Свет сквозь тьму

Глава 1. Голоса реки

Солнце клонилось к закату, и лес окутывался вязкой тенью. Воздух над рекой был неподвижен, будто сама земля задержала дыхание. Дочь травницы – Лада, шестнадцати лет отроду шагала знакомой тропой, ведро в руке звенело о дужку, но сегодня даже этот звук казался слишком громким.

Она всегда чувствовала лес сильнее других. Каждая трещинка в коре, каждое дуновение ветра отзывались внутри неё, будто сама была частью этих деревьев и трав. Но сейчас что-то нарушало привычный порядок: птицы умолкли, лягушки не квакали, даже комары будто исчезли.

У самого берега Лада остановилась. На камне сидела женщина. Нет – не совсем женщина. Русалка.

Волосы её струились по воде, тёмно-зелёные пряди мерцали в сумерках, словно сама река выплеснула их наружу. Русалка смотрела прямо в глаза Ладе и улыбалась холодной, недоброй улыбкой.

Лада замерла. Мать не раз говорила: «Не смотри русалке в глаза – уведёт в Навь». Но отвести взгляд было невозможно. Внутри что-то отзывалось, словно в её собственной крови звучал тот же речной шёпот.

Ветер тронул её волосы. Золотые, густые, непослушные пряди выбились из нетугих кос и блеснули в лучах заката. Её трёхцветные глаза – карий у зрачка, за ним зелёный, по краю тёмно-синий ободок – ответили на речное сияние. Русалка перестала улыбаться, наклонила голову, словно узнала что-то, и прошептала еле слышно:

– Ключ…

Слово прозвучало как удар, и сердце Лады ухнуло вниз.

В тот миг над деревней раздался крик. Долгий, пронзительный, человеческий. Русалка бросила взгляд на огни села и скользнула в воду. Камень опустел, остался лишь холодный отблеск.

Лада сорвалась с места. Ведро вывалилось из рук, покатилось по тропе, но она не заметила. Сердце билось так сильно, что боль отдавалась в груди. Она бежала сквозь траву и кусты, не разбирая дороги.

Когда показались первые избы, крик смолк. Но люди уже выбегали на улицу – кто с факелами, кто с вилами. Собаки выли, дети плакали. У колодца толпились женщины.

– Скот задран! – закричал мальчишка. – Корову мёртвой нашли!

Лада застыла у края толпы. На лицах – страх, настоящий, древний, как сама земля. В их глазах мелькнуло то, что она видела не раз: подозрение. Её золотые волосы сияли в отблесках факелов, глаза сверкали слишком ярко.

– Ведьмина работа, – пробормотал кто-то.

– Она к реке ходила, – отозвался другой.

Лада стиснула кулаки. Хотелось крикнуть, оправдаться, но слова застряли.

В этот миг на площадь вышли чужие. Люди в кольчугах, вооружённые копьями. Во главе – высокий, плечистый, в тёмной дорожной накидке. Светло-русые волосы, холодные серые глаза. На груди – амулет-громовник.

Это был княжич Святослав.

Он посмотрел на Ладу прямо. Его взгляд был не просто тяжёлым, как удар, но и внимательным. Он заметил её глаза. В этот момент амулет на груди княжича едва заметно дрогнул.

Святослав подошёл ближе. Факелы отражались в глазах Лады: карий, зелёный, синий – три цвета, смешанные воедино. Он едва слышно произнёс:

– Навь…

Толпа затаила дыхание.

Но рядом уже оказалась её мать – Ягода. Она шагнула вперёд, схватила Ладу за руку и резко заявила, глядя прямо в лицо княжичу:

– Тебе показалось, княжич. Девка моя чиста, и не тебе судить о её глазах.

Она рывком развернула Ладу и увела её сквозь толпу. Люди расступались, перешёптывались, но под взглядом Ягоды молчали.

Удаляясь от толпы Ягода обратилась к дочери строгим полушепотом:

– Сколько раз я тебе говорила, Лада? – мать не отпускала её руку. – Не ходи к реке одна!

– Я только за водой… – попыталась оправдаться Лада.

– За водой? – Ягода резко остановилась и повернула дочь к себе. – За водой? А что там делала русалка? Я вижу по твоим глазам – видела ты её.

Лада прикусила губу.

– Она… смотрела на меня. И сказала… одно слово.

– Какое слово? – голос матери стал хриплым.

– «Ключ», – прошептала Лада.

Ягода побледнела. Некоторое время она молчала, потом проговорила глухо:

– Это плохой знак. Слишком плохой.

– Но, матушка… – Лада умоляюще посмотрела на неё. – Я ничего не делала!

– Молчи. – Ягода снова взяла её под руку и повела дальше. – Слушай и запоминай: никому – слышишь? – никому не говори об этом слове. Ни о русалке, ни о ключе. Люди и так боятся тебя. Дашь им повод – костром запахнет.

Лада шла молча. В груди теснились обида и страх.

– Но почему именно я, матушка? Почему всегда я? – наконец сорвалось с губ.

Ягода только вздохнула.

– Потому что глаза у тебя не простые, Ладушка. И дар твой – не простой. Одним – спасение, другим – погибель. Вот и носи это бремя.

Она крепче сжала её руку, и они шагнули в темноту деревенской улицы, где уже гасли факелы.

Глава 2. Прибытие княжича

Утро в деревне выдалось тревожным. У колодца шумели женщины, мужчины спорили у загона. Все говорили о задранной ночью корове и криках в темноте. Слухи множились, как искры в сухой траве.

Лада вышла с коромыслом. Её появление вызвало шёпот.

– Ведьмино отродье.

– Глаза у неё не людские.

– Русалка её метила.

Она опустила взгляд, но в груди холодом отозвалось: толпа уже готова поверить в худшее.

Шум усилился, когда к центру деревни подъехал княжеский отряд. Ночью они стояли лагерем на окраине – костры ещё дымились у опушки, а дозорные всю ночь прочёсывали не только лес, но и саму деревню. Люди ворчали: «всё подглядывают, словно врага ищут среди нас», но при этом чувствовали себя чуть спокойнее.

Теперь отряд воинов прибыл весь, в кольчугах и с копьями. Всадники остановились прямо на площади.

Во главе ехал он – княжич Святослав. Его взгляд Лада знала с прошлой ночи, когда он впервые назвал её глаза «Навью». Теперь он смотрел открыто и твёрдо, будто проверял, не почудилось ли ему то, что он видел во мраке. На вид ему было около двадцати лет.

Староста поклонился княжичу.

– Рад приветствовать тебя, княжич. Но у нас беда. Скот дохнет, крики тревожат людей, будто нечисть бродит по округе.

Святослав кивнул.

– Я слышал то же в других сёлах. Тьма ползёт перед войной, и знать надо – это беда простая или замысел вражий. Для этого мне нужен волхв.

Староста помедлил и вдруг указал на Ладу.

– Волхва у нас нет. Только… девка эта.

Толпа загудела.

– Ведьма!

– В глаза её глянешь – во сне мёртвых увидишь!

Святослав поднял руку – и шум смолк.

– Подойди, – сказал он.

Лада почувствовала, как пересохло в горле. Но ноги сами двинулись вперёд. Она встала напротив княжича. Сердце билось быстро, но губы сложились в упрямую усмешку.

– Так это тебя называют ведьмой? – спросил он, вглядываясь в её глаза.

– А ты как думаешь? – Лада приподняла брови. – Видишь у меня хвост и копыта?

Толпа ахнула.

Святослав прищурился.

– Я вижу три цвета в твоих глазах. Такого у людей не бывает.

– А у княжичей, значит, бывает ум – искать правду у ведьм? – парировала она, хотя внутри всё дрожало.

Его взгляд стал холоднее.

– Осторожнее, девка. Смелость и дерзость – разные вещи.

– А я всегда путаю, – сказала Лада. – Наверное, от недостатка воспитания.

Он наклонился ближе, говорил почти шёпотом, но так, что слышали ближайшие:

– Ты не боишься меня?

Лада усмехнулась, хотя пальцы дрожали.

– Бояться можно того, кто сильнее. А ты пока только смотришь.

Толпа загудела снова. Кто-то перекрестился, кто-то отшатнулся.

Святослав выпрямился. Его глаза задержались на ней чуть дольше, чем позволяли приличия.

– Смелая, – сказал он. – Посмотрим, что останется от твоей смелости, когда придёт время платить за слова. Мы продолжим позже. Ступай.

Он развернулся к старосте, и разговор продолжился уже без неё. Люди расходились, переговариваясь, а Лада медленно пошла прочь.

В спине ещё горели чужие взгляды. А в памяти жгли его слова – и ещё больше его глаза, серые и холодные, как сталь.

Глава 3. Следы крови

Лада возвращалась домой быстрым шагом. В груди ещё гудели слова княжича, а в спине будто горели чужие взгляды. Но хуже всего было то, что она знала: в избе её ждёт не тишина.

И точно. На пороге уже стояла соседка Фекла, громкая, всегда любившая сунуть нос в чужие дела. Голос её разносился так, что, казалось, слышала вся улица:

– …и прямо княжичу в лицо дерзит! Уму непостижимо, Ягода! Вся деревня слушала, как твоя девка зубы скалит, будто ей княжеский стол принадлежит! Я сама слышала!

Лада застыла в дверях. Мать стояла у стола, стиснув руками полотенце так, что костяшки побелели.

– Довольно, Фекла, – глухо сказала Ягода. – Я и сама с ней поговорю. Ступай.

Соседка смерила Ладу торжествующим взглядом, фыркнула и удалилась, явно довольная, что успела посеять яд.

Лада вошла. Мать резко повернулась к ней:

– Ну? Ты что наделала, девка? Перед княжичем языком своим щёлкать вздумала!

– Он сам ко мне обратился, – упрямо ответила Лада. – Я должна была молчать, как бревно?

– Лучше бы молчала! – вспыхнула Ягода. – Слишком к себе внимание тянешь! Толпа смотрит, княжич смотрит – и чем кончится? Костром!

– Я не виновата, что родилась такой! – выкрикнула Лада. – Я не просила этих глаз, этой силы, ничего! Но я не стану прятаться только потому, что другим страшно!

– Прячься, если жизнь дорога, – отрезала мать. – Иначе погибель тебе будет.

Их спор прервал тяжёлый стук в дверь. На пороге появился Святослав.

Он вошёл один, высокий, уверенный, с холодным взглядом. Дружинники остались снаружи.

– Разговор нужен, – сказал княжич.

Ягода встала между ним и дочерью.

– Нет тебе тут разговора. Девка моя простая, ничего в ней нет.

Святослав прищурился.

– Мой амулет дрожит при ней. Он никогда не ошибался.

– Амулет твой врать может, – резко бросила Ягода. – А она – моя дочь. Чистая.

Лада хотела заговорить, но мать сжала её плечо.

– Выйди, травница, – твёрдо сказал княжич. – Мне нужно говорить с ней наедине.

– Я не оставлю её…

– Это приказ.

Ягода стиснула губы, но всё же вышла, громко хлопнув дверью.

Святослав сел на лавку напротив Лады.

– Ты чувствуешь силу. Мой амулет не ошибается. Он всегда откликается на тех, в ком она есть.

Лада усмехнулась, пряча дрожь.

– Может, он просто боится девичьих глаз?

– Не шути, – холодно сказал он. – Ты знаешь, что в тебе есть нечто.

Она отвернулась к окну.

– Я чувствую… но не понимаю, что это.

Прежде чем он ответил, с улицы донёсся пронзительный крик. Потом второй. Вой собак. Женские вопли.

Святослав вскочил, рванул дверь и выбежал на улицу.

– Дружина, ко мне! – его голос резанул воздух.

Лада кинулась следом, но мать перехватила её за руку.

– Нет, стой! – шепнула Ягода.

– Я должна… – вырвалось у Лады, и она, несмотря на хватку матери, выскочила наружу. Ягода, выругавшись, побежала за ней.

На площади стоял хаос. Люди метались, визжали, кто-то падал в грязь, кто-то тащил детей к избам. Собаки выли и бросались врассыпную.

И посреди этого – оно. Высокое, костлявое, кожа натянута на кости, глаза пустые, чернее ночи. Упырь. Он двинулся к мужчине у колодца, когти блеснули, и тот едва успел отшатнуться.

Святослав выхватил меч и бросился вперёд, его дружинники ринулись за ним. Но упырь оказался быстрым, с рычанием метнулся в сторону, и воины рассекли воздух.

Лада застыла. Холод страха сковал её ноги, дыхание перехватило. Всё вокруг замедлилось – крики, звон железа, топот. Внутри что-то сорвалось, будто в груди распахнулась дверь.

Она вскинула руки – и из ладоней вырвался свет. Яркий, бело-золотой, резкий, как удар молнии.

Луч полоснул по упырю. Существо завыло, дым взвился от его кожи, оно отшатнулось, закрываясь когтями. На миг на площади наступила тишина – все смотрели только на неё.

– Лада… – отчаяно прошептала Ягода.

Святослав обернулся. В его взгляде не было страха – только холодное подтверждение.

Упырь, завывая, рванул прочь, в лес. Дружинники бросились за ним, крики и звон оружия донеслись из чащи, потом стихли.

А Лада пошатнулась. Свет угас, силы ушли вместе с ним. Она упала в грязь без сознания.

– Ладушка! – крикнула мать, подхватывая её.

Святослав подошёл, лицо его было суровым. Он посмотрел на Ягоду и сказал твёрдо:

– Ты знала и лгала. В ней есть сила. И скрыть это уже невозможно.

Глава 4. Тени в глазах

Лада очнулась от тяжести. Казалось, на грудь навалился валун, и вдохнуть было трудно. Веки поднялись с усилием, и она увидела потолок родной избы, закопчённый дымом, знакомые щели в бревнах. Сквозь них пробивался солнечный свет, падая золотыми полосами на пол.

– Очнулась… – голос матери прозвучал глухо, но в нём слышалось облегчение.

Лада попыталась приподняться, но тело было ватным, руки дрожали. В памяти сразу вспыхнуло: упырь, крики, её ладони, вспыхнувшие светом. Она резко вдохнула:

– Это… я сделала?..

– Молчи, – оборвала её Ягода, прижимая за плечо. – Люди всю ночь языками чесали у крыльца. Скажешь лишнее слово – завтра костёр сложат.

Снаружи, за тонкой стеной, слышались голоса. Они не пытались говорить тихо:

– Я сама видела, как она жгла!

– Ведьма, не иначе!

– Нет, княжич рядом был… может, он её себе забрал?

– Да ты глупая! Он бы ведьму первым мечом срубил…

Лада зажмурилась. Каждое слово било сильнее ножа. Она прижала ладони к груди – кожа была обычной, но казалось, они всё ещё горят.

Дверь распахнулась без стука. В избу вошёл Святослав. Его шаги были тяжёлыми и уверенными, взгляд холодным.

– Она жива? – спросил он.

– Жива, – резко ответила Ягода, заслоняя дочь собой. – Но тебе-то что за дело?

– Дело в том, – княжич коснулся громовника у груди, – что мой амулет не ошибается. Он дрожит рядом с ней. Я видел её силу. Видела и вся деревня.

– Видели? – Ягода фыркнула. – Они видели смерть и испугались. Любой крик во тьме сочтут ведьминой отметиной. Девка моя простая, слабая, едва от страха дышать могла.

– Я видел свет из её рук, – жёстко сказал Святослав. – И упырь не вынес его. Это не страх. Это сила.

– Сила без управления – погибель, – парировала Ягода. – Для неё самой и для тех, кто рядом. Она упрямая, горячая. В седло её сейчас посадишь – через час мёртвой будет.

– Я не могу ждать, пока соседи с вилами придут, – голос княжича был холоден. – Если оставить её здесь, они её сожгут.

– Сожгут – значит, и твой амулет в костёр бросят, – отрезала Ягода. – Не дам её сейчас.

Они стояли друг против друга, словно два камня в реке. Несколько мгновений в избе было слышно только дыхание Лады.

Наконец Святослав сказал:

– Хорошо. Но ты понимаешь: я всё равно заберу её.

– Заберёшь, – Ягода стиснула губы. – Но не сейчас. Дай ей время. Пусть на ноги встанет, сил наберётся. Сейчас ей нечего в седле трястись среди твоих мужиков.

Княжич помолчал, потом кивнул.

– Один день. Завтра на рассвете выезжаем.

– Один день – и не больше, – подтвердила Ягода.

Он развернулся и вышел. Княжича с дружиной уже ждал накрытый в благодарность за спасение от упыря стол.

Шум с площади докатывался до дома – звон кружек, выкрики, разомкнутый людской гул. Там, у старосты, княжич и дружина сидели за длинным столом, ели, пили и обсуждали дела. Весь посёлок старался угодить гостям, но вместе с хлебом и пивом подавали им и тревогу.

Лада не видела этого застолья – она лежала на лавке, укрытая старым покрывалом. Силы уходили, оставляя тело слабым.

Ягода металась по избе: доставала из сундука холстину, узелок с сухими травами, кожаный пояс, тёплый плащ. Стирала ладонью слёзы, которые упорно проступали, но всё равно складывала вещи в дорогу.

– Вот, – бормотала она, больше себе, чем дочери. – Рубахи три хватит, травы вот, от лихорадки, от раны… плащ накинешь по утрам. А там, гляди, и новая жизнь…

Она остановилась, глянула на Ладу. В глазах матери была злость, обида и боль.

– Хоть бы не сгинуть тебе там, Ладушка…

Лада молчала. Ей казалось, что сил нет ни на слова, ни на слёзы. Глаза закрывались сами собой, дыхание становилось ровным.

Сон пришёл тяжёлый, но целебный. Тепло окутало тело, будто вода несла её вниз, в тишину. Лада больше не чувствовала слабости – наоборот, ей казалось, что силы возвращаются.

И тогда пришло видение.

Тёмный лес, треск ветвей. Крики дружинников, звон железа. Она видела Святослава – он стоял с мечом в руках, окружённый тьмой. И тьма сжималась вокруг него, густая, живая. В его груди мелькнул огненный след – словно коготь пробил сердце.

Лада вскрикнула во сне, протянула руку, но не смогла коснуться его. Образ рассыпался, растворился в мраке.

Она вздрогнула, дыхание сбилось. Но сон не отпустил её, снова затянул в целебную темноту.

Глава 5. Видение

Лада проснулась рано, ещё до рассвета. В избе царила тишина, только угли в печи потрескивали да за стеной глухо выли собаки. Она лежала неподвижно, вслушиваясь в себя. Сон всё ещё стоял перед глазами: Святослав, окружённый тьмой, и коготь, пронзающий его грудь.

Она провела рукой по лицу, будто пытаясь стереть видение, но оно не исчезло. В груди холодным камнем лежал страх.

– Что такое? – донёсся голос матери. Ягода сидела у стола, перебирая вещи, что приготовила в дорогу. Она не сомкнула глаз всю ночь.

– Ничего, – ответила Лада слишком быстро. – Просто… сон.

Ягода подняла взгляд.

– Сны у тебя не пустые, Лада. Я вижу по глазам.

Лада отвернулась. Как сказать матери? Как сказать княжичу? Он и так видит в ней силу, а если узнает, что её сны пророческие… что тогда? Поверит ли? Или решит, что это бред ведьмы?

Она вспомнила его взгляд – твёрдый, цепкий. «Ты пойдёшь со мной», – сказал он вчера. Сказать ему правду значило признаться, что она сама чувствует связь с его судьбой.

Ягода тяжело вздохнула.

– Что бы ни приснилось, держи при себе. Слишком много ушей рядом. Даже стены слушают.

Лада кивнула, но сердце не соглашалось. Если сон правдив, молчание может стоить Святославу жизни.

Ягода разопоставила чугунок с кашей на стол. Села напротив дочери и молча пододвинула деревянную миску.

– Ешь, – сказала она. – Дорога долгая, в животе пусто быть не должно.

Лада взяла ложку, но еда казалась безвкусной. Каждая крупинка будто застревала в горле.

– Слушай, – мать заговорила медленно, глядя прямо ей в глаза. – В дороге держи язык за зубами. На чужих людей не гляди прямо. Что скажут – делай. Не спорь. Не дерзи. Слышишь?

– Слышу, – ответила Лада тихо.

– Святослав человек сильный. Но сильный – не значит добрый. Помни это. Его слова слушай, но душу береги для себя.

Лада кивнула.

– Травы я тебе собрала, – продолжала Ягода. – Если ранят – прикладывай. Если в горячке будешь – заваришь. Не трать зря, каждая веточка дорога.

Она замолчала, потом сжала руку дочери.

– Главное – вернись живой. Остальное неважно.

Глаза Лады защипало, но она сдержала слёзы.

Когда солнце только показалось над лесом, на улице уже стояла дружина. Лошади били копытами, фыркали, звенели удилами. Мужчины проверяли сбрую, поправляли оружие. На площади собиралась деревня – кто из любопытства, кто из страха.

Лада вышла вместе с матерью. На плечах у неё был тёплый плащ, за спиной узелок с вещами. Ноги дрожали, но она старалась держаться прямо.

Толпа расступалась, но взгляды были тяжелы. Кто-то крестился, кто-то шептал «ведьма», кто-то – «спасительница».

Святослав сидел в седле, тёмный плащ спадал с плеч. Увидев Ладу, он кивнул и протянул руку,приглашая  подняться на коня.

– Береги себя, Ладушка, – шепнула Ягода, прижимая дочь к груди. – И помни, что твоя мать ждёт тебя.

Лада обняла её крепко, потом шагнула вперёд и взяла руку княжича.

Святослав подтянул её в седло позади себя. Лошадь всхрапнула, но стояла спокойно.

– В путь! – скомандовал он.

Дружина тронулась. Копыта загрохотали по утоптанной земле, звон оружия смешался с гулом толпы.

Лада обернулась. Мать стояла у крыльца, маленькая фигура на фоне избы, и смотрела им вслед, пока поворот дороги не скрыл её из виду.

В груди у Лады всё сжалось. Она знала: путь начался. И знала – видение о скорой гибели Святослава не отпустит её, пока она не решит, сказать ли ему правду.

Дорога уходила между холмов, петляла вдоль леса. Утро было прохладным: пар шёл от лошадей, дыхание клубилось в воздухе. Лада сидела позади Святослава, держась за край седла и стараясь не прижиматься к нему слишком близко.

Копыта гулко били по земле, звон оружия перекликался с криками птиц. Воины переговаривались между собой – то о дороге, то о запасах, то о том, что в соседней деревне у одного крестьянина волы дохли.

– Всё одна зараза, – сказал бородатый дружинник по имени Ратибор. – Где тьма прошла, там и трава сохнет.

– А где ведьма прошла? – хмыкнул другой, помоложе. – Скажи уж прямо, Ратибор, ты её боишься.

– Бояться не боюсь, – проворчал тот. – Но глаза у неё не людские.

Лада сжалась, услышав их слова.

Святослав, не оборачиваясь, произнёс ровно:

– Тише. Берегите языки для песни у костра.

Дружинники смолкли.

К обедне они остановились на опушке. Лошади пили из ручья, воины садились на поваленные стволы, жевали хлеб и вяленое мясо. Лада стояла в стороне, кутаясь в плащ, старалась не встречаться глазами с людьми.

Святослав подошёл к ней, протянул флягу.

– Пей. В дороге воду жалеть нельзя.

Она сделала глоток и вернула.

– Зачем я тебе? – спросила она тихо.

Он задержал взгляд на её лице.

– Ты сама видела, что случилось вчера. Сила в тебе есть. А мне нужны те, кто может встать против тьмы.

– И всё? Только сила? – в её голосе сквозило что-то между сарказмом и отчаянием.

– Пока – да, – ответил он честно. – Но сила – это не только твоя ноша. Это оружие. И если ты не возьмёшь его в руки, оно убьёт тебя.

Лада отвернулась. Слова его были прямы, но в них не было ненависти. И именно это тревожило её сильнее всего.

Когда дружина снова двинулась в путь, Лада всё время думала о своём сне. В ушах звенели слова матери: «держи при себе». Но перед глазами стояла картина – коготь, пронзающий грудь Святослава.

Она украдкой смотрела на его спину, на тяжёлый плащ, на прямую посадку в седле. Он казался человеком, который ничего не боится. Но в её сне он падал.

И Лада впервые задумалась: может, именно ради этого сна судьба и связала её с княжичем?

К вечеру лес стал гуще, дорога вилась между вековыми дубами. Дружина остановилась на поляне: натянули верёвки для коней, разожгли костры. Дым поднимался в тёмное небо, смешиваясь с запахом хвои.

Лада сидела чуть поодаль, кутаясь в плащ. Ей дали кусок хлеба и кус мяса, но еда не шла в горло. Она слушала, как дружинники переговариваются у огня.

– Что княжич задумал? – пробурчал Ратибор. – То в одно село едем, то в другое, всё нечисть ищем…

– Говорят, знаки видел, – отозвался другой. – Будто тьма идёт с юга.

– Знаки… – кто-то хмыкнул. – Уж слишком много знаков в последнее время.

Святослав сидел у главного костра. Он молчал долго, но когда разговоры начали становиться слишком громкими, поднял руку.

– Вы хотите знать, зачем мы идём, – сказал он. Голос его был негромкий, но огонь треснул, и все смолкли. – На южной границе княжества собираются силы. Люди шепчут, что война близка. Но перед войной всегда приходит тьма. Упыри, русалки, мор – всё это предвестники. Если мы не узнаем, откуда они приходят, нас сомнут так же легко, как трава под ногами.

Он помолчал, посмотрел на огонь.

– Я уже видел, что бывает, когда не успеваешь.

В его голосе прозвучало что-то тяжёлое, личное. Дружинники не спросили больше. Кто-то перекрестился, кто-то просто опустил голову.

Лада слушала, и сердце сжалось. В её сне он тоже говорил мало – только сражался, окружённый тьмой. Она хотела спросить: «Что ты видел? Кого потерял?» Но язык не повернулся.

Она посмотрела на его профиль, освещённый пламенем. Лицо его было суровым, но в глазах мелькала боль, которую он прятал даже от своих людей.

Огонь трещал, ночь сгущалась, лес шумел вокруг. Лада закрыла глаза, но видение снова всплыло перед ней: коготь, пронзающий грудь Святослава.

Она сжала кулаки и поняла: молчать о сне становится всё труднее.