- -
- 100%
- +
В трамвае №5, на котором они с Сергеем решили прокатиться для полного погружения, он не увидел ни одного человека, уткнувшегося в смартфон. Зато видел, как молодой солдат, краснея, уступает место пожилой женщине с авоськой, полной свёклы. Как двое рабочих в промасленных телогрейках оживлённо спорят о достоинствах «Спартака» и «Динамо», рисуя тактические схемы прямо в воздухе замерзающими пальцами. Как студентка с косичками, прижав к груди потрёпанный томик Маяковского, смотрит в окно с таким вдохновенным видом, будто видит не заснеженные улицы, а само светлое будущее.
Лица были разными – усталыми, озабоченными, суровыми. Но в них не было отрешённости. Каждый был здесь и сейчас. Смеялись – так громко и искренне, что заражал весь вагон. Спорили – так горячо, что вот-вот сцепились бы. Смотрели в окно – так задумчиво, что казалось, они решают судьбы вселенной.
На улице он наблюдал за дворником, метлой выводившим замысловатые узоры на свежевыпавшем снегу. Тот делал это с таким усердием и художественным вкусом, будто был не работником ЖЭКа, а скульптором, ваяющим своё лучшее произведение.
Они зашли в гастроном на улице Горького. И это был не супермаркет с безликими рядами полок, а настоящий храм еды. Продавщицы в белоснежных халатах и накрахмаленных чепчиках не просто бросали товар на весы. Они были актрисами. Сырок «Дружба» они подавали с такой же торжественностью, как если бы это был торт ко дню рождения. «Вам колбаски „Докторской“ отрезать? Непременно, товарищ! Вот, полюбуйтесь, какой срез! Розовенький, с красивенькой жировой прослоечкой! Настоящая отрада!» – и женщина за прилавком сияла, будто это она лично вырастила свинью и приготовила из неё этот деликатес.
Кирилл Валерьевич смотрел на этих людей – на дворника, на продавщицу, на солдата, на студентов – и ловил себя на мысли, что восхищается ими. Они прошли через страшную войну, живут в непростое, суровое время, но в них не было сломленности. В них была поразительная, несгибаемая жизненная сила, стойкость и какая-то детская, наивная вера в то, что завтра будет лучше, чем вчера.
– Они же… живые, – сказал он Сергею, выходя из гастронома. – Все до одного. Каждый со своей драмой, мечтой, страхом. Это не толпа зомби с гаджетами. Это народ. Настоящий, из плоти и крови.
– Ну да, – усмехнулся Сергей. – Иногда слишком живые. Особенно когда в очереди за мясом стоят. Но да, ты прав. Здесь нет никакой фальши. Страх – так страх. Радость – так радость. Влюблённость – так с первого взгляда и навек. Всё по-настоящему. Устаёшь, конечно, от этой настоящести, но… чертовски заряжает.
Кирилл Валерьевич шёл по московской улице, и ему хотелось пожать руку каждому встречному – и суровому милиционеру на перекрёстке, и смеющейся парочке, и старику, кормящему голубей. Он восхищался ими. Их силой. Их простотой. Их умением радоваться мелочам – поездке на трамвае, кусочку докторской колбасы, ясному морозному дню.
Он понимал, что попал в ловушку. Ловушку подлинности. И несмотря на весь ужас происходящего, на смертельные риски, он уже не был уверен, что хочет из неё выбираться. Потому что в его времени не было такого вкусного хлеба, такого звёздного неба и таких живых, настоящих лиц.
Глава 10
Возвращение в квартиру после прогулки по ночной, звёздной Москве было похоже на возвращение в иной, парадный и безупречный мир. Не просто в тёплые стены, а в саму идею благополучия. Воздух здесь был иным – густым, бархатным, настоянным на аромате дорогого паркетного воска, хвои от огромной новогодней ёлки в углу (Диана, видимо, решила начать подготовку заранее) и сладковатом дымке от потухших в пепельнице папирос «Казбек». Кирилл Валерьевич с почти ритуальным наслаждением скинул свою дублёнку, и на мгновение ему показалось, будто он сбрасывает с себя не просто одежду, а всю грубую кожу внешнего мира, чтобы прикоснуться к этой невероятной, почти немыслимой роскоши.
Но едва они переступили порог гостиной, их встретила Диана. На её лице была смесь торжества и лёгкой паники, знакомой любой хозяйке, затеявшей грандиозную перестановку. Её глаза сияли азартом, а пальцы нервно перебирали складки дорогого шерстяного платья.
– Ну, вот и мои бродяги вернулись! – провозгласила она, подставляя щёку для поцелуя Сергею, и в её голосе звенела неподдельная радость. – Как вам прогулка в прошлое, Кирик? Насмотрелись на «настоящих людей»?
– Это было… грандиозно, Диана Валерьевна, – искренне выдохнул он, всё ещё находясь под властью пережитых впечатлений.
– Прекрасно! Потому что грандиозное ждёт нас и здесь. Не раздеваемся! – скомандовала она, и в её тоне зазвучали весёлые, заговорщицкие нотки. Она схватила их обоих за руки и потащила через гостиную вглубь квартиры.
Они промаршировали мимо кабинета с его дубовым величием, мимо спальни, где из-за приоткрытой двери виднелся шёлк стёганых одеял, и остановились у двери в последнюю, самую дальнюю комнату, которую Кирилл прежде видел закрытой.
– Готовьтесь, – таинственно прошептала Диана, и её глаза сощурились от предвкушения. Она распахнула дверь.
Контраст был ошеломляющим. После уютной, сияющей хрусталём и полированным деревом гостиной они шагнули в царство хаоса. Комната была огромной, пустой и пронзительно холодной. Свежий сквозняк из распахнутого настежь окна гулял по пространству, заставляя ёкнуть сердце. У окна, за которым синела морозная московская ночь, стояла пожилая женщина в безупречно белом рабочем халате и синем платочке, повязанном аккуратным узлом. Она двигалась неспешно, с врождённым достоинством, вытирая тряпкой последние капли воды с недавно вымытого пола, который теперь отливал мокрым янтарём дорогой паркетной клёпки. В углу комнаты, словно инородные тела, валялись мешки с цементом, грубые доски и лист толстого, похожего на акрил, стекла.
Увидев их, женщина выпрямилась, оперлась на швабру и мягко улыбнулась, её глаза, добрые и умные, лучились сеточкой морщин.
– А вот и хозяева пожаловали, – сказала она приятным, низким, удивительно спокойным голосом, в котором слышалась вся мудрость и терпение её лет.
– Тётя Шура, знакомьтесь! – с неподдельной теплотой в голосе сказала Диана, и её лицо сразу смягчилось. – Это мой супруг, Сергей Викторович, а это наш старый друг семьи, можно сказать, родной человек, Кирилл Валерьевич. Мальчики, это наша новая помощница и, я уверена, настоящая спасительница, Александра Семёновна. Для вас – просто тётя Шура.
– Очень приятно, – Кирилл Валерьевич инстинктивно вытянулся в струнку перед этой величественной женщиной, будто перед строгой, но справедливой классной руководительницей его детства. В её присутствии даже эта стройплощадка казалась более упорядоченной.
– Милости просим, – кивнула тётя Шура, окидывая их обоих спокойным, всепонимающим взглядом, который, казалось, видел их насквозь. – Почти всё отмыла. Завтра с утра мастера придут, вольер соберут. Дело нужное.
Кирилл Валерьевич обомлел. Его взгляд метнулся от доброго лица тёти Шуры к зияющему провалу окна, к мешкам с цементом.
– Вольер? – прошептал он, и в его голосе прозвучала неподдельная, детская растерянность. – Какой вольер? Для кого?
– Для кого-кого, – фыркнула Диана, и на её лице снова появилось озорное, почти безумное выражение. – Для нашего нового постояльца! Для Семёна! Я не могу таскать его каждый день туда-сюда в зоопарк, он нервничает в машине. А тут ему будет свой угол. С подогревом, спальным местом и всем необходимым. Он же член семьи! – объявила она так, будто это была самая разумная и естественная идея в мире.
Сергей обрадовался, и на его лице отразилась целая гамма чувств – от неожиданности до невольного восхищения сумасбродством жены.
– Диночка, голубушка, а ты молодец, хорошая идея? – в его голосе звучала осторожность. – Что скажут соседи? Нас же в конце концов…
– Соседи? – бровь Дианы поползла вверх, а губы сложились в презрительную гримасу. – Товарищ с пятого этажа, заместитель министра, на прошлой неделе привёз из командировки медвежонка. Жена министра рыбного хозяйства держит в ванной осетра. По сравнению с ними Семён – образец советской гражданственности и бытовой скромности. К тому же, – она многозначительно посмотрела на обоих, и её глаза сверкнули, – его присутствие будет прекрасным оправданием для… некоторых звуков.
Кирилл не сразу понял, о чём она. Но Сергей, кажется, понял мгновенно. Его лицо просветлело, и он громко рассмеялся, его смех гулко отозвался в пустой комнате.
– Ах вот оно что… Гениально! Просто гениально, Диана!
– Что гениально? – не въехал Кирилл, чувствуя себя ребёнком, не понимающим шуток взрослых.
– Ну, если мы будем громко спорить о методах спасения, или ты будешь кричать во сне от кошмаров про Берию, мы всегда сможем списать это на буйное поведение нашего любимого примата, – пояснил Сергей, сияя от восторга. – «Ах, извините, товарищи, это у нас обезьянка опять смотрела парад по телевизору и перевозбудилась! Психика у неё нестабильная!»
Тётя Шура слушала этот диалог с невозмутимым спокойствием, словно разговоры о макаках, прикрывающих государственные заговоры, были для нее обычным делом. Она лишь слегка покачала головой, и в уголках её губ дрогнула тёплая, понимающая улыбка.
– Обезьянка она и есть обезьянка, – мирно заметила она, словно подводя итог бурной дискуссии. – Шуметь может. Я тут всё, закончила. С позволения, пойду. Завтра к восьми? Мастера сказали, к девяти будут.
– Конечно, тётя Шура, спасибо вам огромное! – Диана вынула из кармана халата не деньги, а несколько ярких, цветных талончиков и сунула их женщине. – Держите, за труды. Возьмите внучатам чего-нибудь к чаю.
Лицо тёти Шуры озарилось тёплой, благодарной улыбкой. Она взяла талоны с таким видом, будто это была не потребительская привилегия, а дорогой знак внимания.
– Спасибо вам, голубушка. Очень вы меня выручаете. – И она, аккуратно сложив заветные бумажки в сумочку, удалилась с достоинством королевы, оставив после себя ощущение незыблемого порядка и уюта.
Кирилл с недоумением посмотрел на Сергея.
– Это что было?
– Ах, да! – вспомнил Сергей, и его лицо снова расплылось в счастливой ухмылке. – Я же тебе не рассказал! Пока ты восхищался народными массами, мы с Дианой получили кое-что повеселее. – Он с торжествующим видом вытащил из внутреннего кармана пиджака не бумажник, а изящный кожаный футляр. Внутри лежала пачка тех самых разноцветных талонов. – Знакомься, «Берёзка». Ключ к райской жизни. Пропуск в мир неслыханной роскоши.
Он протянул один талон Кириллу. Тот был похож на продуктовый купон, но куда более солидный. Бумага была плотной, с водяными знаками, печать – чёткой и цветной. На нем было красиво напечатано: «В/О „Берёзка“» и указан номинал: «1 у.е.».
– Это что, доллары? – удивился Кирилл, вращая в пальцах заветный клочок бумаги.
– Хуже! – засмеялся Сергей, и в его смехе звучало неподдельное торжество. – Это условные единицы. Валюта для избранных. На них можно купить то, о чём простые смертные могут только мечтать в самых сладких снах. Испанские апельсины, например. Или финскую колбасу. Американские сигареты «Кэмел» или французский коньяк. Всё это – в специальных магазинах «Берёзка». Для нас, иностранцев и прочей номенклатурной элиты. Для тех, кто в системе.
Диана, тем временем, уже вернулась из кухни с подносом из полированного красного дерева. Но на нём стояли не привычные уже чашки с чаем, а три массивных хрустальных бокала для коньяка с тёмно-янтарной жидкостью, игравшей гранями в свете люстры. И тарелка из того же сервиза с нарезанной тончайшими, почти прозрачными ломтиками ветчиной, рядом с которой бледнела даже та самая «Докторская» из гастронома.
– Ну что, мои дорогие, – сказала она, поднимая бокал, и в её глазах плясали весёлые чертики. – Поздравляю нас с повышением. Теперь мы не просто приживалы при сыне вождя. Теперь мы полноправные члены потребительской элиты советского общества. За наш новый дом! Со встроенным зверинцем и с нашей дорогой тётей Шурой!
Кирилл Валерьевич машинально поднял бокал, отпил небольшой глоток и закашлялся. Это был не грузинский коньяк, а нечто иное – сложное, бархатное, с долгим, обволакивающим послевкусием дорогого дуба и ванили.
– Что это? – выдохнул он, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло.
– «Remy Martin», – небрежно бросила Диана, словно речь шла о компоте из сухофруктов. – По случаю. В «Берёзке» сказали, что самому Лаврентию Павловичу из той же партии возили. Нравится?
Он взял с тарелки ломтик ветчины. Он таял во рту, оставляя насыщенный, глубокий вкус копчёности и орехов.
– Это… испанский хамон? – не поверил своим ощущениям Кирилл, зажмурившись от наслаждения.
– Иберийский, дорогой, иберийский, – поправила его Диана с комичной, напыщенной важностью. – Не упрощай. Мы теперь не упрощаем. Мы живём на полную катушку. В условиях тотального дефицита для всех остальных, мы, наконец-то, зажили по-настоящему. По-человечески.
Семен макака
Они стояли в полуразрушенной комнате, пахнущей цементом и сыростью, среди досок и мешков со стройматериалами, и смаковали французский коньяк с испанской ветчиной, купленные на специальные талоны в закрытом магазине для избранных. А завтра сюда должны были прийти рабочие и построить вольер для макаки-комсомольца под чутким надзором мудрой тёти Шуры.
Кирилл Валерьевич покачал головой и рассмеялся – тихо, счастливо, почти истерично. Это был самый сюрреалистичный, самый абсурдный и самый восхитительный ужин в его жизни. Он чувствовал себя не просто путешественником во времени. Он чувствовал себя авантюристом, сорвавшим самый невероятный, самый парадоксальный куш в истории. И ставкой в этой игре была не только жизнь Сталина, но и этот хрупкий, роскошный мирок с хрустальными бокалами, иберийской ветчиной, покоем тёти Шуры и диким макакой за стеной. И всё это – от дороговизны квартиры до безумия происходящего – казалось ему теперь одинаково ценным, настоящим и бесконечно дорогим.
Глава 11
Сергей смотрел на жену, и его переполняла тихая, безудержная гордость. В этот момент она была не просто его Дианой – она была воплощением той самой новой, шикарной жизни, в которую они вписались с таким головокружительным успехом. Она стояла посреди гостиной, залитой мягким светом хрустальных люстр, и казалась самой – уверенной, ослепительной, полной сил.
Её образ был безупречен. После долгого дня в зоопарке она преобразилась. Вместо рабочего халата на ней было чёрное вечернее платье из тяжёлого шёлка, которое мягко облегало ее стройные формы. Платье было простого, но безупречного кроя – с короткими рукавами-фонариками, подчёркивающими хрупкость плеч, и неглубоким вырезом, оставляющим простор для воображения и демонстрирующим нитку настоящего жемчуга. Но главным акцентом была её стрижка. Короткая, почти мальчишеская, она была выстрижена и уложена с таким искусством, что каждый пепельно-белый локон лежал идеально, оттеняя загар кожи и делая её ярко-накрашенные губы настоящим алым факелом. Это была не седина возраста, а смелая, почти дерзкая седина серебра, говорившая не об увядании, а о стиле и характере. На ногах – лодочки на каблуке-шпильке, которые делали её походку летящей и соблазнительной.
Диана ловила его восхищённый взгляд и чувствовала, как внутри всё замирает от сладкого, знакомого трепета. Ей нравилось это. Нравилось безумно. Нравилось видеть в его глазах тот самый восторг, что был и в их первые годы знакомства, но теперь приправленный взрослым, мужским восхищением её силой и умением устраиваться в жизни.
Она провела ладонью по бедру, ощущая под пальцами дорогую, прохладную ткань. Её мысли текли плавно и ясно. «Да, – думала она, – это всё моё. И это всё – я». Этот роскошный дом с видом на Кремль, эта способность за пару часов превратить стройплощадку в будущий будуар для обезьяны, этот уважительный, почтительный взгляд тёти Шуры, эти талоны в «Берёзку» в её сумочке… Всё это было делом её рук, её смекалки, её умения очаровывать, подкупать и добиваться своего.
Она вспоминала свою прошлую жизнь в Геленджике – тесную трёшку, вечную экономию, скуку провинциального быта. Там она была просто женой Сергея, начальника по футболу. А здесь… Здесь она была Дианой Валерьевной. Директором Московского зоопарка. Хозяйкой этой невероятной квартиры. Женщиной, которая стрижёт Берию и знает все сплетни политбюро. Она не вписалась в эпоху – она её приручила, подчинила себе, заставила работать на себя.
И теперь, глядя на растерянного, но уже поддающегося очарованию этого мира Кирилла, она чувствовала не просто радость встречи со старым другом. Она чувствовала азарт. Её мир, её царство становилось больше. Появлялся новый игрок, новый союзник. И она была готова помочь. Не из жалости, а потому что видела в этом новый интересный вызов, новую интригу, которая делала её и без того яркую жизнь ещё более насыщенной.
Она поймала взгляд Сергея и подмигнула ему, быстро, по-девичьи. А потом её взгляд упал на Кирилла, и в нём зажглись уже иные огни – огни хозяйки, стратега, полководца, оценивающего нового бойца.
– Ну что, Кирик, – сказала она, и её голос прозвучал низко и бархатисто, как звук саксофона из их радиолы. – Теперь ты здесь. И теперь ты видишь, что мы тут не в окопах сидим. У нас есть всё. Дом, связи, возможности. И даже, – она кивнула в сторону комнаты с будущим вольером, – экзотический питомец для прикрытия.
Она сделала несколько шагов к нему, и лёгкий шлейф духов «Красная Москва» – нежный, но уверенный – достиг его.
– И если уж мы затеяли эту нашу безумную авантюру, – продолжила она, глядя ему прямо в глаза, – то будем делать это с комфортом. Со вкусом. И с полной самоотдачей. Я не знаю, как ты тут оказался, но раз уж судьба тебя забросила к нам, значит, так надо. Значит, ты нам нужен.
Она улыбнулась, и в её улыбке была не только женская мягкость, но и стальная воля.
– Так что welcome to the USSR, дорогой. Добро пожаловать в нашу команду. Я уже придумала, как мы через жен министров будем пускать нужные слухи о здоровье товарища Сталина. У меня на завтра записана на стрижку жена Маленкова. Очень болтливая дамочка.
Сергей смотрел на неё, и его сердце сжималось от любви и восторга. Она была не просто его женой. Она была его генералом, его вдохновением, его самым главным и самым красивым проектом. И глядя на то, как она почти уже командует Кириллом, он не сомневался – у их безумной операции «Спасение» теперь появился самый главный и самый эффективный руководитель. И он был бесконечно горд, что это – она.
Глава 12
Следующее утро началось не с бодрящего аромата кофе, а с нервного щебетания радиоприёмника, из которого диктор с металлическим голосом вещал об успехах сталелитейной промышленности. Кирилл Валерьевич Кузнецов, ещё не до конца веря в реальность происходящего, пил чай, украдкой поглядывая на свою дублёнку и пыжиковую шапку, висевшие на вешалке как музейные экспонаты, как памятник его нелепому прибытию.
ЗиС-110
Ровно в восемь утра под окном мягко просигналил автомобиль. Из окна был виден всё тот же чёрный ЗиС-110, а рядом с ним – Пал Палыч, подбиравший с асфальта окурок.
– Ну, поехали, экономист! – бодро крикнул Сергей Викторович Сыров, уже одетый в идеально сидящий партийный костюм и пальто с каракулевым воротником. – Встреча с историей ждёт!
Машина тронулась, но вместо того, чтобы ехать в сторону Кремля, она свернула на улицу Горького.
– Пал Палыч, в ГУМ, пожалуйста, – бросил Сыров, увидев вопросительный взгляд Кузнецова.
– В ГУМ? А встреча? Василий Иосифович ждёт к десяти!
– Именно потому и в ГУМ, – рассмеялся Сергей Викторович. – В таком виде, в каком ты есть, тебя не то, что к Сталину – к вахтёру на порог не пустят. Нужен камуфляж. Высшей пробы.
Через несколько минут ЗиС плавно остановился у бокового входа Главного универсального магазина. Вид его величественных фасадов, стеклянных арок, уходящих в небо, и огромной красной звезды над входом заставил Кирилла замереть. Это был не магазин, а настоящий дворец из стекла и чугуна.
Но Сергей Викторович вёл его не через главный вход, а через неприметную дверь, где их уже ждал немолодой человек с безупречной выправкой и внимательным, всё видящим взглядом.
– Товарищ Сыров, очень приятно. Меня предупредили. Пожалуйте.
Их провели по служебным лестницам, мимо складов, пахнущих кожей и сукном, и впустили прямо в главную галерею. И тут Кирилла Валерьевича накрыло волной настоящего, неподдельного чуда.
Он оказался под гигантскими стеклянными сводами, пропускающими утренний свет. Внизу, на первом этаже, кипела жизнь: у прилавков толпился народ, слышались возгласы продавцов, звон монет. Но Сергей Викторович повёл его наверх, на второй этаж, в мир тишины, ковровых дорожек и приглушённого света.
– Добро пожаловать в мир для избранных, – улыбнулся Сыров. – Здесь не продают, здесь «оказывают услуги».
Их встретил худощавый, подтянутый мужчина с портновским сантиметром на шее и с безукоризненно галстуке-бабочке.
– Сергей Викторович! Какая честь! Чем могу служить?
– Виктор Семёнович, вот мой друг, товарищ Кузнецов. Ему требуется полный комплект. Срочно. Уровень – самый высокий. Время – час.
Портной окинул Кирилла Валерьевича беглым, но пронзительным взглядом, словно сканером, снимающим мерки.
– Понял. Будет сделано. Пожалуйте в ателье.
Ателье оказалось огромной комнатой с зеркалами во весь рост и бархатными креслами. В воздухе витал запах дорогой шерсти и французского одеколона.
Началось самое невероятное действо. Виктор Семёнович щёлкнул пальцами, и появились помощники с рулонами тканей.
– Костюм. Только чистая шерсть, английская. Цвет – тёмно-серый, угольный. Классика. Не подведёт.
– Сорочка. Белоснежный батист. Спинку и плечи надо будет подогнать.
– Галстук. Шёлк. Вишнёвый, с едва заметным узором. Чтобы не слишком строго, но и не панибратски.
– Обувь. Полуботинки. Чёрные, на кожаной подошве. Смотрите, чтобы жали, но не давили.
Кирилла Валерьевича раздели, замеряли со всех сторон, заставляли поворачиваться. К нему относились не как к клиенту, а как к материалу для создания шедевра. Через полчаса он уже стоял в новом белье и носках, а портной набрасывал на него смётанный на скорую руку, но уже идеально сидящий пиджак.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.