- -
- 100%
- +

Магазин музыкальных облаков
Дорога казалась бесконечной. Утренний туман делал почти невидимыми окрестности, щётки-дворники не успевали убирать лишнюю влагу на стекле. Хотелось есть и спать. Чего больше – Макс не знал.
Жена Рита дремала на заднем сидении, укрывшись мягким клетчатым пледом и положив под голову любимую подушечку с вышитым зайцем. В салоне машины было уютно и тепло. Чехлы на сидения и подголовники Рита шила сама, подбирая ткань по цвету и качеству. Разные нужные в поездке вещи были сложены в красивые коробочки и пакеты…
Неожиданно справа, в дымке тумана, проявились расплывчатые очертания небольшого домика, похожего на маленький замок. С башенками, лепниной, закруглёнными окошками и коваными дверными ручками.
Над входом висела старая вывеска, на которой были прибиты деревянные буквы, некогда образующие надпись «Добро пожаловать!», от которой осталось только «Добро пожа…ть!». Причём, «ть!» находилось на таком расстоянии от других букв, что, казалось, приобретало какой-то свой едва уловимый смысл.
Макс решил зайти сюда, остановил машину, разбудил Риту. Та спросонья ничего не поняла, но пошла с Максом.
Дверь была не заперта и легко открылась. В коридоре, куда они зашли, было мрачно и сыро. Справа и слева Макс и Рита увидели по двери и вошли в одну из них. В большой комнате за старинным письменным столом сидел старик. Совсем седой. В потёртом коричневом пиджаке, зелёной выгоревшей рубахе и вязаной красной шапочке с прорехами. Светло-пепельные давно немытые длинные волосы выбивались из-под шапки, а некоторые торчали из прорех.
– Здравствуйте, – сказал Макс. – Не найдется ли у вас чаю?
– Найдётся, конечно. Но с одним условием. Пройдёмте-ка сначала сюда.
Старик открыл дверь и повёл гостей в другую комнату. Там на полках слева стояли разные пробирки, колбочки, высокие стаканы. С правой стороны на стене было подобие витрины, где находились баночки с разноцветным содержимым.
– Это музыкальные облака. К сожалению, одноразовые. Вы берёте банку в руки, мысленно или вслух заказываете мелодию, потом откручиваете крышку и оттуда вылетает облако выбранного вами цвета. Звучит любимая мелодия, а сами вы попадаете в то время, когда эта мелодия вызывала самые приятные ощущения и ассоциации. Попробуйте! Это стоит не дорого. К тому же, в комплект входит чай с бисквитами.
Макс посмотрел на Риту. Та решительно кивнула. Они заказали баночку с нежно-фиолетовым облаком и не сговариваясь подумали об одной и той же мелодии. Это была песня группы Led Zeppelin – «Stairway To Heaven». Рита открутила крышку банки. Фиолетовое облако заполнило комнату, зазвучал завораживающий голос Роберта Планта. Макс и Рита оказались в лесу. Они были совсем молодыми, сидели на бревне, смотрели на догорающий костер. Рядом с ними, на том же бревне, лежал старенький кассетный магнитофон на батарейках. Теперь песня звучала оттуда. Запись была невысокого качества, но достаточного для того, чтобы придать романтического настроения двум подросткам, оставшимся наедине с тайной нового чувства, возникшего непонятно откуда и зачем…
Песня заканчивалась, лес исчезал медленно, по мере затихания музыки. Макс и Рита опять оказались в комнате, где находились баночки с музыкальными облаками. На столе стояли две чашки с горячим чаем. Старика нигде не было. Ни в этой, ни в другой комнате. Выпив чая, они, взявшись за руки, вышли к машине и поехали домой. В их головах и сердцах ещё долго звучала мелодия Led Zeppelin, соединяя прошлое с настоящим и прикасаясь к будущему, трепетно, как бабочка к цветку.
Через пару дней Максу и Рите снова захотелось навестить старика в доме с башенками, но, когда приехали, увидели, что дома нет вообще, а на месте, где он стоял, была клумба с яркими цветами, причём, высаженными явно не вчера. Макс сел за руль. Рита устроилась на заднем сидении, достала любимую подушку. Ей вдруг показалось, что вышитый заяц подмигнул. Рита улыбнулась. Макс включил проигрыватель, достал любимый диск, и после длинного мелодичного вступления зазвучал голос Роберта Планта…
Призрак Старобельского
В подвале было темно и очень неуютно. Тоненький луч света пробивался из какой-то непонятной щели и давал надежду на то, что не всё потеряно и его, Димку Лапушкина, найдут и спасут. Надежда была такой же маленькой и тонкой, как этот лучик, но не давала впасть в отчаяние окончательно. Периодически Димка пытался сдвинуть тяжеленную каменную плиту, закрывшую круглую дыру, в которую он угодил, бродя по развалинам старинного дома, где, судя по городской легенде, когда-то проживал некий чиновник Старобельский. Сей тип был известен тем, что был ещё и редкого таланта антикваром. За свою долгую жизнь Старобельский нажил много добра, но свои сокровища будто бы спрятал в этом доме, где и скончался в глубокой старости. Многие смелые горожане пытались найти богатства антиквара, но безрезультатно. И стены простукивали, и полы вскрывали, и мебель раскурочивали – всё напрасно. Поговаривали, что призрак Старобельского охраняет свои сокровища и не жалует посетителей развалин.
Димка в свои пятнадцать лет в призраков не верил, а вот насчёт сокровищ иногда задумывался. Разрабатывал и вынашивал разные планы, перечитал множество литературы о кладах, до изнеможения терзал гугл и прочие поисковики. И однажды собрался. Летним солнечным днём положил всё, что считал нужным, в небольшой рюкзак и поехал на окраину к развалинам.
… Мерзкая плита не поддавалась, Димка устал и прилёг прямо на грязный пол, на котором были разбросаны какие-то вонючие лохмотья. Его клонило ко сну, но он боролся изо всех сил. В его понимании сон в этой ситуации означал смерть.
Вдруг послышался еле уловимый шорох, а в луче света промелькнул чей-то силуэт.
«Призрак, что ли?» – усмехнулся про себя Димка. Но смех прошёл, когда мрачная фигура стала приближаться и обретать вполне различимые черты. Сердце парня принялось бешено колотиться. Он боялся пошевелиться, чтобы не привлечь внимание, и в то же время разглядывал странного незнакомца, на котором из одежды был длинный светлый балахон с капюшоном, наброшенным на голову и скрывающим лицо. Призрак Старобельского, а это несомненно был он, вдруг остановился и замогильным голосом спросил:
– Кто ты и что здесь делаешь? Отвечай.
– Дима Лапушкин я. Упал вот в подвал, выбраться не могу, – промямлил Димка, вглядываясь в то место, где должно быть лицо призрака. Лица не было. Вместо него чернела пустота, от которой у Димки пробегали мурашки по спине.
– Ладно, расслабься. Я не причиню тебе вреда, если поклянёшься, что никогда не будешь искать мои сокровища.
– Клянусь, – пробубнил Димка.
– Вывести тебя отсюда не смогу, потому что я невесом и прозрачен. Могу проходить сквозь стены. А ты – нет. Поэтому оставайся здесь. И жди случая.
– Учая, учая, учая… – повторили стены негромким эхом. Призрак исчез, как будто испарился, а у стены остался лежать его светлый балахон.
Димка облегчённо вздохнул и вдруг заметил на полу что-то блестящее. Рука сама невольно потянулась к предмету. Это было золотое колечко с маленькими сверкающими камешками. «Какие они прекрасные!» – подумал Лапушкин и положил колечко в карман.
Вдруг откуда ни возьмись, налетели на него какие-то большие птицы, начали щипать своими противными клювами. Лапами с отвратительными когтями стали рвать его одежду…
– Проснись, проснись! – кричал спасатель МЧС, тряся Димку, ухватив его за курточку.
– Фухх, живой! – улыбнулся спасатель и подозвал сотрудников, чтобы те помогли вытащить Димку из подвала.
По дороге домой спасатели рассказывали Димке, как его мамка забила тревогу, не обнаружив сына дома, когда он должен был там находиться. Позвонила в полицию и в МЧС. Спасатели долго искали его и вот, обнаружили в том подвале.
Димка слушал их, улыбался, благодарил. А когда случайно засунул руку в карман, обнаружил там колечко. Но никому его не показывал. А вдруг призрак Старобельского узнает о находке?
Изабелла
Мадам Изабелла Буше сидела перед зеркалом и рассматривала на своём лице межбровное пространство, где явно наметились две вертикальные морщины. Ужас. В её сорок четыре года иметь такой изъян было просто неприлично.
– Иоанн! – с французским прононсом громко произнесла мадам. – Принеси-ка мне ноутбук!
Иоанн, домоправитель, он же слуга, извозчик и иногда муж, притащил чудо техники своей госпоже и положил на туалетный столик.
– Извольте-с, мадам! – Иоанн подобострастно поклонился и ждал новых указаний.
– Ступай уже. Дальше я сама.
Иоанн удалился, а Изабелла включила ноутбук, открыла гугл и нашла пару способов массажа. Попробовала на своём лице один из приёмов и, не увидев перемен, захандрила. Средство от хандры она знала лишь одно, и вскоре на туалетном столике оказалась бутылка дорогого коньяка и изящный тонкого стекла бокал. Налив грамм пятьдесят, Изабелла опрокинула в себя жидкость, и минут через пять заметно повеселела. Пощёлкала по клавиатуре наманикюренными пальчиками и облокотилась на спинку стула.
На экране монитора появился хор мальчиков, который жалобно затянул «По приютам я долго скитался». Мадам прониклась, и на словах «ах зачем я на свет появился, ах зачем меня мать родила» смахнула непрошенную слезу. Рука непроизвольно потянулась к бутылке, и очередные пятьдесят грамм утонули в организме растревоженной Изабеллы.
В голове включился приятный туроперейтинг, и алкотрафик заработал в полную силу. Роса забвения омыла мозговое вещество Изабеллы. О морщинах было забыто. По мере уплотнения тумана в голове, уменьшалось количество жидкости в бутылке.
В густом мороке сознания Изабеллы стали проявляться отчётливые формы субстанции, напоминающей живое существо.
Существо трансформировалось в парня лет двадцати, растатуированного по самое горло, в черной футболке со светящимся черепом. Волосы его были выкрашены в ярко-зелёный цвет и торчали в разные стороны. Шорты из обрезанных джинсов удачно дополняли феерический образ.
– Здравствуй, мама! – сказал парень и заржал противным смехом.
Изабелла чуть не грохнулась со стула. Она твердо знала, что детей у неё никогда не было.
– Ты кто? – недоуменно спросила мадам.
– Конь в пальто. Сын я твой, как бы. Семёна Марковича помнишь, капитана теплохода «Эверест»? Так вот. Я мог бы родиться, но ты что сделала?
Изабелла потупила взор и еле слышным голосом ответила:
– Аборт. Так он женат был и разводиться не хотел…
Последние слова она произносила почти рыдая. Но, опомнившись, взяла себя в руки и сказала:
– Подойди ко мне. Как тебя зовут? Выпей со мной. Это хороший коньяк.
– Ты назвала бы меня Артуром. Когда-то ты мечтала о сыне.
Изабелла налила в бокал немного коньяка, протянула Артуру. Парень подошёл, как-то неловко попытался взять напиток, но бокал выскользнул из рук, упал на пол и разбился. Артур стал извиняться и собирать осколки. Порезался. Капля крови попала на белое платье Изабеллы, но она не стала обращать внимание на этот пустяк. Ей нужно было оказать помощь сыну. Кровь лилась из пореза. Изабелла схватила ватный диск, смочила коньяком, оставшимся в бутылке, и приложила к ранке. Нашла пластырь и обмотала палец Артуру.
– Какой же ты неуклюжий! Может, и хорошо, что я не родила тебя? Вот чего ты добился за двадцать лет?
– Бы. Добился бы. Может, группу создал. Бы. Рок. Я на гитаре норм играю. Да мало ли…
– Тоже мне занятие нашёл. А стать адвокатом, например, а? Не?
– Ну, с такой мамашей, как ты, вряд ли бы. Ты же без бутылочки никак. Хотя, дети родителей не выбирают. Это потом тебе наследство досталось от заграничной тётки, когда мне исполнилось бы шестнадцать. Но уже было поздно. В школе-то я разгильдяйничал. Бы.
– Фу, какой ты! Сынок. Артур. Ха-ха-ха!
Изабелла захохотала, потом резко прекратила смех, прищурила глаза и сквозь зубы зло сказала:
– Сгинь. Ты же не родился. Не мучай меня. Не имеешь права. Да, я хотела сына, когда-то. Даже имя придумала. Артур. Но не сложилось! Не получилось! Уйди и не появляйся больше!
Она кричала, обливаясь слезами и злясь на весь мир, на саму себя, на прожжённую молодость и неудавшуюся жизнь. Перед глазами стоял её нерождённый сын и равнодушно взирал на орущую мать. Он исчезал постепенно. Сначала туманом окутались его худые ноги в джинсовых шортах, потом футболка с черепом и татуированные руки, затем шея, зелёные вихры волос…
– Ты куда, постой! – закричала Изабелла. Но напрасно. Парень сгинул. Как было приказано ранее.
… Мадам Буше очнулась. Она лежала на полу и потихоньку приходила в себя. Опьянение прошло, но очень болела голова. Изабелла встала, прошлась по комнате, открыла окно. Свежий воздух ворвался в помещение, неся с собой аромат акации, цветущей во дворе. Мадам подошла к туалетному столику, села на стул, увидела почти пустую коньячную бутылку. На полу валялись осколки разбитого бокала. Изабелла достала из аптечки таблетку от головы, проглотила, запила водой. Через несколько минут стало легче. Она вспомнила, как ей казалось, сон о сыне. Но вдруг взгляд упал на подол платья, где было красно-бурое пятно. Не может быть. Это кровь Артура. Значит, не сон? Да, и пластырь на столе лежит. Боже, так не бывает, нет.
Изабелла окончательно пришла в себя, и её посетила неожиданная идея. Она включила ноутбук, создала блокнот и начала писать: «В тысяча девятьсот не скажем каком году, двадцать первого мая, в семье с французскими корнями родилась очаровательная девочка. Папаша назвал её Изабеллой. В честь любимого сорта винограда, вино из которого любил пить по утрам, чтобы никто не заподозрил в нём моргенмуффеля…»
Апельсиновое счастье
Шлёп-шлёп, плюх-плюх… Как ещё передать противный стук падающих из крана капель?
… Варе надоело подбирать синонимы к осточертевшим звукам, и она пошла на кухню, чтобы покрепче закрутить кран. Настроение было не ахти какое, ей вдруг захотелось погрустить за чашечкой кофе и сигаретой. Поэтому сначала она кран открыла, а потом, набрав воды в чайник, закрутила что есть сил. В это движение она вложила всю свою женскую ненависть, которую испытывала к Вадику. Пока закипала вода, а затем в турке варился кофе, Варя вспоминала их последнюю встречу, как Вадик спокойно сказал, что у него есть другая, предложил остаться друзьями. Ещё чего! Нам таких друзей не надобно, убеждала себя Варя. А память, как назло, подсовывала самые волнующие и приятные мгновения их романа. Но кофе с сигаретой привели в порядок растрёпанные мысли, Вадик был послан к чёртовой бабушке, захотелось чего-то необыкновенного. А что, ей всего лишь двадцать семь, не так уж и много. Ещё есть какая-то частичка того, что называется "всё хорошее впереди".
Хотя… Уже у многих ровесниц и мужья, и дети, и счастье в глазах. "Ладно, со счастьем пока погодим, а вкусняшка бы мне не помешала", – подумала Варя. Ещё с детства у неё была привычка все неприятности заедать чем-то вкусненьким. Но холодильник не обрадовал, предложив остатки супа и парочку сосисок. Конфет тоже не было. В корзинке для фруктов лежал один апельсин, из тех, что они с Вадиком покупали ещё три дня назад…
Ну что ж, апельсин так апельсин. Хм, почему-то вспомнилось "стадион, так стадион". Стало даже весело. Варя взяла нож и начала делать надрез на оранжевой кожице, чтобы легче было чистить.
– Ой! – прозвучало где-то рядом. Варя подумала, что ей показалось, и продолжала резать.
– Ну больно же, ай! – тот же голос. Варя положила нож. Посмотрела на апельсин:
– Ты, что ли? Ещё чего не хватало. Нет-нет-нет, так не бывает, – сказала Варя и попробовала отделить кожицу апельсина.
– Ну пожалуйста, не чисть меня. Я тебе пригожусь, – сказал апельсин.
"Прям колобок какой-то, – подумала Варя, пожав плечами, – не ешь меня, заяц, ага, ещё и песенку споёт, да?"
– Ладно, живи, – пробормотала она и пошла в комнату. Там её заждалось любимое кресло и белый ноутбук, опять же, подарок Вадика. Да что ж такое, никуда от него не деться…
Погрузившись в дебри интернета, Варя попыталась забыть неприятности. Грусть понемногу отошла. Любимые песни, игры, соцсети, где своя жизнь, друзья, которые далеко, и она возможно не увидит их никогда, – всё это отвлекало и одновременно наполняло каким-то эрзац-удовольствием.
Вдруг что-то прохладное коснулось её запястья. Апельсин. Ничего себе! Варя отдёрнула руку, но рыжий фрукт остался висеть в том же положении. Она захлопнула ноутбук и попыталась взять апельсин. Он не сопротивлялся и уютно устроился на Вариной ладони. О боже, ещё и замурлыкал!
– Апельсины не мурлычут! – громко сказала Варя.
aподреберья. Варя улыбнулась и увидела, как надрез на апельсине раздвинулся и показался глаз. Без ресниц, правда, но и такой был хорош. Ярко-желтая радужка с коричневыми и зелёными вкраплениями. Чёрный зрачок, немного увеличенный. Оранжевые веки: верхнее и нижнее. Не было сил удивляться, хотелось спать, несмотря на выпитый недавно кофе.
– Положи меня в холодильник, – тихо произнес апельсин, – так я дольше сохранюсь.
– Да-да, конечно, – ответила Варя, зевнув. Жёлтый глаз смотрел на неё, и казалось, что из-под кожуры выглядывает тёплое летнее солнце, только маленькое.
Варя положила апельсин в холодильник, подстелив льняную салфетку, и ушла в спальню. Засыпая, с улыбкой вспоминала всё, что с ней произошло накануне. О Вадике, кажется, забыла и вовсе…
Утром, собираясь на работу, Варя вспомнила об апельсине. Достала его из холодильника, умыла, вытерла салфеткой и положила на блюдечко. В компании завтракать всё же веселей. Она отварила сосиски, намазала хлеб маслом, приготовила кофе. Стала есть. И вдруг странная тошнота подступила к горлу. Догадки были неутешительными и как гром с ясного неба. Как быть, куда бежать, оставить или…
Апельсин взлетел, мягко опустился на плечо Вари, тихо сказал:
– И не думай даже. Вырастим.
Думать всё же пришлось. Но совсем о другом. Например, говорить ли Вадику. А зачем? Если он легко променял её на другую, то и отцом будет таким же. А вдруг она ошибается, и всё совсем не так? А ещё она думала о нерождённом сыне, проклинала токсикоз, беседовала с апельсином и ходила с ним гулять к озеру, которое было недалеко от дома. Там плавали утки, у берега густо росли камыши, а по воде пробегала лёгкая рябь. Было спокойно и совсем не грустно. Апельсин то дремал, уютно примостившись на Вариной ладони, то залетал к ней на плечо и заводил разговоры.
Однажды во время очередной беседы апельсин вдруг воскликнул:
– Смотри, кто идёт!
Прямо навстречу Варе шёл Вадик с новой подругой. Варино сердце заколотилось с бешеной скоростью, а сама она старалась делать вид, что ей всё равно. Вадик, увидев её, сразу стал что-то быстро говорить своей спутнице, а проходя мимо, даже не взглянул в сторону Вари. Придя домой, она легла, почувствовав что-то неладное внизу живота. Тянущая боль не давала покоя, тревога за здоровье ребенка заставила вызвать скорую. Врач подтвердил догадки Вари, и её с угрозой выкидыша отвезли в больницу.
Апельсин остался в квартире один. Он то летал по комнате, то лежал на столе, застеленном белой льняной скатертью с вышитыми красными маками по краям. Он не мог открыть холодильник. Начал усыхать. Кожура стала твердой и тонкой, глаз почти не открывался.
Прошла неделя. Варя выписалась из больницы. Всё обошлось, ребёнка сохранили. Когда она зашла в квартиру, увидела грустную картину. На столе лежал полувысохший апельсин, не подававший признаков жизни.
– Эй, дружище, ну скажи хоть что-нибудь! Чем же помочь тебе? – воскликнула Варя. Она взяла в руки апельсин, почувствовала, что тот шевельнулся, обрадовалась.
– Я скоро умру, – сказал апельсин тихим хриплым голосом. – Но ты не расстраивайся, пожалуйста. У меня есть косточки внутри. Ты посади их в землю, поливай. Глядишь, там и росток появится. Вырастет апельсиновое дерево, даст плоды. Будете их есть с малышом и меня вспоминать. А может, и чудо случится какое-нибудь. Ну, вот и всё. Прощай, моя дорогая…
И замер. Варя поцеловала сморщенную сухую кожицу апельсина и принялась за дело. Сбегала за землёй. Добыла косточки апельсина. Посадила их в большую кадку и полила.
…
– Женька, иди завтракать! – позвала Варя. Из комнаты со смехом выбежал трехлетний малыш. Рыжие кудряшки обрамляли милое личико, широко-распахнутые светло-карие, почти жёлтые, глазки-солнышки смотрели на Варю удивлённо и озорно.
– Мама, там апельсины поспели! Давай их есть! – воскликнул Женька.
– Сначала завтрак, а потом апельсины! – Варя попыталась быть строгой, но ничего не получилось. Она схватила сына в охапку, и, смеясь, понесла на кухню. Там они позавтракали, затем пошли смотреть на апельсины. Деревце из косточки выросло довольно большим. Плодов оранжевых было несколько. Варя осторожно сорвала их и положила в плетёную корзинку. Сбегала за ножом и стала чистить апельсины. Первый, второй, третий…
– Ой! – услышала она, сделав небольшой надрез. Посмотрела на Женьку. Тот молчал и глядел удивлёнными глазами на Варю. Она положила нож, взяла третий апельсин, прижала к щеке, прошептала:
– Ты вернулся…
Минздрав
– Ну, вот, я и дома, – проговорила Ася в привычную тишину квартиры, закрывая за собой дверь и включив свет в прихожей. Сегодня пришлось засидеться на работе. Доделывала отчёт, который нужно было сдать ещё вчера.
Ася переоделась в домашнее, открыла балкон и окно, на минутку залюбовавшись оранжево-фиолетовым закатом. В комнате свет не включала, и пробившийся из прихожей луч придал обстановке некую таинственность.
Взгляд Аси упал на пачку сигарет, что лежала на столе. Это были её любимые. Лёгкие, приятные. Раздражала только надпись на коробке: «Минздрав предупреждает: курение вредно для здоровья». Подумаешь, чихала она на эту надпись. Достала сигарету, закурила, но вдруг почувствовала, как кто-то прикоснулся к её левому плечу. От страха она чуть не упала в обморок, но сигарету успела сунуть в пепельницу.
Незнакомец подхватил Асю и на руках отнёс на диван. Под голову ей заботливо подложил подушку и сел рядышком.
– Ты кто, откуда? Через балкон перелез, что ли? – чуть успокоившись, спросила Ася. «Маньяк? Вроде, не похоже», – подумала она.
– Кто, кто… Минздрав я. Не конь, и не в пальто. В плащике вот, – редкозубо улыбнулся странный лысый человек, где-то лет пятидесяти на вид.
Он был одет в светлый помятый плащ, расстёгнутый сверху до низу, из-под которого выглядывали застиранные спортивные штаны и выгоревшая серая футболка с жёлтым смайлом «Нирваны», потрескавшимся в районе улыбки.
– Да ну, не прикалывайся. Таких имён не бывает.
– А я не прикалываюсь. Я – он и есть, Минздрав, то бишь. Ты думаешь, я всегда по жизни такой? Нет, конечно. У меня был парадный чёрный костюм с галстуком. Я вращался в высших кругах. Элита, так сказать. Меня уважали, взятки давали. И я, грешен, брал. Кроме основной работы у меня была общественная нагрузка – предупреждать. О вреде курения, алкоголя, наркотиков и беспорядочных половых связей. Иногда разрешал себе попробовать что-то вредное. Соблазн был велик. Ведь всё вредное так или иначе связано с роскошной жизнью. А человек – создание слабое. Размяк я и подался во все тяжкие. Постепенно терял облик респектабельного человека, и вот, допрыгался. Ни костюма, ни здоровья, ни почтения. Так что, если я предупреждаю о вреде чего-то там, то знаю об этом из своего опыта и не для красного словца говорю.
Минздрав отвернулся и стал душераздирающе кашлять. Казалось, лёгкие вот-вот вылетят из его рта и шлёпнутся прямо на вазончик со столетником, единственным украшением узкого подоконника. Этого нельзя было допустить, и Ася решила действовать. Встала с дивана, пошла на кухню, вскипятила молоко, налила в чашку, добавив масло и мёд. Принесла в комнату. Приступ кашля у Минздрава ещё не закончился, и видно было, как ему хреново.
– На, выпей, – сказала Ася, протянув чашку с молоком, – должно полегчать. Что ж ты, как сапожник без сапог. Женился бы, что ли…
– Да ну тебя! – Минздрав чуть не поперхнулся. – Кому я такой нужен, в плащике? Нынешним женщинам богатых женихов подавай! Эх…
Он ещё раз громко кашлянул, и вдруг уменьшился, стал плоским, как бумажный лист, на поверхности которого проступили буквы. «Минздрав предупреждает…» – прочитала Ася. Влетевший с улицы поток воздуха подхватил бумажку, покрутил по комнате и унёс в заоконное пространство.




