Случайности в истории культуры. Совпадения и неудачи, открывшие путь к шедеврам
- -
- 100%
- +
И так далее в течение 21 висы (строфы) в оригинале или 20 строф в переводе.
Как и предполагал Аринбьёрн, хвалебная песнь выполнила функцию прошения о помиловании: Кровавая Секира остался под впечатлением от льстивого текста и мощной декламации, учел и то, что Эгиль своими ногами пришел к нему «на ковер» – и решил его не казнить при условии, чтобы тот «никогда не попадался на глаза ни мне, ни моим сыновьям».
Последнее (и одно из самых знаковых) произведений Вольфганга Амадея Моцарта, – «Реквием» – вероятно, ждала совершенно иная судьба. Некто Франц фон Вальзегг заказал композитору траурную музыку, чтобы почтить память своей умершей жены – для этого он послал в дом Моцарта анонимного посредника в черных одеждах. Предположительно Вальзегг планировал выдать сочинение великого автора за собственное, но это не воплотилось из-за смерти самого Моцарта.
Спасенный Эгиль произнес еще одну хвалу Эйрику, они вежливо распрощались – на этом и закончилось их многолетнее противостояние (Эгиль, кстати, пережил Blóðøx’а на несколько десятилетий).
Почему же Кровавая Секира пощадил человека, который убил его малолетнего сына и после этого имел неосторожность попасться к нему в руки? Устами их посредника Аринбьёрна неоднократно сказано: с Эгилем следовало обращаться уважительно, потому что он не пытался скрыться и фактически добровольно явился ко двору конунга. Но у викингов в рамки уважительного обращения вполне вписывалась публичная казнь, к которой все участники событий были вполне готовы (в особенности жена Эйрика, колдунья Гуннхильд).
Ключевую роль сыграла именно хвалебная песнь, которая впоследствии получит название «Выкуп головы». Текст, сочиненный Скаллагримссоном за ночь, имел для конунга бо́льшую ценность, чем все богатства мира – и даже чем жизнь ребенка. Ведь в обмен на помилование стихотворец подарил Секире бессмертие.
В этой культуре сложилось устойчивое представление о магических свойствах стихов. Способность крушить врагов «булатным боем» была высшей добродетелью, а рифмованное описание этих свершений переносило эти подвиги (или «подвиги», если хотите) из повседневности в вечность. Какие там могут быть личные обиды, если на кону – вечность?.. Не знаю уж, как Эгиль, а вот Аринбьёрн, выступивший инициаторам создания этого текста, об этом отлично знал:
«Я советую тебе не спать ночь и сочинить хвалебную песнь конунгу Эйрику <…> Так же поступил Браги, мой родич, когда вызвал гнев шведского конунга Бьёрна. Он тогда сочинил ему в одну ночь хвалебную песнь в двадцать вис, и за это ему была дарована жизнь».
И правда, подобные «выкупы головы» были у викингов чем-то вроде обычая: исследователи пишут о «целом ряде» подобных историй в исландской традиции. А этот конкретный «Выкуп» выделяется тем, что до нас дошло (пусть и поэтизированное) описание данного эпизода, имя и биография стихотворца и сам текст. Соплеменники находили эти стихи достаточно ценными, чтобы столетиями передавать их из уст в уста. Эгиль прожил 90 лет, убил кучу народу и написал кучу стихов, но «Выкуп головы» – это главная причина его известности.
Я преклоняюсь перед научным методом, а потому составил следующую глубоко научную диаграмму.
Мало ли было кровожадных викингов и – шире – яростных воинов по всей Европе X века?
Мало ли было поэтов-скальдов, прославлявших подвиги (или все же «подвиги»)?
Но Эгиль Скаллагримссон вписал себя в историю (по крайней мере, прославился несколько шире подавляющего большинства своих коллег) именно благодаря «Выкупу головы». Почему это стало возможным? Потому ли, что у Эгиля был исключительный поэтический дар? Или в большей степени из-за того, что его корабль случайно потерпел крушение возле берегов, подконтрольных Кровавой Секире?
Цепочка обстоятельств навлекла на скандинава большую беду – и чтобы выбраться из нее, он создал шедевр.
Эминем XII века
Похожие неприятности случились еще с одним жителем середины XII века, чьи жизненные обстоятельства максимально туманны и даже настоящее имя осталось неизвестно. Впрочем, этот человек точно существовал – и вошел в историю литературы под скромным псевдонимом Архипиита Кёльнский.
Филолог Михаил Гаспаров характеризует Архи-пииту как фактически придворного поэта императора Фридриха Барбароссы. Знаменитый полководец и державный лидер был не чужд искусству.
Непосредственным покровителем Архипииты был близкий сподвижник правителя – Рейнальд (иногда фигурирует как Райнальд), архиепископ Кёльнский. От его одобрения, стало быть, и зависело благополучие Архи-пииты – хоть и отпрыска рыцарского рода, но извечного скитальца и бедняка. А чтобы заслужить это одобрение, он должен был не только изящно сочинять, но и в целом вести себя прилично. И если с первым он успешно справлялся (скажем, сочинив красивую оду Барбароссе), то со вторым были проблемы.
Представления о достойном образе жизни в Священной Римской империи были уже не теми, что у викингов: простое «не убивать детей монарха» уже не прокатывало.
С чувством жгучего стыдая, чей грех безмерен,покаяние своеогласить намерен.Был я молод, был я глуп,был я легковерен,в наслаждениях мирскихчасто неумерен[10].Так Архипиита начал свой самый известный текст – «Исповедь», изначально написанную на латыни.
Самое изящное, афористичное, попросту легкое для восприятия и до сих пор вполне читабельное произведение появилось в результате стечения обстоятельств – предположительно оно было ответом на донос. Некий соперник Архипииты узнал о его «порочном» поведении при посещении Павии – города на севере Италии, имевшего злачную репутацию. Конкурент, возможно, и сам был не чужд разврату, но христианская благопристойность была хорошим инструментом в интригах среди коллег. Подобно тому, как сегодня можно подсидеть сослуживца, сделав скриншоты его токсичных комментариев в соцсетях, в Европе XII века было достаточно более-менее убедительного свидетельства, что объект атаки – развратник, пьяница и картежник.
Архипиита с этим, впрочем, не спорит:
Что б сидеть мне взаперти?Что б заняться делом?Нет! К трактирщикам бегуили к виноделам.<…>и Венере был готовжизнь отдать в угоду,потому что для менядевки – слаще меду!<…>За картежною игройпровожу я ночкии встаю из-за стола,скажем, без сорочки.Примерно 840 лет спустя к похожему приему прибегнул Маршалл Мэтерс, более известный как Eminem, в своем автобиографическом фильме «Восьмая миля». Зная, что у его соперника по рэп-батлу есть масса «компромата», герой самостоятельно разглашает всю эту негативную информацию, прежде чем это сделает оппонент: что он живет в трейлере с мамой, что его девушка ему изменила, что недавно его как следует избили… Тем самым он срывает явно запланированную соперником «дискредитацию»:
Пошли все на хер! Пошли вы все на хер, если сомневаетесь во мне!Я кусок гребаного white trash, я говорю это с гордостью,И к черту этот батл, я не хочу побеждать, я в проигрыше,А теперь расскажи людям то, чего они обо мне не знают!Соперник оказывается совершенно обезоружен и теряет шансы не то что на победу – даже на ответ.
В таком же духе поступил и Архипиита: вероятно, не зная в точности, о чем именно донесли архиепископу Рейнальду, он честно вывалил в «Исповеди» все, в чем его в принципе можно обвинить. Из семи смертных грехов он повинен как минимум в чревоугодии (включая пьянство), блуде и лени («Не хотел я с юных дней маяться в заботе»).
Но вот в каком грехе уличил бы Архипииту истинный моралист, так это в гордыне.
Все продуто до гроша!Пусто в кошелечке.Но в душе моей звенятзолотые строчки.Когда Архипиита кается во всех своих страшных проступках, практически в каждой фразе видна тень иронии. Может быть, комическую коннотацию создает сама форма: короткие строки и очевидные рифмы взвинчивают темп. Если читать стихотворение вслух, можно вдруг почувствовать себя на детском утреннике (нечто подобное в своих недетских стихах вытворял Николай Олейников). Когда Архипиита кается, он ироничен, а вот когда прославляет себя – вполне серьезен.
Эти песни мне всегона земле дороже:то бросает в жар от них,то – озноб по коже.Автор объясняет: трактиры, рынки и бордели – его источники вдохновения («Овидием себе я кажусь под мухой»). А те поэты, которые чураются низменных наслаждений, – «книжники» и зануды, не способные сочинить ничего интересного.
Жизнь для этих мудрецов —узкая тропинка,и таится в их стихахпресная начинка.Английский поэт Джон Китс как-то сравнил себя с Байроном: «Он описывает то, что видит, а я описываю то, что представляю, моя задача – более трудная»[11]. Архи-пиита в этой дихотомии – Байрон, с плохо скрываемым презрением говорящий о «коллективном Китсе» и провозглашающий ткань повседневной жизни (со всем, что есть в ней неприглядного) главным источником мудрости и красоты. «Выбрось книги, вали на улицу!»
В сущности, вся «Исповедь» Архипииты – сплав двух риторических приемов. Во-первых, автор признает за собой все очевидные грехи (так что любое обвинение из чужих уст будет выглядеть блекло), а во-вторых, аргументирует, что эти грехи – залог его поэтического таланта. Без Бахуса и Венеры он вообще не «пиита», какой уж там «архи».
Литературоведы пишут об Архипиите как об исключительно талантливом авторе – тонком, легком, ироничном. Но упоминаемая им в одном из текстов чахотка не только помешала ему в полной мере реализовать талант, но и, скорее всего, свела его в могилу в достаточно раннем возрасте. Исследователи находят признаки большого таланта и в других его сочинениях, но именно «Исповедь» стала наиболее известным его текстом. (Я мог бы подкрепить этот тезис глубоко научной диаграммой, как в случае со Скаллагримссоном, но не буду тратить чернила и место на странице – поверьте, ситуация схожая.) Ироничное покаяние Архипииты резонировало с настроениями многих школяров Высокого Средневековья и вошло в золотой фонд, он же джентльменский набор поэзии вагантов. В частности, «Исповедь» вошла в манускрипт Carmina Burana – самый известный сборник средневековой поэзии. Оттуда, к слову, было взято стихотворение «Во французской стороне…» (оно же «Прощание со Швабией») для знаменитой песни Давида Тухманова. При желании «Исповедь» можно напеть на тот же мотив без ущерба для настроения – два стихотворения объединяет столь любимое странствующими поэтами противопоставление общепринятых социальных норм и радостного молодецкого угара.
Итак, талантливый, но хронически невезучий автор чуть было не оказался погребен под песками забвения – в них бы безвозвратно увязло его имя и, вероятно, значительная часть его творчества (не исключено, что лучшая часть!). Но, с другой стороны, сколько их было таких – вполне заслуживающих признания людей, чьи сочинения до нас не дошли вовсе?.. А Архипиита все же извернулся и проскочил в вечность – благодаря приключившейся с ним беде.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Ребята, совпадения и судьба во многом влияют на нашу жизнь.
2
LP – вид пластинок.
3
Charles Savage. The Dark Side of the Rainbow – The Fort Wayne Journal Gazette (1995).
URL: https://web.archive.org/web/20071013213037/http://members.aol.com/rbsavage/floydwizard.html
4
Повреждение мозга.
5
Если бы только у меня был мозг.
6
Чушь.
7
Mark Binelli (September 27, 2001). The Amazing Story of the Comic-Book Nerd Who Won the Pulitzer Prize for Fiction. Rolling Stone. No. 878. pp. 58–62, 78.
8
Исландские саги – В 2-х томах. – СПб.: Нева, Летний Сад, 1999. Сага об Эгиле / перевод С. Масловой-Лашанской и В. Кошкиной. Веб-версия: https://norroen.info/src/isl/egil/ru.html.
9
Поэзия скальдов / перевод С. В. Петрова. – Л., 1979. Веб-версия: https://norroen.info/src/sk/egill/hofudlausn.html.
10
Лирика вагантов в переводах Льва Гинзбурга – М.: Художественная литература, 1970.
11
The Letters of John Keats, ed. Hyder Edward Rollins, 2 vols (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1958), ii. 200.