Группа сопровождения. роман

– Неплохое решение, правда? – вполголоса обратился к Уфимцеву седой столичный журналист, с которым Игорь познакомился первым.

– Ага, – кивнул головой Игорь и тут же задал встречный вопрос:

– Скажите, а почему вы все это смотрите в записи?

Столичный монстр пера снисходительно улыбнулся:

– Все, кого вы здесь видите – своеобразное зрительское жюри. Его не допускают на настоящий просмотр, где присутствуют только профессионалы. Не пускают потому, чтобы не смущали девушек и не смущались сами, что может помешать нам вынести справедливый вердикт.

– Смущали девушек? – переспросил удивленно Игорь, – Но ведь они стриптизерки! Это их работа – как же тогда они смогут выступать перед большой аудиторией?

– Хм… – одобрительно промычал член зрительского жюри, – Вы хорошо разбираетесь в специфике этого вида искусства…

При слове «искусство» Уфимцев иронически сощурился, но член жюри этого не заметил.

– Дело в том, – продолжил он, – Что они не профессионалки. Большинство из них – представительницы самых «мирных» профессий вроде парикмахерш, секретарш мелких контор и даже домохозяек. В нашем случае они решили попробовать выйти из привычного круга, сбросить, так сказать, серое прошлое и окунуться в блестящее будущее. Девушки еще не доросли до понимания своей обнаженности просто как одной из разновидностей костюма, понимания настоящих профессионалок. Поэтому жюри, чтобы не смущать их, и не мешать из-за этого качественно выполнить свою работу, состоит всего из нескольких человек. А что скажете вы? – спросил журналист Игоря, – Нравится?

Уфимцев пробормотал что-то вроде «сами номера оригинальны, но я не специалист по стриптизу, тем более, что оператор не совсем профессионал…» и постарался замять разговор. Член зрительского жюри снисходительно, словно опытный мэтр, знакомый со всеми тонкостями бытия и не входящий в смущение от чего бы там ни было, посмотрел на Игоря, словно на несмышленного неофита, только постигающего премудрости жизни, и снова обратил свой взор к экрану.

«…Блестящее будущее, – думал Уфимцев, – Как мелок и пошл мир этих девчонок, если они раздевание под музыку на подмостках стрип-бара считают „блестящим“. Что же касается этого павиана… – он покосился на „члена зрительского жюри“, вновь наполнившего бокал и с удовлетворением созерцавшего прелести начинающих стриптизерок, – Этот хмырь прекрасно все понимает, но что ему? Две недели плавания на теплоходе на полную халяву в обмен на несколько хвалебных статей в столичной прессе в обществе красивых телок, которые не откажутся дать за несколько благожелательных строчек о них в газетной статье… Это тебе не в обществе старой сварливой супруги сидеть. Если бы он верил в Бога, то это можно было бы сравнить с продажей душ дьяволу. Как же иначе можно назвать потворство в продаже стрип-бизнесу этих дур? Впрочем, он это сделал гораздо раньше, а сейчас только верно и преданно служит».

Игорь вспомнил размазанное по асфальту тело бывшей студентки филологического факультета МГУ, в последнее время – сошедшей с круга артистки стиптиз-бара Светы, мечтавшей о красивой жизни, муже – иностранце и собственном «Вольво». Она так и не смогла научиться относиться к своему телу «профессионально» и каждый свой выход подстегивала сначала коньяком, потом кокаином. Все закончилось падением с двенадцатого этажа студенческой общаги. Она упала спиной на канализационный люк, и тело ее с широко раскинутыми ногами было вызывающе выгнуто в пояснице, словно этим жестом Света хотела показать своим клиентам, во что она их ставила.

Сидевшая за спиной Уфимцева женщина – гид услышала окончание разговора и, видимо, решила расставить все точки над «и».

– Девушки-стриптизеши не принимают участие в конкурсе красоты, – произнесла она, нагнувшись к уху Игоря, – Мы не идем на смешение стилей. Красота, в общепринятом понимании, должна быть чистой. Женщина, обнажающаяся перед аудиторией, достойна уважения как профессионалка, но не более… Наша фирма уважает традиции, и мы не позволим внести в них дурной тон.

Игорь кивнул и ответил, полуобернувшись назад:

– Все, что мы увидели – это все, что вы хотели нам показать?

– Конечно, нет, – улыбнулась жена директора, – Если вам наскучило, можете спуститься в бар. Там как раз находится мой муж. Он вам все расскажет. А потом я вас познакомлю с конкурсантками.

… – Очень жаль, что ваши люди еще недостаточно продвинуты в понимании женской красоты, – говорила гид Игорю, когда они неторопливо спускались по внешнему трапу теплохода на первую палубу, – Поменять блестящее шоу на огородные грядки…

Уфимцев покосился на блики цветомузыки, мерцавшие в такт мелодии, доносившейся из дискозала на второй палубе, мимо которого они в этот момент проходили. За белой кисеей тюля Игорь сумел разглядеть всего лишь несколько пар, одиноко танцующих в центре зала.

– А где остальные? – спросил он.

Гид кинула быстрый взгляд в сторону зала, поняла, о чем хотел спросить Уфимцев, ответила:

– Для дискотеки еще рано. Большинство пассажиров сейчас находятся в баре… Кстати, как раз туда мы сейчас и направляемся.

«Оригинально. Теплоход в роли вербовочного пункта «белого мяса». – подумал Игорь, спускаясь дальше за своей проводницей, – Вроде так называют бандиты женщин, зарабатывающих своим телом? Впрочем, это относится к проституткам. А стриптиз – не проституция?

Черт, как запутан и сложен мир: за красивой и многозначительной оболочкой женщины скрывается нечто совершенно противоположное. Это «нечто» открывается тогда, когда она на подмостках сбрасывает платье. Исчезает тайна и остается желание, грубое материальное желание обладать. Твое – обладать ей, ее – владеть блестящим миром. А что потом? Наступает утро. Горький похмельный вкус во рту. Тело случайной женщины в солнечных лучах лишено всего, что ты приписывал ему вчера. И тогда у тебя возникает другое желание – желание быстрей расстаться с саморазоблачившимся идеалом.

Странно, почему женщины тоже ходят на стриптиз? Ведь именно они первыми должны понять, что это разоблачение разоблачает их всех, срывает покровы с того, во что они учились искусно драпироваться с детства. Впрочем, есть «дочери Евы», которые выступают за запрещение стрипа. Моралистки. Но их не слушают более блестящие сестры, потому что вопли о запрещении – всего лишь вопли о слабости тех, кто боится своего тела, кто боится раздеваться при свете даже перед своим единственным мужчиной.

Остальные смотрят на подмостки с чувством превосходства: «Я такая же, так же сложена, все у меня то же, кроме одного – хватки и женского практичного ума. Я сумела приобрести все то, что ты зарабатываешь на сцене, без этого глупого кривляния в лучах софитов. Ум и практичность женщины состоят в том, чтобы знать, когда и перед кем раздеться. А эти соплюшки путают настоящее блестящее с блесками маскарадного конфетти и разбазаривают по мелочам то, что потом не восстанавливается. Но тяга к блестящему – она у нас есть у всех у нас…»

Уфимцев вспомнил Юлию и сморщился, как от зубной боли.

«Сороки, – злобно подумал он, – Проститутки. Все они такие. Только одни отдаются за богато накрытый стол, другие – за горсть монет, третьи – за гарантию обеспеченности».

– Извините, – обратился он к гиду, – в принципе, я все понял. Может быть, вместо бара мы сразу побеседуем с вашими девушками?

Женщина кинула на него быстрый взгляд.

– Хорошо, – кивнула она после минуты раздумья, – Я сейчас попробую это организовать. Подождите меня в баре. Вон тот столик, не стесняйтесь. Заказано специально для вас и все оплачено.

Игорь присел за стол, где уже вовсю угощались двое его коллег, опрокинул рюмку коньяка. Раздраженность не проходила.

«Проституция, – повторил он мысленно, – И здесь проституция. Они – за мгновения всеобщего внимания, деньги, мы – за гонорары и коньяк с бутербродами».

– Ну, как тебе это действо? – спросил Стасов, сделавший перед этим глоточек коньяку и закусывавший его бутербродом с икоркой.

– Плавающий бордель, – буркнул Уфимцев, – Ты был наверху?

Стасов кивнул. Аккуратно прожевал бутерброд, смахнул пальцами крошки с бороды – эспаньолки и хитровато прищурился на Игоря:

– Се ля ви. Ты где-то видел иное?

– Но нельзя же так…

– Как?

– Открыто.

– А что так? – поднял брови Стасов, – Все очень пристойно. Только что я разговаривал с директором. Ну, с этим, у которого пресс-секретарь на пидора смахивает. Он мне заявил, что их главная задача – изменить отношение к женскому телу как к чему-то запретно-нечистому, которое нужно всячески скрывать. Поэтому они и станут организовывать конкурсы красоты во всех крупных городах Поволжья. Причем, с участием местных красавиц…

– А те, которые не смогут выйти в первую шеренгу конкурсанток, имеют шанс пополнить ряды стриптизерок, – насмешливо дополнил Уфимцев, – Что-то ты сейчас излишне благодушен, Сергей, «наполеончик» расслабил?

– А в тебе бушуют комплексы, Гоша, – прищурился Стасов, – Что, соска какая-нибудь не дала?

Уфмцев потемнел лицом. Стасов это заметил и примиряюще похлопал его по руке:

– Ладно-ладно, я пошутил…

– А вообще, Игорек… – продолжил он, – Наш народ слишком долго одевали в вериги. И теперь мы заново обретаем истины, открытые еще древними греками: женское тело прекрасно и достойно созерцания. А что касается мыслей, которые появляются при этом у тех или иных созерцателей, то это вопрос воспитания и половой удовлетворенности того или иного субъекта. Я не прав?

Уфимцев предпочел ограничиться глотком коньяка.

– Естественно, – продолжал Стасов, вдохновенно налегая на салат «Оливье», – В каждом деле случаются издержки. Сексуальные маньяки будут видеть во всем этом совершенно иное. Как, впрочем, и консерваторы. С другой стороны, не всем участницам этого великолепного шоу будет дано удержаться на плаву, не скатиться к дешевому стриптизу, панели, проституции, наркомании. Но согласись, в любом деле есть профессиональные болезни и профессиональные опасности. И весь вопрос в силе воли человека, в его стойкости. Опять же в воспитании… Так что не будь смешным, Игорь. Воспринимай это спокойно. Со временем этот бум на обнажение телес пройдет. Явление займет свое достойное место в человеческой культуре, культуре нашего народа и не будет выпячиваться перед другими прочими.

– Кстати… – Сергей показал глазами на девушку в вечернем строгом платье, разговаривающую у стойки бара с женой директора, – Узнаешь?

Уфимцев медленно повернул голову.

Помещение, где располагался бар теплохода, было задрапировано тканью темных, под цвет мореного дуба, тонов. За столиками посетителей под плафонами мерцали огоньки ламп, выполненных в виде свечей. Ненавязчиво звучала музыка, матово поблескивали батареи бутылок в баре.

Лощеный молодой человек в белой рубашке и бабочке ловко мешал коктейли и, вежливо улыбаясь, разговаривал с пожилой дамой. Дама была облачена в вечернее платье с декольте на спине. Впрочем, чуть дряблая, но все же прямая спина выдавала в ее обладательнице танцовщицу со стажем и ничуть не оскорбляла глаз. Да и все это вполне вписывалось в благопристойно-изысканную обстановку почти светского раута. По крайней мере, так показалось Уфимцеву, видевшему светские рауты только в буржуйских кинофильмах.

Рядом с дамой, небрежно облокотившись на стойку, беседовала с женой директора шоу высокая темноволосая девушка в черном длинном платье с обнаженными прямыми, красиво округленными плечами. «Гид» улыбнулась, заметив, что журналисты обратили на них внимание, и что-то сказала своей собеседнице. Девушка в вечернем платье кивнула головой и направилась к ним.

– Узнаешь? – повторил свой вопрос Стасов?

Уфимцев отрицательно покачал головой.

– Здравствуйте… – брюнетка подошла к журналистам, и Игорь с удивлением узнал в элегантной красавице артистку стриптиза, танцевавшую вокруг блестящего шеста и разбрасывавшую вокруг себя лоскуты ткани.

– Надежда Леонидовна сказала мне, что вы хотели побеседовать кем-нибудь из наших девушек… – она непринужденно села на свободный стул, расправив плечи. Голос ее нее был глубокий, низкий, но без бульварной хрипотцы, появляющийся лишь к сорока после килограммов выкуренных сигарет и центнеров выпитого спиртного, – Предвосхищу ваш первый вопрос – ведь вы наверняка хотели спросить, почему я пошла в стриптиз… Итак, я студентка, однако мои родители не имеют возможности помогать мне. Вместе с тем я обладаю соответствующей внешностью… Конечно, я могу пойти в секретарши, но постоянная работа лишит меня возможности учиться. С другой, я вовсе не горю желанием укладываться под своего босса по первому же его желанию…

Она улыбнулась:

– Извините за каламбур. Красиво и элегантно раздеться перед публикой и получить за это деньги – нечто иное, чем отдаваться потному начальнику на липком кожаном диване из страха, что он может завтра выгнать меня с работы или откажет в выплате премии. Итак, я предпочла первое.

– Но наверняка существует какой-то третий вариант… – произнес Уфимцев.

Девушка насмешливо посмотрела на него:

– Какой? Идти торговать в коммерческую палатку? Но ведь и там нет гарантии, что какой-нибудь кавказец не предложит тебе постель в обмен на спокойную жизнь. Нет, природа подарила мне внешность и я должна суметь не превратить этот дар в наказание.

– А конкурс красоты? – спросил Уфимцев, – Насколько я знаю, его участницы не занимаются стриптизом, а общественное положение и гонорар у них выше, чем у нас.

– На этот конкурс выбирают не только по внешности, – ответила артистка. Она помолчала, повернулась к Стасову, перед которым лежала раскрытая пачка «Кэмэла», произнесла:

– Разрешите?

И, не дожидаясь ответа, вытянула сигарету из пачки.

В кулаке предупредительного Стасова вспыхнула зажигалка. Девушка жадно затянулась.

– Не слишком крепкие? – поинтересовался Стасов.

– Не слишком, – скривила накрашенные губы стриптизерка и выпустила вверх сильную струю дыма. С полминуты она молча курила, стряхивая после каждой затяжки пепел длинным пальцем с овальным ногтем, покрытым розовым лаком. Затем резким движением затушила сигарету в пепельнице и протянула руку к бокалу, в который уже налил сухого мартини все тот же предупредительный Стасов.

Уфимцев же, внимательно наблюдая за всем этим, успел подумать: «Прямо по «Джеймсу Бонду», точно. Там так себя ведут красотки, перед тем, как решиться на нечто безумное. Например, на признание: «Хорошо, Бонд, я буду работать на вас!» Значит, и слова эти тоже откуда-то заимствованы…

Откуда? Да из наших же газет! Ну, и без репетиции перед зеркалом, конечно, дело не обошлось. И «мамашка» (так Игорь стал называть своего «гида» по трапам «парохода греха») специально подсовывает сей экземпляр сентиментальным журналюгам, которые пекутся об общественной нравственности. То есть таким дуракам, как я… Интересно, какие официально одобренные откровения сейчас из нее польются?»

Тем временем девушка, сделав еще одну паузу, произнесла:

– Вы будете огорчены, если надеетесь, что вам сейчас буду раскрывать тайны конкурсов красоты. Я не собираюсь себе портить карьеру, а ваши статьи с моими откровениями сгубят ее напрочь. Советую вам, господа, попросить разрешения у нашего распорядителя, – она показала глазами на жену директора шоу, – поговорить с восходящей звездой нашего конкурса Олей. Если вы будете достаточно внимательны, то сможете сделать соответствующие выводы. Всего доброго, господа…

«Ну, ни фига себе, – чуть ни присвистнул Игорь, – Как она нас четко обломала. Явно не по шпионскому сценарию. Может быть и раньше правду говорила?»

Вслух же он произнес, обращаясь к Стасову:

– Ну что ты по этому думаешь, «певец освобождения духа и тела»? Не все так просто, а? Надеюсь увидеть разоблачительную статью в твоей газете. Пойдешь со мной?

– А смысл? – лениво произнес Стасов, – Мы разругаем конкурс красоты, лишим граждан в будущем возможности наслаждаться зрелищем длинноногих красоток, отберем у городской казны кусок в виде налогов с этого шоу… И ради чего? Ради «открытия велосипеда» – демонстрации людям очевидной истины: там, где крутятся деньги и красивые женщины, не может быть чисто. Готов поспорить, что эта самая Оля – цветочек явно не луговой, а выращенный в хорошей оранжерее. Что за ней стоят серьезные люди, которые связывают с ее победой кое-какие планы. Причем, строящиеся на больших деньгах. Такие люди могут быть полезны и устроителям этого конкурса.

А кому нужна вот эта… – Стасов кивнул головой в сторону стойки бара, – девочка? Она красива, но и только… Мало у нас красавиц? Чем-чем, а этим похвастаться можем. Самый ходовой экспортный товар. Вот и экспортируем в зависимости от стоимости продукта. Одних – на подиум конкурса красоты и в ведущие фотоагентства за большие баксы, других – на подмостки стриптиза…

– Иди ты к черту, старый циник! – Уфимцев глотком добил свой коньяк и вылез из-за стола.

– Ты куда – с остальными девушками беседовать? – издевательски спросил его Стасов.

– Домой! – зло ответил Игорь и направился к выходу.

За его спиной бармен сменил кассету в магнитофоне и к потолку бара взлетел мятежный «Куин»:

«Шоу продолжается! Шоу продолжается!!!» восклицал, молил, заклинал, утверждал певец, умерший полгода назад от СПИДа.