Я иду по твоим следам

Конечно, привлекли собак. Приехали два кинолога. Парень с ротвейлером и девушка со спаниелем. Это были все служебные собаки в их городе. Их тренировали, прежде всего, на поиски взрывчатки и наркотиков. Ротвейлер не нашёл ничего. Проверил тщательно – посопел – всю смотровую площадку, и сел с видом: «Можешь не волноваться, хозяин. Тут ни бомбы, ни героина нет».

Но спаниель Амбал, понюхав зелёную вязаную кофточку Даши, буквально ведя носом по земле, затрусил по едва заметной тропинке. И не только кинолог Галя, но и остальные – полицейские, и зеваки-туристы, которых как только не гнали, поспешили за ним. И Лида тоже, хотя её ноги не несли. Она представляла, что собака приведёт к телу.

Амбал сначала нырнул в небольшую ложбинку, а потом поднялся ко второй вершине, к Шишке. И без колебаний устремился в маленькую пещерку, освещённую солнцем, видную насквозь. Она была такой мелкой, что лишь два-три человека могли укрыться здесь, что и делали порой туристы во время дождя. Пещерку отсмотрели, чуть ли не с лупой – но даже нитки, даже волоска не обнаружили. Амбал же тихо скулил и скрёб стену.

– Может, вы сюда вдвоём заходили? – спросила Галя, оттаскивая собаку, боясь, что та поранит лапы о камни.

Лида покачала головой. Ею всё больше овладевало ощущение нереальности. Оно сменяло то ощущение холодного ужаса, которое она испытала, обнаружив, что Даши нет рядом. Только несколько минут после этого она оставалась спокойной – ждала, что девочка отлучилась «в кустики», или что-то привлекло её внимание – она отошла, но сейчас вернётся.

А потом Лида металась и кричала, звала дочь, и умоляла тех туристов, с которыми только что беседовала, вызвать полицию. И как звонку не сразу поверили, предложили ещё походить по окрестностям, и ещё позвать:

– У нас людей мало, сейчас кого-то сорвём с места, отправим к вам… К тому моменту как подойдут, ваша дочка уже найдётся. А тут серьёзный вызов случится – нам и послать некого будет. Да что вы плачете…У нас отродясь никого не похищали, не было такого просто.

Это уж потом – были и полицейские, и кинологи, и зеваки, и волонтёры из «Лизы Аллерт». В ту ночь в городе, наверное, недоумевали, видя, что гора светится. Лучи многочисленных фонариков скользили, переплетались, множились…

Лиду много раз пытались увезти домой. Она отказывалась с такой нотой в ужасе в голосе, будто уйти ей отсюда – значило, что Даша пропадёт насовсем. Её уже никогда не найдут. Нет, она должна сидеть на том самом месте, где была те минуты, когда дочка исчезла. Если Даша вернется, то только сюда, она знает, что мать её ждёт и тревожится. Так что нужно быть тут, иначе они разминутся.

Наконец, кто-то из этих людей, которых в эту ночь много прошло перед её лицом, сказал, что необходимо ехать в полицию, и там её обо всём подробно расспросят и запишут ее показания. А здесь, на горе, всё равно останутся полицейские и волонтёры, и если Даша придёт….

…Потом Лида сидела в маленьком кабинете женщины-следователя. Всё время хотелось пить, во рту пересыхало так, что даже когда Лида пила, эта сухость не исчезала. Следачка была немолодой, худощавой, с рыжими крашеными волосами. От форменного пиджака шёл слабый запах пота.

Следачка попросила сначала в деталях рассказать, как всё произошло, когда мать заметила, что дочь исчезла. Потом стала задавать вопросы. Может быть, у Даши были друзья и в городе, и девочка хотела встретиться с ними, а мать её не пускала? Не замечала ли Лида, что дочь употребляет наркотики? Пропадала ли она раньше? Лиде хотелось зажать уши и вместо ответов кричать только: «Нет! Нет! Нет!» Никто тут не знал её девочку. Даша не могла уйти, не предупредив. Даже, когда она на рассвете ушла с дачи, она оставила записку…

– Вам нужно поговорить с кризисным психологом, – сказала женщина, – Обязательно.

Видимо Лида сейчас была настолько не похожа на нормального человека, что это бросалось в глаза.

– Я сейчас напишу телефон, утром договоритесь, она вас примет. Очень хороший специалист.

– Зачем? – обычно голос у Лиды был звучный, но тут получился какой-то полузадушенный. Она хотела прокашляться, потому что сама себя не слышала, но получилось не то, что хотела. Ее накрыл приступ, в горле была уже наждачная бумага, и она докашлялась до того, что испугалась – её сейчас вырвет. Лида выбежала на крыльцо, на свежий воздух. Тут её, скорчившуюся на ступенях, и нашла следачка. Она погладила Лиду по плечу и сказала – уже другим голосом, человечным. Наверное, у нее у самой были дети.

– Вас сейчас отвезут…. У вас есть с собой ключ от городской квартиры?

– Квартиры? – спросила Лида, не совсем понимая. Потом до нее дошло, – Нет, мне обещали, что я только поговорю с вами, и меня вернут обратно. Туда.

Она указала на гору. И снова начала дышать ритмично, осторожно, чтобы приступ не повторился.

– Ну, куда вы сейчас поедете? – почти шептала ей в ухо следачка, – Там люди будут всю ночь. А вам сейчас надо, после такого потрясения, выпить что-нибудь и поспать. Ну хоть…водки выпейте.

– Я пойду, – сказала Лида, поднимаясь.

– Куда вы?

– На гору.

– Стойте, – следачка вздохнула безнадёжно, – Я сейчас отвезу вас. Потом вернусь. Погоди, не уходите. Я ключи от машины возьму только, и своих предупрежу. И давайте всё-таки заедем к вам домой за фотографиями девочки. Самыми последними, какие есть.

Лучше бы она сказала – самыми свежими. Последние фотографии….

Уже начинало рассветать. Даша осталась в дне вчерашнем. Начинался новый день, в котором её уже не было. И никаких зацепок. Лида сидела на том же месте, ждала. Кинологи уехали. Парень с ротвейлером прошёл мимо Лиды, молча. Галя задержалась. Стояла в двух шагах, медлила заговорить.

– Амбал сделал всё, что мог. Дальше след просто обрывается. И вокруг – ничего, даже намека. Никаких запахов.

Повисла пауза. Лида не знала, сколько она длилась. Когда она, встрепенувшись, посмотрела на место, где стояла Галя, той уже не было. Один из полицейских сказал, что информация о пропавшей девочке уже сегодня будет передана по местному телевидению, радио, а завтра появится в газетах. По городу расклеят листовки.

Но гору люди покидали. И полицейские, и волонтёры. Тут уже всё обшарили тысячу раз, и понимали, что теперь надо искать Дашу в других местах, может быть – далеко отсюда.

– Хотя бы держите постоянно при себе включённый телефон, – сказала, расставаясь с Лидой женщина-следователь, – Мы должны всё время быть с вами на связи. Какие-то новости….Какие-то вопросы…

Лида смертельно устала, она понимала, что может вот-вот опуститься на траву и заснуть, точнее провалиться в небытиё на какое-то время, хоть на несколько минут. Но она боялась заснуть. Ей может присниться какой-нибудь счастливый или просто спокойный сон. А потом она проснётся и заново осознает, что Даши нет. Это будут такие качели, что у неё разорвётся сердце.

Там, где по вершине горы была проложена дорога, проезжали машины, вышли на работу те, кто обслуживал телевидение. Сменились сторожа. Появятся скоро и туристы.

…Она не удивилась, увидев идущего к ней Олега. В самые трудные минуты он всегда возникал, точно из неоткуда. Не зря они с дочерью звали его «ангелом-хранителем». Более точных и не таких банальных слов, описывающих суть их отношений, нельзя было найти. Лучше бы сейчас Олег был с Дашей.

– Пошли, – сказал он, подойдя к Лиде.

Она покачала головой.

– Пошли, – повторил он, и крепко взял её под локоть.

У него были изящные руки с длинными пальцами. Они могли принадлежать и музыканту, и хирургу. Но его сил сейчас хватило, чтобы заставить Лиду встать. Олег повёл её к своей машине, белой «тойоте». У неё был номер «911». Наверное, гаишники специально такой дали. Был ли кто-то у них в городе, кому Олег не помог, кого он не лечил?

Лида не спрашивала его, откуда он узнал. Наверное, знал уже весь город.

Он привёз её к себе в больницу, в приёмное отделение, которое возглавлял, которым «володел». Все медсёстры тут боготворили его, заглядывали ему в рот. Он провёл Лиду в свой кабинет, где не только работал, но и жил в прямом смысле. Сколько раз он ночевал здесь, на диване!

– Ложись, – сказал он Лиде, доставая из шкафа подушку и одеяло.

Она покачала головой.

– Мне нельзя спать, – сказала она, и он не узнал её голос. Было в нем что-то механическое, не вполне человеческое.

– Я сделаю укол.

Положить голову на подушку было удобно в том смысле, что теперь слёзы текли вбок, впитывалась в наволочку. Расплывался свет от зажжённой лампы на письменном столе Олега. У него в кабинете всегда было немного полутемно.

Когда игла вошла в её руку, Лида вспомнила.

– Да, телефон… – оказывается, он был зажат в её руке. Не так-то просто было разжать пальцы. Она сунула аппарат – горячий и влажный от её ладони – Олегу, – Мне же могут звонить. Если какие-то новости…

Он кивнул, погасил лампу и вышел, унося её мобильник. Она услышала, как в двери повернулся ключ. Потом, уже сквозь сон, она несколько раз понимала, что в дверь стучат, ищут Олега. В этом сне или забытьи Лида провела весь день. Лишь когда стало темнеть, она села на диване, пытаясь прийти в себя. Голова была такой тяжёлой, что она трясла ей, как лошадь.

Вошёл Олег. Наверное, он заходил к ней и раньше, время от времени, проверял, как она.

– Никаких новостей, – сказал он, понимая, что ей раньше всего надо от него знать, – Ищут. Все ищут. Я сейчас сварю кофе. Тебе с сахаром или с шоколадкой? Лида…Лида… Перестань. Тебе надо что-то поесть. Хотя бы выпить кофе. У тебя сейчас дома будет как штаб-квартира. Надо держаться. Тебе станут звонить…

– Звать на опознание? Ты понимаешь, что если её до сих пор не нашли, значит, Дашки уже нет в живых!

И Лида наконец-то разрыдалась, страшно, со стонами, с подвываниями. Больнице не впервые было слышать такие рыдания. На первый этаж, в приёмник, привозили бывало, таких тяжёлых, что врачи ничего не могли сделать. На четвёртом этаже была операционная, и там тоже порой «оставляли на столе» больных. Или они уходили чуть позже, в реанимации. И сейчас, если кто-то шёл по коридору мимо кабинета, то может, лишь вздрогнул чуть, поежился, подумал, что кто-то только что умер.

Олег не сказал, что Даша обязательно найдётся. Он не умел врать.

– Лида, – сказал он, – Сейчас всё равно придётся собраться. Пройти через всё это. А там как Бог даст.

– Бог? – вскинулась она, – Я помню эту легенду, что тебе рассказали в монастыре. Двое парней рыбачили и утонули в Волге. У одного мать была верующая, и молилась страстно. И тело этого парня нашли, она смогла его похоронить. А второй так и сгинул. Типа «молитва матери со дна достанет». Зачем ты это мне рассказываешь?! Зачем?! Я вообще не смогу ни в кого верить, если с Дашкой…

– Пей кофе, – сказал он, – У меня кончился рабочий день, я отвезу тебя сейчас домой. Правда, там тебя ждут журналисты. Дежурят у подъезда. И не мотай головой, на гору ты сейчас не вернёшься.

– Не на гору. К себе на дачу. Телефон будет у меня, так что полиции не важно, где я осяду. Главное, чтобы была на связи.

– Ах да, мобильник, – Олег достал телефон из кармана, протянул ей, – Ну на дачу ещё ладно.

…Тут никого не было. Никто из прессы не прознал пока, что она купила этот убогий домик, обнесённый ветхим деревянным забором. Машина ныряла, подъезжая, точно лодка в волнах. Дом стоял, глядя на них тёмными окнами. Последний раз они уходили отсюда с Дашей.

Но вокруг люди жили. Огоньки светились. И Олег сдержался, не задал вопрос, который собирался: «Не страшно тебе здесь будет?». Вместо этого он сказал:

– Мне бы не хотелось, чтобы ты сделала какую-нибудь глупость.

– Я не пойду ночью на вершину. И не наложу на себя руки, если ты об этом. Спасибо за то, что ты сделал. Спасибо, что побыл рядом. А теперь я хочу остаться одна, понимаешь? Поезжай к маме.

У него была старенькая мама, которая давно бы уже как пушинка одуванчика сорвалась с этой земли в вечность, если бы не его искусные руки и то, что он каждую минуту был начеку.

Лида пошла к дому. Ему и, правда, было страшно оставлять её одну. Он очень устал, как почти каждый день смертельно уставал на работе, но ему было бы легче сейчас сидеть рядом с Лидой, и хвататься за мобильник, принимая звонки. Надеясь каждый раз, что вот сейчас всё-таки будет чудо… А что станется с Лидой, если её действительно попросят приехать на опознание?

Когда он ехал обратно – Лида была права, маму, которой девяносто с лишним лет, невозможно оставить одну на ночь – но слёзы стояли и у него в горле, и трудно было дышать.

…В ту ночь, уже вторую ночь, как не было Даши рядом, Лиде не звонили. Она звонила в полицию, заставляла себя отсчитать пару часов, и снова нажимала на кнопки мобильника. Когда-то она так звонила в реанимацию, когда там лежала её мать после операции. У матери начался перитонит, и неизвестно было, доживёт ли она до утра. Звонок давал острое чувство облегчения – пока жива, которое уже через несколько минут сменялось тревогой и ожиданием следующего звонка.

Так и сейчас, для Лиды важнее всего была весть, что Дашу не нашли ещё мёртвой. А значит – поиски продолжаются. Она понимала разницу – в реанимации всё решилось в течение нескольких часов. Матери, в конце концов, стало лучше. А сейчас сколько придётся ждать? День за днём, неделя за неделей, может быть, год за годом, или всю жизнь ждать…Может, настанет миг, когда она не выдержит этой пытки надеждой, и возжелает, чтобы нашли хотя бы тело дочери. Чтобы всё кончилось.

Но пока – нет, только не это…

Утром пришёл Василий. Лида вскинулась на стук открывшейся калитки, но увидев, кто это – снова застыла. С горы её прогнали. Но тут она сможет сидеть, сколько захочет, погрузившись в полуоцепенение. Единственное, что принесло ей облегчение – то, что Василию ничего не надо было объяснять. Всё знали уже и дачники.

– Пойдёмте к нам, – сказал мальчик, – Поживите у нас. Дедушка зовёт. Места много. Сюда скоро доберутся журналисты, и покоя вам не будет. А наш замок они не смогут взять, он выдержит любую осаду.

Васька руководил Лидой, как будто он был старшим:

– Я помогу вам перенести вещи. В несколько приёмов всё утащу. И швейную машинку, и манекены.

– Ты думаешь, я смогу шить? – спросила Лида.

…Лето было прекрасным. Безмятежным. Полным ласковой истомы.

Где-то там задыхались в ковидных госпиталях люди, и врачи сходили с ума от бессилия и запредельной усталости. Где-то умирали и оплакивали, обретали надежду и теряли её…

Но тут зрела в свой срок земляника, и Ульяша сплела венок в ночь на Ивана Купала, и вместе с бабушкой пришла к озеру, чтобы пустить его по воде. Пахло яблоками на Спас. Даша всегда любила этот праздник. Они с Лидой наливали в хрустальные бокалы медовый сидр, в котором искрились и танцевали, струясь вверх, пузырьки. Мать и дочь. сидели на балконе, едва ли не всю ночь, смотрели, как падали звёзды…

Теперь Лида была одна. Упала звезда Даши или ещё горит?

А потом ветер принёс грустную ноту первого холода, который приближался неотвратимо, и ночи становились всё темнее, и рассвет всё позже, будто солнце тоже заболело, и тяжело было ему утром встать в своё время…

– Когда вы вернётесь в город, Лида? – спросил дед, – Васька уезжает на днях – пора в школу. Всё-таки выпускной класс.

В летние месяцы молодую женщину чаще всего можно было увидеть на балконе, выходившем во внутренний двор. Она просиживала там с утра до вечера, неподвижная, как статуя. Здесь её не могли достать любопытные – хотя история с девочкой давно уже уступила место на страницах газет другим новостям. Но отсюда же была видна и маленькая дача Лиды, и дорога, ведущая к ней.

Иногда Лида приходила сюда и ночью, когда не могла спать от душевной боли, а это случалось часто. Она ворочалась в постели то и дело, меняя позу, будто надеялась найти в конце концов такую, в которой меньше станет болеть.

Лида представляла, что могли сделать с Дашей те, кто её увез или те, кому её отдали – и её накрывал такой ужас, что она вскакивала, и выбегала на балкон, и как-то удерживала себя на грани, чтобы не броситься вниз…

Один шанс…Может есть ещё один-единственный шанс из миллиона, что Даша жива. Неподалёку шумел ночной лес, пахло озёрной водой, и маттиолой, которая росла во дворе, в больших глиняных вазонах.

Выйдя утром за молоком, Васька нередко видел распущенные волосы Лиды, перевесившиеся через железное ограждение. Значит, она опять уснула на балконе, уронив голову на руки.

Но скоро осень… Теперь она тут лишняя.

– Я поняла, – сказала Лида, – Я уйду. Вы столько сделали для меня, укрыли от всех, и я не была одна. Ульяша и Василий весь лес обыскали, все тропинки облазили. Вы все старались найти слова надежды… Но… Но конечно, пора и честь знать.

– Что же вы хотите делать? – дед смотрел на Лиду поверх очков, точно, отпуская её в свободное плавание, боялся ужасно, что она совершит ошибку, – Вы вернетесь в город?

– Нет, я останусь зимовать тут. На своей даче.

– Что за бред! – даже прикрикнул он, – Ваш домишко не приспособлен для русской зимы… Вы схватите пневмонию уже в ноябре. Не ковид, обычную пневмонию!

Лида пожала плечами:

– Какой-нибудь обогреватель включу. Это всё совершенно неважно.

Дед вздохнул так глубоко и трудно, будто на груди у него лежала тяжесть, и не хватало воздуха:

– Вот что. Я думал перебираться отсюда в город тоже. Васька уедет – и кто мне станет помогать? Но если вы останетесь всё равно, то живите здесь. Купим дров, будем топить печи. Будем вместе зимовать…. И ждать.

Лида только кинула. Но дед перехватил её взгляд, и понял, насколько она была ему благодарна.

…Зима прошла как в отдельной стране. Отрезанной от всего мира белоснежными снегами, такой белизны снега не бывает в городе. И лес отгораживал их, его бесконечно тоскливые песни на зимнем ветру. Все разъехались с дач. Остались только Лида и дед.

Вести ещё приходили, поиски Даши ещё велись. Но не было в её деле зацепок, как в других делах. Достоверного – того, что кто-то где-то видел именно её. Ничего, кроме слухов. Женщина сказала. Мужчина позвонил. Ворожея нагадала. Кажется, похожая девочка мелькнула… Слухи не подтверждались. И Лида знала, что и поиски вскоре неизбежно сойдут на нет, затухнут.