Дикий друг отца

11

– Ну пиздец! – первое, что сказал Чернов, когда вошел в номер, который нам любезно предоставила семья Моретти. Он оставил чемодан посреди комнаты и развернулся ко мне с таким видом, будто я предложила ему съесть тарелку прокисшего супа. – Я же просил: “Без фокусов”! Что, блядь, в моих словах было не понятно?

– Я запаниковала, – нет, ни разу. Вообще ни о чем не жалею. Как вспомню счастливое лицо Франчески и ее мужа Федерико, так сразу же хочется снова и снова притворяться его невестой.

Правда, как результат моей маленькой лжи, нас поселили в один номер. А вот об этом я, конечно, не подумала.

Я ступила за порог, и меня тут же окутало ощущением умиротворения. Просторный – да, пожалуй, даже слишком для такой маленькой гостиницы.

Первым делом взгляд упал на балкончик. Небольшой, но такой очаровательный! Кованое кресло, увитое искусственными розами (ну и что, что искусственными? Зато как мило!), обещало тихие вечера с чашкой травяного чая и видом на внутренний дворик и бассейн.

Сердцем комнаты, безусловно, была кровать. Одна (ну прости, телохранитель!). Огромная, с балдахином из какой-то полупрозрачной ткани, напоминающей то ли тюль, то ли марлю. Не самая практичная вещь, но безумно романтичная! Я представила, как буду спать под этим пологом, укрывшись пушистым одеялом, и засыпать под тихий шелест листьев за окном.

Чернов, конечно же, саркастично хмыкнул, когда увидел мой восторг в глазах по поводу кровати.

Ну и что? Я – девушка. А какая девушка не любит кружавчики и рюшечки?

– Я здесь спать не буду! – решительно заявил он.

Я оглядела номер. В нем не было даже кресла. И где он собирается тогда спать?

– Постелю на полу, мне не привыкать, – проворчал он, открыл балконную дверь и вышел, чтобы оглядеться.

Я распаковала чемодан и решила принять душ после долгого пути. Пусть все остальное подождет, а я хочу освежиться и спуститься вниз, чтобы поесть. Аромат чего-то, что готовилось в печи, уже несколько раз заставил мой желудок заурчать от голода.

Удобства, конечно, оставляли желать лучшего. Душевая кабина повидала виды, а на кафельной плитке виднелись следы времени. Но все было идеально чисто, отполировано до блеска и благоухало свежим мылом. Мне это говорило о заботе, о том, что здесь стараются создать уют, несмотря ни на что.

После душа переоделась в удобные вещи, здесь в Италии было теплее. Обожаю солнце и весеннюю погоду!

Я аккуратно сложила свои вещи в шкаф, оставив половину полок для Чернова. К счастью, его самого не было в номере, и я могла спокойно заняться своими делами.

Сначала я привела в порядок волосы: заплела любимые хвостики и закрутила их, чтобы получились милые «ушки». Затем нанесла легкий макияж и, напевая, потанцевала.

За окном заливались птички, солнце припекало, а ароматы, доносившиеся с первого этажа, дразнили обоняние. Внизу, за столиками на террасе, звучали разговоры, звон бокалов и скрежет приборов, создавая уютную какофонию.

Вышла на балкон, осмотреться, солнце пригревало, так захотелось погулять после обеда! Интересно, Чернов отпустит меня одну? А если нет – согласится ли пойти со мной?

Вернулась в номер и налетела на могучую широкую грудь. Чернов. Не запылился.

– Упс, соррян! – я подняла руки, извиняясь за то, что так стремительно ворвалась в номер с балкона. – Вау, защитничек, зачетно выглядишь!

Он был в свежей футболке и джинсах, татуировки на руках и шее больше не скрывала кожаная куртка. Блин, он хоть осознает, насколько горячо выглядит?

А это его лицо – мрачнее тучи? Это ж вызов для любой женщины!

Он осмотрел меня с ног до головы каким-то странным уставшим взглядом. Брови сдвинуты к переносице, губы поджаты. Кажется, еще немного, и его вырвет прямо здесь, посреди номера.

– Я попросил у Федерико диван, поставим куда-нибудь, – сказал он, осматривая номер. Хорошо, что он был просторный, и в нем можно было разместить не только диван. – Сказал, что тебе неудобно смотреть телевизор на кровати.

– Что? – я уставилась на него, не моргая. – И как я теперь выгляжу в их глазах, как избалованная мажорка, которая запросила целый диван? И кто вообще сейчас телики смотрит, мне ж не пятьдесят!

Он пожал плечами и отвернулся. Но я заметила в его глазах едва уловимое выражение, словно говорящее: “Сама виновата!”

– Ну, ты и … – я всплеснула руками и бессильно опустила их вниз. Собралась уйти, но в дверях обернулась и сообщила ему: – После обеда мы идем гулять.

– Мы? – я ожидала праведного гнева, но он лишь слегка приподнял бровь.

– Я хочу прогуляться и осмотреть окрестности, – пожала я плечами, заметив, как он напрягся. Хотя куда уж больше – он и так всегда настороже. – Можешь не идти со мной, я вполне справлюсь сама. – И добавила тише, уже уходя: – Если, конечно, тебе все равно, что твоя подопечная совершенно одна в легком платье…

– Так надень паранджу.

– Ха-ха!

С удовлетворенной улыбкой я вышла из номера, уловив его усталый вздох и тихое: “Заебала!”.

О нет, мой дорогой телохранитель, я еще даже не начинала.

♥. ♥. ♥.

С голодухи я набросилась на еду так, словно не видела ее целую вечность. Паста, салат – все исчезало с тарелки в мгновение ока. Мама говорила, что в приличном обществе так не едят, но я была слишком голодна, чтобы беспокоиться о приличиях. Да и какие сейчас приличия, когда жизнь кувырком?

После пасты принесли огромную пиццу. Я сглотнула слюну и потянулась за куском.

– Piano, piano, – проворковала хозяйка, похлопывая меня по руке. – Наслаждайся, дорогая. У нас тут все готовится с любовью.

Любовь, подумала я, с иронией глядя на Чернова. Вот уж кого покорежило от этого слова.

Я взяла его руку и слегка сжала.

– Не будь таким букой, – прошептала я, наклонившись к нему поближе. – Подумай о милых Федерико и Франческе, они так радуются, глядя на нас.

Чернов отдернул руку, словно я его обожгла.

– Радуются? Да они думают, я ебнулся раз решил взять в жены тебя! – прошипел он в ответ.

– А что со мной не так? Я, между прочим, симпатичная.

– А еще тебе восемнадцать. Когда мне было столько же, сколько и тебе сейчас, ты была еще в утробе у матери!

– О, тебе уже тридцать шесть? – я часто заморгала. – Вы прекрасно выглядите, Дориан Грей!

– И ты – дочь моего друга. К тому же – моя подопечная.

– Повторяй это себе почаще, милый, как мантру. Глядишь и не влюбишься! – сказала я с невинной улыбкой и похлопала его по плечу. В этот момент к нам подошла Франческа, держа в руках кусок пирога, посыпанного лимоном и сахарной пудрой. Она поставила его передо мной.

– Мы застряли здесь на неопределенный срок. Ты понимаешь, что натворила? Я не собираюсь устраивать сопливую мелодраму! Тем более перед этими людьми!

Он говорил это с такой уверенностью и бравадой, что я чуть не поддалась порыву во всем сознаться чете Моретти. Лишь бы он не смотрел на меня так холодно и отстраненно, а в основном – как на дуру.

Я фыркнула и отвернулась. Он был прав, конечно. Мы выглядели как карикатура на влюбленную пару, но ради чего мы это делали? Ради того, чтобы отвлечь пожилую семью от их, возможно, не самых радостных будней. Ради улыбки на лице хозяйки кафе, которая, казалось, светилась от счастья, глядя на нас.

– Вы даже ссоритесь забавно и мило! – Франческа, оказавшись рядом с нашим столиком, с нежностью взглянула на нас. – Как же приятно наблюдать за вами! Вы такие хорошенькие и так друг другу подходите!

– Что вы, мы почти не ссоримся, Русик с меня пылинки сдувает, тем более сейчас, – я откинулась на спинку кресла, наевшись до отвала и погладила надувшийся живот, а потом остановилась и поняла что сделала.

Но было уже поздно.

Франческа просияла, сложила руки в молитве и, подняв глаза к потолку, произнесла что-то на итальянском языке. Потом подошла ко мне, обняла и поцеловала в макушку.

Она тронула Чернова за руку и, не в силах сдержать эмоции, начала торопливо вытирать слезы с глаз краем фартука.

– Я так рада за тебя, мой дорогой!

Вдохновленная радостной “новостью” она поспешила на кухню, чтобы поделиться ею с мужем.

Мы остались одни за столом, и я ощущала исходящие от Чернова сильные эмоции: злость, ненависть и безнадежную усталость.

– Все, ты доигралась, По-ли-на! – прорычал он.

12

Я рванула с места так, что стул с грохотом полетел назад, и бросилась бежать от стола, от кафе, от Чернова.

Мне казалось, что сейчас он превратится в разъяренного зверя и прикончит меня, как назойливую муху, даже не дрогнув.

Сердце колотилось в бешеном ритме, заставляя кровь стучать в висках. Я выскочила из уютного кафе на залитую солнцем набережную улочку.

Пробежав несколько метров, я, задыхаясь, оглянулась.

Чернов не гнался за мной. Он просто стоял в дверях кафе, прислонившись плечом к косяку, и, сложив руки на груди, спокойно смотрел на меня. В его взгляде читалось что-то среднее между презрением и недоумением. Я почувствовала себя полной дурой.

Опасливо, словно дикий зверь, выходящий из укрытия, я вернулась к нему. Остановилась в нескольких шагах, не решаясь подойти ближе. Страшно.

Внезапно он топнул ногой. Мой инстинкт самосохранения сработал мгновенно. Я завизжала от испуга, закрыв лицо руками.

И тут произошло нечто невероятное.

Чернов рассмеялся. Заливисто, громко, красиво. Смех заполнил все пространство вокруг, заглушая шум прибоя и гомон прохожих. Впервые за все время, что мы были знакомы, он смеялся.

Я замерла, забыв про страх, про неловкость, про все на свете, я просто стояла и смотрела на него. Его лицо, обычно непроницаемое и суровое, сейчас было освещено этой неожиданной, искренней радостью.

Совершенно неожиданно, когда я уже почти расслабилась, Чернов подскочил с места с неимоверной легкостью.

В мгновение он поймал меня, словно я была не взрослой девушкой, а пушинкой, и водрузил себе на плечо.

Пискнула от неожиданности, тут же переходя на возмущенный визг. Это было так нелепо, так абсурдно, что первая реакция была – шок.

Он нес меня по улице, словно мешок картошки, а я, в свою очередь, пыталась сохранить хоть какое-то подобие достоинства, балансируя на его плече и отчаянно вцепившись в его футболку.

– Опусти меня! – я начала паниковать и прикрывать рукой область ягодиц, опасаясь, что они могли оголиться, ведь юбка на моем платье была очень короткой. – Все кругом видят мою попу! Это позор!

– Все там у тебя в порядке, я контролирую.

Прохожие оглядывались, некоторые с удивлением, другие – с откровенным весельем. Щеки горели, сердце колотилось, и все мои попытки уговорить его опустить меня на землю разбивались о его смех.

– И куда ты меня несешь, черт возьми?! – кричала я, чувствуя, как голос срывается.

Но он не реагировал. Казалось, он совершенно не слышит моих мольб и угроз. Лишь крепче перехватывал мои ноги, продолжая свой странный путь. Я чувствовала себя униженной, злой и… немного напуганной. Что это за представление он устроил? Куда он меня несет?

– Руслан Борисович, я поняла свой косяк, – взмолилась я, порядком устав. – Отпустите меня. Я волшебное слово знаю: “пожалуйста”!

– Сначала – в детский сад. Отдам тебя в группу продленного дня. Пусть они с тобой нянчатся. А я заебался!

– Что?! Ты это серьезно? – я ударила его по спине, но это было все равно что колотить в стену. И тогда пригрозила: – Укушу!

– Рискни.

Да что я уже, собственно, теряю?

Я укусила и довольно сильно. А он ударил меня по попе, с громким шлепком, который заставил меня вскрикнуть. Кожа вспыхнула, словно ее обожгло.

Но где мое чувство самосохранения? Я опять укусила его, а он зашипел и снова меня ударил. На этот раз я почувствовала странное, мазохистское наслаждение от боли, от которой внизу живота зарождалось приятное, жгучее томление.

– Еще… – мои слова, сорвавшиеся с губ, прозвучали хрипло и почти неслышно.

Мне было одновременно и стыдно, и радостно от того, насколько сильно мне понравилось то, что он сделал.

Чернов остановился, рывком поставил меня на ноги, и я едва не потеряла равновесие. Он смотрел на меня сверху вниз с каким-то странным выражением, смесью удивления и… замешательства?

Его лицо выражало абсолютное недоумение. Кажется, он все еще не мог поверить в мою реакцию на шлепок.

Я ждала, что он скажет что-то вроде "Прости, я не должен был…" или "Тебе больно?", но вместо этого в его глазах читалось нечто, похожее на испуг с примесью похоти.

Я видела, как его зрачки расширились. Не знаю, что это была за реакция, или, может быть, во мне действительно проснулось что-то странное и непонятное. Важно было то, что сейчас я стояла перед ним, почти задыхаясь от волнения, и его взгляд прожигал меня насквозь.

Он смотрел на меня в каком-то первобытном ужасе, осознавая, что невинная, как ему казалось, порка в воспитательных целях произвела совершенно неожиданный эффект. Вместо ожидаемых слез и обиды, она вызвала… возбуждение. И это возбуждение было пугающим для меня самой.

Он видел это в моих глазах, чувствовал. И этот факт, казалось, парализовал его волю.

– По-ли-на… – на его лице читалось замешательство, будто он только сейчас заметил, что я вообще-то не маленькая девочка. Нельзя просто взять и шлепнуть меня без особого подтекста. – Я не… я…

Осознание сверкнуло в его глазах, болезненное и стыдное. Он словно прозрел и увидел, насколько просчитался.

Я почти видела, как слова извинения формируются на его губах, когда тишину прорезал приглушенный стон.

Чернов замер, словно охотничий пес, почуявший дичь. Инстинкт хищника, спавший под маской обычного человека, проснулся в нем мгновенно.

Взгляд стал острым, настороженным. Он словно нутром почувствовал беду.

– Погоди-ка здесь…

Оставив меня, без единого объяснения, движимый каким-то первобытным чутьем, он пошел на звук.

Я последовала за ним, не в силах противиться необъяснимой силе, исходящей от него.

Мы вышли в узкий тупик, спрятанный от глаз прохожих за углом дома.

Картина, представшая перед нами, заставила меня вскрикнуть. Трое здоровенных мужчин яростно избивали кого-то, валявшегося на земле. Еще двое держали женщину, отчаянно пытавшуюся вырваться, зажимая ей рот рукой.

Чернов действовал молниеносно. Без лишних слов, без предупреждения. Он бросился в атаку с грацией и смертоносностью пантеры.

Первый нападавший даже не успел среагировать, как Чернов сбил его с ног ударом ноги в челюсть. Второй попытался замахнуться кулаком, но Чернов уклонился, перехватил руку и с хрустом вывернул ее, заставив мужчину взвыть от боли. Третий бросился на Чернова сзади, но тот, словно обладая шестым чувством, увернулся и отправил нападавшего в нокаут ударом локтя в висок.

Пока трое избивавших корчились на земле, Чернов обернулся к тем, кто держал женщину. Их глаза расширились от ужаса, когда они увидели его лицо, искаженное яростью.

Они отпустили женщину и попытались бежать, но Чернов был быстрее. Он настиг одного из них и, схватив за шиворот, швырнул в стену с такой силой, что тот сполз на землю без сознания. Второго он просто вырубил одним ударом в солнечное сплетение.

Вся сцена заняла не больше минуты. Все произошло так быстро и жестоко, что я не успела даже испугаться. Я стояла, оцепенев от ужаса и… восторга.

Мне нравилось видеть Чернова таким – зверем, защитником, воплощением силы и справедливости. Он был страшен и прекрасен одновременно.

Как только Чернов расправился с последним из бандитов, мы оба бросились к пострадавшим.

Мужчина, шатаясь, попытался подняться на ноги. Его лицо было в крови, но в глазах читалось облегчение. Он благодарно кивнул Чернову. Его женщина, вся в слезах, бросилась обнимать своего спутника.

– Спасибо вам! Огромное спасибо! – прохрипел мужчина по-английски, крепко сжимая руку Чернова. – Я… я не знаю, как вас отблагодарить.

– Ничего не нужно, – отмахнулся Чернов, вытирая кровь с костяшек пальцев.

Мужчина полез в карман и достал визитку.

– Пожалуйста, примите. Это мой долг. Приезжайте к нам на ужин. Вы и… ваша девушка, – он посмотрел на меня с теплой улыбкой.

Не успел Чернов что-либо возразить, как я выпалила:

– Обязательно! Мы будем рады!

Чернов повернулся ко мне с таким взглядом, что можно было прочитать между строк: "За что ты мне на мою голову?"

13

Я шла по узкой мощеной улочке, наслаждаясь пестрыми бугенвиллеями, чьи яркие цветы каскадом свисали со стен. Аромат лимонных деревьев, смешанный с соленым дыханием моря, кружил голову, опьянял. Каждый камень здесь дышал историей, каждое окно словно хранило в себе тайну.

Рядом со мной, словно тень, шел Чернов. Угрюмый, молчаливый, как обычно. От него исходила аура опасности. Даже запах его, смесь кожи, морского ветра и чего-то дикого, необузданного, говорил о его мужественности и силе. Он не смотрел на меня, не произносил ни слова, но я знала, что он видит все, замечает каждую деталь.

Огромный, молчаливый, и, как сейчас, раздраженный до предела. Я чувствовала его гнев кожей, почти физически.

Я не могла перестать думать о том, как быстро он ринулся на помощь тем несчастным мужчине и женщине. Он рисковал своей жизнью, сражаясь один против пятерых. А вдруг у кого-то из них было оружие, посерьезней, чем нож?

Удары, глухие стоны, хруст костей – и вот уже все пятеро лежали на земле, корчась от боли. А он даже не запыхался и ведет себя сейчас так, словно ничего и не произошло.

Эта сцена теперь навсегда врезалась в мою память.

С тех пор я чувствовала себя рядом с ним одновременно в полной безопасности и в опасности.

– Вот, нахера за мной пошла? – его ворчание, тихое и рокочущее, доносилось до меня обрывками фраз. – Я же сказал: “подожди здесь”, что блядь, сложного просто слушать приказы? В моем подчинении столько бойцов… все с орденами и званиями, все слушались меня беспрекословно. А ты… Одна ебанная пигалица, а столько проблем! Ты их нарочно примагничиваешь, что-ли?

Я прикрыла глаза, стараясь не слушать его.

– Руслан, ээээ, Руслан Борисович, вы можете называть меня пигалицей, но ебанной… – возмутилась я, не оборачиваясь. – Да и что тут такого? А вдруг оставаться на месте было бы куда опасней, чем пойти за тобой? Я бы, например, осталась ждать, а кто-то бы из тех бандитов взял и убежал от тебя, а мною бы воспользовался как живым щитом. Что бы тогда?

– Прекращай смотреть дешевые боевики, не выдумывай.

– И эти люди, они конечно же захотели тебя отблагодарить, ты же как Мститель пятерых раскидал. Это было очень круто! Страшный ты человек, Чернов!

Он промолчал.

Я остановилась, прислонившись к шершавой стене старого здания. Передо мной открывался великолепный вид на бухту. Лодки, покачиваясь на волнах, казались разноцветными бабочками, присевшими отдохнуть.

– Руслан… не могу, почему-то язык не поворачивается называть тебя Борисовичем.

– Ага, как всякую херню нести, он у тебя поворачивается, а как обращаться вежливо к человеку вдвое старше тебя –…

– Ладно, Борисович, – я повернулась к нему с улыбкой, которая, как я уже успела заметить его дико раздражала. Хотя, походу, его подбешивала вся я целиком. – Слушай, давай просто пройдемся немного? Я, между прочим, впервые на Сицилии. Разве ты не видишь, как здесь красиво?

Он покачал головой, и его взгляд был холоден и неприступен.

– Красота – это роскошь. А роскошь в нашей ситуации – это опасная слабость.

Я вздохнула. И задумалась: а нет ли в его словах какого-то подтекста? Ведь перед тем как пойти на подмогу он собирался извиниться за то, что отшлепал меня. О, я бы повторила это!

Интересно, может его снова спровоцировать?

С этой мыслью продолжила идти по набережной, вдыхая соленый воздух и ощущая вкус моря на губах. Пусть ворчит. Пусть злится. Я имею право на пять минут прогулки. Хотя бы пять минут.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.