Узелки на памяти

Карантин

Летом я снова заболела, теперь чесоткой. Всех больных чесоткой детей поместили в отдельный домик – изолятор. Дети были разновозрастные и неуправляемые. Каждый день приходила врач, заставляла всех детей раздеться догола и мазала чёрной мазью. Мы бегали по дому и ограде чумазые, как чертенята. Выходить за ограду карантинного дома нам было строго запрещено. Еду нам приносила женщина – работница детдома. Запомнился мне один случай. Нам принесли на обед молочную лапшу в большом деревянном ведре. Женщина принесла ведро, поставила на стол и ушла. Мальчишки бегали, баловались и сдвинули ведро на пол. Сначала все опешили, а потом все, кто был в комнате, кинулись сгребать лапшу пригоршнями и есть. Когда пришли те дети, которые играли на улице, посреди комнаты на полу было мокрое пятно и пустое ведро, а они остались без обеда. Что примечательно, я не помню, чтобы кто-то заболел или маялся животом. Не всё было так плохо. Однажды, даже когда эпидемия чесотки закончилась, и мы вернулись в корпус, нас повели в сельский клуб в кино. До клуба на другой конец села шли долго, или мне так показалось. Сидели мы на полу, прямо перед экраном. Это был мой первый просмотр кинофильма. Показывали сказку «Кощей бессмертный». В зале, где стояло фортепьяно, проходили детские праздники, моя сестра Люба пела песни и в будние дни играла на фортепьяно, подбирала музыку. У неё был музыкальный слух и красивый голос. Запомнился мне ещё один эпизод. Трое мальчиков сбежали из детского дома, но их задержали где-то по дороге и вернули. На поляне выстроили всех детей, вызвали трёх беглецов и поставили перед строем. Они говорили, что сбежали на фронт, но война закончилась. Вероятно, они хотели уехать в Германию, чтобы отомстить за погибших отцов. По воспоминаниям моей сестры Любы, их заставили есть землю в знак того, что больше они не будут убегать из детского дома!

В сентябре Люба пошла в школу в детдоме, в первый класс. Зимой 1947 года я снова заболела, теперь более страшной болезнью – трахомой…

А в это время, вся моя семья поменяла место жительства, и было это сложно, тяжело. Об этих тяготах, я к счастью, узнала только со слов старшей своей сестры.

Из воспоминаний Розы Степановны Кирсановой (Кшнякиной).

«Когда мама уезжала из дома за продуктами, я вставала утром и шла по соседям. Соседи спрашивали:

– Колька-то живой?

Я говорила:

– Живой, только плачет, есть хочет.

Мне давали, кто кусочек просяного хлеба, кто картошку, и я бежала домой, чтобы нажевать, завернуть в марлю и дать ребёнку пососать. Приезжала мама и спрашивала, если я выбегала её встречать:

– Колька живой?

– Живой, – говорю.

Голодовали с 1943 по 1947 год.

Домик наш стоял в низине. Весной 1947 года посадили огород, где шкурки (очистки с глазками для всходов), а где мелкую картошку, вперемешку. Как только зацвёл шиповник, вода в Оби прибавилась и затопила весь огород, всю картошку, как и два года назад. Осталось только просо на песке за домом. Семья осталась без нового урожая, а значит, без средств к существованию. Что только не ели! Ранней весной пальчики (побеги) молодых сосёнок. В лесу первыми распускаются листья смородины и боярышника. Найдём куст с листвой, оборвём – и в рот, и в сумку. Перекапывали огороды, собирали мороженую картошку, толкли в ступе и пекли лепёшки. Когда первым в лесу появлялся лук-слизун, позже – грибы, ягоды, мы из тайги не вылезали, собирали.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.