- -
- 100%
- +
Глава 1. Сотканное из дождя, ветра и длинных коридоров.
Я шла сквозь дождь, сквозь боль, сквозь этот серый город, погрязший в сырости. С неба лилось что-то бесконечное, холодное, проникающее глубоко под кожу, в самое нутро. Город плакал за меня. Я же туго соображала, что делать дальше. Всё вокруг было пропитано сыростью, серостью… безысходностью.
Я шла по улице, не замечая лиц, не понимая, сколько я уже иду и куда. В кармане бумажка, наверно, совсем промокла. Вытащила, проверила. Буквы чуть расплылись: "Паллиативная помощь. Хоспис".
Никаких «мы попробуем», «есть варианты», только обезболивающие и ожидание. Тяжёлое, мучительное ожидание…
А ведь когда-то казалось, что впереди так много времени, что я ещё в самом начале. Я так отчаянно карабкалась наверх. Я стала мастером на своём участке, стала зарабатывать больше. Но жизнь с каждым годом становилась всё дороже… А потом – приговор врача.
Я думала, что всё само собой пройдёт, рассосётся, ведь мне всего лишь двадцать один. Но опухоли всё равно на мой возраст, всё равно, кто я. Она проросла внутри меня, как чёрное ядовитое семя.
Тогда мне нужны были деньги и было всё равно, что работа на этом производстве скажется на здоровье… А теперь все деньги мира не спасут меня.
Да у меня их никогда и не было.
Я смотрела на свои руки – те самые, что годами держали краскопульт, смешивали ядовитые растворы, протирали лоб дешёвой ветошью. Руки, которые когда-то верили, что труд спасёт. Что если вкалывать, не разгибаясь, то жизнь обязательно даст шанс, что мне должно повезти.
Повезло. Но только горечь душит от «такого» везения…
Выдохнула, глянула на небо, где белые облака плыли с величественным безразличием, им нет дела до людских проблем. Рядом проносились машины, поднимая капли дождя, окатывая меня с луж.
Приют научил главному: не доверять, не жалеть, не надеяться…
Но мне сильно хотелось надеяться, что может кто-нибудь свыше спасёт меня. Что может, есть кто-то там наверху… И может, я не так бесполезна и нужна ему здесь на земле, что моя жизнь чего-то стоит…
Ветер рвал полы выцветшего чёрного платья. В горле встал ком. Не слёз, а чего-то горше… Ярости. Бешеной, слепой ярости ко всему…
И в-первую очередь – к себе.
Дура.
Верила, чего-то старалась… Зачем не сбежала тогда, когда ещё было время? Когда было ещё не поздно… И не было никаких симптомов болезни…
Ярость гасла вместе с проливным дождём. Он стёр яркие эмоции, стёр мой гнев. Осталась только ледяная, абсолютная пустота. Я даже не плакала. В чём смысл этих слёз?
Мир не просто серый – он выцвел, как старый фильм, где нет ни цвета, ни смысла. Дождь стекал за воротник. Стало очень холодно внутри.
– Ты прекратишь уже ныть, мелочь!? – я развернулся к ней, – Завела пластинку… Эй, не загораживай ей там свет! – крикнул демону тайных желаний, – Ты видишь, она совсем отчаялась, и крылья мои ей не помогают!
– Ты про свои блёклые крылья говоришь? – ответил огромный чёрный демон низким утробным голосом, повернулся ко мне, наклонив голову с извилистыми рогами, и уставился своими жёлтыми глазами, – А я тебя знаю. Ты же – Рей – бывший Жнец, а теперь Хранитель, – громко загоготал, расправил широко чёрные крылья и взлетел высоко в небо, – Оставь эту затею, Рей, и смирись уже с поражением. Ты не справишься! – принесло его слова ветром.
Оскалился, провожая его озлобленным взглядом. Помялся на месте. Осадил он меня конечно… Да… Крылья у меня не те… Бледные, как лунный свет на могильных плитах, кожа на них перепончатая, тонкая и вся испещрена шрамами.
Я не Ангел-хранитель. И тут я проездом. Временно. По крайней мере, очень на это надеюсь…
Но зачем она снова взывает ко мне? Что ещё ей надо? Глупая девчонка с глазами цвета грязи. От неё разит тоской и скукой. Брр… Отошёл от неё, чтобы не заразиться.
Мои пальцы сжались до костяшек, нокти впились в кожу, но я почти не чувствую боли. Лишь лёгкое покалывание, как тысячи иголок, напоминает мне, что я ещё жива. Ветер обнял меня, как старый друг, и что-то шепчет. Но я его не понимаю. Я его не слышу. В голове рой собственных мыслей заглушает всё вокруг.
Люди несутся навстречу, слепые и равнодушные, никто не смотрит на меня, у всех свои дела. Раньше я бы тоже прошла мимо… Но сейчас мне до ужаса хотелось, чтобы кто-то со мной заговорил. Я смотрела им в лица, но они обходили меня стороной, как будто я была прокажённой или вокруг меня был очерчен круг проклятой. В груди снова сжалось. Боль. Не могу дышать.
– Помоги мне, – прошептала в пустоту, сдерживая боль.
– Ну вот ещё… – тяжело выдохнул, в ответ увидел укоряющий взгляд маленькой спрятавшейся тени в водосточной канализации, – Чего уставился?! – гаркнул на него для профилактики.
Пригнулся к ней – причине моего мучения, аккуратно поправил платье, буквально дышу ей в спину. Вижу, как чёрные волоски на её фарфоровой коже встают дыбом. Огромное желание оторвать ей голову. Но пока держусь. Терплю.
На лестнице я чуть не упала, ноги запутались от слабости, но что-то потянуло меня за руку и обвило мою запясть вокруг поручня. Что-то невообразимое! Готова поклясться, что это не я сама сделала. Словно что-то магическое спасло меня.
Я оглянулась – на тротуаре в нескольких шагах от меня сидел рыжий кот. Он пристально смотрел на что-то позади меня своими зелёными глазами. Я резко развернулась – никого. Усмехнулась. Ох уж эти кошки. Вечно пугают своим взглядом в пустоту. А кот лишь лениво потянулся и стал вылизывать лапу.
Может Вселенная услышала меня?
– Вселенная… – вырвался ироничный смешок, – Не вселенная, а Я, – потянулся во весь рост, расправил плечи и свои крючковатые перепончатые крылья. Встряхнул длинными волосами, ниспадающих до пояса, цвета праха забытых звёзд, сливающихся с моей бледной кожей.
Да я же ветер, задувающий последний огонёк из лампадки жизни, Бог теней и предсмертного тихого ужаса, Неумолимый Жнец, сходящий с гор лавинный снег. Сама неотвратимость!
Я – не нянька, глупая ты смертная! И почему я всё ещё здесь?
В голове сразу вспомнился облик нашего Повелителя Вечности – отца света и тьмы. Его праведный гнев.
Ах да. Вспомнил. Как я всего лишь выполнял свою работу. Со всей душой, как обычно. Брёл за своей добычей бесшумно в ночной тишине. Парень завернул на заброшенный склад, провонявший плесенью и гнилью, а я за ним. Я уже готов был забрать грешную душу, и тут появился Он.
Пронзительный, почти истеричный крик разорвал пространство.
– Ты не можешь его убить! Он на моём попечении! – взвизгнул презренный Хранитель.
Его голос, обычно спокойный и наставительный, теперь дребезжал, как надтреснутый колокольчик. Он материализовался рядом со мной и моей добычей (этим дрожащим комком человеческой плоти, прижавшимся к ржавому контейнеру). Свет ауры Хранителя обычно мягкий и золотистый, сейчас вспыхивал нервными короткими всполохами, как перегорающая лампочка. Его полупрозрачная форма подрагивала то ли от страха, то ли от переизбытка эмоций.
Тогда я спокойно повернул к нему голову.
– Он грешник, – мой голос был низким, глухим, невозмутимым, – Пришло его время, – постучал своим костяным пальцем с длинным острым когтем по циферблату ветхих наручных часов на своём запястье, – И я пришёл за ним, – мои слова упали в гулкую тишину склада, как камни в болото.
Для Хранителя они, очевидно, прозвучали не убедительно. В его глазах читался ужас, но и упрямая вера в свой долг.
– Он исправится! – возразил он, пытаясь перекрыть тиканье моих часов. – Мы работаем над этим! Дай нам шанс! Отложи убытие! – Его мольба, такая искренняя, такая… человечная, теперь показалась мне величайшей глупостью. Как будто можно было вымыть грязь из души, замаранной за долгую жизнь предательством, алчностью и подлостью. Я видел суть смертного за его дрожащей оболочкой – чёрную, липкую, как свежий гудрон, положенный на асфальт.
– Нет. Только не он, – прошипел я сквозь зубы, делая шаг к Хранителю. Тот попятился, наткнувшись спиной на контейнер. Мой длинный коготь указательного пальца аккуратно коснулся его груди, туда, где должен был биться ангельский свет. Он ощутимо пискнул. – Он – мой клиент. И я пришёл за ним, – Я наклонился к лицу Хранителя, чувствуя, как его святая аура обжигает мою холодную кожу жалким подобием тепла, – Попробуй исправить его в следующей жизни. Когда он будет червячком, – не удержался, ощерил зубы в хищной ухмылке.
Потом повернулся к грешнику. Его глаза, полные животного ужаса, наконец, увидели меня, тело хаотично затряслось. Моя рука, окутанная тенью, взметнулась вверх и прорезала плоть его груди сквозь дешёвую чёрную футболку с идиотским принтом. Не было крови, только лёгкое шипение расступающейся материи. Мой коготь зацепился за горячую, пульсирующую душу.
О. Это всегда так прекрасно – видеть сияние души. Аспидная, угольная, с переливающимися прожилками греха. Я прихожу только за такими.
Я вынул её наружу, держа на ладони, как драгоценный, но порочный плод. Она трепетала, пыталась вырваться. И тогда я сжал пальцы. Легко. И она рассыпалась на мириады светящихся атомов и рассеялась по затхлому воздуху склада, как разбитое и измельчённая пыль чёрного стекла, уносимая невидимым ветром забвения.
– Нет! – крик Хранителя был полон настоящей, глубочайшей боли. – Зачем?! У него ещё было время! – Его аура вспыхнула ярко, ослепительно. Он налетел незаметно со спины. Ох уж эти хранители. Вечно лезут, куда не просят. Слепая ярость праведника! А я уже рефлекторно развернулся. Мои крылья, бледные и искалеченные, но всё ещё смертоносные, распахнулись, рассекая воздух с ледяным свистом. Мои руки с когтями взмахнули, прорезая воздух как острые лезвия меча, выкованного в бездне отчаяния.
Он не успел даже вскрикнуть. Его дух был перерезан на несколько частей одним плавным отработанным движением…
И пошёл дождь. Ярко-золотистый, ослепительный дождь из искр и света от его исчезающего духа. Он разлетелся на мельчайшие, сияющие частички, сверкающие как алмазная крошка. Они обрызгали меня, оседая на выцветшей блёклой одежде, на моих бледных крыльях, на холодном лице. Его святая аура обожгла кожу, как тысячи крошечных иголок льда и огня одновременно. Она пахла озоном после грозы и… невыносимой чистотой. Я ощутил мгновенный спазм отвращения.
Глубокий вздох. Склад снова погрузился в тишину, теперь ещё в более гнетущую. Теперь только пыль медленно кружила в свете тусклых ламп.
Я стряхнул с когтей несколько прилипших золотых искр, и они погасли как умирающие светлячки. На полу остался лишь слабо мерцающий осколок духа Хранителя.
Ну… Одним больше, одним меньше. Опекать ему всё равно уже было некого…
Но язвительную ухмылку быстро стёрло с моего лица. Пространство содрагнулось. Пыль замерла в воздухе. И сам воздух стал плотным, давя на крылья и на разум.
Он явился.
Несомненно. Так приходит только Он – Повелитель Вечности – первопричина и последний суд. Его форма была непостижима – человекоподобный силуэт из сгустка ночи с мириадами звёзд и галактик. У него не было лица и не было глаз, но я физически чувствовал, что он на меня смотрит.
Он всегда всё видит.
– Жнец, – прозвучал голос, обжигающим изнутри ледяным пламенем, – Ты преступил Закон мироздания.
Я попытался найти оправдание, циничную отговорку, но мог лишь молчать, чувствуя, как моя собственная тень предаёт меня, сжимаясь в ужасе.
– Ты погасил свет, данный во спасение. За это ты познаешь тяжесть света, что презираешь. Ты ощутишь хрупкость жизни, которую рвёшь. Ты примешь долг того, кого уничтожил, – Повелитель простёр руку в сторону тусклого осколка духа Хранителя. Осколок ярко вспыхнул, проецируя мимолётный образ: больница, бледная девушка с закрытыми глазами сидит напротив врача. Её аура слабая, дрожащая.
Холодная ярость, ещё недавно кипевшая во мне, обратилась в лёд ужаса.
Нянька? Нет, только не это!
– Но… Я же… Смерть… – сорвалось неуверенно с моих губ, голос прохрипел, горло сдавило отчаяние.
– Это будет твоим искуплением, – поправил Повелитель. Его фигура начала растворяться в сгущающей тьме, – И помни, Жнец, если она умрёт раньше, чем через неделю, я сделаю тебя смертным.
Он исчез. Давление спало. Пыль снова закружила в лезвиях солнечного света.
Но мир уже не был прежним…
Скрежет тормозных дисков на легковом автомобиле заставили вернуться из тёмных мыслей и снова вспомнить об этой девчонке. Моё невыносимое наказание! Она притягивает неприятности!
Сжал челюсти. И почему моей подопечной оказалась именно ты – вечно ноющее, полудохлое, хрупкое создание?
Скрежет тормозных дисков, и я инстинктивно отпрыгнула назад, чувствуя, как воздушный поток от промчавшегося автомобиля обжигает лицо.
– С ума сошла что ли?! – крикнул водитель, высунувшись из окна. Его лицо было искажено смесью злости и ужаса. Я молчала, глядя, как его машина исчезает в серой дымке дождя.
Капли стекали по моим щекам, смешиваясь со слезами. Руки тряслись, но внутри, как ни странно, становилось спокойнее с каждой минутой.
Я отклонил голову назад и выдохнул.
– Хорошо, – сказал я сам себе, подписываясь на мучительную сделку с Повелителем Вечности, – Неделя, всего неделя… Плёвое дело. Это же как секунда. Так уж быть – потерплю.
Спрыгнул с парапета моста и послушно последовал за ней.
Кашель рвёт меня изнутри, будто кто-то запустил руку в грудь и выворачивает лёгкие наизнанку.
Я тут не при чём.
Я падаю на колени, пальцы судорожно впиваются в мокрый от дождя асфальт. Алая, тёплая брызгает на ладони, на асфальт, на моё совсем промокшее чёрное платье.
– А, – выдохнул и отвернулся, – Я знаю, как быстро помочь тебе, дитя, я могу избавить от этих мучений… Но я не могу так сделать. Иначе нарушу договор. Мне нужно сохранить тебе жизнь любой ценой. Всего-то неделя. Пустяк для такого, как я. Что стоит потерпеть всего недельку для того, кто живёт вечность? Пусть и в позорной роли Хранителя…
Я вытерла окровавленные губы длинным рукавом платья и медленно поднялась с колен…
И вот я здесь – в обители длинных коридоров, что пахнут антисептиком и тщетностью. Моя палата на втором этаже, третья слева от поста медсестёр, маленькая, с одним окном, в которое редко заглядывает солнце. Тихо хмыкнула. Всё здесь меня жутко бесит.
Да. Палата крошечная. Ещё и с соседями. Помахал деду.
– Скоро встретимся, – подмигнул ему, а дед вздрогнул, будто на секунду увидел меня.
Если бы я был в материальном мире, я бы всё тут поскидывал и поломал. Не специально конечно. А девчонка хорошо вписывается. Она такая же… миниатюрная… И хорошо, что мы в больнице. Слышал, что для людей здесь безопасно, а значит моя задача будет простой.
– Я не боюсь смерти, – шепчу в полумрак палаты, где даже стены прислушиваются к последнему дыханию постояльцев.
– Ох, не верю… Плохая ты актриса, – ответил ей с воодушевлённой усмешкой, но она меня конечно не услышала, хотя кажется почувствовала себя уже лучше. Поправила свои чёрные пряди, свисающие до плеч, заулыбалась… Ей идёт улыбка…
Девчонка только что спокойно стояла, а теперь рухнула на пол как подкошенный цветок. Белое больничное платье распласталось вокруг неё словно крылья бабочки. Обморок? Нет, хуже, гораздо хуже.
– У пациентки приступ! – голос врача прозвучал сигналом, – Срочно готовьте реанимацию!
Медсёстры бросились к ней, но их движения казались мне невыносимо медленными, словно мир вокруг погрузился в тягучий, вязкий кошмар.
– Нет, нет, нет, нет, нет! – я сжал зубы так сильно, что кость затрещала. В висках пульсировала ледяная ярость и страх – не за неё, нет. За себя.
Я уже представил, как Повелитель медленно стирает мою сущность, превращая меня в жалкого смертного, как мои когти рассыпаются в прах, как крылья отпадают, а я, беспомощный, умираю на этой проклятой больничной кушетке рядом с ней.
– Дефибриллятор, – произнёс кто-то, и слова повисли в воздухе, как приговор.
Они ввели ей адреналин, распороли рубашку, а я стоял рядом как призрак, как тень, как проклятие, которое не может ни помочь, ни убежать.
– Расступитесь! Ей нужен воздух! Разряд! – крикнул врач, и я отошёл на шаг.
Её тело дёрнулось, как марионетка на нитях.
– Ещё раз!
Я стоял в углу, сжимая свои костяные руки так, что трещины поползли по фалангам. Во рту был вкус праха.
Я готов был расплакаться, совсем как человек. Но у меня не было слёз. Только тихий, безумный шепот где-то в глубине пустоты моей груди:
"Только не сейчас… Только не так… Дыши, чертовка!"
Мои когти впились в ее грудь, пронзая плоть холодным прикосновением смерти. Ладонь сжала её сердце – маленькое, слабое, почти замершее. Оно не билось, оно уже обмякло… поздно…
Я стиснул зубы – и вдохнул в него силу. Белые нити, как паутина, поползли из моей ладони, впитываясь в плоть, в сосуды, в самую глубь её сердца. Они пульсировали, жадно, как корни ядовитого цветка прорастали в её вены.
Это было неправильно.
Я знал.
Но другого выхода не было.
И тогда – удар! Глухой, мощный. Её сердце вздрогнуло и… забилось!
Сильнее. Громче. Яростнее. Я почувствовал, как что-то внутри меня отрывается и уходит к ней. Не просто сила, а часть меня. Я отдернул руку, задыхаясь от содеянного, потому что теперь я чувствовал её сердце. И оно билось слишком громко. Слишком сильно.
Как будто внутри моей пустоты тоже что-то стучало…
Глава 2. Вокруг моей души
– Пятнадцать тысяч сто двадцать, пятнадцать тысяч сто двадцать один, пятнадцать тысяч сто двадцать два…
Она беспокойно ворочается во сне. Мне даже не нужно прислушиваться к её сердцу, оно будто стучит внутри меня. Надрывно, гнетуще знакомо…
Её палата слишком тесная – камера из белого кафеля и умирающего света. От стен несёт отчаянием, старой кровью и пылью, забившейся в щелях линолеума. Лунный свет, пробиваясь сквозь узкую щель в здании напротив, ложился на пол бледной, слабой полосой, не в силах рассечь густые тени, затаившиеся в углах.
Тени, ожидающие своего часа…
– Пятнадцать тысяч сто двадцать пять…
Я здесь порядка четырёх часов, стою у окна, наблюдаю за дыханием девчонки. Она лежала на больничной кушетке, до плеч укрытая простынёй цвета слоновой кости. Она казалась хрупким призраком, уже наполовину растворившимся во мраке ночи.
Надрывно дышит. Короткие хриплые вдохи сменяются долгими мучительными паузами, грудь замирала, будто забывая, как подниматься. Будто тело давно хотело умереть, а я – единственный, кто насильно удерживал жизнь там, где её уже не должно быть. И это Я – тот, кто наоборот должен забирать жизнь, тот, кто отсчитывает последние секунды, как этот проклятый старик, что б его!
– Пятнадцать тысяч сто тридцать семь… – хрип старика врезался в тишину, как тупое шило.
– Замолкни! Мешаешь думать, – моя бледная рука едва коснулась старика на соседней койке, он дёрнулся всем телом как от удара током. На мгновение счёт прервался, но потом старик только громче стал считать, словно пытаясь заклясть этим потоком чисел только что коснувшийся его ледяной ужас.
– Пятнадцать тысяч сто сорок, пятнадцать тысяч сто сорок один, – его пальцы судорожно сжимали край простыни, костяшки белели.
Чувствую слабость её тела, смутные обрывки кошмаров и… что-то ещё. Болезнь? Нет. Что-то древнее и чужеродное. Холодное, скрытое за ритмом сердца. Моя скверна? Погладить, чтобы успокоилась?
Нет. Внутри всё сжалось. Не хочу больше прикасаться к ней. Дотянуть бы… Эту каторгу наблюдения, отсчитывая удары чужого сердца в своей груди, слушая её хрипы и…
Девчонка забилась в конвульсиях. Резкие, нечеловеческие рывки сорвали простыню, тело выгнулось дугой. Голова мотала из стороны в сторону. Из горла вырвался булькающий хрип, будто девчонку что-то душило.
Где только ходит весь медицинский персонал?! Тишина коридора за дверью глумилась надо мной. Ни быстрых шагов, ни тревожных окриков, ни звона металлических тележек. Где все эти аппараты?! Мониторы, тревожные кнопки, что так часто показывают в их фильмах?
Ах, да. Совсем забыл… Это же место смерти, куда посылают всех списанных.
Стало внезапно тихо – старик за спиной замолчал. Его счёт оборвался на полуслове. Я с удивлением повернулся к нему. Он сжался в комок на своей койке, глаза, полные животного ужаса, уставились в мою сторону.
Он видит меня? Я узнаю этот взгляд – привычный взгляд перед тем, как я извлеку душу. Но…
Смотрел он не на меня. Я проследил его взгляд – девчонка! Она билась в припадке, снова неестественно выгнулась и обмякла.
Сердце? Я прислушался. Всё ещё бьётся. Тихо, но бьётся. Дыхание стало поверхностным, хриплым. На её фарфоровом лбу выступила испарина.
А где же они? Жнецы, что всегда прячутся в тени…
– Ты не увидишь их. Ты в другом измерении, Жнец, – прошипело что-то возле девчонки, – Тут только мы с тобой. И она… Эту грань я сделал сам. Грань между мирами. Грань, где таятся все отверженные.
Я увидел его. Он обвился вокруг её слабой души, как удав вокруг жертвы – демон-червь.
Как я сам не догадался. Воздуха будто не стало, будто его мгновенно выкачали. Один лишь вакуум. Он впитывал её жизненную силу, её светлые воспоминания. Оставляя после себя одно лишь сожаление.
– Тварь ползучая… – прошипел с презрением. Я слышал о таких – древние нарушители границ.
– Отдай мне её, – продолжил он. Нашёл лазейку – смертное умирающее тело. А он не церемонится. Сразу начал с дела. – Ангел падший… Жнец… Мы оба – отверженные, – он сильнее обвился вокруг хрупкой души девчонки, заставив её тело содрогнуться, – Какая разница тебе, Жнецу, на очередную дрожащую букашку. Она всё равно умрёт. Я лишь немного ускорил неизбежное, – хрипел он в моей голове, – Я впитаю её силу и проложу туннель домой… Нам обоим, – он повернул свою конусообразную голову без глаз, взирая на меня телепатически, – Ты же хочешь в мир, где сила будет принадлежать тебе? А ты не будешь подчиняться никому… Оставь её мне.
– Знаешь… Тут такое дело… – замялся и ещё чуть приблизился к червю. Не верю, что я это скажу, но, – Она мне нужна… живой.
– Кому ты врёшь, – усмехнулся червь, его голос разошёлся на шелковистый шипящий смех, – Невозможно чтобы в этой ледяной пустыне с непроницаемой скорлупой, после стольких веков безжалостного сбора душ грешников, смрада ужаса и слёз, раздирающих стонов и безмолвного крика, осталось капля сожаления к смертным? – Демоническая воля обволокла мой разум, – Зачем бороться, Жнец? Зачем тратить остатки своей мощи на эту… обречённую плоть? – Энергетическое щупальце демона погладило душу девчонки, заставив её стонать во сне, – Ты видишь, душа её уже надтреснула, и моя цель – не её мучение, а возвращение. Её смерть… Это не конец. Это освобождение энергии, необходимой для рывка. Для прорыва пространства, – Я почувствовал, как холодная логика этих слов проникает в моё сознание, понимал, что моя сила лишь отсрочивает неизбежное, – Перестань бороться за неё. Дай мне… закончить начатое… – Его голос звучал почти как голос разума, – Мы пойдём вместе в мой мир, и тебе не надо будет больше преклоняться перед Повелителем Вечности! – Голос червя стал торжествующим, как голос старшего брата, ставшего на защиту, – Ты устал служить… Стань Властилином! Правь вечностью наравне со мной! Предай того, кто обрёк тебя на позор! – Червь захрипел, словно ему тяжело стало разговаривать, – Ты заслуживаешь большего.
Стоя над спящей девчонкой и вкушая сладкие речи червя я находился в смятении. Он так легко предложил мне всё то, чего я так долго жаждал, чего желал больше всего – непомерную власть и силу, что даже Порвелитель не будет мне указывать… Никогда больше я не одену позорное одеяние хранителя и не буду нянькой на побегушках над умирающей смертной.
Искушение было огромным – стать союзником Червя. Того, что знал мир во тьме. Получить обещанную силу, абсолютную власть в новом мире. Не думаю, что он сильно хуже этого. Вместо роли няньки – роль Бога-Повелителя. Вместо вечного служения – вечное господство…