Песнь Черкесского Хребта

Когда горы погружались во тьму, а на бархатном небе зажигались первые звезды, во дворе вспыхивали огни факелов. Их трепетное пламя освещало лица, играло тенями, рождая причудливые образы. Звуки флейты и барабана наполняли воздух, а танцы, полные страсти и неукротимой энергии, рассказывали истории о любви и войне.

Княжеский двор был сердцем жизни, где каждый человек играл свою неповторимую роль. Здесь бережно передавались традиции из поколения в поколение, а честь и достоинство ставились превыше всего. Уголок черкесской культуры, сумевший, несмотря на все испытания, сохранить свою уникальность и самобытную красоту.

– Ты, знать, к Хаширу? – окликнули Темрюка девушки, словно сошедшие со страниц древних легенд.

– Да, я прибыл во дворец князя, чтобы вступить в его войско и отправиться в поход, – с готовностью ответил Темрюк.

– Тогда ищи саклю за раскидистыми деревьями. Там и обитает твой князь, – промолвили девушки, переглянувшись с лукавыми улыбками. – Только не забудь представиться по всем правилам. В княжеском дворе принято величать его "наш уважаемый пастух".

Темрюк, охваченный волнением, лишь кивнул в ответ и поспешил дальше.

У двери сакли стояли два вооруженных черкеса, облаченные в боевые доспехи – верные слуги князя, охраняющие его покой. После непродолжительного разговора стало ясно, зачем Темрюк пожаловал к князю, их лица смягчились, и они беспрепятственно пропустили его внутрь.

Письмо 5.

В сумраке каменной клети, где стены дышали ледяным дыханием веков, восседал князь Хашир. Его взгляд, устремленный вдаль, излучал суровую, неукротимую решимость. За поясом, словно верный пес, поблескивал кинжал, его отточенное лезвие нетерпеливо вспыхивало при каждом движении князя, напоминая о воинской доблести, впитанной с молоком матери.

Князь Хашир сидел за низеньким, грубо сколоченным дубовым столом на трех ножках. Он обдумывал каждое слово, каждое движение с той тщательностью, с какой старый охотник выслеживает матерого волка. Напротив, на голой, посеревшей от времени каменной стене, висела не просто карта – это был живой гобелен, сотканный самой душой Черкесии. Горы, увенчанные снежными шапками, изумрудные долины, серебряные нити рек и бескрайние леса – все это было изображено умелой рукой мастера, знавшего каждый уголок родной земли, каждую тропку, каждый камень. Взор Хашира, исполненный воинственной гордости и глубокой любви, был прикован к этому холсту. Он видел не просто схематичные очертания границ, а родные аулы, утопающие в зелени садов, тучные пастбища, где паслись бесчисленные стада, и горные тропы, по которым маршировали его доблестные воины. Каждый изгиб реки, каждая линия гор для него была живой историей, обещанием славного будущего и предчувствием надвигающегося похода в великую Анатолию.

– Наш уважаемый пастух! – зычным голосом произнес Темрюк, встав перед князем Хаширом. Его лицо пылало от волнения и гордости. – Я прибыл, чтобы вступить в ряды твоего войска, князь. Отправиться с тобою в поход – величайшая честь для меня. Каждое твое слово будет для меня законом. Я готов сразиться насмерть с твоим лучшим воином, чтобы ты убедился в моей преданности и силе!

Хашир откинулся на спинку стула и раскатисто расхохотался, его смех эхом прокатился по каменным стенам. Он поднялся и неспешно направился к двери, откуда доносился звонкий девичий смех. У распахнутых ворот князь увидел хоровод юных красавиц, заливавшихся смехом. Подмигнув им, князь прищурился. – Горжусь вашим неуемным чувством юмора и умением одурачивать простодушных мужчин, – с улыбкой прокричал он девушкам, не переставая смеяться. – Похоже, только вас и стоит брать с собой в поход. Ну что, твой уважаемый пастух тебя слушает, юноша. Говори, зачем пришел.

– Прошу прощения за свое недостойное поведение, князь Хашир. Я слишком доверился этим шутницам, потому что был готов на все, лишь бы удостоиться встречи с тобой, – пробормотал Темрюк, бросив укоризненный взгляд на хохочущих девушек.

– Не стоит извинений, юноша, – ответил князь. – Мы должны чтить прекрасный пол, даже если они иногда и любят пошутить. Ведь именно они хранят тепло домашнего очага и продолжают наш род. А эти… – он снова взглянул на девушек, – еще совсем юные создания, не познавшие суровости жизни. Сегодня вечером я созову всех желающих присоединиться к моему походу. Проведу смотр воинов, испытаю их силу и дух. Если ты готов, жду тебя во дворе. А пока осмотрись, привыкни к этому месту, ведь раньше ты здесь не бывал.

– Я непременно приду вечером, князь Хашир. Но скажите, чего мне ожидать? Может быть, стоит подготовиться заранее? Каким испытаниям я подвергнусь?

– В этом вся и суть, мой юный друг, – загадочно улыбнулся князь. – Ступай.

Темрюк был заинтригован этой неопределенностью, предвкушением чего-то неожиданного, что ждало его вечером. Но его решимость оправдать надежды родителей, доказать свою доблесть и преданность была непоколебима.

– Ну, как тебе князь? – спросил Пачи, подойдя к Темрюку. – Слышал я, как тебя провели эти девицы. До чего забавное зрелище!

– Да эти… эти кокетки! Вот только найду их, я им!…

– И что же ты им сделаешь? – усмехнулся Пачи. – Вызовешь на поединок? Или пристыдишь своими гневными речами? Это же всего лишь молодые девушки, разве им есть дело до твоих воинственных амбиций? Пойдем со мной, я кое-что тебе покажу.

Пачи повел Темрюка по двору, рассказывая об истории этого места, о предках, основавших эти земли, об их подвигах и славных деяниях. Темрюк с неподдельным интересом осматривался по сторонам, впитывая каждый звук, каждый запах, каждую деталь.

На стенах двора, словно боевые трофеи, висели скрещенные сабли и кинжалы, их отполированная сталь сверкала в лучах полуденного солнца. Это было не просто украшение, а символ чести и воинской доблести семей, из поколения в поколение проживавших здесь. Большинство из этих семей, несмотря на свое дворянское происхождение, занимались земледелием. Они разводили скот, овец, выращивали бобовые культуры и виноград.

– Твое внимание я хочу привлечь не к домам и полям, а вот к чему… – многозначительно произнес Пачи, указав рукой в сторону конюшен.

Конюшни, расположенные в дальней части двора, представляли собой отдельное, особое царство. Здесь обитали гордость черкесского всадника – породистые кони кабардинской породы. Их лоснящиеся бока переливались всеми цветами радуги под ярким солнцем, а густые гривы и хвосты были искусно заплетены в сложные узоры, украшенные серебряными нитями и цветными лентами. Уздечки и седла, изготовленные из самой лучшей кожи, украшенные золотой вышивкой, сверкали серебряными накладками и драгоценными камнями.

В конюшнях царила особая, умиротворяющая атмосфера тишины и покоя, нарушаемая лишь тихим ржанием и мерным стуком копыт. Конюхи, опытные и преданные своему делу, ухаживали за животными с особой любовью и заботой. Они знали каждую лошадь по имени, понимали их нрав и повадки, чувствовали их настроение.

– Посмотри туда, Темрюк, – прошептал Пачи, указывая вглубь конюшни.

Ночь воплотилась в нем. Вороной жеребец, словно сотканный из теней, стоял в стойле, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Свет, просачиваясь сквозь щели в стенах конюшни, едва касался его лоснящейся шкуры, выхватывая лишь отдельные мускулы, играющие под кожей, словно волны. Он был воплощением дикой мощи и грациозной силы.

Его грива, густая и волнистая, ниспадала на мощную шею, словно черное пламя, готовое вырваться наружу. Хвост, длинный и пышный, почти касался земли, колыхаясь в такт легкому дуновению ветра. В его глубоких, темных глазах отражалась вся вселенная, полная тайн и неукротимой энергии.

– Шагди! Жеребец кабардинской породы, настоящая легенда, выкованная самой природой Черкесии, – благоговейно произнес Пачи. – Его гордый нрав не потерпит унижений, но преданность своему хозяину будет безграничной. Этот конь – символ Черкесии, воплощение ее красоты, силы и благородства.

– До чего же он красив! – с восхищением выдохнул Темрюк. – Чей он? Кто тот всадник, что смог приручить такую мощь?

– Ничей. Никто из тех, кто пытался, не смог его оседлать. Слишком уж он норовист и своенравен.

– А князь? Разве он не пытался?

– Князь мудр. Он не стал испытывать судьбу, – усмехнулся Пачи. – Говорят, много лет назад он оставил этого жеребца в дар тому, кто сможет не просто его оседлать, но и заслужить его доверие. Вероятно, князь давно готовит поход и ждет достойного всадника.

– Неужели князь никому не доверяет?

– Доверяет, конечно. Матери, жене, брату. Ну а детям еще рано доверять такие серьезные дела, – усмехнулся Пачи.

– А где его мать?

– Зурьят проживает вместе с ним, во дворце. Преданность своей матери не позволяет ему жить обособленно, вести свою, княжескую жизнь. За каждым советом он обращается только к ней. За это его и уважают.

– А жена?

– Княгиня Гуашнох – верная и прекрасная спутница Хашира. На протяжении многих лет она разделяет с ним все тяготы и радости жизни. В их семье царит гармония и благополучие, настоящий образец адыгской семьи.

– Ну а где же брат князя?

– С ним ты еще успеешь познакомиться, Темрюк. Не торопи события.

Солнце уже скрылось за горизонтом, объявляя приход ночи. Пачи ушел. Темрюк вернулся во двор, где уже собрались люди, пришедшие на смотр к князю Хаширу. Дородные мужчины тепло приветствовали его и пригласили в круг у костра. Темрюк, сбросив с плеч накидку, присоединился к ним и с любопытством стал слушать о чем они говорят.

Все обсуждали одно и то же: что же приготовил для них князь Хашир? Какие испытания их ждут?

– Мы будем биться! – с жаром произнес один из мужчин. – Сразимся насмерть, и только один, самый сильный, отправится с князем.

– Глупости! – воскликнул другой. – Мудрость Хашира не в таких примитивных забавах. Если бы ему нужны были солдаты, он собрал бы всех мужчин Черкесии и повел за собой. Но он задумал что-то другое. Давайте будем осторожны в словах и поступках, уважаемые мои.

– Он прав, – поддержали остальные. – Князь Хашир никогда не делает ничего просто так. В каждом его решении скрыт глубокий смысл.

Письмо 6.

Утро. Роса еще блестит на горной траве. Солнце, багряное, как гранат, медленно скатывалось за зубчатые вершины Эльбруса, окрашивая небо в оттенки пылающих цветов и приглушенной лаванды. В это утро, Заучерим раньше обычного отправился на пастбище. Закутанный в бурку из грубой шерсти, он стоял на холме, словно древний валун, вросший корнями в эту благословенную землю Черкесии. Вокруг, словно живое серебро, переливалось стадо овец, умиротворенно пощипывающее сочную, напоенную горными родниками траву.

Ветер, пахнущий чабрецом и сосновой смолой, шевелил седые пряди его волос, нашептывая древние сказания и предания о гордых черкесских легендах. Заучерим смотрел на бескрайние просторы, на долины, утопающие в изумрудной зелени, на леса, что мрачными тенями ложились в ущелья. Земля предков, земля свободы, земля, за которую он готов был отдать последнюю каплю крови.

В его глазах, глубоких как горные озера, отражалась вековая мудрость и печаль. Мысли, словно горные реки, неслись далеко, к сыну – молодому Темрюку. Еще пару дней назад они вместе сидели на этом же месте и болтали о красоте природы. А теперь ему предстоит заслужить доверие князя. Быть верным, защищать свой народ – вот чему учил он его с малых лет. Но сердце старика съедала тревога. Знал он строптивый нрав сына, горячую кровь, бушующую в его жилах. Сможет ли он сдержать свой пыл? Сможет ли он использовать его там, где это необходимо и скрыть там, где непристойно?

Заучерим вспоминал Темрюка мальчишкой – резвым, как горный козленок, смелым и отважным. Он учил его владеть шашкой, стрелять из лука, скакать верхом, как ветер. Вспоминал его глаза, полные любопытства и жажды знаний, его смех, звонкий как журчание ручья. Где он сейчас, его кровинка? Как он там, в княжеской свите? Не голоден ли, не обижен ли кем?

Старик вздохнул. Судьба каждого человека – словно узкая горная тропа, полная опасностей и неожиданных поворотов. Он отпустил сына в жизнь, как птица выпускает птенца из гнезда. Теперь ему оставалось только молиться. Чтобы память предков и звон клинка всегда напоминали Темрюку о долге перед своим народом и своей честью. И чтобы, однажды, он вернулся домой, возмужавшим и достойным сыном своего отца.

Наступала ночь. В долинах зажигались редкие огни аулов, словно маленькие звезды на земле. Заучерим, собрав стадо, медленно двинулся в сторону дома, оставив позади багряные отсветы заката. В его душе теплилась надежда – надежда на светлое будущее для Темрюка и для всей Черкесии. Надежда, как огонь, согревающий его в преддверии холодной горной ночи.

Но что же скрывал Заучерим…?

Письмо 7.

Княгиня Гуашнох, словно тень, скользила по мощеному двору, ее поступь была тиха и осторожна, будто боялась потревожить дремавшую тишину предвечерья. Вдали, где сумрак уже начинал красть краски у дня, алел костер, вокруг которого, подобно мотылькам, сгрудились темные фигуры мужчин. Сердце княгини подсказало ей – это те, кто прибыл на смотр, предвкушая волю князя, его решение, которое определит судьбу каждого.

У самого порога княжеского дома, словно изваяние, высился Хашир. Его взгляд, острый и проницательный, скользил по лицам собравшихся, словно он пытался прочесть в них письмена грядущего. В каждом из них он искал искру верности, отблеск доблести, качества, которые будут необходимы в предстоящем походе, в этом опасном и полном неизвестности путешествии.

Гуашнох направилась к нему, плавно, как горная река, устремляющаяся к морю.

– Муж мой, – голос княгини был тих, как шелест листьев, – о чем задумались вы в этот дивный час, когда солнце прощается с землей, а звезды готовятся занять его место?

Хашир повернулся к ней, и в его глазах, обычно суровых и непроницаемых, мелькнула теплота.

– Здравствуй, Гуашнох, цветок мой, свет очей моих. Мысли мои – тяжелая ноша князя, бремя заботы о своем народе. Сегодня вечером, когда тени станут длиннее, а костер разгорится ярче, предстоит смотр воинов. Этот вечер станет рубежом, моментом выбора тех, кому я смогу доверить судьбу Черкесии, тех, кто пойдет со мной в земли предков.

– Я знаю, Хашир, что сердце ваше всегда болит о судьбе Черкесии, что каждая ваша мысль – это молитва о ее благополучии. Какие испытания вы приготовили для наших славных воинов? Шепчутся, что вы подготовили нечто особенное к сегодняшнему смотру. Не новое ли оружие, выкованное лучшими кузнецами? Или, быть может, стратегию, столь дерзкую и гениальную, что способна сокрушить любого врага?

Хашир улыбнулся краешком губ.

– Твоя любознательность – источник моей радости, Гуашнох. Но сердце воина крепнет не только от звона стали, но и от мудрого руководства, от веры в своего предводителя. Знаешь, как орлица прячет свои яйца в гнезде, оберегая их от чужих глаз, пока не придет время, так и планы князя должны созревать в тишине, вдали от посторонних ушей. Этот поход – не война, не жажда наживы. Это паломничество, путешествие в земли, где покоятся наши корни, где бьется сердце нашей истории.

– Но разве я – вам не союзник, разве не разделяю с вами бремя власти? Разве не должна знать жена князя, что ждет его людей впереди, какие опасности подстерегают их на чужбине? Я переживаю за наших воинов, за вас, за нашу землю, за ее будущее.

– Твоя забота – драгоценный дар, Гуашнох, сокровище, которое я храню в своем сердце. И она лучше всего проявляется в твоей безоговорочной вере в меня, в доверии к моим решениям, в поддержке моих будущих доверенных войнов. Да, я приготовил нечто, что должно укрепить их дух, закалить их волю, усилить их мощь. Нечто, что позволит им выстоять в любых испытаниях. Но мудрость требует, чтобы это оставалось тайной, подобно сокрытому клинку, ждущему своего часа. Пусть Черкесский Хребет гадает о том, что уготовил я для Великой Анатолии, пусть враги трепещут в неведении.

– Я понимаю, Хашир. Ваша тайна – это щит, оберегающий наших воинов от завистливых взглядов и злых предзнаменований, оружие, способное посеять смуту в рядах наших врагов. Я буду ждать, когда придет время узнать все, когда вы сочтете нужным открыть мне завесу тайны.

– Время – лучший советник, Гуашнох, самый справедливый судья. Оно расставит все по своим местам, развеет сомнения и откроет истину. А сейчас позволь мне вернуться к моим размышлениям, собраться с духом. Вечер приближается, и воины должны увидеть князя, уверенного в своей правоте, готового повести их за собой.

– Пусть мудрость ведет вас, Хашир, а удача и победа сопутствуют вашим воинам. Пусть духи предков хранят вас в пути.

Князь Хашир, словно тень, отделился от княгини и направился к собравшимся воинам, оставив Гуашнох у порога дома, погруженной в свои мысли, полные тревоги и надежды. Закат догорал, бросая последние золотые лучи на землю Черкесии, и над ней сгущались сумерки, наполненные тайнами и предчувствиями, шепотом древних легенд и ожиданием грядущих событий. Ветер доносил с гор ароматы трав и предчувствие перемен, и в этом предвечернем сумраке ощущалась близость чего-то важного, судьбоносного, что должно было произойти совсем скоро.

Письмо 8.

В просторном зале, принадлежавшем князю, собралось немало народу. Темрюк озирался, пытаясь отыскать знакомые лица из родного аула, но тщетно. Среди прибывших пробежал едва слышный шепот. Все ожидали привычных состязаний в силе и ловкости, однако князь Хашир славился своей непредсказуемостью, держа всех в напряжённом неведении.

Внезапно тишину разорвал скрип отворяющихся дверей. Все взгляды устремились к проёму, где возникла величественная фигура князя Хашира. Тяжёлые дубовые створки распахнулись с глухим стоном, впуская в зал сперва лишь узкую полоску света, а затем и самого князя, словно глоток свежего воздуха в затхлую атмосферу. Его огромная тень стремительно скользнула по стенам, заставляя трепетать огни факелов, вмурованных в камень. Запахнувшая свежестью долина коснулась собравшихся, словно приход самого Князя ознаменовал собой начало чего-то нового.

Князь Хашир, облачённый в простую, но безупречную кольчугу, казался выкованным из самой вороненой стали. Каждый его шаг отдавался гулким эхом, словно поступь каменного великана, пробуждающего древние страхи. Глаза его, два осколка ночного неба, сверлили пространство, обводя взглядом каждого воина, словно выискивая слабое место. Взгляд князя обжигал, но в то же время вселял уверенность.

В зале повисла тишина, столь плотная, что казалось, её можно потрогать. Воины стояли, устремив взгляд на своего предводителя, словно ища в нём ответ на мучающий их вопрос. Они чувствовали, что сейчас решится их судьба, и появление Князя в зале означало не просто вход человека, но и вступление самой Судьбы, готовой вершить свои непредсказуемые деяния. Напряжение с каждой секундой нарастало, словно туча перед грозой.

– Приветствую вас, друзья, – произнёс Хашир, опускаясь в своё кресло, стоявшее посреди зала. – Каждый из вас изъявил желание стать доверенным лицом. Уверен, после моего обращения с новостями о походе, вам донесли ваши друзья и знакомые, а у многих и родители, что ищу таковых. Вы ищете ответы на два вопроса: какое испытание вам предстоит и почему я беру с собой в поход только доверенных людей? Ответ вы получите только на первый вопрос. Второй останется при мне.

Все пристально смотрели на князя, вслушиваясь в каждое его слово, боясь упустить хоть малейшую деталь.

– Пачи, заходи, брат мой! – вдруг громко произнёс Хашир.

Темрюк обернулся и увидел своего нового друга, уверенно шагающего через дверной проём. С гордо поднятой головой, он прошёл мимо воинов и встал рядом с князем.

– Перед вами мой младший брат, – проговорил князь, с гордостью глядя на Пачи. – Он единственный человек, кто без испытания встанет со мной плечом к плечу и двинется в поход. Ему не нужно доказывать свою верность. Он уже доказал её мне не раз, как и я ему! Наша связь нерушима, словно Черкесский хребет.

Взгляд Пачи мимолётно коснулся Темрюка, который с удивлением наблюдал за происходящим.

– Не нужно сражаться передо мной и проливать кровь братьев. Вы все братья по духу, хоть и не по крови. Я верю в вашу силу, раз вы пришли сюда, готовые ко всему, но мне нужна уверенность в вашей верности. Сила без верности – ничто.

– Заносите! – властно скомандовал Пачи.

Все обернулись и увидели, как слуги вносят старый, окованный железом, огромный сундук.

– В этом сундуке хранятся вещи, которые могут заинтересовать каждого из вас. Разберите их и покажите, что вы можете с ними сделать. Докажите делом, а не словом, на что годитесь.

– Не подобает нам, перед нашим уважаемым князем, бросаться на сундук и, передавливая друг друга, сражаться за предметы, – выкрикнул один из толпы. – Пусть один достаёт предметы, а кто увидит то, что ему по душе, тот и выскажет своё право на эту вещь. Так будет честнее и справедливее.

Князь Хашир, соглашаясь с разумным предложением, кивнул.

Пачи открыл крышку сундука и начал доставать предметы по одному. Одним из первых появился кинжал. Темрюк не проявил к нему интереса, но многие начали громко заявлять о своих правах на это оружие.

– Любой, кто посягнёт на верность нашему князю и братьям, будет сражён мной в бою и пронзён этим кинжалом! – твёрдо и решительно заявил молодой воин. Его пронзительный взгляд и мускулистое тело говорили о его воинственности и бесстрашии.

Князь, не раздумывая, отдал ему кинжал.

Далее Пачи извлёк из сундука лук и стрелы.

– Каждая из этих стрел полетит в сторону врагов и никогда не обратит своё острие против Черкесии! – громогласно выкрикнул другой мужчина.

Князь передал ему лук и стрелы.

Кама, затем ещё один кинжал, снова стрелы, копьё и многие другие предметы были разобраны собравшимися. Темрюк терпеливо ждал своего момента.

Пачи потянул руку за очередным предметом, но сундук оказался пуст. Оставшиеся, разочарованно вздохнув, покинули зал. Темрюк остался один и смотрел на князя.

– Не повезло, юноша, всё разобрали, – произнёс Хашир.

– Я не ждал предмета из сундука, уважаемый Хашир. Каждый предмет, вытащенный оттуда – это то, с чем я имел дело хотя бы раз в жизни. Я ждал, пока другие разберут всё до единого, чтобы забрать сам сундук. Вероятно, все предметы, которые там лежали, испытали на себе много войн и сражений. До наших дней их бережно хранил старый сундук, в котором я собираюсь сложить свои инструменты, свою историю, всё то, что намерен использовать каждый раз, когда буду отстаивать свою верность перед вами и своей родиной.

Князь удивлённо посмотрел на Темрюка и сказал:

– Жду тебя завтра утром на рассвете. Перед лесом.

– Не забудьте взять с собой седло от того чёрного жеребца, что стоит в конюшне, – добавил Темрюк. – Я намерен оседлать именно его.

Темрюк покинул княжеский дом, волоча за собой тяжёлый сундук.

Хашир был поражён настойчивостью и находчивостью юноши.

Пачи, пожелав князю доброй ночи, ушёл вслед за Темрюком, размышляя о том, что ждёт их впереди.

***

– Чай из горных трав довольно хорош, друг мой, – добавил старик. – Однако желаю теперь насладиться твоей бузой.

Увлеченный рассказом я, не сразу расслышал его, но через мгновенье выразил ему свою благодарность, за столь интересный рассказ. Я вскочил и принес бузу.

– Продолжайте, пожалуйста, Нажмудин. Мое любопытство терзает меня.

Письмо 9.

Алая заря, словно кистью художника, тронула зубчатые вершины гор, озаряя их нежным коралловым румянцем. Черкесская долина, ещё окутанная дрёмой и зыбкой дымкой, медленно пробуждалась. Роса, подобно рассыпанным по бархату лепестков роз бриллиантам, мерцала и искрилась, обвивая колонны деревьев своим сиянием. Лёгкий, едва уловимый ветерок доносил пьянящий аромат цветущих садов и свежесть предрассветной земли, словно шепча о начале нового дня.

Темрюк, стараясь не нарушить хрупкую, умиротворяющую тишину утра, направился к Князю. В этот час, когда мир выныривал из глубин ночного покоя, он застал князя Хашира, облачённого лишь в простую льняную рубаху. Его взгляд, обычно пронзительный и властный, сегодня был полон задумчивости и мягкой грусти. Он ждал.

Юноша, прищурившись от утреннего солнца, заметил вороного жеребца, привязанного к дереву на опушке леса, и прибавил шаг.

– Да будет утро ваше добрым, Князь! – произнёс Темрюк. – Всю ночь я думал о предстоящей встрече и ждал рассвета с нетерпением.

– Благодарю, юноша. И тебе того же, – ответил Хашир. – Слыхал я, что зовут тебя Темрюк и родом ты из северных поселений Черкесского хребта?

– Именно так, Князь. Друг моего рода – Ахмед – поведал мне о том, что вы собираете людей в поход. И не просто людей, а достойных доверия.

– И ты так быстро решился? Не терзали ли тебя сомнения, вдруг не примут, и путь твой окажется напрасным?