Золотой город

Шлепая по кафелю босыми ногами он зашел в ванну и щелкнул выключателем. Яркий свет брызнул в лицо, заставил зажмуриться. На полке у зеркала все еще стояла Лизина зубная щетка – Андрей не мог решиться ее убрать. Или выбросить. Он на секунду замер, разглядывая свое отражение. Что за потерянный вид? Срочно в душ, надо побриться, принять человеческий образ, вернуть осмысленный, спокойный взгляд. Одинокий человек тоже может быть счастлив, жизнь не такая уж скучная штука, к тому же она очень длинная, эта жизнь, мы сами ее делаем интересной и яркой. Или, опять же своими руками, сметаем в совок быстрые пустые дни и выбрасываем их на свалку, как ненужный хлам. Выбор всегда остается за нами.

Запутавшись в философских мыслях, Черников неспешно собрался, позавтракал и, не замечая знакомой дороги, добрел до своей высотки в Сити. В лифтовом холле небоскреба скопилась небольшая группа людей. В скоростных лифтах не было кнопок с номером этажа, для подъема требовалось выбрать нужную цифру на единой стойке вызова и потом, запомнив букву-индикатор, загрузиться в нужный отсек. Внутри кабины вариантов поменять этаж уже не предлагалось, оставалось только покорно ждать высадки и ловить секундную невесомость. Вместе с Андреем в лифт вошел су-шеф из «Золотого города», мужчины молча пожали друг другу руки и синхронно отступили поглубже внутрь, пропуская новых пассажиров.

– У тебя уши закладывает? – спросил су-шеф. Андрей кивнул.

На сорок пятом этаже вышли только они вдвоем. Бармен пропусти коллегу вперед, не желая отвечать на ненужные вопросы про хромоту. В длинном коридоре перед рестораном была какая-то суета – то ли ранние гости, то ли партнеры, или, может, доставка перепутала технический и гостевой лифт, но у входа в ресторан было непривычно многолюдно для столь раннего часа. Дина умело разруливала процесс, разгоняла любопытных официантов, общалась с доставщиками. Андрей обратил внимание на большой подарочный пакет, оставленный у входа. Ручки пакета были схвачены атласной лентой, под бантом болталась открытка, обсыпанная серебряными блестками.

– Помочь? – спросил он Дину, кивнув в сторону пакета. Администратор неопределенно махнула рукой и упорхнула в зал. Андрей пожал плечами, развернулся и пошел в мужскую раздевалку.

Переодевшись в рабочую форму, Черников заглянул в подсобку. В центре комнаты стояла Саида и с интересом разглядывала содержимое большого подарочного пакета. Ее руки и правая щека мерцали серебристыми искрами. Она заметила Андрея, улыбнулась и повернула к нему раскрытый пакет.

– Кто это тебе такие подарки прислал, Саида хон?

– Тетя Наргиза. Смотри! – девушка вытянула из упаковки край тончайшей, почти невесомой шелковой ткани.

– И нам покажи, Саи, – в подсобку заглянули девчонки с кухни. – Это что, платье, да?

Саида развязала атласную ленту и достала из пакета большую белую коробку. Она поставила упаковку на стул и, под восторженные вздохи подруг, аккуратно вынула восточный наряд небесно-голубого цвета. Вездесущие блески разлетелись по комнате, окутывая всю компанию серебристым облаком.

– Ух, какая красота! У тебя что, день рождения?

– А ты померяешь?

– Можно потрогать ткань? Это же натуральный шелк?

Саида приложила к себе платье и восторженно улыбнулась. Девчонки окружили ее плотным кольцом и начали уговаривать примерить наряд.

– Саида, ты звезда. Давай на подиум, мы ждем. – Андрей вежливо удалился из подсобки, смахивая прилипшее к футболке серебро.

Скоро ресторан откроется, надо подготовить к работе бар, включить кофемашину. Пусть девицы развлекаются, что им мешать? Черников принялся за свои дела, поглядывая в зал, в надежде увидеть восточную диву в новом облачении. Суббота самый активный день для заведения – к шумным вечерам добавлялись дневные семейные праздники, кроме завсегдатаев из соседних домов в ресторан приходили новые, незнакомые клиенты, было много родителей с детьми. У Андрея для малышни было заготовлено отдельное барное меню – с яркими картинками пышно украшенных сладких коктейлей и детской чайной посудой. За выходные влёт уходила трехлитровая банка печенья – хрустящие фигурки динозавров полагались к чаю маленьким непоседливым гостям. Судя по резерву столов, сегодня планировалось пара дней рождений или каких-то еще групповых междусобойчиков. Детали знала только Дина. На всякий случай бармен заготовил свечи и дополнительный декор.

Андрею нравилось работать с детьми, хотя это и не входило в его прямые обязанности. Маленький народ замирал, глядя как бородатый, похожий на доброго лесоруба дядька ловко колдует с разноцветными жидкостями, превращая напитки в съедобные игрушки. Безалкогольное детское счастье приносила бару гораздо меньше дохода, чем взрослые напитки, но удовольствие гостей, да и самого бармена, было настолько очевидным, что отказаться от мини-программы Андрей не мог.

Ближе к вечеру к барной стойке подрулил знакомый клиент.

– Сергей Михайлович, мое почтение! Вы сегодня без Женечки? – Андрей положил перед гостем подставку под бокал. – Вам как обычно?

– Добрый день, Андрюшенька! Да, давай гиннесс. Женечка приболела, вот выставила меня из дома, чтобы я не охал и не суетился, не мешал, как она говорит, наслаждаться ей своей старушечьей мигренью.

Черникову нравился этот бойкий и злой на язык очень взрослый мужчина. Его сложно было назвать дедом, хотя, конечно, возрастная категория посетителя подходила именно под это определение. Сергей Михайлович был небольшого роста, худой, как спортивный велосипед, и всегда с легким морским загаром. Его идеально ровный череп венчала зеркальная лысина, контрастирующая с пышной растительностью на лице – усы залихватски топорщились вверх, а окладистая борода, крашеная в пламенно-алый цвет, укрывала половину его впалой груди. Он принципиально ходил только в рваных джинсах, естественно, из последних итальянских коллекций, украшал свои покрытые старческими пятнами пальцы тоннами серебряных колец, а на обоих его запястьях красовались швейцарские хронометры, превосходящие общей стоимостью новый автомобиль С-класса.

– Я и не знал, что ваша жена страдает от головных болей. Давно ли на нее эта хворь напала?

– Да нет, недавно. Лет шестьдесят тому как, не больше.

– Передайте от меня привет и пожелание скорейшего излечения. Надеюсь в ближайшие дни услышать в «Золотом» звонкий смех Евгении Николаевны.

– Мы, Андрюша, во вторник к себе в Гамбург улетаем. Только к новому году вернемся.

– А, понятно, – Черников водрузил на картонную подставку перед гостем бокал с темным бархатистым напитком.

– Кто с Миной будет сидеть? Или вы ее с собой заберете?

– Мина не любит свою переносную тюрьму, она от страха всю шерсть сбрасывает. Женечка потом с ней месяц по ветеринарам бегает.

– Да, я слышал, что кошки жутко боятся летать. Шум и все такое.

– Так и есть, кошки – не птицы и летать им не свойственно. Пусть в Москве посидит. Игорь, сыночек мой великовозрастный, обещал Мину к себе забрать.

Андрей отошел от гостя вглубь бара, начал готовить новые заказы. Сергей Михайлович ждал, не звонил, не читал, просто смотрел перед собой и ждал. Когда он приходил в ресторан без жены, то часа два мог просидеть за барной стойкой и молча пить пиво. Сегодня, видимо, был иной день. Старик явно хотел чем-то поделиться с барменом, не зря про сына сказал. Черников помнил, что там не все так просто с этим сыном, но детали не знал, не выспрашивал. Захочет человек, сам расскажет. Вот он и пришел рассказывать, значит созрел.

– Вам гиннесс повторить?

– Всенепременно.

Андрей поменял пустой бокал на полный, пододвинул вазочку с солеными орешками. Сергей Михайлович подхватил прохладный напиток, звякнув кольцами о стекло, сделал пару глотков. На пышных усах остался пенный след. Клиент кулаком вытер усы, задумчиво покрутил в пальцах орех, потом подкинул его вверх и ловко поймал ртом. «Ай, молодец!», – бармен одобрительно покачал головой.

– Неспокойно мне, Андрюша, уезжаю с тяжелым сердцем. Опять Игорь себе руки порезал. Вроде мы его подлечили, ан нет, снова за старое. На прошлой неделе жена ему скорую вызывала. Сдала его в больницу и на дачу уехала, сказала, на развод подам. Не хочет она жить с моим сыном. Ее можно понять, бабе уже шестой десяток, отдохнуть хочется, в театр сходить или с книжкой на диване полежать. А тут муж ей проблемы подкидывает. На работе его, понимаешь, не ценят, завистники козни строят. Уволили его из академии. Люся говорит за пьянство и за прогулы. Игорь-то, конечно, говорит, что сам ушел, что не ценят его вклад в науку. Может и не ценят, только как ценить, если он с ног валится, драку на симпозиуме затеял. – Сергей Михайлович зачерпнул горсть орехов и всыпал себе в рот. Качественная немецкая керамика легко справлялась с жесткой едой. Он побарабанил по стойке костяшками пальцев и заглянул Андрею в глаза. – Что думаешь, надо мне к Игорю ехать, уговаривать взяться за ум?

– Вы-то как сами считаете?

– Я думаю, что надо было раньше воспитывать, когда мелкий был. Сейчас поздно уже.

– А Евгения Николаевна что говорит?

– Говорит, что надо ехать спасать. Сын он нам, какой ни есть, а свой. Мы в их с Люсей семейную жизнь никогда не лезли. А теперь вот пожалуйста, разводиться собрались. Вот уедем мы с Женечкой в Германию, а Игорь будет один, с порезанными руками и без работы. Знаешь, как депрессия людей накрывает? Плохо тебе, а хочется чтобы еще хуже стало. Тянет вниз, в болото, никто тебе не нужен, да и сам ты себе не нужен. Он весь день может лежать зубами к стенке, ни есть, ни пить не хочет. А врачи говорят, что пока сам в клинику не придет, лечить бесполезно. Заставить человека жить невозможно, сам он должен захотеть, а не родственники. Таблетки все в унитаз спустил, с женой говорить отказывается. Надо будет кошку Люсе на дачу отвезти, а то он и покормить-то ее забудет.

Черников написал на салфетке номер телефона и протянул Сергею Михайловичу. —Позвоните Александру, скажите от меня. Он, конечно, психолог, а не психиатр, но, думаю, сможет вам помочь. Мне в свое время очень помог.

Глава 4. Три года назад.

Морозный февраль заставил Москву съежиться, зажмуриться и физически уменьшиться в размере. Часть автомобильных дорог отъели высоченные сугробы, тротуары покрылись ледяной коркой и оставили пешеходам возможность двигаться только по узким соленым островкам. Резкий жгучий ветер, приправленный ледяной крошкой, разогнал по домам всю праздношатающуюся публику, сдул, как крошки со стола, малышню из парков, спрятал пешеходам носы под шерстяные шарфы и расфасовал туристов по экскурсионным автобусам. Люди боялись колючего снега, хотели тепла и выходили из своих укрытий только по крайней надобности.

На моей кухне было тепло и уютно, от плиты расползался аппетитный пряный аромат тушеного мяса, томящегося на маленьком огне. Круглый обеденный стол, накрытый белой скатертью, был сервирован и ждал меня, любимого. Низкое февральское солнце едва пробивалось через морозные узоры на окне, терялось в тонких складках белесых занавесок и почти не давало света. Из гостиной доносились звуки футбольной трансляции. Я отложил телефон и включил свет. Зимой, даже днем, в квартире был полумрак – ничего не попишешь, когда окна на север, постоянно нужен искусственный свет.

Я приоткрыл крышку кастрюли, увернулся от облака горячего пара, и быстро изучил кипящее варево. Помешал еду деревянной лопаткой, вытащил маленький кусочек на пробу. Изумительно! Еще минут пять и можно выключать. Я поставил на стол свежий салат и открыл банку пива. Очень хотелось есть, пиво должно заглушить голод. Я встал у окна, приоткрыл форточку и втянул носом морозный воздух. Надо было раньше выйти из дома, а то уже скоро совсем стемнеет. День тянулся, как бесконечная жвачка, постоянные сумерки не давали понять, где кончается утро и начинается вечер. Батареи, горячие, как мартен, нещадно душили искусственным теплом небольшое помещение. Я наклонился и прикрутил регулятор, уж больно стало жарко, даже в двадцатиградусный мороз хотелось распахнуть окно.

Мне не нравилось есть на бегу, много лет назад привитая родителями привычка к семейному, красиво накрытому и продуманному столу, не выветрилась до сих пор. Даже в одиночестве я не ленился крахмалить скатерть, раскладывать все столовые приборы вокруг тарелки и подбирать бокалы для напитков. Обед был готов, я уселся поближе к стене, чтобы видно было окно с кормушкой для синиц, и с удовольствием отправил в рот горячий кусок сочного мяса. Синицы решили составить мне компанию и бойко застучали клювами в кормушке. Еще прошлой зимой я завел себе на окне эту забаву, прозрачный пластик кормушки давал возможность подробно разглядеть моих пернатых гостей. Оказывается, не все птицы едят одинаковый корм, для меня, далекого от орнитологии человека, это было сюрпризом. Пришлось порыться в сети, выяснить что и кому покупать. Мне нравились синицы, а синицам нравились семечки. Желтогрудая ватага прилетала не всегда, видимо, у них был четкий распорядок своего птичьего дня. Я смотрел на своих маленьких сотрапезников и думал о встрече с психологом. Через час меня ждала вторая сессия с Александром, вдумчивым приятным человеком, которого мне посоветовали друзья друзей.