Прогулки с Пушкиным

Заглянув однажды в учебник литературы для средней школы, я был поражен обилию штампов, перекочевавших туда из советских времен. Бедный Пушкин, оказывается, был ярым противником крепостничества, и заодно самодержавия, непонятым обществом поэтом (которое почему-то, при этом, раскупало по сумасшедшим ценам его «Евгения Онегина») и прочим борцом. Ужаснувшись, я срочно выписал своей дочери в качестве противоядия «Прогулки с Пушкиным». Андрей Синявский (он же Абрам Терц) сочинял их сидя в «Дубровлаге», заучивая наизусть, а затем пересылая частями в письмах жене. В чем же «секреты» творчества Пушкина по Синявскому.«Легкость – вот первое, что мы выносим из его произведений в виде самого общего и мгновенного чувства. Легкость в отношении к жизни была основой миросозерцания Пушкина, чертой характера и биографии. Легкость в стихе стала условием творчества с первых его шагов.До Пушкина почти не было легких стихов. Ну – Батюшков. Ну – Жуковский. И то спотыкаемся. И вдруг, откуда ни возьмись, ни с чем, ни с кем не сравнимые реверансы и повороты, быстрота, натиск, прыгучесть, умение гарцевать, галопировать, брать препятствия, делать шпагат и то стягивать, то растягивать стих по требованию, по примеру курбетов, о которых он рассказывает с таким вхождением в роль, что строфа-балерина становится рекомендацией автора заодно с танцевальным искусством Истоминой: …Она,Одной ногой касаясь пола,Другою медленно кружит,И вдруг прыжок, и вдруг летит,Летит, как пух от уст Эола;То стан совьет, то разовьетИ быстрой ножкой ножку бьет.***Излюбленным местом сочинительства сделалась постель, располагавшая не к работе, а к отдыху, к ленивой праздности и дремоте, в процессе которой поэт между прочим, шаляй-валяй, что-то там такое пописывал, не утомляя себя излишним умственным напряжением.Постель для Пушкина не просто милая привычка, но наиболее отвечающая его духу творческая среда, мастерская его стиля и метода. В то время как другие по ступенькам высокой традиции влезали на пьедестал и, прицеливаясь к перу, мысленно облачались в мундир или тогу, Пушкин, недолго думая, заваливался на кровать и там – «среди приятного забвенья, склонясь в подушку головой», «немного сонною рукой» – набрасывал кое-что, не стоящее внимания и не требующее труда. Так вырабатывалась манера, поражающая раскованностью мысли и языка, и наступила свобода слова, неслыханная еще в нашей словесности. Лежа на боку, оказалось, ему было сподручнее становиться Пушкиным, и он радовался находке:В таком ленивом положеньеСтихи текут и так и сяк.***Современники удостоверяют чуть ли не хором: «Молодость Пушкина продолжалась во всю его жизнь, и в тридцать лет он казался хоть менее мальчиком, чем был прежде, но все-таки мальчиком, лицейским воспитанником… Ветреность была главным, основным свойством характера Пушкина» («Русская Старина», 1874, № 8).Естественно, эта ветреность не могла обойтись без женщин. Ни у кого, вероятно, в формировании стиля, в закручивании стиха не выполнял такой работы, как у Пушкина, слабый пол. Посвящённые прелестницам безделки находили в их слабости оправдание и поднимались в цене, наполнялись воздухом приятного и прибыльного циркулирования. Молодой поэт в амплуа ловеласа становился профессионалом. При даме он вроде как был при деле.»И еще сто страниц увлекательного текста. :)

Если советский диссидент Абрам Терц берёт литературный псевдоним Андрей Синявский – это понятно и объяснимо, а вот если наоборот… Андрей Синявский писал «Прогулки с Пушкиным» в тюрьме тайно, заныканным карандашиком на листочках в клеточку и тайно же передавал эти листочки жене… Абрам Терц пишет: « на тонких эротических ножках вбежал Пушкин в большую поэзию и произвел переполох». Эту книгу единодушно не приняли союз писателей, диссиденты и эмиграция. Единодушно. Второго такого случая я не знаю. Автор воспринимает Пушкина просто, как любого другого русского поэта, оказывается можно Пушкину сказать: «Эй, мужик, а вот тут ты напортачил», а не только восторгаться и пресмыкаться перед ним. Знаменитый литературовед Анненков как-то сказал: «как человеку я бы швырнул ему в лицо перчатку, а как поэту целовал бы ему ботинки» и всё русское академическое литературоведение с этим мнением согласилось. А вот этот неудобный Синявский, он по простецки болтает с самим Пушкиным, советует ему, как лучше написать, да как он смеет!!! Ироничнейшая, смелая книга. Сейчас как и сто лет назад модно низвергать кумиров, но к таким мнениям нельзя относиться серьёзно. К Пушкину Синявский просто критичен. Эта книга достойна своего читателя.

Прогулки с ПушкинымАбрам ТерцМерзкий пасквиль.А.И.Солженицын ответил удаку статьей «…КОЛЕБЛЕТ ТВОЙ ТРЕНОЖНИК ». Но был, мне кажется, слишком деликатен: «Бессчастный наш Пушкин! Сколько ему доставалось при жизни, но сколько и после жизни. За пятнадцать десятилетий сколько поименованных и безымянных пошляков упражнялись на нём, как на самой заметной мишени».Меж тем, урод С. не придумал ничего нового, а лишь продолжил уже известную, к сожалению, слишком хорошо известную, линию, о которой писал В.В.Розанов:Чтобы «опровергнуть» Пушкина – нужно ума много. Может быть, и никакого не хватит. Как же бы изловчиться, – какой прием, чтобы опрокинуть это благородство?А оно естественно мешает прежде всего всякому неблагородству.Как же сделать?Встретить его тупым рылом. Захрюкать. Царя слова нельзя победить словом, но хрюканьем можно. Очень просто.Так «судьба» и вывела против него Писарева. Писарева, Добролюбова и Чернышевского. Три рыла поднялись к нему и захрюкали.Не для житейского волненья,Ни для того, ни для сего.– Хрю! хрю!– Хрю.– Еще хрю.И пусть у гробового входа.– Хрю!– Хрю! хрю!Вот появились очередные хрюкающие существа. Глупая советская «правоохранительная система» (право в СССР, то есть в стране победивших бандитов – это страшный оксюморон), именно в силу своей абсурдности, засудив пачкунов, создала синявским-даниэлям «паблисити»: обещание хлебного места на Западе и имидж хероев в глазах дурковатой совковой образованщины. А надо было просто отправить их в хлев (презрения и забвения)*Наткнулся тут недавно на размышлизмы о «литературе» в СССР «Д.Быкова». Еще один хрюкалон.