Отделение патологии

Глава 4. Марина

За десять минут до конца пары Марина выскочила из аудитории и быстрым шагом направилась к женскому туалету.

– Нужно всё сделать быстро, пока толпа не набежала, – она толкнула плечом дверь, в два шага пересекла помещение и бросила рюкзак на подоконник. – Так, до автобуса минут двадцать, значит…

В одной из кабинок спустили воду. Марина обернулась. Вышли две девчонки, на вид пятикурсницы. А следом за ними – шлейф сигаретного дыма.

– А ты что тут делаешь? – бросила одна в сторону Марины.

– Писать пришла. Нельзя?

– Отстань от неё, – одёрнула вторая и повернулась к Марине: – Классная блузка. И джинсы. У меня почти такие же, – она внимательно оглядела Марину. – Смотри, чтоб ни слова, – добавила тихо и подмигнула.

Марина кивнула. Девчонки ушли, а она взглянула на часы и стала рыться в рюкзаке. Вытащила скомканный свитер, штаны, несколько тетрадей и на дне рюкзака нащупала тюбик с пенкой для умывания. Сняла с тюбика резинку для волос и сделала на затылке хвост.

– Ну что ж, приступим, – она открыла воду, взглянула на своё накрашенное отражение и, растерев между ладоней пенку, стала усердно тереть лицо, перемешивая чёрное с красным.

Когда прозвенел звонок, из туалета выскользнула серая мышка в бесформенном бабушкином свитере и шароварах и смешалась с толпой студентов.

Марина забрала из гардероба вещи и уже торопилась к выходу из универа, когда Ленка бросилась ей наперерез и повисла на шее, будто караулила.

– Подру-у-уга, – закричала она.

– Лен, мне домой надо, давай потом.

– Хоть послушай, что скажу.

– Только быстро.

Ленка за рукав потащила Марину в сторонку.

– Родители на все выходные уехали, горнолыжный сезон открывать. Сегодня собираемся у меня.

– Ну почему сегодня? – Марина прикусила губу и состроила недовольную мину.

– У тебя планы?

– Если бы. У папы юбилей. Гости придут. Им надо улыбаться и показывать, каким я ангелочком выросла.

– Ой, подумаешь, юбилей, – усмехнулась Ленка. – Знаю, проходила. Посидишь часик в уголке, а потом маме маякнёшь и улизнёшь тихонечко.

– От них не улизнёшь. Потом же нужно со стола убирать, посуду мыть, матери помогать. Рабский детский труд, – Марина натянула шапку, как бы намекая, что разговор окончен.

– Так он что, дома отмечать собирается? – не замечая намёков подруги, Ленка закатила глаза и звонко хихикнула.

– Угу.

– Марин, твой отец динозавр, все давно уже юбилеи в ресторанах отмечают.

– Да не динозавр он, просто жадный. – Марина посмотрела в окно на заполненную людьми остановку.

– Ну ты всё равно приходи, когда сможешь. Там ещё Пашка собирался заглянуть, спрашивал о тебе. – Ленка игриво подмигнула подруге. – Я сказала, что ты будешь.

– Я бы хотела, но не обещаю. Мне, правда, пора. Пока, Лен. – Маринка, увидав, как из-за угла выворачивает нужный ей автобус, протиснулась сквозь толпу студентов возле входа и побежала в сторону остановки.

У Ленки всегда так. Взбредёт какая-нибудь идея в голову, она Маринку за собой тащит. Ленке хоть бы что, а Маринка думай потом, как перед родителями отмазаться. И так со школы. Они с первого класса вместе. Лучшие подруги. Ленка даже в институт поступила в тот же, что и Марина, чтобы не расставаться.

Ленке повезло с родителями. Они лёгкие, нетребовательные, понимающие. Они Ленке многое разрешают. Она и на дискотеки ходит, и с мальчиками гуляет, и волосы красит яркими прядями, и одевается стильно, не то что Марина – серость и уныние. Краситься ей нельзя – ещё маленькая, яркий свитер нельзя – как клоун выглядеть будешь, рваные джинсы нельзя – потому что на бомжа с вокзала будешь похожа, короткое платье тоже нельзя – чтоб не думали, что проститутка. Иногда мама всё-таки сдаётся и покупает Марине что-то нарядное – на выход, но выход у Марины только с родителями, в институт всё равно так ходить нельзя.

Вот Марина и придумала игру с переодеваниями в туалете. Ну а что? Не страдать же теперь из-за родительского мещанства, а так и они довольны, и у Марины есть место и способ самовыразиться. А вещи всегда у Ленки можно одолжить. На то они и подруги.

***

Наташа взглянула на часы и вздохнула:

– Рабочая смена вот-вот начнётся, а я до сих пор не в отделении. Корейка точно будет ругать. – Она расковыряла пальцем иней на стекле и выглянула наружу.

Утренняя пробка тянулась вдоль знакомой стены больничного городка, заворачивала за угол и уходила в бесконечность.

– Можно перед светофором выйти?

Водитель устало кивнул и открыл автоматическую дверь.

Наташа вылезла из маршрутки. Скорее даже выпала. Людская масса выдавила её, как выдавливают прыщ со лба городских улиц перед приездом чиновников из столицы. Следом за ней из маршрутки выпала женщина. Наташа подхватила её налету. Жалко, если такая фифа испачкает элегантное пальто, щедро посыпанной реагентами дорожной грязью. Кто вообще в таком пальто лезет в маршрутку.

– Спасибо – спасибо, – чуть слышно повторила женщина, испуганно прижав к груди сумочку.

Наташа молча окинула её взглядом, развернулась и пошла по тускло освещённой улочке вдоль больничного забора к проходной.

С одной стороны высоченная стена, местами заросшая кустарниками и невысокими деревьями, с другой – редкий лесочек, гаражи и пару двухэтажных заброшенных зданий – пристанище бомжей и наркоманов. Дорога не из приятных. Ходят здесь редко. В основном собственники гаражей, местные, выгуливающие больших собак, и Наташа.

До проходной больницы можно дойти в обход по широкому освещённому тротуару, вдоль проезжей части и сети небольших магазинчиков, более приятным и безопасным маршрутом. Но Наташа привыкла по тропинке, так в два раза короче, да и бояться ей нечего. Она с детства умеет укладывать на лопатки профессиональных спортсменов. Местная шпана ей не угроза.

Несколько месяцев назад Наташа выиграла серебро на чемпионате по боксу. Могла бы и золото взять, если бы тренировалась лучше. Но сейчас работа, институт – не до тренировок. Да и профессиональной спортивной карьеры Наташа не хочет. Она и в бокс-то пошла за компанию с братом и потому что отец настоял.

– Ты, девочка, должна уметь себя защитить, – любил повторять он.

Теперь Наташа умеет. Как ей это пригодилось в жизни? Да никак. Разве что теперь по пустырям ходить не страшно.

Наташа шла по узкой тропинке и прислушивалась, как под ногами хрустит снег. Вдруг сзади послышались ещё шаги. Лёгкие, как бы семенящие. Так ходят женщины и дети. Шаги приближались. Наташа обернулась и мельком глянула на человека, шедшего следом. И точно, женщина из маршрутки. Пальто, сапожки, сумочка в руке.

– Вот дура, на кой чёрт сюда попёрлась?

Она больше не оборачивалась, но прислушивалась. Когда шаги отставали, она притормаживала и ждала, чтобы женщина догнала. Наверняка та не местная, первый раз в больницу приехала, дороги не знает. Увидела, что Наташа вдоль забора пошла и решила, что так и надо. А если местная, то явно не в своём уме.

Они поравнялись с заброшками, когда что что-то тяжёлое упало в сугроб. Или человек спрыгнул с возвышенности.

– Сейчас начнётся, – подумала она.

Наташа не меняла темпа, но стала сильнее вслушиваться в тишину. Быстрые шаги приближались откуда-то сбоку. Кто-то бежал. Лёгкий, возможно, подросток.

Женщина закричала. Наташа резко обернулась. В её сторону мчался чёрный силуэт. Мужчина. Выше примерно на голову, но очень худой. Одежда на нём висела мешком, будто на несколько размеров больше, а ноги не так глубоко погружались в сугроб. Наверняка нарик. Наташа приготовилась.

Мужчина вытянул вперёд руку, чтобы оттолкнуть её, но та инстинктивно увернулась. Схватила его за запястье и резко дёрнула вперёд. Он оказался ещё легче, чем она предполагала. Ну точно, нарик. Мужчина кубарем полетел в сугроб. Забарахтался. Встать не получилось – тяжёлое Наташино колено впечатало его в снег, а уверенный захват полностью обездвижил.

– Сейчас ты отдашь сумку, я её заберу и отпущу тебя, – тихо проговорила Наташа, склонившись над тёмной фигурой. – А потом ты встанешь и исчезнешь. Нам же не нужен конфликт?

– Угу, – прошипела фигура в снег.

Наташа ослабила хватку. Мужчина развернулся и вместо того, чтобы броситься прочь, бросился на неё. Вот идиот.

Точный короткий удар – и в сугроб брызнули красные капли.

– Сука, – прорычал он, сплюнул кровь и на четвереньках побежал прочь, испуганно оглядываясь.

Наташа посмотрела на оцарапанную зубами руку. Капельки крови выступили на костяшках.

– Чёрт, – выругалась шёпотом и спрятала руку в карман, другой подняла сумку и подошла к женщине.

Та испуганно сидела в сугробе и рыдала. Наташа протянула ей руку. Женщина оперлась и встала.

– Не следовало вам за мной идти.

– Спасибо-спасибо, – щебетала она, отряхивая пальто.

– Не за что. – Наташа протянула ей сумку, надела на голову капюшон и пошла в сторону больницы.

– Подождите, – окликнула женщина и побежала следом.

Наташа и не думала убегать, но разговаривать посреди кустов не очень хорошая идея. К тому же её смена в больнице вот-вот начнётся.

– Вы когда-нибудь думали о том, чтобы помогать людям? Точнее, женщинам, оказавшимся в тяжёлой жизненной ситуации… – спросила дама в пальто Наташину спину.

– Я уже помогаю, – не оборачиваясь усмехнулась она.

– Нет-нет, я не о себе.

– Так и я не о вас. Я медсестра.

– Ааа, понятно-понятно.

Впереди показались ворота больницы, закрытый шлагбаум и сторожка охранника.

– Я работаю в фонде… – начала говорить женщина и сунула в Наташину руки листовку с прикреплённой к ней визиткой.

– Я спешу, – перебила её Наташа, спрятала бумажку в карман и ускорила шаг.

Она поднырнула под шлагбаум, достала пропуск, помахала им перед окном охранника и пробежала на территорию. Что дальше будет делать женщина, Наташу не волновало. Теперь этой странной даме ничего не угрожает. Она отряхнула ноги от снега, взбежала по лестнице в отделение и скрылась за дверью сестринской.

***

Аня проспала всю ночь. Кровотечение остановилось, но шевелиться всё равно было страшно. Она лежала с закрытыми глазами и прислушивалась к ощущениям в теле. Кажется, всё в порядке.

В палату, как ураган, ворвалась Светка, сбрасывая на ходу куртку и ботинки. Вместе со Светкой пришёл запах табачного дыма. Аню замутило, и она закрыла нос уголком одеяла.

Светка из тех женщин, на которых оборачиваются не только мужчины. Когда она заходит в помещение, с ней заходит красота. Не вот эта привычная женская с ресничками, ноготочками и сложным окрашиванием. Светка берёт другим. Тонкой талией, перетекающей в бесконечные ноги, высоким ростом, природной грацией, идеальной кожей и натуральными густыми локонами. Её красота настолько естественна, что завораживает.

Светка вбежала в палату, как со сцены конкурса красоты, только вместо блестящего купальника на ней почему-то застиранная футболка и растянутые треники. Она быстро свернула куртку и убрала за штору, ботинки как есть запихнула под кровать и заскочила под одеяло.

– И как ей не стрёмно такую обёртку травить сигаретами, – подумала Аня.

Не то чтобы сама Аня считала себя некрасивой, она любит своё тело и внешность, но в ней нет замашки на эталонную красоту, а у Светки есть.

– О, проснулась звезда прошлой ночи, – радостно воскликнула Светка. – Анют, ты как?

– Уже лучше, кровь не идёт.

– Транексам?

– Он. – Аня медленно, стараясь не напрягать мышцы живота, повернулась набок и села в кровати.

В палату зашла Юля с чаем и печеньем. Точнее сначала вошёл её выпирающий, словно нос корабля, живот, а следом Юля. Её тёмные, густые волосы были аккуратно зачёсаны и собраны в тугой пучок. Брови уложены, ресницы накрашены.

– Проснулась? Тебя долго не было вчера…

– Капельницу ставили. С транексамом.

– Неприятная штука, – поморщилась Юля, – тошнит после неё.

– Есть такое. – Аня кивнула.

Светка поставила подушку к стене, села, развернувшись к девочкам, и открыла книжку. Впрочем, читать она не собиралась. Она достала из тумбы пакет с мандаринами и принялась чистить.

– Вот я одного понять не могу, – начала Светка, жуя мандариновую дольку, – мы с Юлькой лежим здесь уже неделю. За это время один раз сдали кровь, один раз мочу, всё остальное время просто едим и спим.

– А транексам? – улыбнулась Юля.

– Да, пилюля от всех болезней! – посмеялась Светка, – Три раза в день таблетки пьём. Зачем нас здесь держат? – Она возмущённо замахала мандарином в воздухе. – Я бы с бо́льшим комфортом дома на диване лежала и таблетки пила, а сюда бы по понедельникам на УЗИ приезжала.

– Нет. Лучше не так, – возразила Юля, – в свою женскую консультацию на УЗИ пешком бы ходила.

– Вот, точно! – Светка усмехнулась и поперхнулась мандаринкой.

В палату заглянула Настя.

– Вы опять здесь мандарины едите?

Светка, как бы невзначай, прикрыла разложенную на одеяле кожуру книжкой. Настя медленно и грозно оглядела палату девочек.

– Насть, ну ты чего, Новый год же на носу, как без мандаринов? – как бы, оправдываясь за Светку, произнесла Юля.

– Девочки, ну я же просила, меня тошнит от этого запаха страшно, ешьте всю еду в столовой, а мандарины особенно, – она прикрыла нос рукавом халата, – у нас палаты смежные, все запахи к нам идут.

– У тебя токсикоз? – сочувствующе спросила Аня.

Настя кивнула.

– Страшный. Никому не пожелаю такого состояния. Три беременности выносила с лёгкостью, а четвёртую… – Она оперлась о дверной косяк и изобразила рвотные позывы. – Весь первый триместр на коленях перед унитазом.

– Мы не будем больше, Насть, – ответила Аня, – ты дверь закрой, чтобы запах в вашу палату не шёл, а мы окошко откроем, проветрим.

– Спасибо, девочки. Я в понедельник анализ на ацетон сдаю, если снизился, то домой к семье отпустят, не буду больше ворчать на вас, – она улыбнулась и закрыла дверь.

– Свет, – Аня грозно посмотрела на Светку.

– Ну что?

– Убирай.

Светка закатила глаза, но сгребла всю кожуру, положила в пакет с мандаринами и убрала в тумбу.

– Подумаешь, королева нашлась, – бубнила недовольная Светка себе под нос. – Новый год скоро, а тут мандарины есть нельзя.

– Свет!

– Молчу.

***

На автобус Марина не успела и тридцать минут прождала следующий, а после летела от остановки до дома, как одуревшая. Марина знала, мама ругать не станет. Посмотрит, глубоко вздохнёт и отвернётся, а потом несколько дней будет ходить и вздыхать, а Марина будет кусать губы, чувствуя себя виноватой во всём, даже в том, к чему она непричастна. И Папа ещё. Вот точно динозавр, мог же отметить юбилей в ресторане. Все его друзья так делают, но зачем переплачивать за ресторан, когда жена всё может сама организовать.

Марина вбежала в подъезд и чуть не налетела на соседку – бабу Зою. Та выходила с собакой и ведром мусора. Странная такая. Все уже давно мусор в специальные пакеты складывают, ну или не специальные, а просто пакеты из супермаркета и выкидывают потом вместе с пакетом. Так удобней. Одна она всё с ведром шастает – природу бережёт. А сама старая и выглядит как смерть. И собака у неё такая же.

– Беги, беги, мать-то уже заждалась, носится как белка в колесе, мне ж снизу-то всё слышно.

– Бегу, баб Зой, бегу. – Марина заскочила в закрывающий двери лифт и нажала на восьмой.

Мама говорит, что баба Зоя – дворовый разведчик. Она всегда в курсе всего, что твориться в доме. Когда у Марины брат родился, маме тяжело пришлось. Он капризным был, ночами не спал, всегда на руках, а тут ещё дочь постоянно внимание требует. Тогда мама просила бабу Зою Марину к себе забрать до вечера, пока отец домой не вернётся. Баб Зоя всегда соглашалась. Своих внуков у неё не было. А может, и были, Марина не знает, но к бабе Зое никто никогда не приезжал. А ещё она разрешала с собакой гулять и печеньем всегда угощала. Да и сейчас угощает, говорит: «Хорошего человека печеньем угостить всегда в радость». И печеньки у неё очень вкусные. Когда баба Зоя умрёт, Марина очень скучать будет. И по ней, и по печенью. Добрая она, только папа её недолюбливает.

Однажды ему на работу пораньше нужно было, и он мог Марину в институт подбросить. Они вместе из дома вышли, а им навстречу баба Зоя с собакой и пустым ведром. Папа тогда разозлился сильно и, залезая в машину, бубнил под нос:

– Давно уже помирать пора, а она всё с ведром по двору таскается.

У папы в тот день контракт важный сорвался, он баб Зою во всём винил, говорил, что она ведьма, а от ведра её одни несчастья.

Марина тогда подумала:

– Ну и что, что ведьма. Добрая же. Пусть живёт.

Мама открыла дверь в ту же секунду, как Маринина рука коснулась дверного звонка. Мама с порога сунула ей две хрустальные салатницы.

– Помой, салаты переложи и на стол поставь.

– Хорошо. – Марина запихнула куртку в шкаф и помчалась на кухню.

– Не там, в ванной мой, на кухне занято всё, – крикнула мать из гостиной.

– Ладно, мам. – Марина быстрым шагом пошла в ванную.

Поставив на стол салаты, Марина стала доставать из серванта тарелки и бокалы.

– Эй, не хочешь помочь, – сказала брату.

Он сидел на полу перед телевизором и рубился в плейстейшен.

– Мама меня с кухни выгнала, чтобы под ногами не мешался.