7 страшных историй на ночь

Городок был маленьким и неуютным. Он бесцельно бродил по улицам, чувствуя себя пойманной в ловушку крысой, пока не наткнулся на краеведческий музей. Чтобы убить время, избежать навязчивых мыслей, он решил зайти. Внутри, в одном из залов, он увидел стенд, посвященный истории их железной дороги. И стал с интересом его рассматривать.

На старой, пожелтевшей фотографии Тимофей увидел группу людей, стоящих у только что построенного железнодорожного моста. Дата на табличке гласила: «Торжественное открытие моста через реку Северная. 15 октября 1914 года».

В голове у Тимофея все смешалось. Образ моста из дневника Адриана, его собственные воспоминания о проехавшем мимо мосте в его родном городе. Он подошел к смотрительнице музея, пожилой женщине в очках.

– Простите, а что это за река? И где этот мост? – спросил он женщину.

– Так это наша река, Северная, – с готовностью ответила женщина, ничего не замечая. – А мост вон, прямо за городом. Его еще называют Чертовым мостом. Там в первую же ночь после открытия трагедия случилась. А инженера, который спроектировал мост звали Лисневский! Адриан Лисневский.

– Не может быть! Я изучал дневник Адриана. Но он был не инженером, а архивариусом. И он был одержим этим мостом, – с дрожью в голосе произнес Тимофей, ожидая увидеть в глазах смотрительницы понимание.

Женщина равнодушно поправила очки.

– Лисневский никогда не был архивариусом. Вы что-то путаете. Мост проектировал и строил инженер Адриан Лисневский. Талантливый был человек, говорят. Только закончилось все трагически. Говорят, нашел ошибку в расчетах, боялся, что мост рухнет. С него же и сбросился. А может и несчастный случай. Вон его портрет висит.

– Да нет, это вы явно путаете, – воскликнул Тимофей. – Сейчас я вам это докажу!

Тимофей снял рюкзак и начал в нем рыться. Через секунду он достал дневник Адриана и протянул его смотрительнице.

– Вот, смотрите. Здесь Адриан описывает события своей жизни.

Женщина с интересом взяла дневник. Покрутила его в руках, а затем открыла. Пролистала пару страниц и спросила:

– Молодой человек, вы этот дневник читали?

– Конечно этот. Вот именно этот и читал. От корки до корки.

– Видимо вы плохо читали, – сказала женщина и отдала дневник обратно Тимофею, – или решили подшутить надо мной?

Тимофей судорожно открыл дневник. Он посмотрел на страницу, затем быстро перелистнул на другую, и он увидел, что вместо красивых фраз про любимый архив, про Елену, про "живой мост" и "проклятие" он видит лишь сухие технические пометки: "Опора №3, усадка грунта. Проверить расчеты нагрузки…" Он тряхнул головой, но наваждение не исчезло.

Тимофей выбежал из музея. Он бежал по направлению к мосту, сам не зная зачем. Ноги несли его, словно это был последний, неизбежный пункт назначения. Он должен был это увидеть. Мост оказался величественным и мрачным сооружением из потемневшего металла. Под ним бурлила река, а небо, еще недавно чистое, снова начинало хмуриться. Начинался дождь.

Он стоял у моста. Не веря в происходящее. Музей. Инженер Лисневский. Дневник. Архивариус Адриан. Что из этого было правдой? Может все-таки смотрительница ошиблась? Или он сам все перепутал? Или у него в руках сейчас совершенно другой дневник? Почему в нем сейчас совсем не то написано? Голова гудела от неразрешимых вопросов.

Вдали послышался гудок поезда.

Тимофей не побежал. Куда бежать? Зачем? Если он сумасшедший, его поступок будет бессмысленным. Если дневник – правда, то судьбу не обманешь.

Он решил провести проверку. Последнюю.

Когда он почувствовал вибрацию рельсов, он не сошел с насыпи. Он остался стоять у края моста, где кончался щебень и начиналась мокрая земля. Он смотрел на приближающийся поезд и ждал.

– Давай, – сказал он. Голос был тихим. – Если ты здесь, Адриан. Сделай что-нибудь.

Машинист локомотива увидел человека на мосту и начал подавать сигналы. Длинные, повторяющиеся гудки. Тимофей на них не реагировал. Он не сдвинулся с места.

Поток воздуха от проходящего состава был настолько сильным, что его качнуло назад. Чтобы не упасть, он схватился за металлическую опору моста. Ноги поехали по мокрой глине. Но Тимофей удержался.

Поезд шел мимо. Вагон за вагоном. Грохот металла мешал думать. Он продолжал смотреть в пространство рядом с собой, ожидая увидеть Адриана. Ничего не происходило. Он просто держался за опору, пока состав не прошел полностью.

Когда последний вагон миновал мост, наступила тишина. Слышно было только, как идет дождь. Он отпустил опору. Руки и одежда были в грязи.

Тимофей не понимает, кто он – архивариус, который сошел с ума, или архитектор, который забыл себя?

Он достает из рюкзака ручку и свой собственный блокнот, который всегда вел для заметок. Его рука начинает писать сама, механически, без его воли. Тимофей смотрит на страницу и с ужасом видит строчки, которые выводит его собственная рука:

«Меня зовут Тимофей. Я архитектор. Моя жизнь – это череда серых, повторяющихся дней. Сегодня ко мне в руки попал странный дневник. Его автор, некий Адриан, был архивариусом, и его жизнь, как мне кажется, была точной копией моей…»

Тимофей не может остановиться. Он стоит на мосту и пишет новую версию дневника, который однажды найдет архитектор Тимофей. Он не смог изменить судьбу. Он просто занял свое место в бесконечном цикле, став автором проклятия для следующей жертвы.

Не топчи цветы ведьме

Старенький «Опель» Олега, кашляя, глотал пыль проселочной дороги. Асфальт кончился еще десять километров назад, и теперь цивилизация окончательно отступила, уступив место океану подсолнухов и полузаброшенным деревенькам.

– Ну и дыра, – протянула Полина, брезгливо глядя в окно. – Тут вообще люди живут?

– Зато никого нет, можно отрываться по полной! – пробасил с переднего сиденья Игорь, открывая очередную банку пива. – Последнее лето свободы!

– Почти приехали, держитесь, – бросил Олег, всматриваясь в вереницу одинаковых, потемневших от времени домов. Он свернул с основной колеи на едва заметную, заросшую травой дорожку, которая вела к самому краю деревни. Ветви старых яблонь царапнули по бокам машины, и наконец, впереди показался он – покосившийся забор и темная крыша дома его бабки.

Олег медленно подкатил к скрипучим воротам и заглушил мотор. Двигатель чихнул в последний раз и затих. На смену его тарахтению пришла приятная тишина, нарушаемая лишь стрекотом кузнечиков, пением птиц да лаем собак. «Приберись, посмотри за домом, не хулигань!» – наставления матери казались голосом из другого, совершенно скучного мира.

– Приехали, – объявил он, поворачиваясь к остальным. – Добро пожаловать в Зажопинск.

– М-да, веселуха, – протянула Поля, вылезая из машины и морща нос. – А вай-фай тут ловит вообще?

– Ловит, – хмыкнул Олег. – На самой высокой березе. Если на нее залезть.

Впереди, за покосившимся забором и зарослями одичавшей малины, стоял дом его бабки. Старый, но крепкий сруб потемнел от времени, но дом не выглядел заброшенным. Просто спящим. Дом стоял на самом краю Заречья, дальше – только луг, спускающийся к ленивой, поблескивающей на солнце речке, и темная стена леса на том берегу. Сама деревушка, состоявшая из пары длинных улицы, казалась вымершей. У большинства домов окна были заколочены. Тиме на мгновение показалось, что в темном окне одного из заколоченных домов напротив шевельнулась занавеска. Он моргнул – ничего. Наверное, просто игра света. Деревня потихоньку вымирала. Молодежь уехала в город, не видя в этой деревушке перспектив. Ребята заметили дымок над крышей одного из домиков.

– Гляньте кто-то топит летом, – удивилась Ира.

– Это самогон гонят, – заржал Игорь.

Они с шумом открыли багажник. Выгрузка напоминала подготовку к небольшому локальному апокалипсису. Кроме пары спортивных сумок и рюкзака Иры и Полины, почти все пространство занимали упаковки с чипсами, орешками и ящики с выпивкой. Игорь, кряхтя, вытащил целый блок пива.

– Так, стратегический запас первым делом – в холодильник! – скомандовал он.

– Осторожнее, увалень! – взвизгнула Поля, когда он чуть не задел ее модную сумку. – Там моя косметика!

– Тебе она не поможет, – буркнул Игорь, за что сразу же отгреб подзатыльник.

Олег, наблюдавший за этим с ухмылкой, последним вытащил свой рюкзак. Похлопав по нему, он с заговорщицким видом извлек маленький, плотно завернутый в фольгу сверток, от которого шел сладковатый запах.

Ира, ставившая на землю свою сумку, напряглась.

– Олег, ты что? Это уже перебор.

Он закатил глаза, демонстрируя сверток остальным. Игорь одобрительно хмыкнул, а Поля лишь лениво повела плечом.

– Да ладно, Ирусик, – протянул Олег, пряча «сокровище» в карман. – Ты что, это ж не тяжелые и не таблетки. Это всего лишь будет безобидный косячок, чтоб еще веселее было. Не строй из себя отличницу, мы же отдыхать приехали или как?

Ира поджала губы, но промолчала. Спорить с Тимой, когда он был в таком настроении, было бесполезно.

Дом бабули, которая умерла год назад, встретил их запахом застоявшегося воздуха и сушеных трав. Под потолочными балками висели пучки полыни, чертополоха и еще каких-то темных, почти черных растений, от запаха которых першило в горле. А над входной дверью Олег заметил прибитое гвоздем сухое воронье крыло.

– Твоя бабка что ведьмой была? – хрюкнул Игорь.

– Да черт ее знает. Мы почти не общались, – ответил Олег, разглядывая комнату.

Он смутно припомнил, как в детстве бабка учила его, уходя из леса, оставлять на пеньке кусок хлеба. «Долг лешему», – говорила она тогда совершенно серьезно.

Мебель в ней была накрыта белыми простынями, а в полумраке комнаты тикали старые ходики, отсчитывая никуда не спешащее деревенское время.

За пять минут этот островок прошлого был захвачен и осквернен. Простыни сорваны, сумки брошены на пол. Олег подключил к розетке портативную колонку, и тишину разорвал агрессивный рэп. На старинный дубовый стол с треском полетели пачки чипсов, и паки пива.

Они провели остаток дня в пьяном угаре, исследуя дом и прилегающий сад, с каждой выпитой бутылкой становясь все громче и развязнее. А когда солнце начало клониться к закату, окрашивая небо в кровавые тона, они, разморенные жарой и алкоголем, решили совершить первую вылазку в деревню. Просто так, от скуки. Просто посмотреть, есть ли здесь еще хоть что-то живое.

Именно тогда из-за поворота, скрипя всеми суставами, выехал старенький дед на велосипеде «Украина».

– Смотри, какой раритет, – хмыкнул Олег. – Игорек, слабо его с курса сбить?

Игорь, недолго думая, схватил валявшуюся на земле палку и швырнул ее в переднее колесо. Раздался треск, скрежет, и дед мешком рухнул в пыльную крапиву. Велосипед отлетел в сторону, рассыпав по дороге яблоки из плетеной корзинки. Подростки, давясь смехом, рухнули за кусты лопухов.

Дед, охая, поднялся. Он отряхнул штаны, посмотрел долгим, усталым взглядом в сторону кустов, но, кажется, так их и не увидел. В его взгляде не было злости – только глубокая, безмолвная обида. Он медленно собрал покатившиеся яблоки, поднял изуродованный велосипед и, хромая, побрел прочь.

– Видали, как он полетел? – задыхался от смеха Игорь. – Угар!

Ира почувствовала легкий укол совести, но общий гогот быстро его заглушили.

Солнце уже село за горизонт и стало быстро темнеть. Ребята решили, что прогулок и приключений на сегодня хватит и пошли обратно к дому. На обратном пути они встретили бабулю. Сухонькая старушка в аккуратном платочке, с лучистыми морщинками вокруг неожиданно ясных, добрых глаз неспеша брела по тропинке, неся пучки каких-то собранных трав и цветов.

– Здрасьте, касатики, – проскрипела она. – Чьи будете, откудова такие?

– Ваши будем, бабка. С города, – с ленивой издевкой ответил Олег. – Тебе-то что?

– Вижу, городские, – кивнула она, не обидевшись. – У меня тут садик есть, вон, за речкой. Цветы сажу, редкие. Вы не топчите только, они у меня особенные. А то беда будет.

– Да кто твои сорняки топтать будет, бабка? – отмахнулся Олег. – Нашла чем пугать.

На секунду Тиме показалось, что ясные глаза старухи подернулись белесой пленкой, как у слепой, но уже в следующий миг они снова были прежними. Она лишь покачала головой и пошла дальше.

– Совсем кукуха у бабки поехала, – фыркнула Поля. – Цветы у нее особенные.

Ночь опустилась на Заречье быстро, словно кто-то выключил свет. Воздух, еще недавно раскаленный, стал прохладным. Где-то в далеке ухал филин. Усталость и выпитый алкоголь сделали свое дело. Ребята разбрелись по комнатам, рухнув на старые кровати с проминающимися сетками. Игорь захрапел почти мгновенно, Полина долго возилась, жалуясь на жесткую подушку, а Олег уснул с довольной ухмылкой на лице.

Только Ире не спалось. Она лежала, глядя в темный потолок, где плясали отсветы луны от старого зеркала. Запахи дома, которые днем казались просто старыми, теперь приобрели иной оттенок. Сушеные травы под потолком пахли не лекарством, а землей. А старые ходики тикали не просто отсчитывая секунды – они словно вбивали в тишину маленькие гвоздики. Раз, два… раз, два…

Когда она наконец провалилась в сон, он оказался пугающим. Ей приснилась та же проселочная дорога, залитая нездоровым, оранжевым светом заката. И тот самый дед на велосипеде. Вот он снова едет, скрипя педалями, а из-за кустов вылетает палка. Только в этот раз все происходит медленно, как в дурном кино. Дед не падает, а плавно оседает в крапиву. Его лицо поворачивается к ней, и Ира видит, что глаз у него нет – только темные, пустые глазницы. Он молча смотрит прямо на нее. Яблоки из его корзинки катятся по пыли, но это не яблоки. Это иссиня-черные, похожие на звезды цветы, и с их бархатных лепестков на землю капает густая, темная кровь. А потом рядом с дедом возникает та старуха. Она собирает кровавые цветы в подол, а ее добрые глаза подернуты белесой пленкой. Она поднимает взгляд на Иру и беззвучно шевелит губами, повторяя одно и то же: «Не топчи… не топчи…»

Ира проснулась от собственного тихого вскрика. В доме стояла тишина, нарушаемая лишь храпом Игоря из соседней комнаты. Утро только-только занималось, окрашивая окна в багровый цвет.

Уже днем, когда солнце снова начало припекать, а на столе появилась новая батарея пива, кошмар показался просто глупостью.

– Мне сегодня такая жуть приснилась, – призналась она, когда все собрались на кухне.

– Это ты с пивом переборщила, Ирусик, – хмыкнул Олег, разминая шею. – Мне вот приснилось, что мы русалок в речке ловили. Голых!

– А мне, что у меня ноготь треснул, – пожаловалась Полина, с отвращением разглядывая свой маникюр. – Вот это реально кошмар!

Игорь просто заржал, открывая чипсы. Ира осеклась и больше к этой теме не возвращалась.

После полудня они отправились на речку. Ледяная вода ненадолго привела их в чувство, но выпитое на берегу пиво снова затуманило головы. Возвращаясь в дом окольной дорогой, они, словно по чьей-то невидимой указке, вышли на тропинку, которая вела вглубь от деревни. Тропинка сама вывела их к саду, о котором говорила старуха.

Сад был удивительным. Не заросший, но и не причесанный под линейку. Он казался диким и ухоженным одновременно, словно сама природа была здесь садовником. Необычные, яркие цветы, которых они никогда не видели, источали странные, пьянящие ароматы. Воздух здесь был густым и тягучим, наполненным жужжанием незнакомых насекомых. Рядом с садом виднелся крохотный, вросший в землю домик, где, видимо, и жила старуха.

– Стой, а вдруг она дома? – шепотом спросила Поля, опасливо косясь на темные окна домика.

Олег подошел к покосившейся двери и дернул ее. Дверь не поддалась.

– Да не, смотри, – он кивнул на примитивную деревянную щеколду, накинутую на гвоздь снаружи. – Заперто с нашей стороны.

– Вот это замок! От кого он, от комаров? – заржал Игорь. – Да там, видимо, и красть нечего, кроме корешков да травы. Кому нужно такое «добро»?

– О, сливы! – крикнул Игорь, бросаясь к старому дереву.

Они накинулись на урожай как саранча. Жадно рвали спелые плоды, обламывая ветки, выплевывали косточки прямо на диковинные клумбы. Поля, смеясь, нарочно прошлась по грядке с иссиня-черными цветами, похожими на звезды.

– Да что там твои сорняки, бабка! – пнула она ногой уцелевший бутон.

Воздух в саду словно сгустился. Легкий ветерок, донесший их смех до дома, показался зловещим шепотом.

Облопавшись слив, затоптав все, что только можно, они пошли домой. По дороге ребята снова увидели ее. Бабка Агриппина, как они потом узнали ее имя, шла из магазина, сгибаясь под тяжестью двух набитых авосек.

– Ребятушки, – остановилась она, тяжело дыша. – Помогите старой, донесите сумочки. Тяжело мне.

Они переглянулись. На их лицах расплылись одинаковые ухмылки.

– Ой, бабка, самой нести лень? – первым выдал Олег. – Мы тут не грузчики. Горбаться сама, тебе вон для здоровья полезно.

Остальные подхватили гогот. Бабка Агриппина медленно опустила сумки на землю. Ее лицо на мгновение окаменело. Добрые морщинки исчезли, оставив холодную, непроницаемую маску. Глаза смотрели на них с холодной, всепонимающей тоской.

– Значит, так… Ну что ж. Сами выбрали свою дорогу.

Она помолчала, а потом тихо добавила, словно про себя:

– Не топчите цветы ведьме.

С этими словами она легко, будто сумки ничего не весили, подняла авоськи и пошла прочь, не оборачиваясь.

– Слыхали? – прыснул Игорь. – Совсем бабка сбрендила.

Но на этот раз их смех прозвучал не так уверенно.

Возмездие началось на следующее утро. Тихо, почти незаметно, словно нехотя.

Первой ласточкой стала дохлая крыса на пороге. Огромная, серая, с раздувшимся брюхом и мутными, как будто сваренными, глазами. Тошнотворный, сладковатый запах ударил в нос, когда Олег открыл дверь.

– Фу, блин! – заорал он, отшатываясь. – Это что за приколы? Местные дебилы нарываются?

Он не стал брать лопату, а брезгливо, носком кроссовка, отшвырнул разлагающийся трупик в заросли лопухов. Игорь загоготал и предложил в ответ поджечь кому-нибудь сарай. Решили, что это просто случайность, мерзкая, но случайность. Деревенские алкаши развлекаются.

К обеду они уже забыли про крысу. Врубив на полную портативную колонку так, что задрожали стекла в окнах, они устроили во дворе пьяный пикник. Пустые бутылки и пачки от чипсов полетели прямо в бабулин увядающий цветник. Разозленный вчерашней встречей с «ведьмой», Игорь ради смеха выломал из забора пару досок и разжег ими мангал.

– Эй, дрова нашлись! – проревел он, вороша угли.

Именно тогда проклятие решило, что пора становиться личным.

Игорь, отойдя за дом по нужде, не нашел свою любимую олимпийку, которую бросил на перила крыльца. После недолгих поисков он обнаружил ее на заднем дворе. Она была не просто порвана – ее словно жевал огромный зверь с невероятно острыми зубами. Ткань висела клочьями, а вся олимпийка была вымазана в чем-то буром, липком.

– Да я их порву! – взревел Игорь, его лицо налилось кровью.

Он был уверен, что это месть за деда или просто местные гопники. Он рвался «найти и покарать», но Олег его остановил.

– Успокойся, бычара. Найдешь ты их, а их там десять человек. Сиди смирно. Сами нарвутся еще.

А к вечеру первая настоящая тень коснулась Полины. Той, что с такой жестокостью топтала цветы. Сначала просто зудела кожа на лодыжках. Она списала это на укусы комаров или аллергию на какую-то траву. Но зуд не проходил, он становился нестерпимым, полз вверх по ногам, заставляя ее расчесывать кожу до крови. А когда она вечером села у зеркала, чтобы нанести крем, то с ужасом заметила на икрах странные багровые пятна. Они были не круглые, как от укусов, а вытянутые, переплетающиеся между собой, словно под кожей проступил рисунок стеблей и шипов.

Ночью Ире снова снились кошмары. Она лежала в сырой, рыхлой земле, но теперь чувствовала, как тонкие, похожие на червей корни растений медленно опутывают ее тело, прорастая сквозь кожу, впиваясь в мышцы. Она просыпалась в холодном поту, и ей казалось, что изо рта воняет землей.

Дом тоже начал меняться. Он не ополчился разом, нет. Он словно вздыхал, болел. Оставленный на столе хлеб к утру покрылся пушистой зеленой плесенью. Вода в чайнике, набранная из колодца, помутнела и стала пахнуть тиной. Атмосфера веселья и отрыва испарилась. Осталось только глухое раздражение и непонятная, липкая тревога.

На третий день никто уже не шумел. Тревога переросла в страх. Полинин зуд стал невыносимым, она укуталась в кофту, пряча расцарапанные руки. Игорь ходил мрачнее тучи, постоянно оглядываясь. От скуки и желания хоть чем-то отвлечься Олег решил порыться в старых вещах на чердаке. Среди пыльного хлама и переложенных нафталином тряпок он наткнулся на старую деревянную шкатулку. В ней, завернутая в пожелтевшую ткань, лежала толстая тетрадь. Дневник.

Они собрались в главной комнате. Олег стал читать вслух. Это были не девичьи секреты, а скорее, записи травницы или знахарки. Короткие, непонятные фразы: «Иван-чай силу мужскую вернет, если собран до полудня. А после полудня – тоску навеет». «Полынь от сглаза, да вешать над порогом. Сила не в замке, а в пороге». «Земля помнит каждое семя и каждый шаг. Цветок мстит за корень». «Черная звездовка кровь пьет, да силу отдает. Не буди ее зря».

– Черная звездовка… – тихо прошептала Ира. – Это те цветы… иссиня-черные…

– Да бред какой-то ведьминский! – фыркнул Игорь.

Полина, занятая своим зудом, даже не слушала. Олег захлопнул дневник.

– Ладно, фигня какая-то. Давайте вы собирайте шмотки. А я пойду попробую тачку завести. Что-то мне тут уже не нравится. Валить отсюда пора.

Эта мысль показалась всем спасительной. Идея вернуться в город, в цивилизацию с горячим душем и аптеками, была как глоток свежего воздуха. Они наспех побросали вещи в сумки. Но когда Олег сел за руль и повернул ключ в зажигании, машина не ответила. Стартер издал короткий, мертвый щелчок и затих.

– Твою мать! – выругался Олег. – Аккумулятор сел.

Они толкали старенький «Опель» по колее, Игорь упирался так, что вздулись жилы на шее, но машина даже не чихнула. Двигатель был мертв.

– Ладно, хрен с ней, – выдохнул Олег, вытирая пот со лба. – Вызовем такси или батю попрошу забрать.

Он достал телефон. На экране горела одна короткая надпись: «НЕТ СЕТИ». Они выхватили свои. Результат был тот же. У всех. Тишина, нарушаемая лишь стрекотом кузнечиков, вдруг стала оглушающей. Они стояли посреди заросшей дороги, рядом с мертвой машиной и домом, который их больше не принимал. Деревня, казавшаяся просто скучной, теперь ощущалась как ловушка. Мышеловка захлопнулась.

Паника начала подступать. Они вернулись в дом, который теперь казался чужим и враждебным. Игорь пнул дверь, Полина разревелась. И в этой гнетущей тишине Ира снова взяла в руки тяжелую тетрадь.