Академия мертвых героев

- -
- 100%
- +

Глава 1
Смертельно опасный турнир, в котором выживают не все. Победители получают право служить при боге-покровителе, проигравший же… принимает смерть от рук восставшего.– Как думаешь, ты способна на убийство?
Этот вопрос задал напарник за три недели до того, как я убила его. Тогда я задумалась: что должно произойти, чтобы я решилась погасить чье-то существование? Но, оказавшись наедине со страхом и под давлением Богов, рука сама метнулась, обрывая жизнь.
Каэн был наивным парнем, возомнившим, что может тягаться с нами, полубогами, которых с шести лет учили убивать. Мы толком не научились разговаривать, а уже стояли в стойках, размахивая ножами. Если и был какой-то дурацкий свод правил, то там определенно значился пункт: меч клали в руку при первом вздохе. Вслед за плачем младенцев их немедленно клеймили, как непригодных для свободной жизни на Олимпе.
Для таких, как я, жизнь была окрашена в особые черные краски: то, что ты до сих пор жив, – случайность. То, что выжил в турнире, – абсолютная удача. Попал в ряды стражи? Проклятое благословение.
Единственная причина, по которой я дожила до турнира, – страх закончить, как моя мать. Он был гораздо сильнее всего остального. То, что она забеременела от Гефеста, не сделало ее жизнь лучше, а меня – исключительной. Боги плодились так, что не могли запомнить всех, с кем спят. А женщин в Греции, желавших лучшей жизни, было больше, чем звезд на небе.
Не каждый младенец со смешанной кровью достигал и года. Но если он не отправился в Асфодельские поля, то к шести годам его насильно забирали в Олимпийский Протекторат, чтобы представить Зевсу как будущего защитника.
Протекторат – лишь первая ступень. Целью нашего обучения было поступление в военную Академию. На тренировках мы калечились, но плакать было бессмысленно. Один взгляд солдата – и ты забываешь, что такое слезы. Любое проявление слабости на матах – и ты отрабатываешь в полях, доказывая очередному богу, что ты не ошибка и в будущем станешь достойным воином, способным отразить атаку Титанов.
В наших венах текла человеческая кровь, поэтому мы не могли быть с богами на равных. Мы годились для охоты, охраны или разведки. Несмотря на это, часть своей силы они передали, и, раз уж так сложилось, нас пускали на мясо – по моему мнению. Хотя большинство считали это привилегией.
Чушь собачья.
Каэн был Богом молодого поколения. Его мать – Богиня Немезида, а его отец – Танатос. Парню необязательно было участвовать в турнире, но, когда твое эго размером с Олимп, умение пользоваться серым веществом куда-то улетучивается.
В итоге он гниет в земле, а мои руки по локоть в тёплой крови. Его угасающий взгляд – то, что я буду вспоминать, пока мой собственный не станет таким же. Мне дали выбор: убить его и получить лекарство от заражения крови или оставить парня в живых, а себя обречь на гибель где-то под деревом в этом лесу.
– Мне было приятно иметь с тобой дело, – говорю я, закапывая напарника в глубокой яме. Ливень обрушивается на нас, и я почти сама срываюсь вниз.
Каэн был лишь моим напарником – так я себя успокаиваю. Не имеет значения, что его лицо целый год было первым, что я видела по утрам. Плевать, что он кормил меня, когда я лишалась ужина за свои выходки. Легко будет забыть, как он вставал на мою защиту, стоило другим бросить мне вызов.
– Каэн, ты мог бы ни о чем не переживать в Садах Адониса, пировать и проживать бессмертие. Вместо этого ты убит какой-то смертной богиней – Авророй Аррот.
Слезы застилали глаза, но я убеждала себя, что есть дела поважнее, чем тратить слезы на него. Так уж мне «повезло», что Немезида – та самая крылатая богиня возмездия, карающая за нарушение нравственных порядков. Вряд ли за убийство ждет смерть. Турнир непредсказуем, но они могут серьезно осложнить мое жалкое существование.
Сейчас я в безопасности – насколько это возможно, а лекарство действует. Я чувствую, как мазь обжигает, но вместе с тем она очищает кровь, и глубокая рана затягивается. Мне понадобится еще пять минут, прежде чем продолжить бег.
В лесу легко потеряться. Здесь нет ни тропинок, ни даже мха, по которому можно ориентироваться. По сути, ты просто веришь в удачу и идешь, надеясь выйти к горе. Забраться на дерево не вариант: пока дотянешься до вершины, наступит глубокая ночь, а птицы здесь кровожаднее участников турнира.
По моим подсчетам, мы были в пути четыре дня. За это время, помимо убийства напарника, мы сразились с парой Гарпий. Они невыносимо воняют, но не такие смертельные, как Химеры. О том, что Химеры здесь, подсказали душераздирающие крики и пылающие деревья. Чудовищ можно было победить, но я не рискну связываться с огнем..
Еще наши военачальники говорили: худшее, что вы можете сделать на турнире, – это уснуть. Пока спите, вы слишком легкая добыча. Поэтому единственный вариант – бежать и слушать. Некоторые из нас едят специальные ягоды, которые воздействуют на мозг так, будто ты неутомим и полон энергии. Но только те, у кого с мозгами все в порядке, знают: из-за них ты теряешь концентрацию, инстинкт самосохранения и внимание к деталям.
Поэтому я их не ем. И Каэн не ел. И чтобы мне выжить и не присоединиться к нему, в моем распоряжении всего два дня: один – чтобы найти гору, второй – забраться на нее. И по возможности ни с кем из участников не пересечься.
Глава 2
Но лишь выжившие узнают, ради чего всё началось. Боги наблюдают. Одни карабкаются вверх, другие – вниз.К горе удалось подойти только к вечеру следующего дня. Я опаздываю примерно на три часа. Теперь мне понадобится удача Аполлона, если я хочу вовремя подняться на вершину. Ведь, как мы знаем, не успеешь – сгоришь заживо в этих лесах, и можешь забыть об Академии.
Воздух у подножия уже холодный, и по моей спине пробегают мурашки. Я поднимаю голову. Чем больше я пытаюсь разглядеть, что таится наверху, тем хуже. Буря над горой осложнит подъем, а еще я могу замерзнуть.
– Тебе стоило взять теплую одежду. Холод убивает не хуже кинжала, – женский голос раздается сзади. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, кому он принадлежит, но я успеваю ругнуться себе под нос.
Алексия Лаэртиад. Она мастерски владеет навыком бесшумного передвижения.
– Так даже веселее. Будет больше мотивации покончить с этой горой, – отвечаю я и начинаю карабкаться по камням. Они холодные, царапают кожу, но на нытье времени никогда нет.
Я слышу, как богиня копошится сзади, а потом за короткое время догоняет меня в два счета. Ее кудрявые светлые волосы спрятаны под пилосом, а на теле – хитон из плотной шерсти. Девушка выглядит так, словно только что сражалась с Титанами: вся в крови и порезах, но с ослепительной улыбкой, способной осветить этот снежный путь.
– Если хочешь, могу дать вторую накидку. Прошлому хозяину она больше не нужна.
Ее мешок на спине почти полон. Накидка, которую она предлагала, лежит где-то на дне, потому что сверху виднелись еда и веревка. Соблазн взять все, что там есть, так велик, что я мысленно стону.
Я двигаюсь вверх, чтобы не замерзнуть окончательно. Алексия ползет следом, и я замечаю, что обувь у нее куда удобнее моей. Да и вообще – не ее: обычно такие носят мужчины.
– Этот пустоголовый уснул и развел костер, представляешь? – она ухмыляется и ускоряется, оставляя меня позади. – Теперь он сытый и мертвый.
Девушка подтягивается к выступу, а потом протягивает мне руку, чтобы помочь. Но я не спешу ее брать, и мы обе смотрим друг на друга.
Когда почти всю жизнь живешь под одной крышей с убийцами, то доверие отпадает как само собой разумеющееся. Любая ягода, которую предлагают, может стать белладонной. Как и помощь.
– О, перестань. С тебя нечего взять. Твоя смерть будет лишней, а вот если ты останешься жива – еще пригодишься.
Взгляд ее темно-зеленых глаз скользит поверх моей головы, по верхушкам леса. Ветер усиливается, а на нас оседают снежинки.
Я вздыхаю, понимая, что она права, и хватаюсь за протянутую ладонь.
– Погодка портится. Нам нужно двигаться быстрее, но сначала давай поедим? – она отряхивает руки; они такие же грязные, как и мои. Я не ела так давно, что кажется, желудок сводит судорогой. Я не ела так давно, что кажется органы жрут сами себя.
Алексия берет лепешку, делит ее пополам, потом достает второй мешочек, в котором лежат небольшие кусочки мяса. Она протягивает еду мне, но я все еще не верю, что это происходит.
– Ты первая, – настаиваю я.
Она закатывает глаза и недовольно цокает языком. Не разрывая зрительного контакта, девушка набивает рот: щеки становятся до смешного круглыми и румяными. Только после того как богиня прожевала и проглотила, я беру то, что так хочу.
– Спасибо тебе, Ифа, за прекрасный ужин. Надеюсь, Асфодельские поля достойно встретили тебя, – благодарит кучерявый убийца, закрывая глаза от наслаждения. Она ни о чем не жалеет. Впрочем, так и должно быть.
Когда мясо попадает мне в рот, я почти расплываюсь в улыбке. Оно прожарено как нужно, а лепешка такая мягкая, что на мгновение я забываю, что стою на высоте двадцати метров в окружении гор, лесов и еще одного палача.
– Что ты от меня хочешь? Я не поверю в эту благотворительность.
– Я за тобой следила.
– Само собой.
Она вытирает рот рукавом, а потом, прежде чем убрать остатки обратно в мешок, достает теплую одежду.
– Накинь, – бросает мне накидку, и я ловлю ее одной рукой. Материал колется, но согревает, и мозг велит помолчать, чтобы не лишиться пальцев.
– Ты знала, что некоторые участники решили устроить самосуд?
– Нет.
Мы обе поднимаем взгляд – туда, где в облаках скрывается гора, путь к Олимпу. За годы тренировок мы побывали в разных условиях и должны быть готовы ко всему, но высота – моя слабость. Главный страх, который я держу под семью замками.
– Они договорились скидывать с третьего яруса каждого участника, если решат, что он угроза. Хотят избавиться от конкурентов еще до поступления в Академию.
– Откуда ты знаешь? – я доедаю лепешку и накидываю на себя одежду. Пока мы болтаем и едим погода портится с бешеной скоростью.
– Подслушала разговор наших военачальников. Это сатирово отродье только “за”, чтобы устроить показушные бои и избавиться от слабых.
Я киваю. Это в их духе – осложнять нам жизнь. Я не думала, что и на турнире это продолжится. Я и так невыносимо устала: под ногтями кровь Каэна, а ноги замерзли так, что скоро они мне не понадобятся.
– И зачем тебе я?
Алексия кутается в одежду, будто хочет в ней раствориться. Ее взгляд уходит в сторону, она переминается с ноги на ногу.
– Ты дерешься лучше всех из девчонок и отлично стреляешь. Если на меня нападут, мне нужна защита.
Я выгибаю бровь, глядя на нее, и надежда в ее глазах гаснет с каждой секундой.
– Тогда, получается, без тебя у меня больше шансов выжить, не находишь?
Она подходит ближе, но я не двигаюсь.
– Я надеялась, что после того, как ты поешь и согреешься, ты согласишься мне помочь.
Ее глаза умоляют, но я смеюсь в голос. Так сильно, что у меня текут слезы.
– Алексия, я убила собственного напарника.
Она прижимает руку к сердцу, и от выражения ее лица я чувствую себя сквернее обычного.
– Каэна? Он был славным парнем. И таким добрым.
– У меня не было выбора.
Вариант, что умираю я – не рассматривался. К счастью или к сожалению, мы так устроены, что хотим выжить, а боги лишь ускоряют наши решения. Пускай и манипуляциями.
– Мы делаем все для выживания – так гласит кодекс. Поэтому сейчас я прошу тебя о помощи. Обе поступим в Академию, а там уж точно будем друг другу полезны.
Я наслышана о том, что в Академии свои законы. Мы обязаны будем жить по новым правилам, придется кому-то довериться. Возможно, даже… подружиться.
– Ты должна быть благодарнее. Я тебя одела, накормила и предупредила об опасности! – не унималась девушка. С каждым ее словом обида слоями ложилась на меня.
– Вот поэтому я и не хотела доверять. За все приходится платить, – я тоже кутаюсь в накидку. Мы теряем время; темнота сгущается, а снег уже припорошил землю.
– Они знают, что мы отстали и расставили охрану по всему периметру, а я не хочу быть скинутой в пропасть. Я не умру вот так!
От того, как повышается ее тон, мне становится не по себе. Все же, она только выглядит маленькой и беззащитной. Кровь на ее лице придает девушке устрашающий вид, напоминая, что она сделала ради одежды и еды.
– Ладно. Но больше не преследуй меня. Доберемся до вершины и разойдемся.
Дождь вперемешку со снегом бьет в лицо ледяными иглами, отчего мы замедляемся. Щеки и лоб замерзли, покалывают от постоянных ударов ветра; глаза жжет так, что их почти невозможно разлепить. Первое время мы еще пытались разговаривать, но гул был таким сильным, что перестали слышать друг друга. К тому же с открытым ртом мерзнешь быстрее.Девушка прячет радость, но я вижу, как дрожат ее губы, и мы снова карабкаемся вверх.
Мы с Алексией сработались как команда – что удивительно – страхуя друг друга от падений и камней, которые время от времени срывались сверху. Мне казалось – это проделки богов. Возможно, даже Немезида приложила руку.
Мы сделали лишь один перерыв, прежде чем вплотную приблизились к третьему ярусу. Он был последним. Выше – только наша победа и возможность стать стражами. Возможность не закончить, как моя мать.
Время здесь будто остановилось. Буря и снегопад остались позади. Сугробы по колено и такие виды, что дух захватывает: чистое голубое небо, как предзнаменование новой жизни, свежий, чуть сладкий воздух.
Алексия ползла на корточках впереди, а я прикрывала сзади. Мы двигались бесшумно, а мой слух был напряжен до предела – казалось, я смогу услышать соперников за милю. Когда скалы перестали нас прикрывать, пришлось ползти – это оказалось самым трудным. Снег был повсюду: за шиворотом, в обуви, даже во рту. Мы кряхтели и ругались, но никто не думал сдаваться. Тем более, когда Алексия заметила обходной путь.
Пробираясь к ярусу, мы видели тела погибших. В основном парней – их я знала плохо. Но две девушки среди них были мне знакомы по спаррингам.
– Смотри, – шепчет богиня, указывая на рослого парня со стрелами за спиной. Где он их взял?
– Это Деметрий. Он хорош. Ты по сравнению с ним – малолетнее дитя с палкой. Поэтому если нападут, не упускай его из виду.
Я щурюсь, разглядывая объект угрозы. Все мое тело напряжено в ожидании: придется или бежать, или драться.
– Зато у малолетнего дитя руки целы, – шепчу я. Парень сжимает стрелу, и еще капля крови падает ему на сапоги. – Он ранен, значит, медлителен и будет дольше прицеливаться.
Алексия присматривается и радостно кивает, будто мы уже победили. Но когда из-за угла к нему присоединяются еще двое парней, в моих жилах стынет кровь. Этих я знала. Они были безжалостны и с улыбкой добивали любого на палестрах. Однажды, после одного из боев, меня вынесли почти без сознания – с треснувшими ребрами и рассеченной губой. Их удары в десять лет были как молот с разбега.
– О, великие Мойры! – выдыхает напарница. Мы отслеживаем каждое их движение и молимся, чтобы на ярусе не оказалось никого, кроме них.
– Вступать в прямую атаку слишком глупо, – шепчу я. Мои губы еле двигаются. – Не привлекаем внимания.
Мы обе сглатываем страх, скопившийся в теле. Арка совсем близко, и все кажется простым, но ставки так высоки, что от паники мозг начинает работать хуже. Двигаясь крайне медленно, мы преодолеваем метр за метром, посматривая и реагируя на каждый чих.
Когда мы сползаем с первого крутого спуска, а соперники остаются позади – я слышу нарастающий под нами треск. Мне хватает секунды, чтобы предвидеть, что за этим последует. Алексия замирает. Ее глаза округляются до размера солнца, а мое сердце уходит в пятки.
Девушка проваливается вниз. Мне страшно настолько, что я готова потерять сознание. Ее тело наполовину свисает в пропасть, но я успеваю ухватить за лодыжку. Обувь скользит в моих руках, и Алексия соскальзывает еще ниже, скрываясь в разломе. Из горла напарницы вырывается крик настолько оглушительный, что эхо отражается от гор. Лед под нами расходится с еще большим грохотом, обещая, что скоро обе будем погребены под слоем снега в расщелинах.





