dDDDaaaaatesttest_123

– И недовольная, что ты полез спать в ее ванну. Тебе на полу, что ли, не лежалось? – проворчал Вернон. – Давай, друг мой, опирайся на плечо Хэллавина и пойдем.

– Почему я один его потащу? – возмутился Хэлл, совершенно не вдохновившись ролью грузчика.

– У меня сорвана поясница, – пояснил дворецкий, помогая хмельному приятелю повиснуть на секретаре.

– Но плечи-то у вас, господин Вернон, не сорваны, – проворчал тот, потихонечку продвигаясь с поваром в сторону выхода.

– А где моя еловая ветвь? – внезапно воскликнул Тобольд и попытался потянуться за еловой ветвью в моих руках, чтобы отобрать трофейную пугалку для нечисти.

– Зачем тебе этот колючий веник? – проворчал дворецкий.

– Вместо осины! – захныкал он, нехотя шаркая нетвердыми ногами к дверям. – Они же обе хвойные.

В этом дурдоме радовало одно: не только я сегодня талантливый ботаник.

Наконец все скорбящие покинули покои. Я привела себя в порядок, расправила кровать и специальным колпачком потушила все свечи кроме той, что осталась гореть возле испорченного зеркала. Чувствуя себя почти сумасшедшей, я пристроила еловую ветку на соседнюю подушку и залезла под одеяло.

Разбудило меня неприятное ощущение чужого присутствия. Казалось, что в лицо веяло ледяным сквозняком. Я резко открыла глаза. В темноте надо мной парило полупрозрачное привидение со скорченной мордой и черными провалами вместо глаз. Мы фактически терлись носами, и было не очень понятно: оно хотело меня напугать, придушить или просто рассматривало с экстремально близкого расстояния.

Всегда считала, что у меня железные нервы, но магический мир даже из хладнокровного человека делает буйного психа. Сознание помутилось от ужаса. Истерично взвизгнув, я схватила с подушки еловую ветку и с размаху ударила призрака.

Инфернальная дрянь развеялась дымом. Злой сквозняк взлохматил занавески, пронесся по комнате и затушил единственную свечу. Не запомнила, как скатилась с кровати, но внезапно обнаружила, что стою посреди комнаты и, тяжело дыша, вытягиваю вперед ветку, как рапиру. Иголки чувствительно впивались в ладонь.

– Все в порядке, – пробормотала я себе под нос, – просто приснилось.

За спиной прозвучало тоненькое хихиканье. Ледяное дыхание обдало шею и в ухо шепнули:

– Чужая…

Я не шарахнулась в сторону, а скорее отпрыгнула, намереваясь дать деру из спальни, и врезалась коленом в деревянный угол тяжелого пуфика. Резкая боль прошила все тело. Ветка выпала из рук. Ощущение было такое, будто колено сломано напрочь. Теперь почернеет, распухнет и, наверное, отвалится вместе с ногой.

Паника мгновенно сменилась яростью.

– Да какого черта ты задула свечу, потусторонняя тварь?! – рыкнула я, плохо осознавая, что воплю на агрессивную хтонь.

Ни леденящего кровь хихиканья, ни бесовского шепотка в ответ не прозвучало. Подозреваю, на эту хтонь никогда не орали дурными словами. Она опешила от нового опыта и потеряла дар речи.

Боль медленно отпускала. Тихо поскуливая, я осторожно согнула колено, а потом присела на устроивший дерзкую засаду пуфик. Дрожащими руками (уже не поручусь: от нервов или от ярости) я открыла шкатулку с длинными спичками, чиркнула по шероховатой поверхности внутри крышки и подняла огонек к свече… Из испорченного зеркала на меня смотрела страшная рожа из фильма ужасов.

– Да твою ж мать! – рявкнула я, дернувшись всем телом.

Спичка в отличие от свечки оказалась надежной и не погасла ни от благородного мата, ни от резкого движения.

И тут до меня дошло! Никак животворящее ругательство прояснило мозг.

– Луиза Мейн? – вопросительно проговорила я.

Почудилось, что отражение в зеркале мигнуло, и вместо инфернальной хтони на мгновение появилась женщина с темными неживыми глазами, как на черно-белом дореволюционном снимке.

– Мама! – громко провыла я.

Кажется, из зеркала донесся странный звук. Не уверена, что призрак мог подавиться на вздохе. Они ведь не дышат.

– Да как же я вас не признала-то?! Простите, что назвала тварью. Чудесно выглядите! Вы к нам надолго?

Она мигом исчезла. Оскорбилась, что ли? Поди, никто не смел называть матерью свекровь из рода Мейн, сумевшую обмануть смерть.

Пальцы обожгло. Я не заметила, как пламя съело тоненький спичечный стебелек, и поспешно потрясла спичку, загасив ее. Тут же схватилась за новую и запалила свечу.

– Мама, вы где? – Подняв подсвечник выше, я осторожно встала с пуфика и огляделась. – Вы по окрестностям замка не соскучились? Может, вам окошко открыть? Летите на улицу! Погода нынче ночью чудесная.

– Какая я тебе мать? – донесся из гостиной скрипучий, пробирающий до мурашек голос, а секундой позже в лицо ударил сквозняк.

Свеча погасла. Комната погрузилась в темноту.

– Госпожа Мейн, прекратите меня пугать! Иначе вашему сыну пожалуюсь! – рявкнула я.

Кому расскажешь, что с призраком свекрови ругалась, точно посчитают сумасшедшей. Даже в магическом мире посчитают и вызовут лекарей, чтобы подлечили мне голову в местном дурдоме.

– Вот прямо сейчас Фостена и приведу! – пригрозила я, доставая из шкатулки очередную спичку. – Пусть он с вами разбирается. Мне бабуля говорила, что со свекровью надо дружить. Но вы, прости господи, свекровь из ада!

Огонек от спички вцепился в кончик прогоревшего фитиля, и на оплавленной свече вытянулась рыжая пика пламени. Тусклый свет не мог распугать мрачные тени, но заставил их отступить на два шага.

На границе тьмы стояла Луиза Мейн.

– Да черт возьми, я заикой останусь! – выругалась я. – Нельзя без внезапностей?

Призрак был похож на высокую женщину со старинного черно-белого снимка и вызывал желание помолиться, а потом с миром уйти в обморок. Так и поступила бы, но времени поваляться без сознания не было. Если не я, то кто отселит свекровь с моей половины замка к ее обожаемому сыну?

– Ты не похожа на других его женщин, чужачка, – прошелестела она.

Голос смолк, а бесцветные губы продолжали шевелиться, словно наложенный звук, как в испорченном видео, чуток опережал картинку.

– Вы просто недостаточно энергично благословляли их на долгую жизнь с вашим сыном, – проворчала я. – Поверьте, кто угодно после встречи с вами будет выглядеть не огонь. Я вообще скоро поседею. Проведайте Фостена. Он искренне обрадуется встретить любимую мать.

– Только живые входят в покои темного мага, – проскрипел потусторонний голос.

– Да неужели? – протянула я. – Доставить вас к нему в комнату?

– Готова уступить мне тело, чужачка? – В мгновение ока она оказалась нос к носу со мной. – Дашь примерить?

– Имейте совесть, мама, – резковато отказалась я. – Мне и самой в этом теле уютно. Но есть идея! Уверена, вам понравится…

Если бы привидения умели демонстрировать эмоции, то при виде декоративного заварочного чайника, доставшегося мне от одной из предшественниц, Луиза Мейн явила бы собой воплощенное возмущение. Между прочим, посудину я обтерла о ночную сорочку и вытряхнула какую-то шелуху. Сервис как в пятизвездочном отеле!

– Вот и карета подоспела! Забирайтесь, мама. – С улыбкой я поставила пузатенький носатенький чайник на стол. – Конечно, там пыльно, но и ехать в нем недолго.

Призрак исчез. Я осторожно огляделась, опасаясь обнаружить его за спиной. Вдруг хитрость не сработала? Луиза озвереет и попытается засунуть в чайник меня саму.

– Мама, вы уже там?

Посудина в ответ затряслась.

– Ага, прекрасно. Я вас крышечкой прикрою, чтобы по дороге не выпали.

Плюхнув со звоном крышку на чайник, я схватила со стола оставленный Хэллавином носовой платочек с вышитыми инициалами.

– Еще дырочку платочком заткну, – ласково проговорила призраку. – Вдруг вы чихнете и вылетите из носика?

А потом взбеситесь и снова начнете вести себя как последняя паршивая хтонь, а не призрак благородной ведьмы.

Поспешно запихнув платок, я почувствовала, как напряженные мышцы расслабляются. Упершись ладонями в край стола, опустила голову и перевела дыхание.

– Мы трогаемся, – предупредила Луизу и, взявшись за чайник, крякнула.

С призраком внутри он стал таким тяжелым, как целый самовар чая. Кто бы знал, что бестелесные духи обладают реальным весом.

– Мама, не хочу вас обидеть, но что вы едите на том свете? Завязывайте с темной магией, – проскрипела я, прижимая переноску для призрака к животу. – Клянусь, в последний раз такую тяжесть я таскала в спортивном зале. И это был блин от штанги!

Разбудить Раису, чтобы та верным оруженосцем несла канделябр, не удалось. Она открыла глаза, села на кровати как робот и легла обратно, не приходя в сознание. Никакого прока! Варейское вино, принятое во время скорбного собрания, подействовало получше любого снотворного.

Держать свечку в одной руке, а в другой нести нашу увесистую маменьку, я не сумела. Едва не выронила чайник на лестнице в холле и сдалась. Подсвечник остался на широких перилах, а я входила на мужскую половину в темноте, разбавленной сизым лунным светом. Седые лучи сочились из единственного окна в самом конце коридора.

В отличие от женской половины, где жизнь в полярную ночь била бодрым ключом, у супруга царили раздражающая тишь и бесящая благодать. Ей-богу, из чувства справедливости выпустила бы беспокойную маменьку из чайника. Почему только я страдаю? Пусть ненаглядный сын лично ее вылавливает. Однако от вредительства останавливала уверенность, что Луиза немедленно вернется в мою спальню и продолжит чудить.

В двери мужниных покоев я постучалась ногой, ответа не дождалась и локтем кое-как опустила ручку. В спальне тлел камин, в канделябре, облепленном стекшим воском, догорали свечи.

Уложив руки за голову, Фостен спал на высокой кровати королевских размеров. Одеяло сползло до пояса, открыв замечательный торс. Видимо, темным магам замковый холод был нипочем. Постояла бы полюбовалась, но сейчас не до эстетического наслаждения красотами недоступного ни в каком виде мужского тела.

– Господин Мейн, вставайте! – громко позвала я и подставила отбитую коленку, чтобы чайник с моей ненаглядной свекровью не выпал из дрожащих от напряжения рук. – Фостен, боже! Возьми свою мать и сделай с ней что-нибудь! Она чертовски тяжелая.

До тяжеленькой матери «заботливому» сыну не было никакого дела. Признаков сознания и пробуждения Фостен не подал. Вообще, сегодняшней ночью у всех жителей замка Рокнест удивительно крепкий сон, и только я исполняю бойкую цыганочку. В темноте и в паре с призрачной свекровушкой.

Пришлось ее, закрытую в переноске платочком и крышечкой, пристроить на стол возле графина с вином и снова атаковать мужа. Я забралась на кровать и потрясла его за плечо:

– Фостен, проснись же!

Секундой позже он сделал резкий выпад: схватил меня за запястье и дернул на себя. Ойкнуть не успела, как уткнулась носом в крепкую мужнину грудь, а сверху меня категорично придавило тяжеленькой ладонью.

– Спи, – промычал он.

– А мне дают? – извиваясь ужом, возмутилась я.

– Не елозь, неспокойная, – сонно пробормотал тот, – я хочу выспаться.

– Да зашибись! – разозлилась я. – А мне хотелось таскать по замку твою мать?!

– Ты невероятно горячая, когда сквернословишь, но давай сегодня спать, – прошептал он и ловко повернулся, подминая меня под себя.

В мгновение ока я оказалась прижата к матрацу, придавлена поперек ребер сильной рукой. Волосы лезли в лицо, дышать было нечем.

– Фостен… – пробормотала я.

Сверху бедра припечатало тяжелой ногой. Если подумать, дома я точно так же обнимала большого плюшевого гуся, которого на работе подарили девчонки из секретариата. Они долго хихикали, что спать в одиночестве женщине под тридцать запрещено законом, и всучили на день рождения игрушку в человеческий рост. Когда я везла ее в такси, водитель смотрел на меня через зеркало и ухмылялся. Полагаю, вид у нас с гусем был унылый.

– Господин Мейн, лежать под вашим боком очень уютно, но ваша матушка сейчас с нами. – Изловчившись, я пихнула острым локтем ему в ребра. – Немедленно проснись! Ты должен ее утихомирить.

– Мэйри? – Фостен очнулся резко, словно в один момент включился. – Что ты делаешь в моей кровати?

– Насчитываю штрафы! – съязвила я. – По нашему соглашению, ты мне уже должен кучу денег. Убери ногу, если не хочешь разориться!

Он откатился. Дышать сразу стало легче, подвижность вернулась. Повозившись, я села и недовольно заправила за уши взлохмаченные волосы.

Муж растер лицо ладонями, видимо, пытаясь привести в порядок мысли, и проговорил:

– Так, давай с самого начала. Ты сказала, что моя мать снова объявилась?

– Именно! Говори потише, – перешла я на шепот, – она нас слышит. Луиза возникла в женских покоях и вела себя как чокнутая барабашка. Позволь сказать одну вещь. Если она таким образом благословляла всех твоих жен, тогда мне понятно, почему они утаскивали сервизы и лошадей. Это моральная компенсация за общение со свекровью!

– Она в твоих покоях?

– Нет, она на твоем столе. – Я кивнула на маленький столик.

Возникла странная пауза. Фостен недоверчиво смотрел на пузатенький чайник. Со стороны казалось, будто тот выплевывал из носика платок.

– Луиза в чайнике? – с расстановкой произнес он.

– Ну извини, – развела я руками. – Погребальной урны у меня под рукой не оказалось. Что смогла найти, в том и принесла. Еле дотащила, между прочим. Это вообще нормально, что призрак весит как чугунный мост?

– Как ты сумела засунуть ее в чайник?

– Силой убеждения.

– Поверить не могу, – пробормотал он себе под нос и поспешно скатился с кровати. – Луиза Мейн полезла в чайник, как паршивый джинн?

– Паршивым джинном она станет, если ты ее к этому чайнику привяжешь, – заметила я, с интересом рассматривая широкую красивую спину мужа, узкую талию и длинные ноги, скрытые черными штанами.

– Постой! – резко обернулся Фостен. – Что ты сказала?

– Да я много что сказала, – заметила я.

Впервые с момента знакомства муж одарил меня чарующей улыбкой, внезапно смягчившей черты лица. Тот факт, что он умел улыбаться, показался ошеломительным.

– Умница, Мэйри.

– Спасибо, конечно, – протянула я, – меня впервые хвалят за болтливость.

Между тем он приблизился к столу. Носовой платок внезапно затрепыхался, как реющее на ветру знамя. По всей видимости, Луиза пыталась его выковырять из дырочки, но не добилась успеха. Фостен обхватил чайник ладонями и начал что-то бормотать под нос.

Пока я неловко слезала с кровати, искала домашние туфли и скакала на одной ноге, пытаясь поправить замятый задник, все было кончено. Он поднял крышку, и призрачная свекровь злым смерчем вырвалась наружу. С леденящим кровь завыванием она взмыла к потолку и… застряла на середине пути. Дернулась, пытаясь освободиться, но полупрозрачный хвост крепко-накрепко сидел в чайнике, как приколоченный к днищу гвоздями. Сын действительно превратил ее в джинна.

Сложив руки на груди, некоторое время Фостен наблюдал, как матушка беснуется, пытаясь освободиться. Следить за ее безуспешными попытками сбежать из чайника было жутковато.

– Негодный мальчишка! – в ярости проскрипел призрак. – Как ты посмел?

– Не скажу, что я рад вас снова видеть, мама. Но раз вам не спится в родовом склепе, то посидите в чайнике. Предупредите, когда будете готовы вернуться к отцу, – спокойно проговорил Фостен и вернул крышку на место.

Луиза исчезла.

– И где находится родовой склеп? – подозревая неладное, спросила я.

– В подземелье под замком.

– Ага. – Я обтерла ледяные от холода ладони о ночную сорочку. – И много еще родственников захотят благословить нас на счастливый брак?

– Остальные оказались достаточно мудрыми, чтобы не оживать.

– Хорошая новость. – Я указала в его сторону пальцем. – Вообще лучшая за сегодняшнюю ночь! И раз свою мать ты утихомирил, а других Мейнов не предвидится, то…

– Да? – уточнил он.

– У тебя есть варейское вино? Что-то нервишки начинают шалить.

С полуулыбкой на устах Фостен галантным жестом указал на кресло возле столика. Невольно мне вспомнилась первая брачная ночь, когда он предложил отметить развод.

– Просто с собой хочу забрать, – пояснила я и, аккуратно обойдя его по дуге, забрала графин. – Спокойной ночи, Фостен. Пойду к себе.

– Но ты уже здесь, – вдруг уронил он, бросив на меня прошивающий взгляд.

– И что?

– В замке сегодня холодно. Оставайся, Мэйри.

– Ты забыл? Совместные ночевки в наше соглашение не входят, – намекнула я, что предложение о брачной ночи имело ограниченный срок и он уже прошел. – Но должна сказать, что твоему умению переобуваться в полете можно только позавидовать. Не ты ли предложил мне собрать вещи?

Вопрос остался без ответа. Пауза была пропитана сарказмом невысказанных слов.

– Ладно, – не настаивая, очень буднично согласился Фостен. – Я тебя провожу.

– Нет-нет. Ты меня сегодня уже провожал. Это плохая примета. Точно до утра будем туда-сюда ходить. – Я подняла единственный канделябр с почти прогоревшими свечами. – После явления твоей матушки мне уже ничего не страшно.

И потом всю дорогу до женских покоев я пыталась справиться с буйными фантазиями. В голову лезли странные мысли, чем именно можно заниматься в темных залах замка Рокнест, пока все жители спят, а единственный призрак уже заточен в чайник. Признаться, я даже холода не чувствовала. Более того, чуток согрелась.

Следующий день в замке выдался тяжелым. Устроившие скорбную сходку страдали похмельем и не смели поднять взгляд. Тетушка Вэлла откармливала их острой рыбьей похлебкой. Я просто не выспалась и пребывала в самом поганом настроении. Остаток ночи мне снилось жаркое непотребство с мужем в главной роли, проснулась разбитая. Руки ныли, голова нещадно болела, да еще першило в горле. Очевидно, Ивонна Артисс была не приспособлена к жизни в холодном замке.

Что случилось с Фостеном, осталось тайной, но на завтраке он сидел с таким видом, словно хотел огреть темной магией любого, кто подаст голос. Возможно, тоже мучился похмельем после магического срыва. Или же угрызениями совести, что само по себе очень сомнительное утверждение.

Перед самым обедом тишину притихших замковых коридоров разрезал вопль Хэллавина. От его короткого, но пронзительного крика слуги едва не выронили тяжелый зеркальный столик, который спускали с чердака взамен испорченного темным колдовством. Катастрофа едва не случилась на входе в библиотечную башню, и все с большой опаской посмотрели через темную арку на винтовую лестницу.

– Несите в покои. Раиса покажет, куда ставить, – скомандовала я, а сама поднялась в библиотеку.

Уютный зал с галереей был разгромлен. Шкафы стояли открытыми, сброшенные с полок фолианты валялись где ни попадя. Бумаги и письма рассыпались по полу. Посреди бардака стоял Хэллавин. Свет по-прежнему с трудом проникал сквозь окна, воздух казался седым и хмурым, словно внутри Рокнеста царила дурная погода. Обстановка выглядела фантасмагоричной.

– Почему библиотека? – с болью в голосе обратился ко мне секретарь и погрозил маленьким коричневым конвертом, запечатанным сургучом. – Почему хозяин не отправился в родовой склеп?

– Задайте этот вопрос Фостену. В любом случае я полночи таскала по замку чайник с ожившей Луизой Мейн, – кивнула я.

– Она пробудилась? – У Хэлла вытянулось лицо, и он быстренько огляделся вокруг, словно опасался обнаружить мою ненаглядную свекровь на фоне окна.

– Не пугайтесь, из чайника Луиза не выберется, – уверила я. – Она наказана.

– Пришлете мне в помощь горничных? – попросил секретарь.

– Хэллавин, вы вчера так искренне скорбели…

– В общем, не пришлете, – буркнул он.

– Лучшее лекарство от похмелья – физический труд, – с умным видом изрекла я. – Но помогу дружеским советом, как не состариться на службе у Фостена. Вам сколько еще выплачивать долг по ипотеке?

– Госпожа Мейн, я все время стесняюсь спросить, что такое «ипотека». Какое-то проклятие?

– Натуральное проклятие. Длится долго, вытягивает все жилы, – согласилась я. – Тридцать лет в кабале у расчетного дома. Сколько вам еще служить?

С серьезным видом Хэллавин принялся изучать внутреннюю сторону запястья: водил по нему пальцем и считал. Губы беззвучно шевелились.

– Вы на руке зарубки, что ли, делаете? – полюбопытствовала я.

Он продемонстрировал рисунок, состоящий из ровных рядов черных точек. Нескольких не хватало.

– Появились после подписания договора. Осталось всего ничего. Двадцать два года.

– Тогда поделюсь уникальным знанием, как можно уменьшить срок по ипотечным выплатам. Делайте сразу большие взносы. Мне удалось скостить пять лет… – Я осеклась, понимая, что сильно разговорилась. – В общем, вместо маленьких услуг придумывайте большие дела.

– Но я не в состоянии творить зло в масштабах! – воскликнул он.

– Какое еще зло? – не поняла я. – Послушайте, Хэлл, не надо ни творить, ни вытворять, а то решите сколотить армию мертвецов и скажете, что я надоумила. Просто… наведите порядок в библиотеке. Предъявите потом Фостену. Учитывая разгром, вам сутки за месяц засчитаются.

– Думаете?

– Вы ничего не теряете.

– Я тут здоровье потеряю, пока разберусь, – проворчал он, тоскливым взглядом обозрев творившийся беспорядок, и посмотрел на письмо в руке: – Кстати, это вам. Прислала мадам Вайри.

Нахмурившись, я забрала конверт и кое-как вскрыла – сургуч намертво прилип к бумаге. Хозяйка агентства по найму прислуги написала, что хочет завтра заглянуть в замок с визитом. Видимо, очень стало любопытно, как мы справились с наплывом работников без помощи профессионала. Или по округе уже поползли неприятные слухи, что в замке действительно творится чертовщина.

– Хэлл, а когда пришло письмо? – уточнила я.

– Со вчерашнего дня лежало в почтовой шкатулке, – признался он. – Но в замок сначала приехали люди, а потом хозяин взбесился. Я не проверил корреспонденцию.

– Который сейчас час?

Выходило, что мадам, если она не страдала отсутствием пунктуальности, уже была где-то на подъезде к замку, а то и вовсе выгружалась из экипажа.

В холле мы появились одновременно. Я пыталась со скоростью горной лани преодолеть расстояние от библиотечной башни к общей гостиной, когда Вернон, утепленный душегрейкой прямо поверх форменного камзола, открыл для визитерши входную дверь.

Теплый воздух и солнечный свет хлынули в мрачный холл и внесли мадам. Одета она была по погоде, но не для наших холодов, и ее передернуло. Потом она увидела огромный затянутый черной непроницаемой вуалью портрет с двумя глазами в дырках и не сразу обнаружила меня на фоне инфернальной красоты.

– Леди Мейн! – воскликнула мадам, шустро перебирая ногами в мою сторону. – Как приятно, что вы встречаете меня лично!

Куда ж мне деваться с подводной лодки?

– Добро пожаловать в замок Рокнест, мадам Вайри. Не ожидала, что вы решите нас посетить.

– Хотела узнать, как вы поживаете, – изобразила она фальшивую улыбку. – Ну и составить вам компанию.

– Благодарю, – ответила я и попросила дворецкого, наблюдавшего за странным обменом любезностями: – Вернон, пусть принесут в гостиную чай.

– Попросить разжечь камин? – галантно уточнил он.

– Не стоит, иначе станет очень душно. – Я поправила на плечах толстую шаль и была бы не против поправить чуток сползший шерстяной чулок. – Вы же знаете, я не выношу жару.

– Как скажете, леди Мейн, – понятливо кивнул дворецкий.

Но мадам в гостиную не торопилась, чтобы там честь по чести промерзнуть и быстренько покинуть наш неуютный дом. Видимо, хотела проверить, насколько прекрасно можно жить в ледяном замке, где даже днем хотелось зажечь свечи.

– Какая у вас интересная картина.

– Господин Мейн поклонник современной живописи, – соврала я.

– И как называется это полотно? – слегка передернув плечами (подозреваю, чтобы согреться), спросила она.

– «Глаза на черном прямоугольнике», – с доброй долей иронии ответила ей.

По дороге она с любопытством рассматривала черные прямоугольники вместо картин, висящие на стенах. Если судить по их количеству, господин Мейн был не просто ценителем современной живописи, а истинным фанатом. Скупал без разбору все замалеванные черным полотна.

– Вы уже бывали в замке? – вежливо поинтересовалась я, заметив ее интерес.

– Пару лет назад. Помогала нанять штат прислуги, – пояснила она. – А это работы одного художника?

Я только мило улыбнулась и пригласила ее в гостиную. Окна здесь специально открыли, чтобы тепло с улицы немного развеяло влажный холод, поселившийся в помещении, но без толку. Казалось, в оконных проемах стояла невидимая глазу преграда.

Мадам просканировала гостиную острым взглядом, восхитилась высокой напольной вазой, оставшейся от моих предшественниц. Подошла к узкому шкафчику, где когда-то, должно быть, стояли статуэтки, а до недавнего времени просто лежала пыль.

– Какая необычная керамика! – неожиданно восхитилась она.