- -
- 100%
- +
Посвящается моим ученикам
Замогильской восьмилетней школы
Извините меня за то,
что я не так много сделал,
чтобы улучшить и украсить вашу жизнь
© Герш Тайчер, 2021
ISBN 978-5-0055-5829-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ДЕФИЦИТ МЕСТА ПОД СОЛНЦЕМ
На сей раз Г. Тайчер щедро и неприкрыто увлёк читателя в «соцреализм» жизни. Это мастерски сделано в стиле лёгкого фарса «срывания масок» со всего, что окружало советских людей – безысходность, неверие в завтрашний коммунизм, невозможность себя реализовать, бюрократизм и непробиваемая «ватность» всего вокруг.
Окончив университет и покончив с более-менее тепличными, хотя и не всегда тёплыми, условиями студенческой жизни в новосибирском Академгородке, главный герой сталкивается с настоящей жизнью. Да, он знает её немного по своей доуниверситетской рабочей биографии и из воспоминаний детства, но сейчас она предстаёт перед ним совсем по-иному. По-взрослому. Оказалось, что несмотря на все обещания социализма и на декларирование равенства наций и народов, место под солнцем простому еврейскому юноше из Черновцов нужно искать самостоятельно. А это непросто и порой невозможно.
Главный герой в самом начале повествования подчёркивает, что точно не знает, как ему жить, но точно знает, как этого делать не следует и начинающаяся самостоятельная жизнь жестоко и непримиримо учит Семёна.
На наших глазах разбиваются наивные иллюзии о собственном уникальном педагогическом призвании во время работы на хуторе Замогила. Бессловесные и немые намёки заведующего районо в райцентре Путила на наивную невменяемость молодого человека, добровольно выбравшего местом работы отдалённый хутор, выглядят не такими уж и далёкими от правды. Семён вскоре понял этот свой «идиотизм», но не показал этого нам, читателям, бережно прикрыв превосходными описаниями нехитрых нравов горян и их в общем-то довольно жалкого бытия.
Просто прекрасны рассказы о банане и сдохнувшей корове, они настолько глубоко и квалифицированно передали атмосферу хутора и его обитателей, что автор прочно занял место рядом с признанными знатоками повседневного быта гуцулов. При этом автору удалось сделать это описание совершенно не обидным или, не дай Бог, оскорбительным для этих людей. Наоборот, у него сквозит весёлая симпатия и душевная предрасположенность к простым людям, населяющим его любимые Карпаты. В рассказах «Жид», «Залёты Соколика» и «Бронепоезд» это особенно хорошо заметно.
Описывая жизнь в Замогиле, автор, между тем, не отрывает Семёна от города, от Черновиц. Город незримо и прочно рядом, потому что там сердце Семёна, его корни, сущность и нутро. Там Кобылянская, гастрономчик на Университетской, любимый домашний диван, голуби Театральной площади, летний дождь, одинокий бродячий пёс с такой же несчастной долей, как и у Семёна… И если Советский Союз со своей верой в коммунизм в виде бронепоезда обязательного среднего образования ещё только подбирался к Замогиле, то в Черновцах СССР – уже реальность и данность.
А ещё в Черновцах Слава Ананьев, «академия» и карты. Игра и смерть. Страсть и порок, проигрыши и долги. Безработица и ужас «Завтра».
Г. Тайчер очень правдоподобно и откровенно, возможно, впервые среди современных «жизнеописателей» Черновиц подаёт картёжную составляющую мира порока социалистического города. В книге действуют реальные люди, и даже несколько выдуманных автором и собирательных вполне реальны.
Но главное в другом. Детально и тщательно описав «картёжную душу» Семёна, автор, между тем, нашёл в нём силы порвать с игрой. И одновременно с СССР. Эти два действия оказались взаимосвязанными и взаимообусловленными. Карты-безработица-выбор: смерть или эмиграция.
Семён, в конце концов, сделал свой выбор, и мы чувствуем, что этот выбор твёрд.
Как всегда проникновенны и по-домашнему минорны описания отношений Семёна с близкими – родителями, бабушкой, братом. Тут Г. Тайчер верен себе. Эти описания точны и правдивы, они передают душу его народа и одновременно вполне внятно вскрывают причины отъезда из СССР. Значительной части целого народа, а не только Семёну, не нашлось тут места под солнцем. По отношению к близким Семён заботлив и предупредителен. Он сдержан, но бесконечно предан семье и её благополучию. Это мастерски описано в книге. Семья для Семёна выше Родины, карт и даже Черновиц, она – всё.
В новой книге автор развенчал несколько устоявшихся уже мифов о главном герое. Прощальное письмо Семёна к девушке Наде в главе 6, например, полностью снимает обвинения в его адрес в излишней «бабниковости». Становится ясно, что Семён, обладая вполне объяснимой в его возрасте пытливостью, просто искал себя и свою вторую половину через отношения с девушками. Это вполне нормально и легко вписывается в его стиль жизни.
И всё же главной фабулой несомненно хорошей книги «Учитель» есть поиск причин, которые побудили героя покинуть СССР.
Они сложны и противоречивы. Но индивидуальны, как убедительно доказывает автор. Семён, несмотря на то, что закончил престижный вуз и получил вполне уважаемую профессию, остался для обывателя Черновиц «стекольщиком из подвала». Черновицкое общество, как ранее стадо псевдоинтеллигентов Академгородка, отнеслось к нему жестоко и не приняло в свои ряды, куда он всё это время рвался. По сути дела, черновицкие обыватели-«эстеты» – те же новосибирские псевдоинтеллигенты, только с другими лицами.
Но Семён не держит зла на СССР. Он сентиментален к нему и продолжает верить в справедливые, хоть и надуманные ценности. У него ничего не выходит в стране коммунизма, который никогда не наступит. Поэтому Семён уезжает.
И не только он. Уезжали и другие. Не все из них, как Семён, мечтали стать учителями, были и другие мечты. Но и те тоже не реализовались, места под солнцем не оказалось. Были среди уехавших и учителя, и картёжники, и работники черновицкого машзавода. У Семёна ничего не получилось. И у других тоже.
Всех уехавших объединяла лишь нежная любовь к Черновцам, «городу азарта» и одновременно городу абсурдного социализма. Черновцы тогда были местом под солнцем и городом мечты для советских отставников и разных вчерашних студентов, которые хотели «хорошо распределиться». В городе одно время действительно был небольшой, только для своих, коммунизм, потому что он был ухоженным, с хорошим снабжением и интеллигентными жителями.
Семён увез этот «город» с собой в эмиграцию. В Черновцы после социализма вернулся капитализм, но не понятный, а беспощадный, посткоммунистический. С ободранными стенами домов, разбитыми улицами и тротуарами, дикими нравами и безысходностью, от которой бежал Семён.
Поэтому он не вернулся. И не вернётся.
Владимир КИЛИНИЧ
Черновцы, октябрь 2020
ОТ АВТОРА
Учитель» – уже третья моя книга, а кажется, будто вчера решил стать писателем. Как всё же быстро течёт время в моём возрасте! Раньше свойство текучести времени было иным, значительно более плавным и незаметным.
Занимаясь творчеством, я пришёл к выводу, что не существует двух разных писателей, которые написали одинаково о том же. Уверен, что некоторым людям захочется описать иначе затронутые мною темы. Я заявляю, что охотно стану их читателем и весьма доброжелательным критиком, если с чем-то буду не согласен. А недоброжелательная критика обычно начинается со слов «критиковать не буду, но дам доброжелательный совет».
Я не пишу исповедей или автобиографию: это мне не интересно и такой жанр не требует никакого творчества. Мои книги – это результат лично моего творческого процесса, моих душевных переживаний, мною придуманных событий и моих сладостных мечтаний. Я командир собственного корабля в открытом океане, и мои паруса алые.
Эта книга о том, как после беззаботного студенчества наступила нелёгкая самостоятельная трудовая жизнь моего героя. Она началась с учительства в далёком горном селе со зловещим названием Замогила.
Было сложное, но всё же прекрасное время, полное событий и приключений, вполне достойное описания. Жизнь моего героя, как и любого человека, состояла из поражений и побед.
Предлагаемая книга описывает период частых жизненных неудач и редких незначительных успехов. Это был самый тяжёлый этап в жизни молодого человека по имени Соломон Абрамович Глейзер, а коротко – Семён. Я обещаю, что в следующих книгах всем будет легче, а пока придётся потерпеть, как смиренно терпел Семён. Впрочем, если читатель воспитывался и закалялся в СССР, то у него должно быть вполне достаточно терпения для понимания того, о чём эта книга. Та жизнь дарила это замечательное качество.
На первый взгляд эта книга вроде бы о Карпатах и их жителях, школе и учителях, картах и картёжниках. Но это лишь на первый взгляд. Потому что Карпаты, школа и карты – только повод и декорация того отрезка жизни моего героя.
С 1975 по 1978 год Семён совершил ряд ошибок, но главное состояло в том, что всё в жизни в то время складывалось не в его пользу, часто даже было против него. Возможно, в этом состояла главная причина совершённых ошибок.
До последнего дня в СССР Семён не хотел уезжать в эмиграцию. Родина просто вытолкала его из своего лона, предварительно раздев морально и духовно до абсолютной наготы.
Не смог Семён найти там для себя место под солнцем, вообще никакого места найти не смог.
Все персонажи, события, имена, места, даты и количества, описанные в книге, – вымышленные, автор не несёт ответственности за случайные совпадения с реальными людьми и событиями.
Герш Тайчер,
Израиль, сентябрь 2020
ПРОЛОГ
О прошлом
– Сол, я разговариваю с тобой, как со стенкой. Вот уже семь минут ты смотришь на меня и киваешь в знак согласия, а сам пребываешь совсем в другом месте, – сказала Эвита, теряя терпение. – Ну и о чём ты мечтаешь на этот раз?
– Прости, ради Бога, Эвита. На этот раз я не мечтал, а вспоминал далёкое прошлое. Как жаль, что тебя там не было со мной! Теперь мне этот чемодан воспоминаний приходится нести в одиночку.
– Я бы многое отдала лишь за одно мгновение побыть с тобой в том твоём далёком прошлом, побывать в доме твоих родителей и выпить с ними чаю с вишнёвым вареньем, прогуляться с тобой по Черновцам вместе с друзьями твоей юности, согреть тебя в холодной Сибири, вместе помечтать о чём угодно в твоих любимых Карпатах. Теперь лишь твои рассказы и книги помогают моему воображению совершать такие путешествия в твоё далёкое прошлое.
– Уже целую неделю, Эвита, я думаю, стоит ли так сильно ворошить былое. В особенности то, которое за давностью лет, как говорили у нас в Черновцах, уже с душком.
Я сделал подготовительную паузу, принял позу Черчилля и продолжил, произнося воображаемую премьерскую речь в английском парламенте.
– Свои книги я пишу не назло или во вред кому-нибудь. Равно как и не в пользу или в защиту кого-то. Я пишу их, главным образом, для себя, для тебя, для наших и не наших детей, – воодушевлённо начал я.
– Ты же знаешь, Эвита, что не всегда у нас бывает возможность поговорить с детьми в необходимых деталях и в настоящем времени на некоторые важные темы из нашей жизни. Отдельные имеющие значение факты останутся совершенно не проговоренными. Так пусть о них дети прочитают потом, когда созреют для этого. Хочется лишь, чтобы они делали это по собственной воле, а не по приказу или по какой-то необходимости, – величаво продолжил я.
– Я пишу свои книги и для близких друзей. Возможно, их прочтут и мои знакомые, которые не являются мне близкими друзьями. Хочу верить, что совсем незнакомые люди тоже прочтут мои книги. Пусть их читают все, кому они интересны. А перед теми, кому не будет интересно, я готов извиниться за то, что не сумел их заинтересовать.
Сейчас, когда я стал писателем или кем-то в этом роде, я веду обширную, по моим меркам, переписку со всем миром. Она не деловая, а приватная. Но иногда мне пишут о таких вещах, которые преобразуют приватные проблемы в общие – такие, о которых можно и нужно говорить вслух. Разумеется, что личности, пишущие мне, никогда не станут известны посторонним.
Вот недавно, Эвита, я получил письмо от группы бывших студентов Новосибирского государственного университета, – сказал я, смягчив тон – Они были серьёзно удручены, прочитав мою книгу о нашем общем студенчестве. По их мнению, картина студенческой жизни в период 1970—1975 годов, изображённая мною, значительно отличается от их воспоминаний о том времени и не соответствует их ожиданиям от меня.
От имени этой группы письмо мне написала всем известная в нашем университете Роза Шафигулина. Это не настоящая её фамилия, поэтому я могу открыть содержание нашей переписки для тебя и моих читателей. Хотя ответ Розе я написал немедленно, но долго не было удобного случая предать его гласности. Сейчас такая возможность появилась, и я хочу привести нашу с ней переписку полностью. Это принципиально и важно для меня.
Я сел в кресло рядом с письменным столом, достал два письма из среднего ящичка и начал читать письмо Розы.
– Привет, Сёма!
Надеюсь, ты помнишь меня. Я простая советская девушка. Таких, как я, миллионы и миллионы. Мы тебя помним очень хорошо, хотя прошло много времени.
Прочла твою книгу «Студент». Думала, писать ли отзыв.
Хвалить особенно тебя не за что, а ругать не хочется.
Однако решилась-таки.
Насколько мне понравилась твоя первая книга «Стекольщик», настолько же не понравилась вторая. Но поскольку ты всех попросил об отзыве после прочтения, то принимай.
Сёма!
Ты хорошо владеешь пером. Мастерски. Продолжай писать. У тебя это хорошо получается. Ёмко, сочно, интересно. И наверняка тебе есть о чём написать ещё. Ты жил во многих странах, имел интересные встречи, у тебя семья, ты стал бизнесменом. Короче, много такого, о чём можешь интересно рассказать.
Теперь о том, что касается твоей книги «Студент». Я ведь тоже окончила НГУ. Чуть пораньше тебя. Мой факультет был другим, но это не важно. Студенческие годы – они ведь фактически есть переходный период от детства к взрослой жизни. Как вспышка молнии. Ты оторван от семьи, от привычной среды, погружён совершенно в другую, неизвестную дотоле жизнь. Да ещё и «на другом конце света». Удача попасть в Академгородок. Прожить здесь 5 лет. Вокруг интересные люди, события, что-то новое, необычное. Совсем не то местечковое, не то, что было прежде (в Черновцах, к примеру; или, как у меня, в шахтёрском посёлке в Кузбассе).
Но мои ожидания и прочтение не совпали.
Главный герой твоего повествования предстаёт, в основном, как сексуально озабоченный юнец.
Главная цель этого героя в течение всех 5 лет учёбы – найти партнёршу, очередную девушку, очередную «возлюбленную». Обилие женских имён поражает. В какой-то момент чтения это мне стало надоедать. Неужели все годы студенческой жизни именно это и доминировало?
А ведь вокруг были яркие звёзды – Будкер, Мальцев, Соболев, Румер, Ляпунов… всех не перечислить. Были их интересные лекции, были встречи…
Да мало ли что ещё. Есть у тебя какое-то невнятное упоминание о вашей затее с педагогическим кружком. Из этого описания трудно представить себе, что это было и каков «сухой» остаток был у этой затеи.
Главное в книге – поиск очередной девушки. У главного героя явная сексуальная озабоченность затмила годы его пребывания в НГУ. Вся книга, все коллизии жизненные вокруг этого. Возможно, это моё возрастное (наверное, уже старческое) брюзжание, но какое впечатление есть, такое есть. Мне тошно было читать это.
Привет,
Роза Шафигулина
– А вот, Эвита, мой ответ Розе.
Дорогая Роза, Розочка, Розуля! Шафигулинка ты моя далёкая!
Прочёл твой отклик. Думал, писать ли ответ.
Решился-таки.
Нет слов описать ту радость, с которой я прочитал твоё письмо. Значит, книга удалась! А я напрасно переживал. Моя вторая книга получилась именно такой, какой я хотел её написать! Неужели я столь талантлив – или просто случайно попал в точку? Чего ещё может желать писатель? Ведь на первую мою книгу я от тебя никаких откликов не получил. Значит, не задела она тебя. Оказалось, что с первой книгой я просто в пустую время потратил, по крайней мере, по отношению к тебе.
Общение между людьми в любых формах всегда было и по сей день остаётся вершиной человеческих наслаждений. Неоткровенное общение – это пустая трата времени. Вот и получается, что нет у меня другого выхода – обязан откровенно писать обо всём.
Моё нынешнее книгописание есть общение с моими читателями, и я действительно получаю от этого огромное наслаждение.
Дорогая Роза! Пусть весь мир читает мои книги! Пусть мифы про Академгородок разобьются вдребезги! Пусть люди знают, что в Академгородке, наряду с академиками и известными профессорами, живут и обычные рядовые люди.
И среди этих обычных людей был я, Соломон Абрамович Глейзер – простой советский парень. Таких, как я, миллионы и миллионы. Я любил женщин и любил их беспрерывно, беспредельно и бесконечно. Мне постоянно мешали – лекции, семинары, экзамены, какая-то мерзкая дипломная работа и псевдоинтеллектуальное общество, частью которого я так старался стать.
Но любовь к жизни, сама жизнь – всегда побеждают. И я выжил! Покалеченный, но выжил. Выжил, чтобы рассказать свою правду о том, что было 50 лет тому назад.
В юности, едва удавалось слегка утолить голод, сразу же мысли сосредоточивались на женском вопросе. Это абсолютно естественно. Только потом было всё остальное, включая глубокое изучение марксизма-ленинизма и другого какого-то научного -изма.
Не думаю, что великий критик Виссарион Белинский употреблял когда-либо выражения типа «Мне тошно было читать это». Это что-то из лексикона комсомольского секретаря из нашего университета начала 70-х, который тот использует на собрании по обсуждению студента, подозреваемого в жевании жвачки.
А я не Белинский и поэтому пишу по-простому. Молчать не стану, как это делал многие годы. Кривить душой, пресмыкаться и лгать – тоже не буду, ни к чему мне это. Не боюсь я вас всех и в моём возрасте я не имею права транжирить время.
Моя первая книга была, главным образом, для учащихся средней школы, которые готовятся поступать в высшие учебные заведения, а вот вторая книга – для всех возрастов. Она не для эстетов с утончёнными вкусами, а для широких народных масс, для «неинтеллектуального быдла», по-вашему, для обычных людей вроде меня.
Дорогая Розочка! Я долго думал над названием моей книги. Одним из предполагаемых было «Записки сексуально озабоченного парнишки».
В основном я с тобой согласен: я и есть тот самый сексуально озабоченный парнишка. Я просто от рождения люблю упругие женские ягодицы. А самые упругие из них достойно заняли самые высочайшие позиции в моей пирамиде прекрасного.
Те, кто говорит мне, что я бизнесмен, а не физик, подразумевают: предатель. Предал племя физиков и сбежал к врагу. А для меня бизнесмен – это успешный физик, химик, биолог или другой какой-то учёный.
В чём же я виноват? Я не предал никого, не лгал, не кривил душой, никого и никогда не обидел, не воровал, не доносил ни на кого, уважал старших, помогал друзьям. Я любил поесть и обожал женщин, я до сих пор люблю то же и обожаю тех же. Я не могу иначе. Неужели вызовете меня на комсомольское собрание и отчитаете как следует? Тогда все будут знать, что вы выполнили свой общественный долг.
Да, и вот ещё что. Если вам так тошно от моей второй книги, то третью не читайте ни в коем случае! По поводу третьей книги рекомендую: предайте её анафеме и сожгите публично на церковном дворе. Только осторожно, не подожгите всю вашу церковь.
Сотни биографий, тысячи мемуаров, десятки тысяч воспоминаний были написаны про академиков, членов-корреспондентов, профессоров и даже доцентов. Неужели нельзя посвятить одну книгу рядовому студенту, приветливой гардеробщице, трудолюбивой поварихе или красавице кастелянше? Неужели нет им, простым людям, места под солнцем?
Но если ты, Роза, хочешь почитать, например, про Алексея Андреевича Ляпунова, могу порекомендовать: читай «Алексей Андреевич Ляпунов: очерк жизни и творчества, окружение и личность», написано Николаем Николаевичем Воронцовым, который работал ученым секретарем Президиума Сибирского Отделения АН СССР. Куда мне до него!
В этих книгах описана фасадная сторона жизни Академгородка. Детали другой, невидимой жизни нашей академгородковской научной элиты не многим известны, так как проходила она за высоким забором.
И вообще, у нас с тобой разные астрономические вкусы, разные звёзды нам с тобой светят и направляют наши жизни. Поэтому за скромное сияние простой девушки Любы я готов отдать половину ярчайшей звезды многоуважаемого академика Мальцева и три четверти не менее яркой звезды – всеми любимого академика Соболева, вместе взятых.
Пролетели дни, промчались недели, пробежали месяцы, прошли годы, проползли десятилетия, забыл я важные лекции любимых профессоров и поучительные беседы многоуважаемых академиков. А вот Маша снится мне по сей день, хотя со временем всё реже и реже. Во всех снах она подходит ко мне, нежно берёт в свои руки моё лицо, всматривается в самую глубину моих глаз и говорит тихим грудным голосом: «Сёмочка! Мой сладкий Сёмочка!».
Дорогая Розуля! Конечно, наслаждение женщинами – дело добровольное, индивидуальное и, следовательно, субъективное. Другие предпочтут оперу, балет или театр – и это их право. Некоторые любят играть в карты, пить алкогольные напитки или объедаться различными гурманскими кулинарными изделиями – и это тоже их выбор.
Мне же сильно повезло в том, что мои потребности встретили адекватное предложение.
Когда я писал вторую книгу, то действительно пережил свою жизнь вторично и наслаждался каждой минутой этого, порой, да, Розуля, весьма эротичного процесса.
Роза, Розочка, Розуля! Шафигулинка ты моя далёкая!
Прощай!
Не твой Семён.
– Так вот какие страсти-мордасти в твоём чемодане воспоминаний из далёкого прошлого! Я тебя таким никогда не видела, – сказала Эвита, сокрушённо покачивая головой.
– Я действительно не такой. А какой – я и сам иногда не знаю.
– По второй книге некоторые читатели определили тебя как сексуально озабоченного юнца. Какие ожидаешь обвинения по своей третьей книге?
– Скажут, что у меня уникальный набор генов, обеспечивающих терпение, самосохранение и выживание, но я никогда не попаду в рай, потому что уже был в аду.
О настоящем
Как только я вышел из здания аэропорта в Киеве в среду, 17-го июля 2019 года, сразу уловил полуденный запах украинского лета. Мы в полном составе нашей дружной семьи решили переехать на такси из Борисполя на центральный железнодорожный вокзал столицы Украины.
Оставалось достаточно времени до отхода поезда, и я попросил водителя микроавтобуса сделать небольшую экскурсию по достопримечательностям Киева. Город утопал в тени каштановых деревьев. С киевской кручи был виден Днепр, а над ним исполинский памятник Родины-Матери времён СССР. Он произвёл на моих детей наибольшее впечатление, которым они долго обменивались потом.
На вокзале мы расположились на свободных местах в углу просторного зала ожидания, недалеко от выхода на перрон к нашему поезду. До Киева мы провели целую неделю в Санкт-Петербурге и достаточно насытились столичной роскошью тамошних музеев. Поэтому киевские музеи выпали из нашего внимания. В Черновцах мы планировали наслаждаться простыми прелестями украинской провинции.
Сын прилетел в Санкт-Петербург прямо из Америки: он настоящий американец, хотя и не родился там. Наши дочери, напротив, родились и первые десять лет жизни воспитывались в Америке. Они гражданки США и, естественно, имеют американские паспорта. Но они являются гражданками ещё двух стран. Их десятилетний школьный период делится на три приблизительно равные части в трёх разных странах, которые они так же справедливо в своё время называли родным домом. А суммарно местом постоянного жительства для них были уже пять государств на трёх континентах. Сейчас они живут в Лондоне и ни при каких реальных обстоятельствах не хотят возвращаться на родину, в Америку.