- -
- 100%
- +
Глава 1 Незванные гости
Айрин Орс с силой захлопнула папку с делом «Фантомного маньяка». Словно от резкого хлопка, с кончиков её пальцев отступила липкая, чужая ярость, которую она ощущала все эти недели. Три года назад этот дар – или проклятие? – принес ей известность. Она назвала его «методом эмпатического погружения». Удачное название, которое скрывало правду даже от неё самой.
Но было поздно. Она уже чувствовала леденящий ветер, впивающийся в обветренную кожу, и чужой, всепоглощающий страх, сжимающий горло…Вечером, выдохшаяся до последней клетки, она уткнулась в экран. Алгоритм YouTube, словный насмешливый демон, подкинул ей документалку о старом нераскрытом деле – «Загадка перевала Орлиное Крыло».
Айрин потянулась было к мышке, чтобы пролистать, но взгляд зацепился за фотографию молодой матери в ярко-красной шапочке… и знакомый, леденящий холод пополз по спине. «Нет, – мысленно взмолилась она. – Только не снова. Сегодня я отработала свою норму чужой боли».
На следующее утро Айрин подошла к зеркальному фасаду Староградского института когнитивных исследований. Рука сама потянулась поправить воображаемую прядь волос – верный признак нервозности. Пропуск щёлкнул у турникета, охраннику она ответила натянутой улыбкой. Её походка со стороны казалась неспешной, но внутри всё сжалось в тугой, огненный клубок.
«Только бы он уже был на месте», – стучало в висках.
Лифт умчал её на девятнадцатый этаж, в царство стерильного воздуха и приглушённого света. Длинный холл, похожий на тоннель, уставленный по бокам «аквариумами» лабораторий. Она шла, не видя своих отражений в глянцевых стенах, и остановилась у двери с табличкой «Профессор Леонардо Колин». Пауза. И робкий стук, выдававший всю её неуверенность
– Входите, – послышалось из-за двери, и она с облегчением выдохнула.
Мужчина за столом поднял на неё глаза и улыбнулся, тёплые лучики морщин разбежались от уголков его глаз.
– Айрин, прекрасно выглядишь! – Он поднялся и обошел стол, чтобы пожать ей руку. Крепкое, дружеское рукопожатие.
– Редкий гость. Слышал, дело закрыли и передали в прокуратуру. Поздравляю.
– Лео, мне нужна твоя помощь. Не как друга, а как специалиста.
Она опустилась на диван, позволив сумке соскользнуть на пол.
Взгляд профессора стал собранным и острым. Он сел рядом, отодвинув стопку бумаг.
– Говори. Я весь внимание.
– Я не знаю, с чего начать… – она сжала пальцы, чтобы они не дрожали. – В общем, я чувствую и вижу больше, чем должна. Больше, чем может любой профайлер, даже самый гениальный.
Леонардо не перебивал, его молчание было ободряющим.
– Вчера я увидела видео… про альпинистов. И я… – голос ее сорвался, предательски задрожав. – Лео, я была там. Я чувствовала снег на щеках и знаю, о чем она думала, та женщина… перед тем, как…
Айрин подняла на него глаза, полные отчаяния и ужаса.
– Я схожу с ума?
Он мягко положил свою руку поверх её сжатых пальцев.
– Так. Ты пришла ко мне, потому что считаешь, что у тебя начались галлюцинации на почве стресса?
– Да! – выдохнула она с почти болезненным облегчением. – Острые панические атаки, сенсорные нарушения… Ты же психиатр. Поставь диагноз. И скажи, что с этим делать.
– Ты сама только что поставила его себе, причем очень профессионально. Особенно про стресс. Когда ты в последний раз позволяла себе ничего не делать?
Айрин беспомощно пожала плечами.
– На Рождество… у родителей…
– Это было почти год назад, – мягко, но твердо напомнил он.
– И ты думаешь, мне просто нужен отпуск? – в её голосе прозвучала надежда.
– Идеальный рецепт. Место, где нет интернета и телефона. Максимум – книга, и то не научный трактат, а что-то простое, об обычных людях.
Он подошел к столу, заполнил рецепт и протянул ей.
– Легкое противотревожное. Пропьешь курс, и всё встанет на свои места. Обещаю. А родителям позвони сегодня же. Деревня – идеальное место, чтобы… отключиться.
Айрин взяла хрустящий листок. Спасение. Осязаемое и простое.
– Спасибо, Лео. Кажется, ты прав. Я сегодня как раз иду к шефу – отчитаться о деле. Заодно и попрошу отпуск.
– Отличный план. – Он проводил её до двери и снова пожал руку. – Айрин… будь к себе добрее.
– Спасибо, – голос её прозвучал хрипло.
Дверь в кабинет директора Института когнитивных исследований профессора Арне Свенсона была стеклянной, как и всё в этом здании, символизируя открытость идей и прозрачность методов.
Когда она, предварительно постучав, вошла, профессор, худощавый мужчина в очках в тонкой оправе, с воодушевлением разбирал на мониторе данные фМРТ.
– Айрин, входите! Как раз смотрю вашу последнюю работу по нейронным коррелятам эмпатии – блестяще! Коллеги из Люсерна уже пишут восторженные письма. Чем обязан?
– Спасибо, профессор. Я… хочу отчитаться о стороннем проекте. Дело «Фантомного маньяка» закрыто. Прокуратура передала материалы в суд.
Профессор на секунду замер, с трудом переключаясь с нейронных сетей на уголовные.
– Ах, да… этот ваш… профайлинг. Честно говоря, я всё ждал, когда вы оставите эту затею. Не нашего поля ягода, Айрин. Наша наука – о чистом разуме, а не о его патологиях. Но что поделать – вы принесли институту… своеобразную славу.
Он снял очки и протёр линзы, выбирая слова.
– Мне звонил сам помощник комиссара полиции. Благодарил. Говорит, вы составили психологический портрет, который указал на преступника с поразительной точностью. Не поделитесь методологией?
Это был самый страшный вопрос. Методология.
…она закрыла глаза, держа в руках отчёт о баллистике, и её сознание накрыла волна ледяного, математического спокойствия. Не её сознание. Чужое. Она видела мир как таблицу, где живые люди – это строки с данными. Удалить строку – не убить, а оптимизировать таблицу. Чувство абсолютного, стерильного контроля…
– Это… углублённый поведенческий анализ на стыке с теорией принятия решений, – голос Айрин прозвучал хрипло. – Я апробировала новую модель предсказания поведенческих паттернов.
– Гениально и пугающе, – честно признался профессор, качая головой. – Но, Айрин, вы – один из самых ярких наших нейробиологов. Ваше будущее – это Международная премия по когнитивным наукам за изучение сознания, а не благодарственные письма из полиции. Вы не боитесь… испачкать научную интуицию этой… ментальной кровью?
Его слова попали в самую точку. Она чувствовала себя так, будто её мозг, её самый главный инструмент, кто-то вытер о кровавое полотенце.
– Я понимаю. Именно поэтому я хочу взять отпуск. Накопившийся. Месяц. Чтобы… очистить перцептивное поле.
Профессор с облегчением улыбнулся.
– Вот это я понимаю – научный подход к собственному ресурсу! Прекрасная идея! Подпишу приказ хоть на завтра. Отдыхайте, перезагружайтесь. И, Айрин? – Он посмотрел на неё поверх очков. – Вернитесь к нам чистым учёным. Вселенная тайн человеческого мозга ждёт вас больше, чем участковые изоляторы.
Она кивнула и вышла. Стеклянная дверь закрылась за ней беззвучно. «Чистый учёный». Она медленно пошла по коридору, глядя на свои бледные отражения в стенах-аквариумах. Она была не чище, чем тот бухгалтер-убийца. Она была вором. Вором чужих воспоминаний, чужих страданий, чужих грехов. И её лаборатория теперь была не здесь, среди стерильных компьютеров, а в кромешном аду чужих умирающих мыслей.
Три дня спустя Айрин сидела перед монитором, листая расписание авиарейсов. Профессор Свенсон подписал отпускной приказ мгновенно, словно боялся, что она передумает.
«Староград – Хольстендаль», – она вбила в поиск маршрут до города, ближайшего к провинции, где жили её родители. Вариантов было немного. Прямой рейс AG-815, вылетающий днём 20 ноября, был идеальным – всего полтора часа в воздухе, и ты дома.
Палец уже занесён над кнопкой «Забронировать», когда в памяти всплыли слова Свенсона: «Вернитесь к нам чистым учёным».
Что-то в ней сжалось. Чистой? После того, как она чуть не почувствовала вкус крови на губах, влезая в шкуру маньяка?
Нет. Ей нужна была не просто деревня. Ей нужна была земля.
Долгая, медленная, тяжёлая дорога, которая физически отделила бы её от этого города, от института, от всех этих призраков.
Поезд.
Она резко переключила вкладку браузера. «Билеты на поезд. Староград – Хольстендаль. 20 ноября. 14:30». В пути – восемь часов. Идеально.
Она купила электронный билет, с облегчением закрыла ноутбук и начала собирать чемодан.
20 ноября.
Аэропорт «Староград-Международный» был переполнен. Её поезд отправлялся с Центрального вокзала, но он находился по соседству с аэропортом, в одном гигантском транспортном хабе.
Проходя по сияющему терминалу к выходу на железнодорожные платформы, она невольно стала свидетелем сотен мелких драм и радостей.
Обнимающаяся пара. Мужчина, нервно проверяющий паспорт. Мать, пытающаяся успокоить капризного ребёнка. Несколько десятков человек с бирюзовыми бирками на ручной клади – цвет авиакомпании «AeroGlobal».
Они толпились у стойки регистрации на рейс AG-815. Она на секунду задержала на них взгляд. Усталые, но оживленные лица транзитных пассажиров, которые провели долгие часы в полете и вот-вот отправятся в последний отрезок пути. Одна девушка с рыжими волосами что-то живо рассказывала подруге, жестикулируя. Пожилой мужчина терпеливо стоял в очереди, уткнувшись в книгу.
Айрин резко отвернулась и ускорила шаг. Её поезд ждал. Она была в радостном предвкушении неспешного путешествия, полного красивых пейзажей за окном, горячего чая в уютном тёплом вагоне поезда, с мягкими сидениями и любимой книгой.
Дом её родителей действительно оказался местом, где интернет был роскошью. На просторной кухне пахло хлебом и яблоками. Она сидела за столом, и мама расспрашивала её о работе, о которой Айрин не хотела думать.
Чтобы отвлечься, она включила старенький телевизор. Шли новости. Диктор говорил о чём-то с необычно напряжённым лицом.
«…поступает противоречивая информация. Мы держим вас в курсе. Повторяем, рейс AeroGlobal AG-815, следующий из Старограда в Хольстендаль, пропал с радаров над территорией Восточного Казана. На борту, по последним данным, было 298 человек…»
Айрин замерла. Ложка, которую она держала, со звоном упала на пол. AG-815. Бирюзовые бирки. Усталые лица. Девушка с рыжими волосами. Пожилой мужчина с книгой.
Она видела их. Она была с ними в одном здании. Она дышала с ними одним воздухом. Они были здесь, живые, всего несколько часов назад.
А теперь… теперь их не было.
И тут это накатило. Не одно воспоминание, хор из сотен обрывающихся мыслей, криков, мольбы, огня, падения, тишины.
Он обрушился на неё сквозь помехи на экране, сквозь сотни километров, сквозь тонкую плёнку реальности.
Она вскрикнула и схватилась за виски. Её глаза закатились, на секунду увидев не уютную кухню, а ослепительно белый свет, заливающий иллюминатор, и чьи-то широко открытые от ужаса глаза.
– Айрин? Доченька, что с тобой?! – испуганно вскрикнула мать.
Но Айрин не могла ответить. Она снова была там. Она чувствовала их всех.
Её отпуск, её побег – закончились, не успев начаться. Дар, проклятие, миссия – как ни назови, оно нашло её снова. И на этот раз масштаб был таким, что её собственная жизнь казалась ей лишь маленькой точкой в этой гигантской трагедии.
Мать поспешно выключила телевизор и позвала мужа.
– Карл! Ты где?! – одной рукой она обняла дочь, а другой поспешно налила в стакан воды из графина, стоящего рядом, – Выпей, дорогая… Господи, что случилось? От этих новостей у любого нервы сдадут…
В кухню вбежал её отец, с лицом, вытянувшимся от тревоги. Он молча взял её за плечи, крепко, по-отцовски.
Айрин сделала несколько глотков ледяной воды, пытаясь загнать обратно ком паники, застрявший в горле. От их заботы становилось одновременно и легче, и невыносимее. Они смотрели на неё с такой любовью и страхом, а её разум был заполнен эхом чужих предсмертных криков.
– Всё… всё в порядке, – прошептала она, и голос её всё ещё дрожал. – Просто… переутомилась. Сильно.
– Мы видим, что не «просто», – мягко, но настойчиво сказал Карл. – Ты вся дрожишь. Это из-за работы? Из-за того дела, о котором ты вскользь упоминала?
Айрин закрыла глаза. Она не могла рассказать им правду. Но она могла дать им кусочек правды – тот, что был хоть как-то связан с реальностью и объяснял её истощение.
– Да, – выдохнула она, снова почувствовав на губах привкус той, чужой, стальной ярости. – Дело… было тяжёлым. «Фантомный маньяк». Я помогала полиции составлять психологический портрет.
Она увидела, как родители переглянулись. Они гордились её научными успехами, но эта «игра в детектива» всегда вызывала у них лёгкую настороженность.
– И… вы его поймали? – осторожно спросила мать.
– Да. Его передали в суд. Но чтобы его найти… – она замолчала, подбирая слова, которые не были бы ложью, но и не открывали бы всей бездны. – Мне пришлось всё это время… мыслить как он. Постоянно. День за днём. Влезать в его шкуру, пытаться понять его логику, его мотивы. Это как… неделями смотреть в грязное, искривлённое зеркало. И начинаешь забывать, какое у тебя собственное отражение.
Она посмотрела на них, и в её глазах стояла такая неподдельная усталость и боль, что мать ахнула и снова крепко обняла её.
– О, детка… Зачем ты это на себя взяла?
– Потому что я могла помочь, – тихо сказала Айрин. Это, по крайней мере, была чистая правда. – Но теперь… теперь мне нужно отмыться от этого. От всех этих мыслей. Мне казалось, что здесь, у вас, у меня получится.
Она не стала добавлять, что её попытка «отмыться» только что потерпела катастрофическое поражение, гораздо более страшное, чем любое дело о маньяке.
Что в её голове теперь жил не один призрак, а двести девяносто восемь.
– Конечно, получится, – твёрдо заявил отец. – Никаких разговоров о работе. Никаких новостей. Только свежий воздух, мамин пирог и рыбалка со мной. Договорились?
Он потрепал её по волосам, и это простое, знакомое с детства движение вызвало у неё внезапные слёзы. Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
«Договорились», – мысленно ответила она.
Но когда родители отошли, оставив ее на кухне с кружкой ромашкового чая, обещавшего «успокоить нервы», первоначальный шок сменился леденящим душу страхом.
«Нет, – застучало в висках. – Нет-нет-нет».
Один «Фантомный маньяк» едва не свел её с ума. Его холодная, расчетливая жестокость оставила в ней шрамы, которые, она знала, не заживут никогда.
А теперь – 298 человек. 298 отдельных агоний, 298 обрывающихся жизней, 298 пар глаз, полных ужаса.
Это не просто «больше». Это количественный скачок, за которым следует качественный – в настоящую бездну.
Она представила, что будет, если сознательно откроет себя этому вихрю. Не короткому приступу, как только что, а полному, целенаправленному погружению.
Она сломается. Ее психика не выдержит. Она превратится в сломанный приемник, который навсегда застрянет на волне чужих смертей, не в силах вернуться к себе.
Профессор Свенсон был прав. Ее место – среди чистых линий фМРТ, среди дедуктивных моделей и научных гипотез. Там был порядок. Там была логика. А там, в том хоре голосов, была только первобытная боль и хаос.
«Я не могу, – сказала она себе твердо, сжимая теплую кружку так, что костяшки пальцев побелели. – Я не должна. Это самопожертвование, на которое я не имею права. Я ученый, а не мученик».
Айрин поднялась и пошла в свою старую комнату, где на стене всё еще висел постер со звездным небом. Она легла, уставившись в потолок, и попыталась дышать глубже, как учил Лео. Она будет пить чай. Она будет есть мамин пирог. Она пойдет с отцом на рыбалку. Она забудет. Она должна забыть.
Но стоило ей закрыть глаза, как она снова их увидела.
Не как видение, а как воспоминание. Девушку с рыжими волосами, жестикулирующую у стойки. Её смех, полный жизни и усталости от долгого перелета. Пожилого мужчину, погруженного в книгу. Они были настоящими. Они планировали свою жизнь, звонили близким, мечтали…
И теперь их голоса кричали в пустоте. И кроме неё, их, кажется, было некому услышать.
Сомнение вползло в ее душу, тихое и ядовитое.
А если она может? Не просто слышать, а понять? Что, если за этим хаосом скрывается ответ – единственный способ вернуть им имена и справедливость?
Цена будет ужасной. Она будет платить за каждую крупицу правды частичкой своего рассудка.
Она повернулась на бок и уткнулась лицом в подушку, пытаясь заглушить внутреннюю борьбу. С одной стороны – безопасность, карьера, её собственная жизнь. С другой – 298 призраков, которые уже стучались в её душу.
И самый страшный вопрос был не в том, стоит ли это делать. Самый страшный вопрос был: сможет ли она жить с собой, если не сделает этого?
Весь вечер Айрин провела в попытках самоубеждения. Она лежала в своей старой комнате, глядя в потолок, и выстраивала железную логическую цепь.
Во-первых, она не следователь.
Её дело – синапсы и нейронные сети, а не обломки самолетов. У неё нет ни полномочий, ни опыта.
Во-вторых, этим занимаются профессионалы.
Наверняка уже создана специальная комиссия, лучшие умы ищут ответ. Её дилетантское вмешательство ничего не изменит, а лишь выставит её сумасшедшей.
В-третьих, мир полон трагедий.
Она не может брать на себя боль каждого погибшего. Это путь в никуда, в психиатрическую клинику.
Её долг – быть блестящим учёным, как говорил Свенсон, и приносить пользу в своей области.
Аргументы были весомыми, неоспоримыми. Она почти убедила себя. Почти.
Но когда она попыталась уснуть, ее сознание, словно предатель, подкидывало обрывки. Не целые видения, а ощущения. Вспышка света. Давление в ушах. Чей-то короткий, обрывающийся на полуслове вопрос. Это был не «хор», а его эхо, и от этого было еще страшнее.
На следующее утро, после почти бессонной ночи, она сидела за завтраком и механически ела овсянку, которую сварила мать. Родители смотрели на неё с затаённой тревогой, но хранили молчание.
«Профессионалы разберутся», – снова и снова твердила она про себя.
Но другое, более сильное и иррациональное чувство, настойчиво толкало её. Любопытство.Не праздное, а мучительное, научное.
Что, если её «метод» – это не просто побочный эффект травмы, а новый, неизученный инструмент? Что, если она может его проверить?
Под предлогом, что ей нужно проверить личную почту, она попросила у отца его старый, медленный ноутбук. Руки слегка дрожали, когда она подключалась к соседскому Wi-Fi с паролем «12345678».
Айрин не полезла в новости. Она целенаправленно зашла на официальный сайт Национального бюро по безопасности полетов.
Искать в открытом доступе было почти бесполезно, но она помнила, как работала с госструктурами ними по делу маньяка.
Через несколько минут поиска по сайту она нашла его – сухой, лаконичный пресс-релиз о создании следственной группы по делу рейса AG-815.
И там, в самом конце, списком руководителей группы, было одно имя:
Старший следователь: Матео Хоук.
Айрин замерла, вглядываясь в эти два слова. Это была не абстракция больше. Не «комиссия» и не «профессионалы». Это был человек. Имя. Персональная ответственность.
И в тот же миг, словно щелчок выключателя, в её сознании вспыхнуло новое, чуждое ощущение. Не боль, не страх. Адреналин.
Острое, профессиональное любопытство, смешанное с холодной яростью. Это была не ее эмоция. Это был обрывок чужой воли, чужой решимости, пойманный где-то на краю того самого «хора».
Она откинулась на спинку стула, сердце бешено колотясь. Её рациональные доводы рухнули в один миг. Теперь она не просто знала, что должна действовать. Она знала, с кем ей нужно говорить.
Восточный Казан. Периметр падения рейса AG-815.
Воздух был густым и едким. В нём висела взвесь гари, растоптанной земли и чего-то сладковатого, от чего сводило скулы. Невыносимого запаха смерти, который невозможно ни с чем спутать.
Матео Хоук стоял на краю громадной чёрной пропасти в земле, оставшейся от падения фюзеляжа. Его непромокаемый плащ был в грязи, а на лице застыла маска ледяной, почти бесчеловечной концентрации.
Таким его и знали коллеги – человеком из стали, для которого факты были единственной валютой, а эмоции – досадным производственным браком.
Но внутри всё кричало.
Он отвернулся от кратера и его взгляд упал на маленький, искореженный предмет, застрявший в ветке обгоревшего дерева. Детская плюшевая собачка, когда-то ярко-жёлтая, а теперь почерневшая и промокшая. Кто-то прижимал её к себе, веря, что она принесёт удачу.
Матео сглотнул ком, внезапно вставший в горле. Он представил, как чья-то маленькая рука сжимала эту игрушку. И его собственная, стальная выдержка дала трещину. Он резко повернулся, делая вид, что изучает линию разлома на крыле, чтобы никто не увидел, как на секунду в его глазах, обычно ясных и жёстких промелькнула бездонная боль.
Именно в этот момент, за тысячи километров, Айрин впервые увидела его имя на экране. И почувствовала не его боль, а его ярость. Холодную, целеустремлённую, почти что металлическую. Ярость человека, который поклялся найти ответ, чего бы это ни стоило.
А он, не зная ничего о женщине, которая только что подключилась к его частоте, подошёл к барьеру и, достав планшет, сделал очередную пометку. Его пальцы, сильные и уверенные, сжимали стилус так, что костяшки побелели. В его позе, в резких линиях его плеч читалась не просто профессиональная обязанность. Это была личная война.
Самого страшного – того, с чем не может смириться человеческое сознание, – уже не было. Тела погибших были вывезены.
Теперь это была просто гигантская, разорванная на куски могила, разбросанная по лесу и полю. Воздух всё еще был густым и едким, пахал горелым пластиком, авиационным керосином и влажной землей.
Матео Хоук стоял в эпицентре, и его присутствие было подобно стержню, вокруг которого выстраивалась вся работа. Он не кричал, не суетился. Его голос, низкий и ровный, резал гул генераторов и отдаленные команды спасателей.
– Команда «Альфа», доложите прогресс по сетке G-7, – он говорил в рацию, его взгляд скользил по разложенной перед ним на планшете цифровой карте местности, испещренной цветными квадратами.
– Понял.– Хоук, здесь основные скопления мелких обломков собраны. Переходим к H-7. – Принято. Сфотографируйте крупным планом участок почвы в координатах H-7-4. Там странный выжженный контур. Похоже на отпечаток.
Его подчиненный, молодой парень в комбинезоне, кивнул и засуетился. Матео перевел взгляд на другую группу.
– Геодезисты, как продвигается лазерное сканирование восточного сектора? Мне нужна трехмерная модель до того, как снова пойдет дождь и размоет грунт.
– Работаем, шеф. Ещё часа два.
Он делал пометку в планшете, когда к нему подошел один из старших техников, держа в руках прозрачный пакет с доказательствами. Внутри лежала почерневшая, но уцелевшая деталь – панель от приборной доски.
– Матео, посмотрите. Следы термического воздействия идут с обратной стороны. Очаг был за панелью. Мужчина взял пакет, его глаза сузились. Он повертел его в руках, изучая каждый сантиметр.
– Снимите крупным планом тыльную сторону. И найдите все обломки из этой зоны кабины. Я хочу понять траекторию и источник возгорания. Это приоритет.
Его указания были краткими, не допускающими двусмысленности. Он не просто отдавал приказы – он мыслил за всех, видя картину в целом, пока другие были сосредоточены на своих маленьких квадратах.
…Проходя мимо одного из белых шатров, где криминалисты упаковывали вещественные доказательства, его взгляд на секунду зацепился за стол.
На нем лежал аккуратно упакованный в пакет и описанный предмет – детская книжка-раскраска. Картонная обложка была обуглена по краям, но центральное изображение угадывалось: яркий, наивный рисунок космической ракеты.
На первом развороте кто-то детской рукой старательно, но неровно вывел фломастером: «МОЙ ПАПА ЛЕТИТ НА РАБОТУ».
Матео замер. Его профессиональная маска на мгновение дрогнула. Он не позволил себе ни вздоха, ни наморщенного лба. Просто на долю секунды его челюсть сжалась чуть сильнее, а взгляд, обычно ясный и жесткий, стал на грамм тяжелее. Он не видел ребенка. Он видел улику. Улику, которая говорила о силе взрыва, о разбросе обломков. Но эта улика жгла ему душу сквозь пластик пакета.
– Хорошо. Продолжайте.– Каталожный номер присвоили? – ровным голосом спросил он у криминалиста. – Да, шеф. Внесён.