Охота на ведьму

Кира перебирала вещи на столе, быстрыми уверенными движениями, как бариста, готовящая эспрессо на подачу. Пара крышек от контейнеров, носки, чехол на телефон с дополнительным аккумулятором. Её челка колебалась, когда она наклонялась, и в её движениях было то, что Марена уже знала: умение укладывать мир на места, пока он ещё дрожал.

– Снимай, – сказала Кира, пододвигая к Марене кружку с горячим чаем. Пар резал ноздри, оставляя след на коже, и Марена вдохнула, будто брала в себя кусок этой новой реальности. – Тёплое. Не глотай – сначала дыши.

Марена взяла чашку обеими руками. Тёплый край обжигал ладони. Было в этом действии что‑то дитящее: держать тепло, пока не станет ясно, как им распоряжаться.

– Спасибо, – сказала она, и голос её звучал тихо, неустойчиво. Это было больше чем вежливость – признание того, что кто‑то сделал для неё место в мире.

Егор сидел на полу у стола, камера на штативе, телефон в режиме прямой трансляции. Чат горел; картинка была расфокусирована – лица внизу, уведомления, список новых подписчиков, которые появлялись почти невидимым семенем. Он махнул рукой в кадр и улыбнулся всем этим людям, которые не понимали, куда заходят, но уже включились.

– Народ, – сказал он, – тут тихо, но важно: не сливайте адрес. Мы работаем по прикрытию. Кто рядом – держитесь на своих местах, не лезьте в подъезды. И да, не делайте мемов про волосы – это её стиль. Поняли?

Кира усмехнулась и кивнула. У неё был голос человека, который может обращаться одновременно к толпе и к уязвимому – и не смущается этого.

– Хорошо, – сказала она. – Я покажу, как работает телефон и блог. Сначала аккаунт, потом фото, потом – немного текста. Мы делаем безопасное пространство: без геолокации, без истории мест. Мы дадим ей голос, но не адрес. Поняли?

Алексей стоял у окна, плечи сжаты, куртка застёгнута до подбородка. Он держал в руке папку с распечатками: снимки с моста, крупные кадры асфальта с тончайшими узорами, которые почти невозможно было увидеть невооружённым глазом. Метаданные на карточке лежали аккуратно, как шифр: время, координаты, модель камеры, экспозиция. Он передал одну распечатку Кире, другую – Марене.

– Это с моста, – сказал он. – Я снимал дроном с соседней крыши и взял макро с подъезда. Смотри: время – минуту после того, как ты уходила. Метаданные совпадают с той камерой на набережной. Это не совпадение.

Марена провела пальцем по бумаге. Черный узор на фото выглядел как трещина, но в ней было что‑то выверенное, как письмена. Её палец дрогнул.

– Ты уверен? – спросила Кира.

– Уверен, – ответил Алексей. – И образцы тоже сняты. Микрочастицы серы на асфальте. На улицах они не берут такое просто так. Это след.

Он не сказал «угроза», но смысл висел в воздухе.

Кира поставила телефон на стол и, сев рядом, начала объяснять простое: как включить аккаунт, как отключить геолокацию, как сделать фото и не залить метаданные. Она говорила коротко, ясно, каждый жест сопровождала показом на экране. Марена смотрела и повторяла, пробуя сама. Были в этом движении ритуальные нотки: новые инструменты вместо трав и свечей.

– Имя? – спросила Кира.

Марена задумалась. Имя – это обещание остаться в мире. В старом мире она могла назвать себя иначе. Здесь требовалось выбрать слово, что не будет привлекать лишнего внимания, но передаст правду.

Она написала коротко: Marena. Candle (она посмотрела на смайлик свечи, который предложил телефон, и улыбнулась, нежно и почти виновато). Кира отключила опцию «поделиться местоположением» и включила двухфакторную аутентификацию через временный ящик, который был настраиваем у кафе. Егор сидел рядом и комментировал, читая вслух чаты, как будто это был хор, который нужно держать в тонусе.

– Лайв, – сказал он, – не сейчас. Сначала пост, потом лайв. Пусть пост переварит первичное. Контроль – это наше всё.

Марена набрала текст. Руки дрожали по‑другому – не от холода, а от того, что слово делалось мостом. Она писала не как раньше – без помпезности, с короткой ироничной нотой, которую подсказала Кира. Текст получился простым, личным и немного странным в своей честности:

Я не умею по‑вашему быстро набирать слова, но попробую. Меня зовут Марена. Я из другого времени – не для драм, а для правды. Я путаюсь с телефонами и кофе, но готова делиться тем, что вижу. Спасибо тем, кто не кричит и не делает селфи. Пока мне нужен угол, хлеб и немного терпения. P.S. кофе здесь горячий как в старой печи.

– Публикация, – сказала Кира и нажала кнопку.

Первые секунды прошли, как тот тонкий взрыв, когда бросаешь камень в воду: подписчики прибавлялись по пальцам, потом по десяткам, комменты залетали короткими сообщениями – «подписался», «рад, что жива», «авторитетно», «осторожно». Часть чата – та трекерская и хитрая – немедленно стала отслеживать рефы: кто репостнул, какие аккаунты активировались. Читатели отзывались разными голосами: добрыми, скептическими, практичными.

Егор держал эфир в фоновом режиме: камера ловила кухню, Марену в свитере, кружку с чаем и распечатки Алексeя на столе. Он читал комментарии вслух, иногда переводя их на человеческий язык: – «Это интересно», «Кто‑то предлагает собрать помощь», «Осторожнее с адресом». Его лицо отражало радость и страх одновременно: он был счастлив, что у людей появился объект заботы, и напуган, что этот объект – человек.

Алексей смотрел не на экран, а на распечатки. Он положил одну фотографию рядом с телефоном и сравнил её с тем, что прислали в чат. На мониторе появилась карта тепловых следов: камера, время, направление. Он перевёл взгляд на Марену.

– Люди начнут помогать, – сказал он, ровно. – Но люди же и выдадут. Это парадокс сети. Наше преимущество сейчас – контроль и скорость. Мы делаем так, чтобы помощь шла по каналам, которые мы проверяем.

Марена почувствовала в ответ на эти слова старую привычку – необходимость платить за каждый шаг. Внутри всё ныла: каждый раз, когда она вмешивалась в мир машин и камер, оставались следы. Но вместе с тем она чувствовала тёплое, почти неудержимое облегчение: слово произнесено, и мир ответил.

В комментариях появился аккаунт, который сначала выглядел как любой другой – серый аватар, аккуратный ник. Строчка была короткой: «Мы поможем». Сообщение было холодное по тону, но без прямой угрозы. Как и многие другие, оно могло означать искреннюю помощь. Но среди прочих строк оно выделялось тем, что не требовало эмодзи, не шутило и не пыталось завлечь. Было ощущение официальности.

Егор сбил темп эфира и показал экран ближним: «Посмотрите, кто пишет – глазеть на это». Чат тут же развернулся: одни просили уточнить аккаунт, другие пересылали скрины.

Алексей взял телефон Марены, провёл пальцем по профилю, и лицо его на минуту похолодело. Он узнал структуру – ту же, что видел в своих записях: аккуратная подпись, псевдоцентральная почта, классическая сетка аватаров. Но главное – атрибуты аккаунта совпадали с закрытыми списками, которые он видел на работе: метки, через которые подписаны люди из проектов по аномалиям. Не все могли получить такие метки.

– Кто это? – спросила Кира, и в её голосе был вопрос, который был и просьбой, и страхом.

– Похоже на профиль организованного «клиент‑сервиса», – ответил Алексей. – Не публичный фонд, а то, что иногда называют «службами поддержки» в нашей области. Холодно и аккуратно. Они не спрашивают – они предлагают. Это либо высокая прослойка активистов, которые умеют брать, либо те, кто работает изнутри

Егор напрягся. Он быстро пролистал комментарии и увидел ещё одну строчку под тем сообщением: короткая адресная фраза и набор цифр, который был не координатой, а отметкой времени и ссылки на внутренний инструмент. Комментарий выглядел как ответ не пользователю, а системе.

– Кто‑то отвечает, – сказал он. – Это не бот. Это – сеть людей.

Алексей не стал ждать дальнейших реакций. Он вынул телефон, набрал короткий номер и отправил тихую фразу в закрытую линию, которую использовал для опасных случаев:

– У нас контакт. Аккаунт написал «Мы поможем». Прошу проверку.

Через минуту телефон отдал тихое уведомление: входящее сообщение с пометкой высокого приоритета. Алексей не открыл его публично; он прочитал и умолк. Его лицо затвердело, в нём было нечто, похожее на лед и цепь.

– Что там? – спросил Егор.

Алексей положил телефон на стол и сказал коротко:

– Они предлагают помощь. Но этот язык – для тех, кто знает, как переводить предложения в условия. Я узнаю подпись.

Марена почувствовала, как что‑то внутри неё напряглось – то ощущение, когда ветер приносит запах дождя, и ты понимаешь, что не всякая туча удержит дождь. Ей хотелось верить в помощь; она также знала, что в этом мире помощь приходит с контрактом.