Осколки Творца. Древняя Сила

Я не ответил. Но в голове уже зрел план.

Я не собирался ждать, пока меня превратят в пустую оболочку. У меня уже хватало сил. Достаточно, чтобы попытаться.

Первые дни после пыток я еле держался на ногах. Теперь – другое дело. Тело привыкло к боли. А Сила… Сила стала частью меня, как дыхание. Я чувствовал её в каждой клетке – не как дар, а как оружие, которое мне впаяли насильно.

Дверь моей камеры была стальной, но не такой, как у особо опасных. За ней – охранник с автоматом. Через тридцать метров – ещё один. Подчинять разум я не умел. Может, ещё не дошли до этого. Но… к чёрту всё. Оставаться здесь – смерти подобно.

Я прижался ухом к двери. Тишина. Только мерное дыхание за стеной. Охранник стоял на месте, не разговаривал, не ходил. Хорошо. Значит, не ждёт неприятностей.

Я отступил на шаг, сосредоточился. В ладонях защекотало – знакомое напряжение, как перед грозой. Воздух сгустился. Я не стал бить в дверь всей Силой. Не хотел грохота, тревоги, сирен.

Вместо этого провёл «рубящим лезвием» по креплениям – тонко, точно, как ножом по маслу. Металл не заскрежетал – просто разошёлся, будто его никогда и не было. Дверь качнулась внутрь, едва слышно скрипнув.

Я выскользнул в коридор.

Охранник стоял спиной, опершись плечом на стену. Я подкрался сзади, почти не дыша. Рука легла ему на затылок – и Сила впилась внутрь, как игла. «Прокол» в стволе позвоночника. Он даже не дёрнулся. Просто осел на колени, потом – на пол. Без звука. Без крови.

Второй был дальше – у поворота. Я дождался, пока он отвернётся, проверяя что-то на планшете. Подкрался сбоку. На этот раз – «волновой удар» на минимальной мощности, направленный не в грудь, а в шею. Хватит, чтобы отключить сознание. Но я не стал рисковать. Как только он пошатнулся, я подхватил его, придержал, чтобы не грохнулся на пол, и тихо опустил у стены. Пульс бился. Жив. Но надолго ли – не моё дело.

Потом подошёл к камере соседа. Там тоже была стальная дверь, но проще. Я вновь провёл «лезвием» по замку – и тот развалился на части. Дверь приоткрылась сама.

– Ты там живой? – прошептал я, заглядывая внутрь.

– Да! – мужчина лет сорока в серой форме рванулся к выходу, но я приложил палец к губам.

– Тихо. Если хочешь выйти – молчи и делай, как я.

Он кивнул, глаза горели, но дисциплина сработала. Он не задавал вопросов. Просто последовал за мной, держась в полуметре, как тень.

– Как далеко ты чувствуешь людей? – спросил я, уже двигаясь к лестнице.

– Зависит от стен. Обычно – до двадцати метров.

– Ты… один из тех, кого учат? – спросил он, оглядываясь на тела.

– Да. И у меня нет времени объяснять.

– Ты знаешь, как отсюда выбраться?

– Точно – нет. Но чувствую: над нами два этажа. Один – с лабораториями, второй – с камерами. Выше – должен быть выход.

Он с недоверием посмотрел на меня.

– И ты это чувствуешь, сидя здесь?

– Да. Я сильнее тебя. Держись рядом – и, может, выживешь.

Я не сказал, что мне нужно добраться до верхних камер. Там – ещё один объект. Сильный. С ней я… иногда чувствовал связь. Мысленно. Очень осторожно. Только когда Разина не было рядом. Иногда – в тишине ночи – мне казалось, что она шепчет: «Я здесь. Не сдавайся».

Только с ней у меня есть шанс.

Подняться было нелегко. Пост на следующей лестнице заметил нас. Сработала сирена. Уже пять минут она выла, будто предупреждая весь комплекс.

– Тебя как звать? – спросил мужчина, когда мы передохнули после стычки.

– Артём.

– Михаил. Будем знакомы.

Он прислонился к стене, тяжело дыша. Пот стекал по вискам, но в глазах читалась не паника, а решимость.

– Сейчас они соберут силы и пойдут с разных сторон. Числом задавят.

Я и сам это чувствовал. Три группы охраны уже перекрыли коридоры. Но тут с нижнего этажа донёсся новый звук – глухой, животный, будто земля сама рычала. По спине пробежал холод.

Конструкты.

Твари, собранные из кусков людей и зверей. Их создавали здесь – в лабораториях. Я видел, как их «оживляли» с помощью Силы: впрыскивали импульсы в мёртвую плоть, сшивали нервы, вживляли чипы управления. Они не думали. Не чувствовали. Они просто… выполняли приказ.

Все группы охраны мгновенно отступили. Секунду назад нас зажимали – и вот уже вокруг ни души.

– Бежим! – крикнул я.

Михаил не сразу понял. Бежал позади. Я не мог ждать. Если Разин перехватит меня – побег окончен.

В какой-то момент его дыхание сзади резко оборвалось. Я обернулся.

Оскаленная пасть мутанта уже прыгала на меня. Удар вышел сам собой – тварь отлетела в сторону, врезалась в стену и замерла.

Михаил лежал на полу с прокушенной шеей. Живым его уже не вернуть.

Я бросил несколько «проколов» вдоль коридора – не целясь, просто чтобы отпугнуть. И побежал дальше.

До лестницы оставалось метров двадцать, когда в проходе возникла тварь размером с носорога. Панцирь, как у танка. Четыре отвратительные пасти, раскрывающиеся под разными углами, будто у неё было четыре глотки. Ноги – как у паука, но мускулистые, с когтями, впивающимися в бетон.

Мой удар не оставил на ней и царапины.

Она зарычала – звук был таким низким, что пол задрожал под ногами – и двинулась вперёд.

Я собрал всю Силу и ударил «проколом» в голову. Череп не пробился. Только царапина.

Как так? Это же пробивало сталь!

Я едва увернулся от лапы. Тварь осталась на месте – будто охраняла выход.

Тогда я присмотрелся. Туловище – единое, гладкое, будто отлито в форме. А ноги… будто прикручены. Некачественно. Швы видны даже в полумраке.

Наугад бросил «рубящее лезвие» – отсёк одну ногу. Монстр рухнул на бок, завывая. Потом – вторую.

Он всё ещё дышал. Но преградой уже не был.

Я бросился к лестнице. Времени почти не осталось. Если тварь охраняла выход – значит, за ней стоит Разин.

А наверху… наверху меня ждёт она. Та, с кем я обменивался мыслями в тишине камер. Та, кто, как и я, не хочет быть «объектом».

С этими мыслями я вбежал на следующий этаж.

И там, у лестницы, стоял профессор Разин.

Он не улыбался. Не злился. Просто смотрел – как на ученика, который опоздал на экзамен.

В его глазах не было торжества.

Было разочарование.

– Я знал, ты попробуешь, – сказал он тихо. – Но ты не готов.

И в этот момент мир погас.

Чёрная пустота.

Боль.

И тишина.

У заведующего лабораторией Ефименко был просто отвратительный день.

Нет – не просто отвратительный. Последний.

Половина электроники вырубилась ещё утром – без предупреждения, без ошибок в логах. Просто погасли экраны, замолчали реакторы, а вентиляция на третьем уровне перешла в аварийный режим, будто сам комплекс начал задыхаться. Разин, как всегда, винил людей. Он ходил из отдела в отдел, орал на техников, требовал «результатов к обеду», хотя те работали на износ уже третью смену подряд. У кого-то тряслись руки от усталости, у кого-то – от страха.

А страх был оправдан.

Всё началось неделю назад. С побега Объекта 317.

Сначала – сирены. Потом – тишина. А потом – слухи. Что профессор сам внушил ему идею побега. Что это был эксперимент. Что Разин наблюдал за ним через камеры, как за крысой в лабиринте. Почти половина персонала подала заявления на увольнение. Но уйти не дали. «Вы знаете слишком много», – говорили из охраны. А Разин просто смотрел молча. Его взгляд был хуже угрозы.

Ефименко не подавал заявление. Он знал: если попытается уйти – его «переведут» к «сто седьмым». Туда, где не работают с объектами. Там становятся объектами.

– Ефименко! – начальник отдела, Петров, только что получивший нагоняй, ворвался в лабораторию, сбив с ног молодого практиканта. – Почему модуль расщепления снова не работает?

Ефименко не оторвался от монитора. На экране – бесконечный цикл перезагрузки.

– Не знаю, – ответил он устало. – Я только заступил на смену, а вы уже трое суток ковыряетесь в системе. Может, хватит ломать то, что и так держится на изоленте?

– Найти бы того, кто всё портит… – процедил он сквозь зубы. – Засунул бы его к «сто седьмым» – пусть сам проверит, каково быть подопытным.

Ефименко устало откинулся в кресле. В голове мелькнула мысль: А может, это и к лучшему? Пусть всё рухнет. Пусть твари вырвутся. Пусть Разин сгорит в своём аду.

Мысли об увольнении мелькали всё чаще. Но теперь они звучали иначе: не «уйти», а «выжить».

Если охранные системы продолжат сбоить, твари из нижних камер могут вырваться наружу. А это – не просто конец карьеры. Это – конец всего.

Внезапно сработала тревога.

Сначала все подумали – опять техники перепутали провода. Так бывало. Но через минуту по внутренней связи пришёл доклад, сбивший с ног:

– Спецназ захватил верхний уровень. Идёт зачистка.

Петров побледнел. Его руки задрожали – не от страха, а от осознания.

– Нужно уходить, – сказал Виктор, лаборант из соседней лаборатории. Его пальцы нервно теребили край халата, будто пытаясь стереть с него пятна крови. – У меня жена, двое детей… Я не останусь здесь.

– Запасной выход ведет в шахты, выход на поверхность в десяти километрах отсюда – быстро вставил Ефименко, уже вставая. – Там есть аварийный люк. Если повезёт – выберемся до того, как они подорвут проход.

Четвёрка собралась у двери:

Петров – с пистолетом из сейфа охраны, держал его так, будто впервые в жизни.

Виктор – с рюкзаком документов, будто они спасут его в мире, где уже не будет законов.

Ефименко – с планшетом и ключ-картой, последней надеждой на открытие дверей.

Саша, самый молодой из всех, студент-практикант – дрожащий, но молчаливый, с фонарём в руке. Он не сказал ни слова. Просто смотрел на всех, как на последнюю опору.

– Двигаемся быстро и тихо, – прошептал Петров, будто боялся, что стены услышат. – Если услышим выстрелы – прячемся. Если увидим тварей – бежим. Никаких героических попыток спасти друг друга. Поняли?

Все кивнули. Даже Саша.

Коридор был пуст, но в воздухе висел запах дыма и озона – будто недавно прошёл разряд высокого напряжения. На стенах – следы крови, на полу – гильзы и обломки брони. Где-то вдалеке ревел мотор лифта – редкий звук в этом комплексе, где лестницы намеренно строили змейкой, чтобы затруднить перемещение. Кто-то сверху уже спускался. Или… кто-то снизу поднимался.

Они спустились на третий этаж. Там – тишина. Слишком тихо. Ни шагов, ни криков, ни даже жужжания вентиляции.

– Они уже прошли, – прошептал Виктор, оглядываясь. – Или ждут.

– Не останавливаемся, – отрезал Петров, но в его голосе не было уверенности.

На втором этаже их настигли.

Сначала – звук когтей по бетону. Металлический, скрежещущий, будто кто-то точил ножи о пол. Потом – низкий, хриплый рёв, будто из глубины земли поднялось нечто, что не должно было просыпаться.

Из-за угла вывалилась первая тварь – гибрид человека и волка, с пастью во всю грудь и глазами, светящимися в темноте, как у кошки. Кожа – в шрамах, руки – с когтями, ноги – согнуты, как у зверя.

Петров выстрелил дважды. Тварь упала, но за ней уже шли другие. Две. Три. Десять.

Они не рычали. Не кричали. Просто шли – молча, целеустремлённо, будто их вели невидимые нити.

– Бежим! – закричал Ефименко, хватая Сашу за руку.

Они рванули к лестнице. Саша споткнулся – не на ровном месте, а на чьём-то обломке черепа. Упал. Попытался встать – и в этот момент тварь вцепилась ему в горло. Его крик оборвался слишком быстро. Слишком тихо.

Остальные добежали до поворота. Сердца колотились, лёгкие горели. Но там их ждала новая угроза.

Из двери лаборатории вышли трое спецназовцев в чёрной форме без опознавательных знаков. Ни нашивок, ни номеров. Только холодные глаза за забралами и автоматы, направленные вперёд.

Один из них поднял ствол.

– Стой! Руки вверх!

– Мы из персонала! – закричал Виктор, поднимая руки. – Мы не с охраной! Мы уходим!

Но спецназ не стал слушать. Огонь открыли сразу. Короткие, точные очереди.

Петров упал первым – пуля в грудь, прямо в сердце.

Виктор – второй, пытаясь укрыться за бетонной колонной. Пуля пробила ему шею.

Ефименко, стоявший чуть дальше, успел отпрыгнуть за угол. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот вырвется из груди. Он прижался к стене, задержал дыхание. В ушах стоял только стук крови.

И тут услышал – за спиной, в соседнем коридоре, хрипло дышало нечто.

Не человек. Не зверь.

Глубокое, мокрое урчание, будто железо терлось о кость.

Конструкт.

Он затаился рядом, ожидая добычу. Ждал, когда страх выдаст Ефименко.

В этот момент раздался резкий щелчок – и по полу к нему покатилась граната.

Он не закричал. Не попытался убежать.

Просто закрыл глаза.