Глава 1. Заклинание
Теплым весенним утром, когда солнце щедро одаривало светом все уголки Королевства Ривенделл, пчелы, словно золотые искры, кружили в сладком танце, опыляя цветущие пышным цветом яблони и сливы, когда воздух был напоен медовым ароматом, а в садах звенели птичьи трели, и ветер шептал в кронах древних дубов, когда природа ликовала, пробуждаясь от зимнего сна, в самой уважаемой семье светлых магов произошло неожиданное событие.
В высоких покоях, украшенных витражами с гербами предков, под мерцание магических свечей и тихие напевы заклинаний, родилась девочка. Но не простая наследница древнего рода, а та, чье появление нарушило все ожидания.
Когда повитуха в белоснежных одеждах подняла новорожденную, чтобы передать её матери, в комнате погасли все светильники.
Мать девочки, леди Изабелла, сжимала дочь в дрожащих руках, не в силах отвести взгляд от ее крошечных пальцев, уже окутанных легким сиянием – но не золотистым, как у наследников Света, а холодным, лиловым, как у черных ведьм. Отец, великий архимаг Альдрик, стоял у окна, сжав кулаки. Его белая тень на каменном полу изгибалась неестественно, будто пыталась убежать.
– Это не может быть правдой, – прошептал он.
Но это было правдой.
Это событие обернулось настоящей катастрофой для древнего рода, погруженного в гармонию света и добра.
Представьте себе: в доме, где даже тени были белые, где каждый маг с рождения умел вызывать радуги, пони и благоухающие розы, вдруг появляется дитя с темной аурой. Малышка предпочитала вызывать грозы, насылать лишаи и прятать под кроватью вонючих волосатых монстров.
Первые дни после её рождения были омрачены тревогой. Священные кристаллы рода, обычно сиявшие мягким золотым светом, помутнели и покрылись трещинами. Фамильные портреты на стенах отворачивались, когда мимо проносили младенца, а старейшины шептались за закрытыми дверями, гадая, не проклятие ли это.
Мать Эммы, леди Изабелла, пыталась скрыть правду, укутывая дочь в белоснежные пеленки и осыпая её люминесцентными заклинаниями. Но тщетно: стоило Эмме заплакать, как в комнате гасли волшебные фонари, а из углов выползали жутковатые тени, которых не мог развеять даже самый сильный световой оберег.
Отец, великий архимаг Альдрик, поначалу отрицал очевидное. «Это просто фаза», – твердил он, пока однажды не застал годовалую Эмму, играющую с пауками размером с кулак, которых она сама же и призвала. Она нежно качала их н руках и пел колыбельные. Тогда в его глазах впервые мелькнул страх.
Слуги роптали, соседи сторонились, а дети светлых магов обходили Эмму десятой дорогой. Единственным, кто не боялся её, был старый садовник Горин – бывший воин, потерявший ногу в битве с Тьмой. Он шептал малышке мрачные сказки про древних теневых драконов и учил её вырезать из коры жутковатые фигурки, которые оживали по ночам и плясали при лунном свете.
К пяти годам Эмма уже могла наслать на обидчика такую мигрень, что у того выпадали волосы, а к семи – вызвать из-под земли скелеты кротов, которые таскали за ней её игрушки. Родные молились, чтобы это было просто «бунтарством», но чем старше она становилась, тем явственнее проявлялась её природа.
Но однажды ночью мать заглянула в комнату дочери и застыла в ужасе.
Под кроватью копошилось нечто – мохнатое, с горящими жёлтыми глазами. Оно урчало, как кот, но пахло гнилыми грибами и старыми книгами. Эмма сидела рядом, кормя его печеньем, и что-то бормотала на странном языке.
– "Это всего лишь Брунгильд", – равнодушно сказала девочка. – "Он не кусается. Ну… почти."
Несколько лет после её рождения родные пытались прийти в себя, но этот процесс был медленным и мучительным. Когда-то великолепные семейные балы стали напоминать угрюмые собрания. А после того, как на один из праздников Эмма приехала верхом на толстом черном крокодиле, их единогласно решили больше не проводить. С того дня все старались избегать темы Эммы, как будто она была черным пятном, живым проклятием, наложенным на весь род.
Эмму пытались обратить к свету. Ее воспитывали лучшие гувернантки, обучали лучшие учителя, её любили как могли, но с каждым годом пропасть между интересами Эммы и её родными только увеличивалась. Она росла в окружении светлых магов, которые с трудом могли понять её стремления и желания. Например, когда она однажды попыталась объяснить, почему ей нравится собирать черных скорпионов, её бабушка с ужасом воскликнула: «Но они же ядовитые!»
– Они красивые, – ответила тогда Эмма, поглаживая одного из них по хитиновой спинке. – И они не кусают, если их не злить.
Бабушка отшатнулась, а мать Эммы, леди Изабелла, сжала руки в белых перчатках так, что швы едва не лопнули.
– Дитя моё, – прошептала она, – разве тебе не хочется собирать цветы или бабочек, как другие девочки?
Эмма пожала плечами. Бабочки были хрупкими и умирали слишком быстро, а цветы вяли, даже если за ними ухаживали. Скорпионы же жили годами, и в их холодных, чёрных глазах она видела что-то родственное.
С годами её увлечения становились только страннее. Вместо вышивания она изучала древние трактаты по некромантии, вместо игр на арфе – экспериментировала с зельями, от которых у служанок подкашивались ноги. Однажды она принесла в дом скелет летучей мыши и собрала его заново, заставив кости парить в воздухе с помощью тёмных чар.
– Это же просто забавный фокус! – смеялась она, когда кузен Генрих побледнел и спрятался под стол.
Но никто в семье не смеялся. Они смотрели на неё с растущим ужасом, словно ожидали, что однажды она наложит на них настоящее проклятие.
Эмму непонимание своей семьи совершенно не беспокоило. Она росла, уверенная в себе и своих желаниях, игнорируя мрачные взгляды и угрюмые разговоры. Для неё их печаль была лишь фоновым шумом, на который не стоило обращать внимания. Своих светлых родственников она воспринимала как данность.
Они могли шептаться за её спиной, вздыхать при каждом её смехе, сжимать губы, когда она рассказывала о своих мечтах, – но Эмма лишь отряхивала их сомнения, как дождевые капли с плеч. Её мир был ярким и ясным, словно утро после грозы, а их тревоги – лишь далёким гулом, теряющимся за горизонтом.
На свою жизнь у Эммы был чёткий план, и она была полна таланта и решимости его реализовать. Каждый её шаг был продуман, как ноты в партитуре, а сердце билось в ритме будущего, которое она уже видела перед собой – ослепительное, как вспышка молнии. Она не спрашивала разрешения и не ждала одобрения. Ей было достаточно собственного огня, чтобы идти вперёд, даже если вокруг расстилалась тьма.
Ровно в полночь, после того как ей исполнился двадцать один год – в тот самый год, когда, по всем законам магии, она становилась совершенно взрослой – она стояла в своей чистой, хорошо освещенной и проветриваемой комнате с окном, выходящим на черное звёздное небо.
Луна, кружевная и серебристая, лила сквозь стекло призрачный свет, очерчивая силуэт Эммы на полу, будто обводя её магическим контуром. Нежный весенний воздух, пропитанный ароматом цветущих яблонь, смешивался с пульсацией древних сил, наполняя пространство вокруг. Казалось, сама ночь затаила дыхание, одобряя задуманное, а звёзды, словно бесчисленные свидетели, мерцали в такт её учащённому сердцебиению.
Эмма провела пальцами по потрёпанному переплёту древней книги заклинаний, ощущая под кожей лёгкое покалывание – страницы отзывались на её прикосновение, будто живое существо. Когда она открыла фолиант, чернила заструились по пергаменту, вспыхивая изумрудными искрами, будто пробуждаясь от многовекового сна.
Слова заклинания сорвались с её губ, как шум внезапного ливня – сначала шёпотом, затем сильнее, переплетаясь с вибрациями ночи. Они звенели в воздухе, наполняя комнату гулом незримых колоколов, и с каждым слогом магия сгущалась, становясь почти осязаемой. Эмма читала ровно, почти бесстрастно, но в глубине голоса дрожала едва уловимая нота – отголосок страха, надежды, жажды чуда.
Поток магии поднялся от страниц, обвивая её тело, как живая лента. Он скользил по коже, холодный и влажный, словно язык лягушки, оставляя за собой мурашки и лёгкое головокружение. Воздух вокруг зашипел, вспыхивая синими искрами, а в окне внезапно отразилось не звёздное небо, а чьи-то глаза – огромные, золотые, наблюдающие.
Эмма не видела их. Она уже не могла остановиться.
Огненный Демон Заргул, Властелин миров Хаоса, медленно появился в центре аккуратно вычерченной пентаграммы, и был очень удивлен.
Он только что сражался на арене с огнедышащим змеем смерти, отрывая ему последнюю голову, и вдруг оказался… здесь.
Где здесь?
Тяжелое дыхание Заргула, еще не остывшего от ярости битвы, замерло в воздухе, смешиваясь с тонким ароматом роз и воска. Его пальцы, привыкшие сжимать пылающие клинки или дробить кости врагов, теперь судорожно сжимали окровавленную голову змея. Черная, как сама пустота, кровь сочилась сквозь пальцы, капая на идеально чистый розовый ковер, оставляя пятна, похожие на пролитую тьму.
Заргул медленно повернул голову, и его горящие угольные глаза окинули комнату.
Это была… девичья спальня.
Большой дубовый шкаф, массивный и уютный, будто обещал хранить не только платья, но и тайны. Окно с резными занавесками, на подоконнике – горшки с нежными цветами, их лепестки трепетали от его дыхания, словно пугаясь самого его присутствия. Кровать – белоснежная, с шелковыми простынями, будто сотканными из лунного света, а на подушках… лепестки алых роз.
Розы.
Заргул скривил губы в гримасе. Он ненавидел розы. Они пахли слишком… чисто.
На прикроватном столике теплилась розовая свеча, ее пламя дрожало, будто чувствуя приближение настоящего огня. Рядом – два дорожных чемодана, аккуратно упакованных, и сложенная записка на туалетном столике, будто ждущая, когда ее прочтут.
Демон Хаоса почувствовал, как его ярость сменяется недоумением.
– Что за… – его голос, обычно грохотавший, как извержение вулкана, теперь звучал приглушенно, словно боясь нарушить эту нелепую идиллию.
Он сделал шаг вперед.
Заргул много слышал от демонов о том, как страстные и отчаянные ведьмы призывают их на ночь дикой страсти. Ох, сколько он наслушался подобных историй! Они были легендарными, полными страсти, огня и магии, но ему самому попасть в такую ситуацию не удавалось – не существовало до этого момента в мире ведьмы такой силы, что сможет призвать его.
И вот теперь, когда древние руны вспыхнули в воздухе, а его имя прозвучало в заклинании, он уже предвкушал: вот она – та самая, дерзкая и порочная, с глазами, горящими адским огнем, с губами, обагренными вином и грехом.
С ухмылкой на лице он начал искать взглядом эту роскошную ведьму в красном нижнем белье, что отважилась на такой безумный шаг. Но…
Комната была пуста.
Точнее, почти пуста.
В углу, заваленная книгами и пыльными свитками, сидела девушка. Худенькая, невзрачная, словно тень, затерявшаяся среди полумрака. Длинное платье, серое, как пепел забытого костра, плотно облегало ее хрупкую фигуру, застегнутое на все пуговицы – маленькие, круглые, жалкие. Ни бархата, ни кружев, ни намека на соблазн.
А волосы… Боги, эти волосы! Не то грязно-русые, не то тускло-каштановые, заплетенные в тоненькую косичку, которая болталась за спиной, как мышиный хвостик.
Заргул замер.
Это должно было быть его призывательницей? Эта… мышь?
Он ждал бурю, а получил – шепот. Ждал пламя, а перед ним стоял угасший уголек.
Но самое страшное было в ее глазах.
Не страх. Не восторг.
Только холодный, расчетливый интерес.
Как у ученого, разглядывающего подопытного жука.
Заргул ощутил легкий холодок, пробежавший по спине – нехорошее предзнаменование.
Что-то в этой девушке и в её аккуратной комнате было таким странным, что даже его огненная натура на мгновение притухла. Он ожидал увидеть властолюбивую ведьму с огненными глазами и манящими губами, а не эту скромную невинную деву, которая, казалось, только что вышла с какого-то скучного урока по вязанию носков.
Комната пахла лавандой и воском, а на столе аккуратной стопкой лежали книги в кожаных переплетах. Сквозь занавески пробивался мягкий свет, окутывая всё вокруг неестественным спокойствием. Даже воздух здесь был каким-то… приглаженным.
– Эм… ты меня призвала? – спросил он, стараясь звучать как можно более угрожающе, но вместо этого его голос прозвучал скорее, как вопрос, который задаёт кот, когда его неожиданно выкидывают из окна.
Девушка подняла голову от книги и посмотрела на него бесцветным безразличным взглядом, как будто перед ней стоял не самый сильный, могущественный и красивый Огненный Демон Хаоса, а пыльный мешок с картошкой.
– Да, – кивнула Эмма, – Приветствую тебя, Заргул, Демон Хаоса.
Её спокойный голос был похож на тихую трель речного жука, настолько незначительный, что его можно было бы пропустить мимо ушей, если бы не одно «но». Она говорила так, будто его имя значило для неё не больше, чем название случайно попавшегося под ноги камешка.
– Ты не мог бы убрать голову змея? С неё капает кровь на чистый пол, который только что помыли.
Заргул медленно перевёл взгляд на свою добычу – отрубленную голову гигантской змеи, из пасти которой всё ещё сочилась тёмная кровь, оставляя на безупречно вымытых половицах отвратительные алые капли.
– Это… священный змей Апокалипсиса, – процедил он сквозь зубы. – Он пожирал души грешников тысячу лет.
– И теперь он пожирает мой пол, – парировала Эмма, закрывая книгу. – Подотри, пожалуйста.
В её голосе не было ни страха, ни восхищения, ни даже раздражения. Только лёгкая усталость, как у человека, которому в сотый раз приходится объяснять, что грязные сапоги нужно оставлять у порога.
Заргул почувствовал, как в его демонической груди что-то дрогнуло.
Что, чёрт возьми, не так с этой девушкой?
– Мог бы… – хищно и самодовольно улыбнулся Демон, закидывая кровоточащую голову змеюки через подпространство в чью-то спальню, двумя этажами ниже. Кости хрустнули, брызги алой влаги расцвели на обоях, а он тем временем игриво продолжил, развалившись на полу, будто в собственных чертогах:
– Ну здравствуй, моя загадочная ведьма! И с какой же целью ты решила призвать меня, оторвав от столь важных дел?
Из его глаз вырвались языки пламени, осветив комнату мерцающим адским светом. Тени зашевелились на стенах, будто жадно прислушиваясь к каждому слову.
– Отомстить обидчикам? – он провёл когтем по полу, оставляя за собой дымящуюся борозду. – Или, может, ты хочешь новый дом? Просторный, яркий, с бесконечными коридорами, где каждый шкаф – произведение искусства, а полы… – демон сладострастно вздохнул, – …никогда не пачкаются. Ни пылинки, ни пятнышка. Или…
Его голос стал ещё тише, ещё слаще, словно мёд, смешанный с ядом. Он обволакивал, проникал в самые потаённые уголки разума, шептал о несметных богатствах, о власти, о вечной молодости…
– А может, ты мечтаешь стать прекраснейшей из смертных? Чтобы мужчины падали к твоим ногам, а женщины грызли локти от зависти? Назови своё имя, и я подарю тебе целый мир!
Но Эмма смотрела на него абсолютно равнодушно. Её взгляд был холоден, как зимнее утро, и от этого у Заргула по спине побежали мурашки. Где-то в глубине его сущности, там, где обычно клокотала самоуверенность, медленно зашевелилась тревога.
И ещё… эти проклятые чемоданы. Два старомодных саквояжа, скромно притаившихся у прикроватной тумбочки. Они стояли слишком тихо. Слишком… ожидающе.
Заргулу это очень не нравилось.
– Я призвала тебя, демон Заргул, для заключения брачного контракта.
– Прекрасно! – демон вздохнул с облегчением, сверкнув золотыми зрачками. – Кто же этот счастливчик? Твоя первая безответная любовь? Может быть, принц Янтарного Королевства – он как раз ищет себе невесту? Или светлый маг Антоний? Слухи о его красоте дошли до пределов самого Хаоса! Назови имя, и любой будет у твоих ног! – Заргул пел соловьем, размахивая когтистыми пальцами, лишь бы поскорее смыться из этой проклятой комнаты, где воздух пахнул ладаном и железом.
– Я хочу заключить брачный контракт с тобой, демон Заргул. Вот, ознакомься и подпиши. – Эмма достала из зеленой папки, что держала в руках вместе с книгой, и протянула демону несколько листов плотной белой бумаги, исписанных таким мелким почерком, словно их писал муравей, окунув лапки в чернила.
Огненный демон Заргул, Властелин Хаоса, сидел на полу, обхватив колени когтистыми руками, и смотрел на Эмму с таким недоумением, словно она была удивительным созданием из кошмарного сна древнего мифического существа. Его пламенные волосы медленно шевелились, будто живые, а тень за его спиной пульсировала, не в силах принять форму.
Внезапно его лицо расплылось в широкой улыбке, обнажив ряды острых зубов, и он разразился смехом – таким громким, что с потолка посыпалась штукатурка. Её куски кружились в воздухе, как лепестки белых роз, напоминая свадебный салют. Но смех оборвался так же резко, как начался.
– Ты… серьезно? – голос Заргула потемнел, словно туча перед грозой. Его пальцы сжали контракт, и по краям бумаги вспыхнули крошечные язычки пламени. – Ты вызываешь Повелителя Семи Бездн, Червонного Дракона Пустоты, чтобы… жениться на нем?
Эмма не моргнула.
– Да.
Демон медленно поднялся во весь рост, его рога почти касались потолка, а тень раздулась, заполняя комнату.
– Ты либо безумна, – прошипел он, – либо гениальна.
И в этот момент Эмма улыбнулась – так же широко и страшно, как он.
– Ты думаешь, эти жалкие путы удержат меня? – прошипел он, и его голос, обычно грохочущий, как подземный гром, теперь звучал приглушенно, будто запертый в стеклянной ловушке. – Я сжигал целые города, разрывал души на части, а ты… ты всего лишь пылинка, осмелившаяся встать у меня на пути!
Но Эмма лишь вздохнула, словно устала от детских капризов. Ее пальцы, тонкие и бледные, как зимние ветви, перебирали страницы старой книги, лежащей у нее на коленях.
– Ты будешь служить мне, Заргул, – произнесла она тихо, но так твердо, что даже воздух вокруг застыл. – Или я разберу тебя на части и сложу заново – так, как мне будет угодно.
Демон замер. Впервые за тысячелетия он почувствовал нечто, отдаленно напоминающее страх.
– Как ты смеешь, человеческое отродье, так шутить? – зарычал он, и воздух вокруг вспыхнул адским пламенем. Его голос гремел, как подземный гром, сотрясая стены и заставляя дрожать даже камни под ногами.
Тень его тела раздулась, обретая чудовищные очертания: исполинские мускулы вздымались, словно горные хребты, а кожа, покрытая трещинами, извергала огненные реки. Острые клыки, длиннее кинжалов, обнажились в оскале, а черные рога, извивающиеся, как корни проклятого древа, пронзали клубящийся дым.
Огненные языки лизали воздух, оставляя за собой пепельный след, а его глаза – два раскаленных угля – сверлили Эмму, словно уже приговорили ее к сожжению. Он смотрел на нее, как на жалкую былинку, случайно уцелевшую под его копытом, готовую обратиться в прах от одного лишь его дыхания. Казалось, сам ад вырвался наружу, чтобы поглотить ее, и даже время замерло в ожидании расплаты.
Однако магия призыва, как невидимая цепь, удерживала Заргула, не позволяя причинить вред Эмме и ее миру.
Его истинная мощь, способная разорвать в клочья небеса и испепелить землю, теперь была сжата до жалких размеров – крошечные когти, миниатюрные крылья, едва ли способные поднять его в воздух. Даже пламя, что некогда пожирало целые города, теперь лишь слабо мерцало в его горле, как потухающий уголек.
Оковы сидели на демоне так идеально, не жали и не болтались, что казалось, сама судьба приложила руку к их созданию. Они обвивали его, словно живые, тоньше паутины, но крепче адамантита, и с каждым движением лишь сильнее впивались в плоть.
По спине Заргула поползли ледяные мурашки. Он впервые за тысячелетия ощутил холод. Не просто холод – пронизывающий, всепоглощающий ужас перед тем, что его вечная ярость, его бесконечная сила оказались бессильны перед заклятием этой женщины.
Внутри разгорелось чувство беспокойства, но это уже не была привычная злоба. Это был страх.
Заргул осознал, что эта ведьма была намного более опасной, чем он мог предположить.
Ее глаза, спокойные и бездонные, словно зеркала вечности, смотрели на него не со страхом, не с ненавистью, а с… любопытством. Как ученый рассматривает редкий экземпляр в колбе.
И тогда демон понял самое страшное: он не был для нее угрозой.
Он был экспериментом.
Что только не делал демон, чтобы освободиться. Он угрожал, льстил, сыпал обещаниями, как конфетти на празднике, но Эмма оставалась равнодушной и непоколебимой, как скала. Ее маленькие бесцветные глаза смотрели на Заргула со скукой, а тонкий, плотно сжатый рот на бледном лице выдавал капельку раздражения, аккуратно скрытого под маской равнодушия.