Я выбираю тебя

Запись 4

В баре стало слишком шумно, и я решила подождать начала собрания на диване около зала №4, где обычно проходили уроки сценической речи. Мимо меня прошла Марина, она с кем-то говорила по телефону, прикрывая лицо ладонью. Быстро передав новенькие купюры Лизе, она поспешила скрыться за дверью. Перед тем, как уйти, она осмотрела ресепшен, будто подбирая слова. Проворная Лиза пришла ей на помощь и сказала:

– До свидания!

Женщина растерянно посмотрела в глубину зала и тихо, будто пугаясь собственного голоса, прошептала: спасибо.

В двух залах уже начались занятия, и в коридоре стало тихо. Быстро поприветствовав Лизу, гладко выбритый мужчина в модном пиджаке, иностранец, быстро преодолел пространство от входной двери до зала №4 и зашел в него, прикрыв за собой дверь. По тому, как Красота улыбнулась, отбросила волосы назад и приподняла грудь, я сделала вывод, что: а) они знакомы; б) незнакомец либо свободен, либо, по мнению Лизы, может таковым стать; в) состоятелен; г) не на всех действуют чары пышногрудой обольстительницы.

Моя воспитательница в детском доме говорила: «совершенство не в недостатках, которые мы принимаем за достоинства, а в том, что то, что с первого взгляда кажется совершенством, всегда есть изъян». Казалось бы, рабочие Москва-Сити не могут позволить себе допустить ошибку, но правда в том, что все они их допускают. Прокладка новой двери была установлена так, что не полностью примыкала к раме, и секундой позже я услышала «Hello, man!» (пер. с англ. «Привет, чувак»!) и ответное «Glad to see you, Jack» (пер. с англ. «Рад тебя видеть, Джек»). По акценту я безошибочно определила, что гость был американцем.

– Я думал, ты зайдешь сразу по прилете из Коннектикута. А ты не появлялся целую неделю.

– Эр, – так американец называл Эрнеста Альбертовича, – ты переживаешь, как моя мама накануне Дня благодарения, думая, что во всех магазинах Коннектикута не останется ни одной индейки. А я ей каждый год говорю: мам, я тебе найду дюжину этих индюшек, а если хочешь, и сотню! Так вот и тебе я говорю, брат, найду я тебе птичек…

– Джек! – перебил его учитель.

Американец замолчал и достал из кармана пиджака электронную сигарету.

– Джек! Мы в Москва-Сити! Это как курить в Белом доме и бросать пепел на коврик президенту.

– В отличие от вас, мы живем в свободной стране, можем и в Белом доме курить, и президенту сигарету предложить, и у него стрельнуть! Эр, ну, улыбнись и порадуйся моим успехам в вашем, мать его, русском языке со всеми его падежами и склонениями! Теперь я знаю слово «стрельнуть»! Моя училка (так вы говорите, брат, да?), у нее такие таланты, ну, ты меня понимаешь… ха-ха-ха. Она творит просто чудес… нет… чудеса! Точно, мать твою, чудеса!

– Я рад за вас, Джек. Скажи, я могу на тебя рассчитывать… в нашем общем деле?

– Конечно! Оф кос! Когда я тебя подводил? Как рыба об лед!

– Ты, наверное, хотел сказать «зуб даю»?

– Да! Эти ваши фразеологизмы, крылатые фразы, пословицы! Ха-ха-ха. Не волнуйся, все будет, как мы договорись! Дело в шляпе! Хотя с вашим-то климатом больше бы подошло: «дело в шапке»!

После минутного молчания послышались хлопки (кто-то кого-то похлопал по плечу) и шаги.

– Скажи мне, Эр! – я снова услышала американский акцент. – Есть что-то, что я никак не могу андерстэнд: в Америке женщины приходят в подобные центры, чтобы научиться быть сильнее, уметь защищать себя физически и словесно, закалиться. Русские женщины приходят сюда, чтобы научиться стать слабее… Парадокс.

– Мне пора, Джек. Скоро будет собрание. Я хочу успеть пообедать в «Фишере». Сегодня день тунца.

– Я могу составить тебе компанию, я люблю тунца с картошкой фри.

– Тунца с картошкой фри? Джек, может, тебе походить на мои занятия? Ты еще скажи «запить это все пивом»!

– Эр, разве смысл всех твоих занятий не в том, чтобы человек полюбил себя таким, какой есть, с мать его, картошкой фри и с пивом! И подать себя миру таким?!!

– В другой раз пообедаем вместе! Когда нам будет, что отметить. Ты понимаешь меня? А сегодня мне надо подумать.

Сама не знаю, почему, но я инстинктивно вставила в уши наушники и сделала вид, что слушаю музыку. Эрнест Альбертович и Джек вышли из зала. Первый сдержанно кивнул мне, второй – улыбнулся.

В детском доме я привыкла наблюдать за действиями людей. Анализировать я их боялась, так как мысли окружающих меня пугали, но детальное наблюдение спасало меня от черных мыслей, ненужных проблем и дурной компании. Я никогда не лезла на рожон, не задавала вопросов, просто наблюдала, чтобы не сойти с ума от царившей там агрессии, старалась видеть добро даже там, где его не было. И в тех, которые не знали, что это такое. И странное дело: иногда добро в себе начинали находить даже те, кто не знали, что это такое.

Посидев еще минут десять, я решила подойти к компьютеру и найти книгу, прочитать которую мне все время не хватало времени – «Цветы для Элджернона». Когда я почти поравнялась с зоной отдыха, меня чуть не сбил с ног мужчина лет сорока, несшийся по коридору со словами: «Где она? Где эта Роза?». Красота на высоких каблуках, на бегу поправляя короткую юбку, бежала за ним:

– Подождите! Если вам нужна Розалия, то занятие по танго у нас проходят по понедельникам, средам и пятницам. Приходите завтра.

– Завтра? Почему я должен ждать завтра? Жена рассказывала какой-то подружке по телефону, что сегодня у вас здесь общее собрание.

– И правда, зачем ждать завтра? – ответила женщина с испанским акцентом, сидящая с бокалом красного вина за центральным столиком. Она, бесспорно, была лучшим украшением этого бара. Яркая, с двумя свечами вместо глаз, в обтягивающей черной юбке и белой кофте с открытыми плечами, обнажавшими ее смуглую красоту. В школе, кстати, было запрещено распитие алкогольных напитков. Но Розалию это распоряжение не касалось.

– Составьте мне компанию, – Розалия жестом пригласила мужчину присесть к ней за столик. – Мне будет приятно, – добавила она чуть тише, проводя длинным пальцем по краю бокала.

Мужчина перестал кричать и безропотно подчинился ее взгляду.

– Я хотел поговорить с вами о моей жене, Софии Вознесенской. Она полгода ходит на ваши занятия. И я совсем ее не узнаю.

– Вы тоже так хотите? – спросила она, пододвигая к нему уже пустой бокал.

– Что именно? – спросил он, не отдавая себе отчет в том, что машинально наполняет бокал Розалии вином.

– Хотите, чтобы вас тоже не узнали?

***

Все-таки «Рассвет» – это место, которое меняет людей.

Глава 4

Никогда не могла понять, – это место меняет людей или люди меняют место. Я вспомнила свой первый день в старом здании центра. Как я тайком заглядывала в залы через полупрозрачные стеклянные двери, воодушевленные лица учеников, преподаватели, которые для меня были небожителями. Про себя я называла центр «раем», «раем на земле», где успешные и не только люди находили «себя» и «обретали смысл жизни».

На моих глазах люди перерождались. Если бы я была фотографом и могла сделать снимки в первый день занятий и, скажем, несколько месяцев спустя, вы бы не узнали эти лица. Я проводила в школе все мое время, каждый день, и, просыпаясь с утра, мне хотелось идти туда снова.

Бой часов с кукушкой (подарок деда) вернули меня из прошлого в настоящее. С детства я страдаю боязнью тишины. Поэтому, когда я дома одна, включаю телевизор или радио, музыку на полную. Пульт был под рукой, поэтому из трех «лекарств» выбор пал на телевизор. «Москва 24», как всегда, пугала ужесточением карантина, новыми случаями заражения, новыми жертвами: оператор переносит зрителя из какой-то больничной палаты в здание Москва-Сити: я вижу родной этаж, вывеску на двери. Меня начинает тошнить. Я хватаю пульт и твердым нажатием выключаю эту «говорящую коробку». Когда-то мне посчастливилось быть музыкантом, скрипачкой, но из-за сильного обморожения подушечки моих пальцев были повреждены, и я не могла больше играть. Помню, как два года я искала себя, ходила по врачам, потом по судам…

Я налила себе вина. На верхней полке шкафа стояла бутылка, которую мне подарил центр в день рождения. Залпом осушила бокал.

В комнате с выключенным телевизором царила убивающая тишина. Инстинктивно, в поиске звука, я вышла на лестничную клетку. Сосед курил.

– Тебя давно не было видно, – на мое молчание он протянул сигарету. Я взяла и стала вертеть ее в руках. Я не курю, но тогда мне очень хотелось начать.

– Ты не видела Петровых?

– Нет, – ответила я. – Не видела и не слышала.

Петровы были нашими соседями уже более трех лет, часто ссорились, поэтому все соседи постоянно были свидетелями драматического театра на двоих.

– Знаешь, я тут понял, что этот карантин – подарок судьбы. Он решает то, что люди не могут решить годами. Те, кому суждено расстаться, расходятся, а те, кому судьбой написано быть вместе, вновь обретают друг друга, – продолжал сосед.

Первый блин оказался комом. Я закашлялась, выбросила сигарету и вернулась в квартиру. Снова включив телевизор, я открыла сумку и достала деньги, аккуратно сложенные в пачки и обернутые бумагой. Много денег. Слишком много. Посмотрев на это неожиданное богатство, я убрала все в сумку.

Немного успокоившись, я снова взяла в руки дневник Тони.

Запись 5

В коридоре стало шумно. Сергей и его ученики сдвинули несколько столов вместе и, удобно разместившись, что-то обсуждали, весело перебивая друг друга. Невысокого роста, слегка небритый, с пышной шевелюрой и непослушной челкой, с тихим, но уверенным голосом, он и правда чем-то походил на падре. На груди у него весела цепочка. Судя по тому, что она была натянута как струна, на ней что-то висело. Может, медальон, может, кулон. Свободный свитер под горло, в который Сергей оделся после классов, не давал мне увидеть, что именно это было. Ученики обсуждали грядущее выступление, наперебой предлагали идеи по поводу костюмов. Я обратила внимание на худого молодого человека, он ничего не говорил, но внимательно следил за всем происходящим. На нем были оригинальные ботинки с квадратным носом. Про себя я окрестила его Дональдом Даком.

– Костя, скажи, пожалуйста, что ты думаешь по поводу костюмов для вальса? – спросил учитель, жестом прося других учеников замолчать.

– Пусть он просто кивнет или страницу в каталоге откроет, Сергей Владимирович!

– Мила, – перебил ее «падре», – Костя может ответить сам.

Мой новопровозглашенный Дональд Дак начал говорить, и я поняла, почему он молчал раньше: парень сильно заикался. Ему было тяжело и стыдно говорить, мускулы лица напрягались, вены на руках выдавали внутреннюю боль и отчаяние. На лицах учеников читалось нетерпение, но учитель был неумолим: вместо того чтобы разрешить Косте показать понравившуюся одежду на картинке в каталоге, «мучитель» хотел, чтобы он произнес это и объяснил свой выбор.

– Девушки, – Сергей обратился к ученицам, – кто сможет встать в пару с Константином и поддержать его в майском конкурсе?

Потенциальные партнерши делали вид, что не слышат его вопроса.

– Есть специальные методики, которые помогают избавиться от заикания. Я могу… – не выдержав, я встала и сделала шаг в сторону шумной компании.

Не дав мне закончить фразу, парень встал и быстрым шагом пошел по направлению к комнате отдыха. Незаметно ребята разбежались: кто на следующее занятие, кто в раздевалку или к ресепшен.

Мне не давало покоя, что Костя ушел после моих слов, и я, то ли в поиске оправдания, то ли чтобы доказать свою непричастность, подошла к столу Сергея, который неспешно допивал свой капучино.

– Добрый день. Меня зовут Антонина. Я новый сотрудник службы психологической поддержки и администрирования.

– Я знаю, кто вы, – холодно ответил учитель, не отрываясь от капучино.

Признаюсь, это задело мое самолюбие, и вместо того, чтобы спокойно удалиться, я сказала:

– Можно опробовать одну методику, я о ней читала.

– Вы читали? – улыбнулся учитель, расправляя края салфетки под уже пустой чашкой.

– Вы думаете, ему нельзя помочь?

– Я думаю, Антонина, что помогать нужно тогда, когда тебя об этом просят, вам так не кажется?

Глава 5

Мне нужно было сделать паузу. Противоречивые чувства одолевали меня. Внезапно нахлынувшая нежность к этой нелепой Тоне и ненависть ко всему, что ее окружало. Я посмотрела на свои руки. Когда-то и я могла познавать мир наощупь: отличить шелк от шерсти с закрытыми глазами, кожу ребенка от морщинистого лица старухи, почувствовать в руках, как крошится багет, когда его разламывают на две части, попробовать пальцами чашку и понять, горячий ли еще кофе, приятную нежность каждый раз, когда я расчесывала волосы моей дочке. А главное – я могла играть: на скрипке, фортепьяно, флейте, чувствовать инструмент, перелистывать нотную тетрадь, брать в руки микрофон и чувствовать пальцами его вибрацию. Я могла жить.

Долгие месяцы лечения, боли, стыда. Кому нужен музыкант, который не может играть. Я пыталась устроиться смотрителем в государственную библиотеку, но так как у меня повреждены все подушечки пальцев на руках, меня не взяли с формулировкой: «Вы не пройдете проверку, это государственный объект, а у вас даже отпечатки пальцев нельзя снять!» Смешно, глупо, нет, жестоко, что в наше время, чтобы получить официальную работу, нужно сделать дактилоскопию, пройти полиграф и беседу с психологом… Ненавижу психологов. Из-за них мне тоже отказывали в трудоустройстве. «На лицо перенесенная психологическая травма», «кандидат неуравновешен и нестабилен». Да кто этим всезнайкам от этой лженауки психологии дал право решать, подхожу я или нет. И как они об этом судят? По тому, нарисовала ли я квадрат или круг и какой краской я раскрасила фигуру?! Существует множество способов обмануть всезнаек и выучить заранее «правильные ответы». Но я не хотела этого делать. Ненавижу психологов!

С экрана вновь говорили о том, что правительство заботится о гражданах, и во время вынужденной самоизоляции все их права будут соблюдаться. Да, так же, как соблюдались мои…

Мне вспомнился день, когда я пришла работать в «Подсолнух». Это было рискованно. Глупо и дерзко одновременно. Алина Сергеевна меня не узнала. Оно и немудрено: я похудела на 18 килограммов, вернулась к натуральному цвету волос, изменила прическу. А главное: для того, чтобы узнать, надо помнить. Она меня просто не помнила. Как не помнят случайных прохожих или людей, которые не сыграли в твоей жизни никакой роли. Хорошо иметь плохую память. На интервью я сказала, что всегда любила искусство и мне настолько нужна работа, что я готова к сверхурочным. Причем, я не врала. И она, очевидно, почувствовав это, сказала «да». Когда-то давно, обивая пороги адвокатских бюро, в очереди к очередному «это сложное дело, понадобятся внушительные денежные вложения», я прочитала фразу, которая как нельзя точно отражала нашу ситуацию с директором: «Люди часто говорят правду, чаще, чем вы думаете. Но они говорят не всю правду».

Уговорив бутылку вина за двадцать минут, ровно столько шли новости по «ОРТ», я снова решила открыть дневник. Затуманенное сознание бывшего трезвенника и дрожащие пальцы сделали свое темное дело, и я открыла его там, где была закладка в виде засушенной розы:

… По лицу я поняла, что меня ждет что-то ужасное. Ожидание было даже страшнее того, что случилось потом. Удар был такой силы, что я упала на пол.

Я захлопнула книгу, вытащив розу. Кто же мог ударить эту блаженную? У кого бы поднялась рука?!

Самая трезвая мысль, которая посетила мою голову и ужилась в тесном соседстве с бутылкой вина, была читать все по порядку. Посмотрев еще раз на розу, я открыла дневник Тони на том месте, на котором закончила читать раньше.

Запись 6

Костя сидел на диване и смотрел на удава. Удав не смотрел ни на меня, ни на Костю. Ему вообще, кажется, было все равно. И нас обоих это устраивало.

Я села рядом с ним, и мы вместе слушали шум водопада. Я хотела извиниться, но не знала, как. Хотя больше, чем извиниться, я хотела ему помочь.

Дверь неспешно открылась, предупредив нас о том, что скоро кто-то перебьет наш немой диалог. Это был маленький любитель пауков.

– Привет, – сказала я.

– Мы уже успели стать приятелями? Вам совсем необязательно говорить со мной только потому, что я зашел. Берите пример с питона. Дольше проживете, и шкура будет толще!

– Мне нравится твое чувство юмора, – непосредственность мальчика меня обезоруживала. Он подошел к водопаду и нажал несколько цифр на еле заметной панели. Как в сказке перед ним открылась еще одна дверь: было видно, что там было помещение в примерно 40 квадратных метров, где стояли кровати, несколько тумбочек, шкаф и увесистый ящик, напоминающий сейф.

– Хорошего отдыха, – сказала ему я. – Я тоже, когда устану, воспользуюсь этой комнатой, – вторая фраза была произнесена мной в шутку, но мальчик воспринял ее серьезно.

– Это только для тех, у кого есть ВИП-пропуск, – дерзко отрезал он.

– А что такое ВИП-пропуск? – я продолжала игру.

– То, чего у вас нет, – мальчик продолжал свою линию.

– Думаю, мы с ним подружимся, – сказала я, смотря уже на Костю.

– Ну, да, и будем ходить друг другу в гости на чай с вареньем, – закрывая за собой дверь и уже не поворачиваясь, закончил мою мысль мальчик.

Костя улыбался, – наш забавный разговор отвлек его от своих мыслей.

–– Это сы-ы-ы-ы-ы-ын А-ла-ла-ли-ны-ы-ы Сер-сер-геевны-ы – Павел. Ему м-можно.

Я вышла из райского места с твердым решением помочь Косте. Видно было, что мы здесь оба не от мира сего. Но мне, по крайней мере, повезло не иметь ограничений по речи и никаких других ограничений, а он мучится от того, что никто с ним не говорит и никто его не слушает. К тому же Костя прихрамывает, хотя видно, что ему бы очень хотелось танцевать. Еще у меня есть работа, а Костя, я уверена, безработный, не зря же он здесь проводит столько времени. Он из числа тех, кто выполняет роль (как мне не нравится это сравнение) массовки, декорации. Но зато у него есть возможность посещать занятия, развиваться. И когда он заговорит, то точно найдет себе работу. А я ему в этом помогу.

Мою дорогу к компьютеру преградили две клиентки центра, которые быстрым шагом шли к Красоте:

– Ваш банкомат снова проглотил наши карты. Мы хотели снять наличные, чтобы оплатить занятия по стрип-пластике.

– Так вы что, две карты сразу решили попробовать? – невозмутимая Лиза быстро преодолела расстояние от ресепшен до банкомата.

– Ну, да… Сначала попробовала Маша. Но карта не вернулась, тогда я тоже решила попробовать.

– Даша всегда за мной повторяет!

Не прошло и пяти минут, как Красота достала одну за другой обе карты. Проведя несколько манипуляций уверенными движениями длинных пальцев, она достала новенькие купюры, ловко отсчитала стоимость абонемента и вернула разницу вместе с двумя пластиковыми виновницами происшедшего. Маша и Даша пригодились только для того, чтобы ввести код.

Маша направилась в раздевалку, а Даша пошла в кафе. Обняв раскрасневшегося от ее внимания бармена, она присела за столик к блондинке. Про таких, как она, воспитатели мне всегда говорили: «Тоня, ты должна учиться, потому что на этой земле одни женщины рождаются для того, чтобы работать, а другие – наслаждаться жизнью». Любовь – я ее узнала по портрету на стене – была еще более неземной, чем на фото. Как бы сказала Алина Сергеевна: удачно вложенные деньги.

– Даша! Рада тебя видеть. Присаживайся. Я как раз думала сделать заказ.

– Может, по коктейлю сельдерей-яблоко с клетчаткой?

– Замечательный выбор, Даша.

– С утра были белковые блинчики и отварное белое мясо. Все взвешено до крошки, как вы учили, без грамма масла и жира.

– Ты молодец, Даша, замечательный результат. Невооруженным взглядом вижу, что тебя можно поздравить с потерей еще одного килограмма и минимум трех сантиметров в талии. Я помню, как смотрелись на тебе эти джинсы раньше… – она хотела сказать что-то еще, но ее внимание отвлек Джек, который присел за барную стойку. Он бросил ей небрежное «хай». А она, слегка прищурившись, как грациозная кошка на солнце, улыбнулась, погладив левой ладонью правую.

– Вам принести стакан воды к коктейлю?

Вместо ответа Любовь подарила Даше еще один вариант своей улыбки.

Через пару минут они попивали свои коктейли так, как героиня рекламы «Даниссимо», и весело обсуждали планы на выходные. До меня доносились только отдельные слова: грандиозно… пп… высшее удовольствие… брокколи на пару и никакой тыквы… планка… сложные углеводы… утонченный… БЖУ… водно-солевой баланс…

Джек весело улыбнулся, вытирая капельки с запотевшей бутылки «Короны». Алина Сергеевна рассказывала, что у центра не было лицензии на крепкий алкоголь, но веселый бармен был рад предложить засидевшимся после занятий клиентам, ожидающим их и просто посетителям Москва-Сити холодного пива или сидра по ценам, которые управляющий «Фишером» видел только в страшном сне.

Посмотрев на часы, Даша быстро скрылась за дверью душевой, не забыв записать в приложение на телефоне количество потребленных калорий. У входа она столкнулась с Машей и показала ей жестом на столик, где сидела Любовь.

– Мы хорошо поработали сегодня, я заслужила небольшое поощрение, – сказала Даша, от нетерпения стуча пальцами по барной стойке.

Уже через несколько минут бармен принес, широко улыбаясь, Любови и Джеку большую чашку какао и кусочек фисташкового торта для Даши.

Милая, как ребенок, который еще не научился лукавству, трогательная, как девушка, которая еще ни разу не страдала от любви, она виновато посмотрела в лицо преподавателя и спросила:

– Я же это заслужила?

– Конечно, Машенька, – незамедлительно ответила Любовь. – В жизни каждая из нас должна позволять себе маленькие радости, баловать себя. Дженнифер Лопес никогда не может сказать «нет» маленьким кулинарным радостям. Ты же помнишь ее героиню в «Ешь, молись, люби»?

Подруга Любы Геля покачала головой в знак неодобрения:

– Разве можно так? Двойные стандарты – одному говорить одно, а другому другое.

– Можно. Я лишь поддерживаю их внутренние желания. Даю им быть собой.

Ангелина покачала головой и поправила крестик на груди.

– У тебя такая короткая юбка. Алина Сергеевна может снова сделать тебе замечание.

– Не могу ей отказать в этом удовольствии, – Люба забросила ногу на ногу и коснулась губами чашки с капучино.

– It’s an incredible country! (перев. с англ. «Это удивительная страна!») – не выдержал Джек, который все это время внимательно следил за тем, что происходило за соседним столиком. – How this woman is doing it with such a genuine look! I will never understand this country. And these fucking Soviets. (перев. с англ. «Как эта женщина делает это с таки-и-им невинным взглядом! Я никогда не пойму эту страну. И этих чертовых советских людей»).