- -
- 100%
- +
Стихи Ирины Телесовой.
Тепло. Лампово.
Нежная поэзия, светлая, чистая, лёгкая и трогательная, полная любви и веры в чудо и в сказку.
© Ирина Телесова, 2025
ISBN 978-5-0068-1233-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Когда голубые тени прилягут на кость порога…»
Когда голубые тени прилягут на кость порога,Когда мотылёк последний укажет зиме дорогу,Когда колесо сезонов найдёт квадратуру круга,По свету пойдёт ежонок искать дорогого друга.Сложив в узелок надежду, зажав в кулачке тревогу.Так трудно, когда ты нежный, покинуть свою берлогу.Когда сотни дел треножат, так было и есть извека.Особенно если ёжик в обличии человека.А где-то, покинув офис, спустившись бегом в подземку,Под мышку упрятав кукис и новый роман-нетленку,В рюкзак положив заботу, любовь и смешной фонарик,На поиски вышел кто-то, медведя напоминая.И как-то однажды… Верю! Надеюсь, не слишком поздно.Окажутся теми двери. Удачно сойдутся звёзды.И встретятся ёж с медведем. Счастливой монеткой солнце.И скажет медведь: «Я верил!» А ёжик ему: «Нашёлся!»
«Невероятным кажется порой…»
Невероятным кажется поройМедовый свет и стрекозиный рой,Июльский день, тенистая запруда.Ты слышишь? Колокольчики звенят.Ватага рыжих солнечных щенят —Компания для тех, кто ищет чуда.Ступай под своды лиственных дворцовПод переливы лучших из певцов:Малиновок, дроздов – пичуг свирельных.Найди поляну, только не шуми.Там заяц спит у дрёмных нор внутри.Он проводник и сказочный затейник.Ты странно жил – то горе, то испуг.Минуты так и сыпались из рук.Теперь не потеряешь и мгновенье.Пока спит заяц, сторожа твой век,Ты самый главный зайца человек.Остановилось времени теченье.Верни на небо солнце, звёздный светДалеких снов, несбывшихся планет.Учи язык зверей, ветров и речки.И слушай, как растёт вокруг трава.Запоминай цветочные слова.И вспомни, что живёшь ты бесконечно.Что смерти нет. Твой заяц спит в лесу.А я в ладошках солнышко несу.
«Драконья мама делает печенье…»
Драконья мама делает печенье.Драконьей маме по ночам не спится.У сына сто десятый день рожденья.Сын любит шоколадное, с корицей.Сказал: «Уеду! – начитался мифов. —В тот книжный город, где дома и люди.Им плохо без драконов, гиппогрифов.Они живут… но думают о чуде».– Пойми, малыш, нам путь туда заказан.У них коты, собаки, птицы, звери.Для них мы персонажи страшных сказок.Неверье закрывает в чудо двери.Володьке пять. Он, раздобыв бумагу,Пускает самолётики с балкона.Ему хотели подарить собаку,А он всё просит завести дракона.И печь побольше каждый день рожденья:Корица, шоколад, чуть кардамона.В карманах вечно крошки от печенья.Нет, сам не любит. Это для дракона.А лет в двенадцать каждый понимает —Здесь взрослый мир, и в нём свои законы.Но выше крыши по небу летаетВоздушный змей, похожий на дракона.Потом по кругу: школа, ВУЗ, работа.Айтишник с бородой. Слетали в Ниццу.Рутина, быт, проблемы и заботы.И вроде, говорят, решил жениться.А ночью – крыша. Если вдруг не спится.Чердак давно обжит и обитаем.– Держи вот. Шоколадное, с корицей.– Запрыгивай, дружище, полетаем.«Однажды ты меня найдёшь…»
Однажды ты меня найдёшь.В сентябрьский сумрак, серый, рваный,Засунув пустоту в карманы,Забыв про зонт, шагнёшь под дождь,Пигмеем став от нелюбви,Дрожа от холода и страха.Большая подойдёт собака,Лизнёт ладонь, мол, по пути.Там, где, срастаясь с тишиной,Деревья сторожат границыВ иное, этот мир инойМеняет город, судьбы, лица.Скрипит цараписто фонарь.Медовый сумрак пьян и весел.И хоть сентябрь отнюдь не май,Сиренью пахнет рыжий ветер.Свернёшь направо. За углом,В твоём родном привычном сквере,Увидишь вдруг возникший дом.Толкнёшь незапертые двери.Приветливо мигнёт окноИ медью звякнет колокольчик.Ты словно посмотрел киноПро холод, страх, тоску и дождик.И позабыв, как страшный сон,Все неудачи и потери,Вернёшься в свой любимый дом.И вспомнишь про миры и двери.
Здесь лунных бабочек ажур.За стойкой дремлет фрау Марта.И украшает абажурГеографическая карта.Разносят водку и абсентГероям вечного Ремарка.И на ходу прибрав акцент,Котяра чёрный шаркнет лапкой.Ты прячешь радость под ребро,Ты счастлив, что каноны лживы,Что ты живёшь давным-давно,Что смерти нет, а сказки живы.Я буду ждать и слушать дождьЗа дальним столиком у двери.Однажды ты сюда придёшь.Однажды ты в себя поверишь.
«Бредёт октябрь. Летит сова…»
Бредёт октябрь. Летит сова.Тепла простыл и след.Медведь идёт писать словаИ прятать их в конверт.О том, что лес – как мёд и медь —К зиме почти готов.О том, что он совсем медведьИ знает мало слов.О том, что зиму переждём.Что всё совсем не зря.О том, что с Ёжиком вдвоёмОни почти семья.О том, что звёзды из фольгиПришил на потолок.О том, что Ёжика стихиЗапрятал в узелок.Что всё едино: дождь, и снег,И талая вода.Что дружба с Ёжиком навек,А значит, навсегда.О том, что если на беду…Что если невзначай…Читает ёж: «Скучаю. Жду.Завариваю чай».
«Я был менестрель и немножко маг…»
Я был менестрель и немножко маг,Держал для друзей трактир.В саду цвели вишни, хурма и мак,И рос под окном инжир.И каждый пришедший мог крикнуть: «Эй!Подай нам мясной пирог!»По средам варил шоколадный эль,В субботу – вишнёвый грог.И каждый был брат и другому рад:И эльф, человек, и тролль.И не было в нашем краю солдат,Хоть каждый был в нём герой.У каждого в жизни был свой маршрут.Но снова дрожит земля.Беда, коль заплачет придворный шутНа празднике короля.Воюет король, значит, пробил час.Давай, подтянись и в строй!А если не с нами, то против нас.А значит, теперь изгой.Но как менестрель я немного мог.На время закрыл трактир.И вспомнил, что маг и немножко бог,И заново создал мир.Там умные – добрые. Злой – дурак.Смеётся придворный шут.В саду цветут вишни, хурма и мак.А большего не прошу.
«Ты спишь, а я пишу тебе письмо…»
Ты спишь, а я пишу тебе письмо.Во сне встречаться легче нашим душам.Я буду для тебя всего лишь сном.Забытым, нет – неважно. Спи и слушай.Весна пришла с чириканьем, журчаньем.И холод побеждён, как злой колдун.И вспомнил старый снег, как быть ручьями.И ты забудешь горе и беду.Останется от них, что кот наплакал.Так забывает прошлогодний снегКогтистый тяжкий след медвежьей лапыИ лёгкий птичьей лапки тонкий след.Дожди рисуют линии косые,И старый пень с веснушками опят,Где наши души бегают босымиСледами тонконогих оленят.И если по воде идут круги,Ты силишься вернуть воспоминаньеИ замедляешь лёгкие шаги…И облачком прохладного дыханьяЯ появлюсь – твой позабытый сон,Цветов вишнёвых ветреный дарительИз всех весной распахнутых окон.Я берегу.Твой Ангел.Твой Хранитель.
«Он приходит с работы и сразу к ней…»
Он приходит с работы и сразу к ней,Не снимая пальто, не закрывши дверь.Он целует любимый курносый ноc:– Посмотри, моя лапа, что я принёс.Ты спала? Не вставай, – поправляет плед, —Подожди, приготовлю тебе обед.Закупился едой… Только то? Не то?Наконец, он снимает с себя пальто.А она отрешённо глядит в окно.За окошком позёмка, февраль, темно.И она покидает уютный плед,Выгибает спинку, идёт на свет.У него на столе остывает чай.У неё в глазах, как всегда, печаль.– Ничего, так бывает, не голодна.Он грустит: «Это снова моя вина».А она вернётся к себе в кровать,Будет щурить глазки и вспоминатьСвою жизнь человечью и этот дом.И как кошкой она родилась потом.
«Причудливой вязью распишут дворы…»
Причудливой вязью распишут дворыКоньки и салазки.На белых снежинках, как сны детворы,Спускаются сказки.В мерцающем свете встревоженный лик,Искрятся поленья.И я буду рядом молчать о любвиТанцующей тенью.И хрупкая линия узеньких плечИ тонких запястий.Я буду учиться хранить и беречьОт бед и несчастий.Ведь это так просто – молчать о любвиС тобою лет двести.Ты будешь миры сочинять и стихи,А я на них песни.Дрожащие нимбы седых фонарейИ влажные стёкла.На них нарисуем забавных зверей,Влезающих в окна.Плывущий драккар и знакомый дракон,Летящий по небу.Легенды и сказки чужих городов,В которых нас нету.Ещё нарисуем усталый маякИ тёплое море,Солёные цепи, компас, якоря.Гонителя горя.Хранителя счастья с большим фонарёмИз света и палок.Свидетелем станет конвой воробьёвДворовых и галок.И если зачем-то скрестили путиНадёжно и нежно,Так это хранить друг у друга внутриТепло и надежду.Лунный Кот
Луна как круглый глаз большой совы,И ночь вздыхает шёпотом листвы,И листья тихой стайкой рыжих птицНа землю упадут, как сон с ресниц.Я видела (а, может, снилось мне?),Как рыбки лунные водили на стенеПричудливый нездешний хоровод,И наблюдал за ними Лунный Кот.Он пах туманным дымным молоком,И шерстку лунную шершавым языкомВылизывал, совсем как кот земной,И вёл беседы тихие со мной.Про то, что он пришёл сюда с Луны,С её обратной, тёмной, стороны.И нет других путей, дорог, мостов,За исключеньем зыбких лунных снов,Попасть туда, где Лунные КотыМакают в чудо длинные хвостыИ варят серебристый лунный свет.Ведь всякий знает, что чудесней нетОсновы для осенних сладких снов,Что слаще мёда, сказки и блинов.И кашеварят Лунные КотыУ пламени серебряной плиты.Там каждый Кот – чудесного адепт,И сны разны на вид, на вкус, на цвет:То сладкий, как густая карамель,То свежий и холодный, как метель,
То звонкий леденцовым монпансье,То нежный, как печенье финансье,То тихий летний с шёпотом травы,То сон осенний с запахом листвы.Хранят их все в подлунных погребах,В пучках, горшочках, склянках и мешках.Тебе оставлю, осень ведь длинна,Чтоб по ночам не маялась без сна.Уже светает, должен я идти.Спи, девочка, спи, маленькая. Спи.
«Сидели в сквере почти что люди…»
Сидели в сквере почти что люди,О чём-то спорили горячо.А кошка… Кошка пусть тоже будет,Хоть кошка, в общем-то, ни при чём.Потом на кухне за чашкой чая:«Намажь варенье», «отрежь батон»,«Я беспокоюсь», «люблю», «скучаю».Ну а без кошки и дом – не дом.Они б, наверное, удивились,Но вряд ли стали б о том жалеть,Что пропустили коронавирус,Что пропустили случайно смерть.А ночью звёзды. А ночью крыша.«Укутай горло», «надень пальто».И кошка с ними на крышу вышла.Без кошки крыша – совсем не то.Сегодня, завтра… всё так же будет.И даже, скажем, лет через сто.А кошки… Кошки почти что люди.Почти что ангелы. Если что.
«Крылечко, окошки, ставенки…»
Крылечко, окошки, ставенки.Плетень, воробьиный рой.В избушке жил гномик маленький.А думал, что он большой.Скорлупки, сюртук поношенный,Залатанный колпачок.В кормушке – для птичек крошево.За печкой поёт сверчок.На ветках висят фонарики,А в печке сидит калач.Он был не сильней комарика,А думал, что он силач.Кормил мотыльков и ёжиков.Растил под окном цветы.А в дождь перочинным ножикомСвоим мастерил мосты.И шёл по мостам над лужамиЖучков, муравьёв народ,И думал, что очень нужен им,Кто в бурю весь мир спасёт.
«Город, милый, прости, я со всякими пустяками…»
Город, милый, прости, я со всякими пустяками.Как всегда, по ночам с чашкой чая один на крыше.Звёзды очень хотят, чтобы их по ночам считали.А иначе зачем они снова на небо вышли?Ты ведь тоже почти как лес. Прорастал домами.Растекались потоки машин беспокойной речкой.А дома – словно ульи с окошками-леденцами.Вот сейчас бы увидел Медведь – оценил, конечно.Только нынче зима. Ты же умный, а значит, в курсе,Что зимою медведи в берлогах и спят до лета.А ещё сосут лапу. Зачем? Неужели вкусно?А ежи пишут письма и шлют им свои приветы.И несут в узелке тепло тех, кто сопит в берлоге.И хранят в узелке любовь тех, кто сидит на крыше.Только очень прошу, косолапые милые боги!Вы храните Медведя!!! Надеюсь, меня вам слышно.Летом чай и Медведь… По Медведю скучаю. Очень.Зазвенели-запели трамваи, а значит, утро.Если я позову, он за мною приедет. Точно.А совсем без тумана ежам, если честно, трудно.
«Качаются кроны, беснуется тень…»
Качаются кроны, беснуется тень,Тревожатся сонные птицы.И звёздною ночью, и в пасмурный деньМедведю в берлоге не спится.Читает ежонка зеркальную вязь,Берёт на гитаре аккорды.И грустно глядит пара бусинок-глазС медвежьей тоскующей морды.Там город. И Ёжик сейчас далеко.Туман прорастает домами.И время проносится быстрой рекой.А звёзды всё те же над нами.И если присмотришься к ним, то поймёшь —Смеются (ладошка в ладони)Сияющий Мишка, сверкающий ЁжНа звёздном ночном небосклоне.И ёжики ходят терять узелкиВ туман, где сова и лошадка.Пока ждут медведи у быстрой реки,С ежами всё будет в порядке.
«– Так сколько же дней пролетело?..»
– Так сколько же дней пролетело?– Не знаю. Мы встретились в мае, сейчас уже осень.– Выходит нам семьдесят? Как ты считаешь?– Мне может и семьдесят. Вам – двадцать восемь.– Смеёшься. Мы вместе на свет появились. И мир наш – огромное синее небо! А помнишь, как бабочки в небе кружились? И ластились к нам по-щенячьему слепо ручные туманы седыми щенками.– Я помню – ты плакала. Солнце всходило – щенки исчезали тумана клочками. Ты тонкими листьями небу грозила. А я говорил: «Моя буря в стакане» – и гладил твою золотую головку. А Солнечный Заяц скакал по поляне с цветка на цветок, да так шустро и ловко! Недаром, что тучный. И ты улыбнулась: «Такие пасутся в траве только в мае». Ты с ветром кружилась. Ты к солнцу тянулась.– Ты всё это помнишь?– Всё помню, родная.– Теперь всё иначе: и ветер пугает, и стала седой золотистая чёлка…– Вам очень к лицу этот цвет, дорогая. Ты самая храбрая в мире девчонка! Нет смерти! Смотри! Только небо и ветер! Мы вместе летим! Видишь?– Вижу, мой мальчик! Ты самый прекрасный на всём белом свете!– Я просто влюблённый в тебя одуванчик.
«Всё колобочилась, бегала вдоль обочины…»
Всё колобочилась, бегала вдоль обочины,Всё говорила про кошкино одиночество.Где вам понять, вы высокие все двуногие.Никто не обидит вас, и никто не трогает.А мы как живём? Мочи нет, если днём и ночьюСилы кошачьи испытываются на прочность.Обидно, когда назовут вороватой лапой.Легко рассуждать, если с детства с мамой и папой.А знаешь, как надоело быть миленькой кошкой,Выпрашивать ложку еды или хлеба крошку?Умели бы кошки летать и сбиваться в стаи…Днём плачу, клянчу… А ночью мечтаю, летаю…
«Надевает старик штиблеты…»
Надевает старик штиблеты,По привычной бредёт дорожке.Он вчера на дорожке этойПовстречался с одною кошкой:«Как Вы нынче?» «Да всё в порядке, —Голос хриплый слегка простужен.Наступают кошачьи лапкиНа замерзшее брюхо лужи. —Да и как же нам по-другому?Мы же сильные, мы же звери.Раньше грелась в подвале дома,А теперь запирают двери.Как Вы сами? Вам, людям, трудно.По ночам силуэт в окошке.Вы уснули опять под утро.Я мурлыкала Вам немножко».Вместе смотрят на снег в окошкоЭти добрые люди-звери.Человек вчера встретил кошку,Чтобы вместе любить и верить.
«А может, это было не всерьёз?..»
А может, это было не всерьёз?И Филин-псих, и быстрая река…Медведь искал ответ на свой вопрос,А Ёжик строил замки из песка.А если растеряю узелкиС надеждою, с варением, с мечтой?И Лошадь из тумана у рекиОкажется не лошадью – совой?А, может, завтра будет тёплый дождьИ унесёт и лошадь, и сову.Пока, Медведь, ты где-то меня ждёшь,Я где-то обязательно живу.И мир на самом деле очень прост,Как песенка ручья иль родника.Я дотянулся лапками до звёзд!Ночной совой Художника рука…– Всё это точно было, – думал Ёж,Сметаемый в коробку для песка.
«Я замышляю сказочный побег…»
Я замышляю сказочный побег.Всегда был неуместно рыжей масти.А тут вдобавок всякие напасти,Не вовремя пропавший оберег.А на часах у Ведьмы ровно три.Мне пишет: «Брось с реальным миром спорить.У нас здесь звёзды, сосны, запах моря.А у тебя? Ну только фонари».– Не только! Птицы! Летние стрижи!Зимой – снегирь, весною – свиристели.И, может, будет всё как мы хотели.И станут вновь картонными ножи.А во дворе, на луже, по веснеВесёлая бумажная регата.Ты помнишь, Ведьма, было так когда-то…– Стареешь, Рыжий, – это не по мне.– А как у вас? Какой он, Сказок Свет?Тебя послушать, так не надо рая.И даже, говорят, не умирают.Что, вроде, в вашем мире смерти нет.Наутро он стряхнёт свой странный сон.Она – песок исчезнувшего моря.Ну надо же! Приснится же такое.Ей слышится далёкий клёкот сов.Спешит по тропке серенький волчокБеречь людей, опять прилёгших с края.Любимый муж зажжёт в ночи фонарь им,Укладываясь к ведьме под бочок.
«Занимается день. У порога хлопочет лес…»
Занимается день. У порога хлопочет лес,Примеряя одёжки, угодные октябрю.Сумасшедшая Марта опять прикопала шест,Бельевой, неказистый. И ходит как к алтарю.Вяжет ленточки разные. То от людских хвороб,То чтоб в зиму от лютых морозов спасти зверьё.Духи леса тенями сползаются на порог,Чтоб, как встарь, тихим шорохом листьев хранить её.Заговаривать страх, помогать сохранять покой.В это время тревожное каждый защите рад.Все соседи махнули на Марту давно рукойИ при встрече от старой чудачки отводят взгляд.Укрывают сновидцев от ветра ладони крыш.Ворох листьев хранит от остуды тепло норы.И приходит волшебник октябрь, конопат и рыж.Дождалась, значит, Марта осенней своей поры.Залетевший случайно, уснул в водостоке лист.Легче пёрышка птичьего Марты летит душа.Начинает свой путь заплутавший осенний лисПо сияющим звёздам Большого, как есть, Ковша.Жмётся тельцем продрогшим к опалой сырой листве.То от лютых морозов его индевеет шерсть.Слышишь, Марта, весной я опять доберусь к тебе.Зацветет, как и прежде, твой старый дурацкий шест.И когда по весне из тяжёлых смурных кулисВыйдет солнце, трава – там где было одно жнивьё,На порог старой Марты приляжет усталый лис,Чтоб услышать, как юная Марта его поёт.
«Где слышит телеграфный столб не шум перрона…»
Где слышит телеграфный столб не шум перрона,А ветра шёпот, гомон птиц, живущих в кроне,Где всех прошедших имена хранят дороги,Зажгли костёр и сели вкруг другие боги.Скитальцы сказочных дорог, чудес умельцы.Спиралью временных путей петляли рельсы.Где делает петля скачок – для тех, кто верит, —Сидели рядом у костра ребячьи звери.Бродяги Млечного Пути, адепты детства.Потёртый плюшевый медведь – с заплаткой сердце.Ежонок дырочкой в боку свистел с жуланом.Щенок с зайчонком толковал о самом главном.Потом устало поднялись. Зайчишка плакал.Любовь и веру – в рюкзачки. Надежду – в лапы.Несущего в себе тепло ждала дорога.Любви в любые времена должно быть много.
«Если б звери могли говорить иль писать рассказы…»
Если б звери могли говорить иль писать рассказы,Люди вряд ли поверили б сказочной болтовне.Жил на свете медведь, состоящий из разных сказок,Напридуманных маленьким мальчиком в полусне.У него было рваное ухо, четыре лапы.Ну медведь и медведь, только плюшевый, небольшой.Манной кашей кормил его мальчик тайком от папыИ рассказывал вечером, как долгий день прошёл.Если б звери могли говорить, ну и кто б их слушал?У людей у самих много дел, а ещё кредит.Только чуют беду человечью медвежьи души,Сердце плюшевое почему-то опять болит.Значит, надо идти, значит, снова зовёт дорога.Значит, рано ещё расползаться совсем по швам.Потому что любви никогда не бывает много,А тем более если любви не хватает вам.«Пассажира принёс, – машинист открывает дверцуВ закуток проводницы, смеётся. – Уже в годах.Да на рельсах сидел – ухо рваное, лапа кверху.Автостопом из детства, но только на поездах».А в стерильной палате при тусклой больничной лампеВ уголке у двери третья слева стоит кровать.Обнимает медведь человека мохнатой лапой —Пожилой человек начинает опять дышать.Ты же просто ребёнок, а дети не верят в смерти.Дети верят в надёжных друзей, и в любовь, и в свет.Всё, что нам остаётся, так это любить и верить,Что когда любви много, то смерти и вовсе нет.«Оклемался? Медведь-то откуда? А врач: «Куда там!» —Говорил», – санитарка тихонько прикрыла дверь.После будет рассказывать смерть молодым смертятам,Мол, гуляет по миру страшенный лохматый зверь.– Ма, прости, не пропал. Ну немножечко было туго.Всё куплю, починю, да какая же в том беда.Может, помнишь мишутку из детства с зашитым ухом?Говоришь, как уехал, так выбросила? Ну да.«Я умер вчера, мне было три тысячи лет…»
Я умер вчера, мне было три тысячи лет.Прожив сорок жизней, пройдя все земные дороги,Как вы выбиваетесь в люди, я выбился в боги,Поверив в добро, мотыльково стремился на свет.Я стал этим светом, звездой путеводной, огнём,Пылающим сердцем, готовым вобрать все печали.Но зла и потерь стало больше, чем было вначале.Я больше бы пользы принёс, если б стал фонарём.Тогда я стал бурей, весёлым безжалостным ветром,Раздувшим пожар, погасившим во мраке свечу,Под стать потерявшему сердце и ум силачуВ порыве безумном сметая миры и планеты.Потом я смирился, оставил былые мечты.Бродил в облаках по тропинкам, как горное эхо,Стал шорохом трав, колокольчиком детского смеха,Черничной росой на прозрачном крыле стрекозы.Я был уже древним, минуло три тысячи лет.Вернулся к началу, пройдя все пути и дороги.Не зная ни счастья, ни смысла, больной и убогий,Стал камешком острым, случайно попавшим в штиблет.В то утро я был как холодный и липкий туман,Ползущий ужом по булыжникам узеньких улиц.На краешке крыши, от счастья и страха зажмурясь,Ребёнок мечтал, как нырнёт в голубой океанНебесных зверей и погладит всех облачных зайцев,Кудрявых овечек и тучных пушистых котов.Я к роли Хранителя-Ангела не был готов,Но кто-то же должен хранить непосед и скитальцев!
Мне было легко, я смеялся светло и беспечно.И смыслом, и счастьем наполнились серые дни.В могуществе мало кто может тягаться с детьми.Нас двое. Ребёнок и древнее, светлое, вечное Нечто.
«Он маленький был и носил очки…»
Он маленький был и носил очки.Он море видел в дворовой луже.Запоем читал. Забывал ключи.Кормил котов – потому что нужно.Он знал, что под крышей живёт дракон.Он видел, что ветер восточный – синий.Плавает в небе огромным китом.Небо прекрасно невыразимо.Но в каждом рассказе есть «а потом».Вот ребёнок становится взрослым.Ему про деньги, кредит и дом —А он про море, медуз и остров.Сначала пытался людей понять,Стучал в закрытые крепко двери.А Бог смеялся. Кому и не знать,Как трудно быть, когда в нас не верят.И Бог приходит к нему тайком.Ведь Бог всегда по таким скучает.Хранить безбашенных чудаковКуда приятней за чашкой чая.