкими входами (Квартал Вервольфов), древними святилищами всех видов и всех эпох (Квартал Старых Богов) и тенистыми рощами и невысокими зелеными холмами (Квартал Маленького народца).

К моменту прибытия господина историографа город был совершенно переполнен проклятыми душами всех мастей и оттенков. После ряда забавных недоразумений и безуспешных попыток его уничтожить он был представлен бургомистру Монферату. Тот, будучи существом неординарным, приспособил совершенно ошалевшего юного историка к интереснейшей работе историографа. Надо сказать, что Эжен ошалел не без повода. Он и представить не мог, что столь неожиданным результатом изучения редкой копии Лемегетона явится перемещение в несколько неожиданное для него место – в потусторонний город. Господин бургомистр, как все грамотные начальники, обладал умением распознавать таланты и не упускать возможности, которые ему подкидывает судьба; а потому переквалификация господина историка в господина историографа прошла довольно быстро и эффективно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.