- -
- 100%
- +
Приглашение
Глухая тайга, вековая и безмолвная, хранила свою тайну. Под сенью исполинских кедров, чьи ветви отягощены лишайником, словно сединой, притаился терем. Не дом, не усадьба – именно терем, древний и неприступный, будто выросший из самой земли. Его стены, сложенные из лиственницы, почернели от времени и непогод, впитывая в себя вековые сумерки. Здесь, в этом забытом богом и людьми уголке, нашла приют последняя ветвь клана Ландвик.
Их род произрастал из суровых фьордов Севера, но пять столетий назад был вынужден бежать, спасаясь от «мирового квази-парламента» – этого сборища лицемеров в мантиях, что единогласно постановили отстранить «неблагонадежных» волколаков от службы. Тогда пал первый и не последний Альфа клана, Ульв Ландвик. Химера. Его объявили «зараженным» после битвы с нимфами, выловили как дичь и уничтожили. Остальным дозволили дышать, но не жить, под неусыпным оком стражей. И тогда молодой Хради Ландвик принял решение бежать на восток, в суровые земли Сибири. И вот уже пятьсот лет густая тайга щедро дарила им свой покров, тишину и иллюзию безопасности. До сего дня.
Хради Ландвик – престарелый барон и владелец обширной территории сжал лист желтой обмороженной бумаги. Его верный помощник Нильс доставил сегодня тревожные известия.
Опираясь на дубовую трость, старый волколак подошел к зеркалу. Это зеркало, вот уже две сотни лет, напоминает ему ошибку молодости. Та неудачная схватка с вампиром закончилась плохо не только для упыря, но и для барона. Упырь нашел свой конец, но его укус превратил Хради в химеру – волка-вампира, чудовище для обоих миров…
Почти сто пятьдесят лет ему удавалось скрывать свою внешность от родных, его умение искусно запутывать мысли пригодилось как никогда. Но с недавнего времени старик утратил способность превращаться в человека, оставшись навсегда в образе волосатой собаки с одной стороны и бледного кровососущего уродца с другой. Тогда все и узнали об этой страшной трагедии.
В его тереме периодически пребывает четырнадцать существ, с ним в том числе. Он и подумать не мог, что кто-то из них сможет предать его…
Конечно, разногласия случались и раньше, куда же без них. В семействе волколаков за столько времени зародилось немало тайн и интриг, но чтобы предательство… Он разочарованно смахнул длинный волос с плеча.
Еще пару месяцев назад, появились первые известия об отлове оставшихся или вновь появившихся химер-гибридов, проходящем под видом «дружественных приемов», устраиваемых в честь «примирения» сторон. Естественно, встречи устраиваются в парламенте, где же еще. И вот, сегодня приходит приглашение. Его приглашают на званый ужин с вручением регалий почета. Ха! Наградой, несомненно, станет серебряная пуля или осиновый кол.
Кто-то из домочадцев сдал его с поличным. Хорошо, хоть адрес почты указали маскировочный, пришлось попотеть в свое время, чтобы тайно организовать обмен письмами, не раскрывая истинного местоположения.
Как говорил дедушка: «На все должна быть причина». И причина предательства – наследство. Что же еще! Что еще можно взять со сморщенного старого волка?
Барон размял свои конечности, пощелкал костяшками пальцев и пристально посмотрел на себя в зеркало: «Еще никому не удавалось провести мудрого волка Ландвика, пора начать играть по вашим правилам, мистер Х, кто бы ты ни был…»
Он позвал Нору, проходящую мимо его комнаты с тазом воды в руках.
–Передай Мальвинде, чтобы организовала семейный сбор в семь вечера в зеркальной гостиной и позови мне Нильса. Надеюсь, он еще не уехал…
***
Зеркальная гостиная была выбрана для семейного ужина не случайно. Сотни зеркал в причудливых рамах покрывали стены от пола до потолка, создавая бесконечный лабиринт отражений. Барон хотел, чтобы все они, его родные, видели его уязвимость. В каждом осколке стекла его уродство дробилось и множилось: то волчья грива и горящий желтый глаз, то бледный, почти невидимый в полутьме профиль вампира.
Нильс, явившийся по первому зову, помог хозяину облачиться в парадный камзол, бережно скрывший худобу его вампирской половины. Он же начистил до блеска длинные изогнутые когти на одной руке и подпилил синеватые ногти на другой, от которых тянуло сладковатым запахом тления.
Вечер обещал быть отменным.
Опираясь на трость, Хради вошел в зал, залитый светом сотен свечей в хрустальных канделябрах. Их пламя, отражаясь в зеркалах, слепило, превращая помещение в огненный калейдоскоп. При иных обстоятельствах это было бы захватывающее дух зрелище. Нильс помог ему занять место во главе длинного стола из черного дерева и бесшумно отошел в сторону.
Барон внимательно осмотрел помещение. В сборе были все. Они расположились поодаль от стола, не смея занимать его первыми, пока сам хозяин не позволит им этого. В их глазах читалось ожидание, страх, любопытство и, он это чувствовал, некая надежда.
– Итак, – немного прокашлявшись, начал барон Ландвик. Его голос, низкий и вибрирующий, заставил всех встрепенуться, – Я собрал вас в этом зале по важному, я бы сказал, судьбоносному поводу! В нашем, с позволения сказать, сверхъестественном мире, наконец-то, произошли долгожданные перемены!
Он на мгновение замолк, заметив на губах Фастара, своего зятя, кривую, натянутую ухмылку. Этот истеричный тип всегда вызывал у него глухое раздражение, но дочь сама выбрала его в мужья. Что ж, у каждого свои демоны.
– Я покидаю наш терем для того, чтобы его сиятельство, Президент Акронос, вручил нашему клану свое покровительство и заслуженные извинения за столь долгие годы гонений на химер, – он показал приглашение с парламентской меткой, – Все вы помните нашего дорогого Ульва…
По комнате прошел тихий шепот. Память о погибшем Альфе была священна.
– Но! – он задумчиво посмотрел на Мальвинду, которая выглядела как всегда потрясающе в своем неизменном образе стервы, – В связи с довольно шаткой ситуацией в политике, я не могу не подстраховаться. Все мои имения, нажитые за долгие сотни лет, пять деревень, скрыто существующих от местного населения, сто акров пещерных комплексов, что мы получили во владение несколько веков назад, остаются без моего управления. Сейчас нет времени составлять завещание, доверенность или еще что-то подобное, да и наш поверенный в юридических делах пропал месяц назад. А потому, до моего возвращения я прошу вас держать все это совместно под своим контролем.
Его взгляд на миг задержался на Гретте. Внучка, его тихая, немая любимица, сидела, уставившись на свои руки. В ней, он знал, таилась огромная сила, еще не пробудившаяся до конца. Но он не станет менять свой план ни ради нее, ни ради Натальи, его внебрачной дочери, чья гордость была столь же велика, как и ее одиночество. Если в доме грянет буря, его девочки должны будут найти опору друг в друге. Он поговорит с Натальей после собрания. Возьмет с нее обещание.
– Поэтому, когда я вернусь, – улыбка тронула его губы, – То сам выберу наследника!
Согласно плану, если у предателя из членов семьи есть виды на наследство, то вскоре в доме начнут происходить странные события и, возможно, разоблачения… Он стиснул зубы от этой мысли, но еще больше его угнетало то, что кто-то из членов семьи его так ненавидит, что готов продать за чертовы земли…
– Прежде, чем приступить к ужину, предлагаю высказаться по этому поводу всю нашу маленькую, но дружную стаю!
– Дорогой, как ты можешь верить тому, что написано в письме? – Мальвинда чертовски хорошо играет в образе заботливой жены, – Мы ведь не знаем, что правда, а что фарс. Мы находимся в таком захолустье, что все слухи могут быть перевраны сто раз!
Барон посмотрел на нее своим желтым волчьим глазом, светящимся как яркий янтарь из-под капюшона его плаща, но не промолвил ни слова, лишь постучал когтем по полированному столу, давая понять, что он принял верное решение.
– Д-дядя Хради, – обратился к нему Колль, один из трех близнецов его близкого друга, – Я согласен с тетей, в-вспомните моего отца. Вы сами говорили мне, что он п-перед смертью, тогда, на поле б-битвы с вампирами, сказал вам не верить никому и н-никогда, если дело касается хим-мер.
Лагерта и Зигвар, его кровные брат и сестра заботливо отвели парня в сторону, успокаивая в нем зарождающееся смятение.
О, эти близнецы! Он вырастил их как родных, никогда не забывая, какую цену заплатил их отец, чтобы барон тогда выжил. Он сделал для них все, и будет делать дальше, пока жив.
– Кто-нибудь еще хочет высказаться? – старик нетерпеливо стучал пальцами по столу, – или будем ужинать наконец-то? Я хочу как следует подкрепиться перед отъездом!
– Вы уезжаете прямо сейчас? – в голосе Йоргена послышались радостные нотки. Его пасынок – получеловек, дурно пахнет. Вампирская часть тела чует неладное с его здоровьем, а у волколака больная кровь вызывает тошноту, – Я и понятия не имею, как управлять всем этим богатством. Надеюсь, матушка научит меня.
Мальвинда строго посмотрела на своего великовозрастного глуповатого сына от первых отношений, но не проронила ни слова. Ей ли не знать, что в случае смерти барона, именно она по закону получит все эти угодья… Весь этот проклятый, желанный терем.
Барон вдохнул густой, тягучий воздух, что повис в зале после его слов. Что ж, игры начинались.
Отъезд
Дверь в покои Мальвинды захлопнулась с таким грохотом, что по стенам поползли трещинки в лепнине. Воздух в комнате, густой от аромата дорогих духов, содрогнулся
– Это возмутительно! – прошипела баронесса, каждый ее слог был отточен как клинок. Ее глаза, холодные, как осколки льда, выжгли бы любого на месте, – Как он посмел! Плюнуть мне в лицо этим фарсом? Оставить нас здесь, будто свору голодных псов, бросив окровавленную кость, чтобы мы перегрызли друг другу глотки?!
Элла, высокая, статная, с водопадом белоснежных волос, не отрывалась от окна. За свинцовым стеклом клубилась таежная мгла, но девушка видела не ее. Ее сознание, острое и беспощадное, читало бурю в душе матери. Она всегда знала, что мать не любит отца, но сейчас ее гнев довольно реален, правда, помимо негодования и осуждения, здесь слышатся нотки предвкушения. «Очаровательно»!
– Мам, прекращай эту игру, мы одни…
– Что? Как ты посмела влезать в мои мысли? Я запретила тебе это делать! Вся в отца!
– И горжусь этим! – Элла отвернулась обратно к окну и обратила свои мысли на сводного брата, – Йорген, утихомирь свою жадность, хотя бы на время, братик!
– Стерва, – сплюнул Йорген, не выдержав мозговой атаки, – Я, пожалуй, пойду к себе, чувствую себя неважно.
– Тебе нужен волчий корень, родной мой! – тут же встрепенулась Мальвинда, ее гнев мгновенно сменился материнской тревогой, – Я сама приготовлю отвар! Эти кухарки не знают правильной дозировки для моего мальчика.
Она проводила сына до двери взглядом, полным болезненной нежности, и снова обрушилась на дочь.
– Не тронь его. Ты забываешь, что он полукровка. Он и так страдает. Лучше скажи, что будем делать?
– Ничего. Жить, наблюдать, брать свое…
Мальвинда приблизилась к дочери вплотную и зашептала:
– Ты же видела ее? Зачем отец позвал свою незаконнорожденную дочь да еще со своим вечным телохранителем, мамочкой – нимфой?
– Эта химера нам не помеха. Она навестила отца и теперь, уверена, уже на полпути к своему болоту, – Элла солгала, укрыв за завесой равнодушия тревожный шепот интуиции, что предупреждал ее об обратном.
– Ты думаешь, что, узнав об отъезде отца и грядущем наследстве, она не захочет остаться?
– Не думаю. Знаю. Ее гордость и полудикое чувство собственного достоинства, не позволят забрать наследие отца. Пока он жив, по крайней мере. А мамаша идет туда, куда идет дочь. Две местные аборигенки, где только отец откопал эту Злату, – она разочарованно посмотрела на мать, – Если бы ты, в свое время давала хоть каплю заботы и любви ему, то никаких бы нимф в нашем доме не было сейчас!
– Заткнись! Я отдавала всю себя на благо развития нашего клана. Все земли и территории, что мы пометили, моя заслуга. Я этими когтями драла мерзлую землю, чтобы заполучить пещерный комплекс с алмазами! А ты! – Мальвинда поняла предупреждающий взгляд дочери, но ее было уже не остановить, – А ты! Лучше смотри за своим мужем, бешенным и вечно озабоченным самцом!
Элла прочитала в голове матери еще множество интересных и ядовитых эпитетов в сторону Фастара, но решила не вступать в открытое противоборство двух самок, ведь они родня как никак.
– Я тебя выслушала, мама. Пожалуй, я пойду. И советую вести себя тише. Ты стала сдавать в последнее время. Не удивительно… века, знаешь ли, никого не щадят. – Она бросила это с тихим, колким смешком и вышла, оставив мать наедине с ее кипящей яростью.
***
В окне виден сумрачный лес. Меня тянет к нему, там есть кто-то, кто поможет стать собой. Но я оглядываюсь по сторонам и вижу их, они мои родные, я не могу бросить их. Они нуждаются во мне. Я чувствую, как бурлит моя кровь, как течет по жилам первородный инстинкт, как он смешивается с моими мыслями и чувствами. Я чувствую инстинкт на вкус – он соленый, как кровь лося, которого мы однажды поймали на охоте. Я иду по коридорам нашего дома, он скрывает множество тайн в себе, много слов, мыслей, чувств, стонов. Каждое утро дом перерождается, но люди или нелюди в нем остаются прежними. В голубой гостиной сидит барон, рядом Наталья и ее мать. Они обсуждают его отъезд. Я знаю, что он просит ее остаться, но она сопротивляется, она сильная, очень. Мне нравится наблюдать за ней, она красивая. В ней есть сила местных племен, никто никогда не узнает, откуда в ней эта сила. Им неинтересно кто она, им нужны лишь алмазы, скрытые в пещерах ее племени. Я могу остаться и продолжить наблюдать за ними, но не могу задерживаться. Меня ждут в саду, давно ждут.
***
Барон ждал Наталью в голубой гостиной, утопая в бархате дивана. Она обещала подойти и поговорить. Его красавица дочь, его тайная гордость, его вечный крест.
Когда Злата забеременела, барон был вне себя от счастья, он хотел даже развестись с Мальвиндой и жениться на ней. Потом родилась Наталья, смесь волколака и нимфы, химера по рождению. Ее мягкая белая шерсть могла спокойно исчезать или появляться только по желанию ребенка. Удивительная способность регулировать свою трансформацию сразу после рождения. А еще через некоторое время случилась битва с вампирами, и он сам стал химерой. Хради тогда стало понятно, что мир не примет новых существ. Все эти гонения на химер встали у них на пути, и Злата осталась лишь фоном его надежд.
Пока Наталья росла, он мог беспрепятственно быть собой новым. Волк-вампир – мощь и изворотливость, жажда крови и контроль, боязнь солнца и выносливость жуткого мороза, все это сочеталось в нем удивительным образом. Он мог бы развивать свои способности и дальше, но в парламенте свои законы. Поэтому они с дочерью уходили подальше в леса и проявляли себя, как могли. Две химеры, два лучших друга. Она единственная, кому он может доверять в этом доме.
– Ты звал меня? – Наталья стояла поодаль от барона и спокойно смотрела на него своими темно-зелеными глазами.
– Присядь, – старик подвинулся, приглашая дочь, – Я буду говорить прямо. Останься здесь, пожалуйста. Останься ради меня и Гретты.
Злата, словно тень дочери, стоявшая у стены, повернула к ним голову.
– Разве Гретта в опасности? – тихо спросила Наталья.
– Мы все в опасности… Все не так, как кажется, солнце мое. Я надеюсь, ты продолжаешь тренировки?
– Да, отец.
– И как успехи?
– Все также. Кроме быстрой трансформации, я ничего не могу. Даже на охоте, меня защищает мама. Она старается, чтобы пища была всегда сырой и свежей.
– Все потому, что ты слишком скована. Почувствуй в себе волка! Загляни в себя!
– Перестань давить на нее, барон, – Злата выглядела подавленной, – не уверена, что ей хочется быть волком. Не забывай, что она также и нимфа. Только вот ни твои, ни мои способности ей не передались. Мы что, пришли сюда обсуждать нашу дочь?
– Просто, я хотел попрощаться и взять обещание, – он взял волосатой рукой ее маленькую белую ручку, – Останься здесь хотя бы на время, чтобы удостовериться, что все в порядке с Греттой, большего мне не надо. Когда я вернусь, – он наклонился к уху девушки, чтобы их никто не слышал, – когда я вернусь, то сам распределю наследство между своими детьми.
Наталья со слезами посмотрела на отца. В ее взгляде читалось смятение и страх за его жизнь. Она понимала, что может произойти, но не понимала – зачем…
– Я не могу вечно быть в этом доме, отец. Если разрешишь, я могу присматривать за Греттой, беря ее с нами на тренировки. Если она сама захочет, конечно. Я буду приходить каждый день за ней и забирать ее на пять-шесть часов.
– Хорошо, пусть будет так. Это лучшее из того, что можно сделать, милая. Теперь… теперь я могу ехать. В этот проклятый парламент…
Его взгляд проводил дочь, а сам он мысленно уже видел не шпили далекой столицы, а темную чащу, где ему предстояло затаиться, как раненому зверю, поджидая своего предателя.
3. Волком наружу
Из подсобки, пахнущей остывшей золой и вяленым мясом, доносился приглушенный, напряженный шепот. В тесном пространстве, заставленном бочками с солениями, Фастар стоял слишком близко, оттесняя Нору к холодной каменной стене. Его тень полностью поглотила ее. Между их телами, едва ли соприкасавшимися в густом морозном воздухе, клубился пар.
Это было их излюбленным ритуалом – утверждать свое присутствие в самых неожиданных и холодных уголках дома, находя в этом странное утешение. Порой было неясно, кому эта затея нравилась больше.
– Ну вот, – он отстранился, его дыхание было тяжелым, как у загнанного зверя, – Сегодня ты была… на высоте.
Служанка, спокойно посмотрела на своего хозяина и молча принялась поправлять одежду. Пальцы ее дрожали от холода, застегивая пуговицы на платье. Одевшись, она сразу же направилась уставшей походкой к выходу.
– Эй, куда собралась? – Фастар сплюнул на сырой пол. Его голос, хриплый и властный, остановил ее на месте, – Я еще не все сказал.
– Я устала… – ее глаза злобно сверкнули на своего хозяина, – И замерзла…
Он приблизился вплотную, и взял ее за подбородок, заставив поднять взгляд. Его глаза, горящие желтым огнем, впились в ее.
Нора – наполовину волчица, в клане она сравнительно недавно, около пятидесяти лет. Поступила на службу в довольно зрелом возрасте, после того, как ее мужа и детей уничтожил парламент. Она перекочевала в эти земли с юга, тайга для нее суровая сторона, но женщина приспособилась к ее условиям как могла, ей нужно было выживать. Тогда, одинокую в своем обветшалом доме ее и нашел Фастар, он то и привел ее в стаю будущей жены и сделал своей служанкой. Нора довольно молчалива и колоссально исполнительна. Это именно то, что ценит ее хозяин.
– Ты была на ужине, не так ли? Старый волк уже не тот, как ты успела заметить… Так вот. Мы остаемся в доме одни, без папочки. Поэтому, если ты хочешь, чтобы твоя постель была всегда согрета мной, – он лизнул ее кончики волос, – будь добра, приглядывай за всеми, кем только сможешь и не сможешь тоже. Будь моими глазами и ушами, милая Нора, а я отблагодарю тебя чем-то вкусным.
С этими словами он подтолкнул Нору к выходу, а сам натянув брюки, с удовлетворенной ухмылкой направился в свои покои.
***
Элла медленно расчесывала свои густые, белые как лунный свет волосы. В зеркале на нее смотрела жгучая смесь двух личностей: голубоглазый ангел с лицом неземной красоты и хитрая, расчетливая обольстительница. За окном царила ночь, отец давно скрылся в тайге, оставив в ее душе странный осадок, жалость, смешанную с презрением. Дом затихал, готовясь ко сну, но в его стенах бушевали невидимые бури.
Сегодня ее тело томилось от томного, тягучего желания. Такое обычно происходит незадолго до полнолуния. Она надела сиреневый комплект нижнего белья из тончайшей, почти невесомой ткани. Элла знала, как такой наряд действует на Фастара. Легкая ткань ласкала кожу, намекая, но не раскрывая. Проведя пальцами по кружевной кромке, она почувствовала, как по телу пробежала волна жара.
В дверь постучали. Вошел Фастар. Его взгляд, дикий и оценивающий, скользнул по ее фигуре, застывшей в центре спальни в этом прозрачном облаке шелка.
– Ты еще не спишь? Я думал, этот день вымотал тебя окончательно.
Холод подсобки. Дрожь двух тел. Нора…
– Нет, я ждала тебя, – она улыбнулась томной, многообещающей, но чуть разочарованной улыбкой и небрежно откинулась на спинку кровати, изгиб ее спины был исполнен вызова, – Иди ко мне.
Фастар, удивленный, но польщенный, медленно приблизился. В его движениях читалась усталость и скрытое напряжение. Он сбросил с себя рубаху, обнажив мускулистый торс.
– Ложись, – ее голос прозвучал мягко, но с оттенком приказа.
Он послушно лег на спину. Элла подвинулась к нему, ее тонкие пальцы с едва выпущенными коготками прошлись по его груди, заставив вздрогнуть.
– От тебя пахнет остывшим супом, – прошептала она, продолжая вести коготь вниз, к животу, – А я думала, мы ужинали дичью.
– Не наелся, – хрипло ухмыльнулся он, – Пришлось искать… добавки.
– Ты сегодня какой-то вялый, – она перевернулась на спину рядом с ним, ее поза была одновременно и приглашением, и испытанием, – Разве не хочешь ласки?
Он потянулся к ней, ухмыляясь на дерзкий вопрос, но она внезапно сжала его голову своими стройными ногами, не позволяя отстраниться. Она не отпускала его, держа в ловушке между своих бедер, пока он не начал задыхаться, беспомощно пытаясь высвободиться. Наконец, с силой разжав ее конечности, он свалился на ковер, отдуваясь и сверкая глазами от ярости.
– Что это было?! – прошипел он, вскакивая.
– Ты был прекрасен, мой дорогой, – ее голос был сладок, как яд, – А теперь я хочу спать. Если ты не против.
Она скользнула под одеяло и, отвернувшись, бросила через плечо:
– Можешь пойти и доесть свой суп. Ты заслужил что-то… вкусненькое.
Фастар простоял еще мгновение, сжимая кулаки, затем, не проронив ни слова, с грохотом захлопнул за собой дверь.
***
Утро началось как обычно. Мне все еще хочется в лес. Всю ночь в доме происходили странные вещи. Было слышно, как плачет Элла и обижен Фастар. Но у этих эмоций разный характер. У Эллы вкус сладко-горький, а у Фастара – обида пропитана вином и гневом. Они все страдают. Я не понимаю зачем. Если можно просто быть собой и наслаждаться каждым новым днем. Мой друг снова придет сегодня ко мне в сад. Я буду учиться понимать его без слов, ведь мой инстинкт так похож на его инстинкт. Мы просто обязаны чувствовать друг друга на расстоянии.
***
– Агнета, приготовь мне отдельный завтрак, я уезжаю в соседнюю деревню, – Фастар был сам не свой с утра, он на ходу завязывал себе галстук, словно спешил куда-то.
Агнета – кормилица Эллы, чистый волколак, рожденная недалеко от берегов Норвегии. Еще ребенком, старый Ульв привез ее в свой дом и вырастил как члена семьи. Поговаривают, что здесь не все так просто. Ее муж Олаф, работающий в основном на конюшне и собирающий травы для баронессы, тоже волколак, его раненого нашел на поле боя с вампирами старый барон, ему посчастливилось не только выжить, но и не заразиться.
– Завтрак уже на столе. Нора приготовила его заранее.
Фастар бросил на кормилицу жены взгляд, полный немой угрозы, но смолчал…
– Кто сегодня в доме?
– Все, кроме барона, – повисла пауза, – Да, и близнецы отправились на тренировку. Сказали, что будут к обеду. А за Греттой зайдет Наталья, они тоже поедут на разминку. Все при деле.
Ему чертовски трудно сдерживать свой гнев после этой неудачной ночи. Она что, знает? Эта умная стерва сводила его с ума, вызывая одновременно жгучую страсть и желание вонзить клыки в ее белоснежную шею. Но он не может показать ей, кем он является на самом деле, пока не может… еще не время… Скоро ты подохнешь, старый волк, и я войду в твои владения, как законный хозяин. Сейчас просто необходимо удалиться в дальние земли, от всех глаз долой, чтобы выпустить своего волка наружу, сожрать всех зайцев и косуль в диаметре десяти верст. Может взять с собой Нору? Ей бы понравился секс в сугробе. Нет, это плохая идея, не стоит подавать лишние подозрения…
– Я понял. Сани готовы?
– Да, Олаф запряг вам Дюжего.
4. Близнецы
Поляна, вырубленная в тайге неподалеку от терема, дышала морозным паром и сияла молодой силой. Здесь, на тренировочной площадке, барон когда-то велел установить все, что нужно для закалки тела и духа: тяжелые дубовые дыбы, растяжки из волчьих жил, гири, отлитые из старого серебра, и, конечно, косторубы – страшные секиры, чьи лезвия знали вкус не только древесины. Воздух звенел от энергии и громких голосов. Любимой игрой Лагерты были салочки, ее скорость бега самая высокая из всех членов клана. Зигвар, чей бег был не столь стремителен, компенсировал это силой, способной сокрушить скалу. Его удар оценивали в три тысячи килограмм. А Колль, волколак среднего сложения, был мозгом и душой их троицы. Там, где не хватало мощи, в ход шли хитрость и невероятная сноровка.