Глава 1
Я взяла в руки большую с коричневым налетом, дымящуюся пряным чаем, чашку и подковырнула пальцем соринку, прилипшую к ее когда-то белоснежному выпуклому боку. Да уж, люди уже не те. Маги уже не те. Да и драконы уже не те. Уходит эпоха. Где-то на границе пустынных холмов еще звучит переливчатое эхо военных действий, но на основной арене победу одерживает гуманизм и непричинение вреда окружающим. Ну, куда это годиться? Не уразумеем никак, что сваливание в одну сторону дает максимально сильный побочный эффект в противоположной стороне. Хотя советники считают – так дешевле.
Ноги мои сделали круг по гулкому залу в завершении данной мысли. С потолка изредка капала холодная капля конденсата.
Близился полдень – это было заметно по яркому пятну от окна на полу. Подошва туфель слишком тонка для таких помещений. Да и сами туфли… Шелк и бархат. Приятно иметь процент и ни с кем его не делить. Сегодня ничего нет дороже золота, разве что власть, но и она не вечна без тяжести кошелька. Явить себя подданым в этот прекрасный день?
Зеркало в покрывшейся кракелюрами раме мутно отразило синие глаза на исхудалом лице и тонкие пшеничные кудри. На шее угадывалась прозрачная жилка, плечи покрывали изящные каббалистические рисунки. Весьма.
У плотно закрытой двери в полупоклоне и вежливом молчании стояли две прислужницы, их незримое присутствие было больше похоже на пламя свечей – они покачивались под редкими порывами невесомого дыхания сквозняка. Подошло время смены платья, и по моему знаку они зашелестели нарядами, поднося для демонстрации все новые варианты. Выбор дневной одежды и обуви отвлек меня от мыслей о стратегиях и политике. Пока я жива и являюсь законной правительницей земли, чьи подданые в восхищении от мудрости моей, стоит ли быть смелее самых смелых и выступить сейчас, пока качель силы метнулась в сторону добра и набирает скорость, чтобы снести цивилизацию в том виде, котором мы ее помним и понимаем, с лица нашей планеты? Это стратегически верно. Но почва сыра. Нет энергий, нет искры, что разожжёт пламя, нет повода, нет концентрации. Все благодушно-расслаблены. Такими воинами много не навоюешь. Нет агрессии в людях, нет недовольства. Смирение и пол стакана напора с мутным осадком в виде осколков мечты. Одна надежда на молодежь. Она никогда меня не подводила. Ее надо морить голодом с детства, такие ненасытные станут – горы свернут.
В сумраке пыльной залы блеснули грани тысячи искусно отшлифованных камней – прислужницы вдвоем несли, раболепно сгибаясь, тяжелые шкатулки с украшениями. Мне нельзя делать им замечания – нужно молча принимать все бремя их любви сквозь их зависть и ненависть, это называется этикет и не забывать сохранять на своем лице маску страданий от тяжести ответственности, возложенной на меня через рождение в столь знатной семье в столь трудное для народа время. И неизменно напоминать моему народу, как много я для него делаю и как глубоко я при этом страдаю. Все должны страдать. Кто не страдает – тот бездельник, он достоин нашего презрения, порицания и кары, само собой.
В приемной брякнул колокольчик. Через минуту в дверь постучали. Вошел начальник стражи в сопровождении с церемониймейстером. Долго кланяясь и упражняясь в плетении словесных кружев, они объявили площадь свободной от вооруженных врагов. Как будто дружеский камень, пущенный из пращи, не долетит до моего балкона.
Вместе они, по традиции, открыли большой кованный ларь и развернули бархат, укрывавший главное сокровище нации – большую золотую корону. Осознавая важность момента и почетность должности и операции, в гробовом молчании, они водрузили этот шедевр ювелирного искусства мне на голову. Торжественно шагая впереди меня, они подошли к дверям балкона, раскрыли створки и вышли на слепящий белым светом простор. Я медленно шла из центра залы, девушки передо мной раскатывали ковер, суетливые псы лезли под ноги, чем еще сильнее замедляли ход процесса. Я не могла видеть, но знала, что из окружавших балкон маленьких окон выглядывают жала стрел нервных лучников, выцеливающих злоумышленников в толпе внизу. Церемониймейстер и начальник стражи долго стояли на площадке, завывая на все лады, и забрасывая в собравшихся мелкие монетки. Когда, по их мнению, народ стал достаточно подготовлен, они расступились с почтительными поклонами, пропуская меня вперед. Приседая под тяжестью короны и кольчуги под платьем я, не открывая глаз, вышла на свежий воздух.