Вечная ночь Сары
- -
- 100%
- +
– Сына тебе не подарит она, Дьяволу да черту обещана.
Вновь их глаза встретились.
– Так я и не нуждаюсь в таком подарке, – сказал Фавий, и слова эти горечью отдавали во рту.
– Месяц взойдет, звезды загорятся, и милка твоя на метле взлетит. Уж народ-то видал. Избу ее кособокую стороной люд обходит. Околица у нее вся в доннике иссохшем, а по ночам с монетами в поле выйдет, падет ничком наземь и шепчет что-то. На кой тебе такая вештица? Как Еленой только окрестили, именем честным и светлым.
Фавий вновь рассмеялся, кривя губы.
– Так имя ей другое при рождении дали.
Илиан вздрогнул.
– Бесовское, видать.
– Довольно, – резко прервал осуждения друга Фавий.
– Вот змея лютая, – пробормотал себе под нос гусляр. Если бы зеркало висело в либерее, то оно бы отразило негодование в глазах Фавия.
– Пусть так, но решения своего я не изменю.
– Бог тебе судья, – смирившись, кивнул Илиан.
От стен отлепились тени, сгустились в углах и скоро поглотили весь свет, что был в зале. Рассеялась тьма лишь через несколько мгновений, и взору предстало другое убранство: серые доски, сушеные травы, узкая лавка. Пахнущий лекарством бадьян отравил воздух, плесенью и тиной несло от голых стен. Раздался шорох.
– Ты пришел… – красивая девушка вышла из темноты легкой поступью. Локон черный, глаза точно дымка, глядят с поволокой. Фавий притянул ее к себе, вдохнул запах волос, впитавший аромат бадьяна.
– Скучал по тебе, луноликая, сердце тоскою разрывалось.
– Уж не ждала тебя, – прошептала возлюбленная Фавия, пряча выступившие слезы у него на груди.
– С тобою быть хочу, Елена, и не желаю никаких побед я больше, – тихо ответил ей он. Губы их нашли друг друга, а вскоре нежную кожу Фавия пронзил укол, подобный соприкосновению с острием маленьких кинжалов. Припала Елена к голубому ручейку вены на шее, а пальцы Фавия обхватили склянку на поясе платья ведьмы, и уста тотчас соприкоснулись с горлышком сосуда. Из глубины скромного дома начали ползти тени. Чернота закрасила мир, погружая меня в блаженное небытие.
Вечность, что я прожила, казалась днями, а не минутами. В кабинете находилась одна. Меня перенесли на диван, бережно укрыв пиджаком. Я подняла руку к лицу в страхе найти кровь, но ее действительно в этот раз не было. Скользнула пальцами по шее, где недавно чувствовались губы Фавия, и тоже не обнаружила повреждений. Испытав облегчение, я шумно выдохнула и осмотрелась. Пиджак на моих коленях явно мне не принадлежал – куда делся мой оставалось загадкой. Сегодня Луиза носила глубокий зеленый цвет – она же и нарушила мое одиночество, заглянув в проем двери.
– Очнулась?
На голых руках наставницы очерчивался рельеф мышц. Стройное жилистое тело с неплохой мускулатурой. Она напоминала мне женщин-воительниц, что готовы отчаянно защищать себя и близких, сорвав с себя маску нарочитой женственности. Я невольно ей восхитилась.
– Оглохла? Чего пялишься на меня, как на статую в музее? – слова пропитаны недовольством. Вот одухотворенный образ Луизы-воительницы и разрушен. Теперь передо мной вторая ипостась: Луиза-ведьма.
– Немного устала терять сознание каждый раз, когда притрагиваюсь к мужчине в этом отеле. Напоминает плохой индийский фильм, – покачала я головой. Луиза усмехнулась.
– А бывают хорошие?
Вопрос явно риторический, поэтому нечего разводить полемику.
– Почему со мной это происходит? – ровным голосом поинтересовалась я, словно речь шла о погоде. Луиза процокола каблуками до ковра, а дальше приблизилась ко мне бесшумно, как кошка, и протянула ладонь. Я приняла ее, думая, что Луиза хочет помочь встать с дивана. Но рука лишь крепко вцепилась в добычу, давая ощутить сполна, какие у Луизы сильные пальцы. Мне это не понравилось. К чему демонстрировать силу, особенно сейчас?
– Ты не удивлена – может, растеряна, сбита с толку. Но потрясения от случившегося я не вижу, – задумчиво проговорила Луиза, стараясь уловить мой взгляд. Отводить глаза я не стала, выдерживая новое испытание. Она смотрела пронзительно, не мигая, точно змея гипнотизирует жертву. Боль в руке пульсировала, вызывая приступы тошноты. Недомогание от соприкосновения с обывателями «Регикана» становилось привычным. Желая освободиться от цепкой хватки, я дернулась, но ладонь осталась зажата в ее пальцах. Над губой выступило влажное тепло, онемевшая ладонь стала покалывать. Вокруг наших сцепленных рук образовалось едва заметное свечение. Луиза рассерженно зашипела и разогнула пальцы. Она поглядела на свою опаленную кожу, над которой поднимался пар.
– Значит, это правда, – подвела мрачный итог наставница. Я пожала плечами и смахнула капли крови под носом.
– Раз знаешь истину, может, поделишься? – улыбка стекла с моих губ при виде злых молний, которые метали глаза Луизы.
– Правда для каждого своя. В любом случае, приведи себя в порядок, накинь пиджак и подойди к Софье, она проводит тебя на собрание. – Инструкции отчеканены подобно монетам. – У тебя пять минут, – бросила у самого выхода Луиза, при этом чересчур громко хлопнув за собой дверью. Вздрогнув всем телом, я почувствовала себя жалкой и брошенной. Словно неугодное дитя, меня затолкали в бочку и выкинули в море, а там уж волны рассудят, выживу я или нет. Испив до дна накопившуюся жалость к себе, почувствовала, как в груди свинцом разлилась злость, из-за которой становилось трудно дышать. Что я такого сделала, раз Луиза набросилась на меня? Родилась не той, кем следовало? Ради чего меня заманили на эту странную работу?
Очевидность природы этих людей или существ, как их ни назови, была неоспорима. К чему биться в истерике, опровергать увиденное и услышанное? Стоит признать: случись подобное лет пять назад, я бы завизжала от ужаса и попыталась сбежать из этого проклятого места как можно дальше. Но знакомство с Алисой помогло мне взглянуть на некоторые вещи иначе. Не все в мире объяснимо, но это не мешает подобным феноменам существовать. С таким девизом я и жила последние два года. Агностицизм не давал мне сойти с ума или утратить веру в дар, который, как я полагаю, перешел по наследству от отца.
Размышления пришлось прервать: Луиза не станет ждать. Платком, оставленным мне Фавием, я промокнула окрашенные багровым губы. Запекшуюся кровь я могла смыть только водой и мылом. В кабинетах руководителей наверняка есть выход к личной уборной. Сколько бы я ни обводила взглядом комнату, обстановка не выдавала признаков тайной двери. Книжные шкафы и были всего лишь книжными шкафами; на стенах – зеркало да картины. Одна из них привлекла мое внимание.
Темноволосая девушка в зеленом платье стояла посреди леса, окруженная стаей вспорхнувших воронов. Холст и манил, и отталкивал одновременно. Я подошла ближе. Глубокая зелень аккуратных мазков художника завораживала. Тяжелая рама в золоте была украшена изящными листочками из металла: слева и справа. Двумя руками я коснулась золотых листьев, провела по ним подушечками пальцев. Щелчок. Листва спряталась в углубление рамы, холст отъехал в сторону. Чувствуя себя узницей старинного замка, я с удивлением глядела на открывшийся темный проход, ведущий куда угодно, но уж точно не в ванную комнату. Озираясь на дыру в стене, я надела пиджак с чужого плеча и тихонько выглянула из кабинета. В приемной никого не обнаружилось, лишь часы пронзали тишину ритмичным тиканьем. Любопытство победило логику, и я отправилась исследовать тоннель.
Низкий свод, каменный пол. Здание снаружи было обманчиво молодым, но сейчас его истинный возраст был разоблачен. Пока я спускалась по лестнице в безвестность, будто Алиса в кроличью нору, сердце заходилось ударами. Свет белел в пластиковых трубах на стыке стен и потолка: метка времени, напоминание о настоящем. Сойдя с последней ступени, я оказалась в небольшом коридоре, где на массивной двери висели щит и меч. Не видя другого выхода, разве что вернуться, я приблизилась к оружию.
Щит был украшен гербом «Регикана», рукоять меча выполнена в виде головы пса. Толкнула дверь, за которой раздавались неясные голоса. На удивление та с легкостью поддалась. В нос ударила смесь разных запахов, среди которых отчетливо выделялись ваниль и полынь. Столь противоречивое горько-сладкое сочетание, что уловило мое обострившееся обоняние, свидетельствовало о присутствии в зале Луизы и Фавия. Дальше, сквозь завесу бархата, мне открылась занятная мизансцена: две знакомые фигуры держались рядом, около них с недовольным видом стоял черноволосый мужчина в сливовом костюме, а по левую руку от владельца отеля с добродушной улыбкой подпирал стену… Фабио. Незнакомец, Луиза и Фавий склонились над круглым столом. В углу, где скопились тени, пряталась Софья. Ни следа отстраненности на побледневшем лице. Только страх, нервный тремор рук, подрагивающая нижняя губа, точно вот-вот расплачется. Зрение, как и обоняние, улучшилось, полумрак теперь не мог укрыть от моего взора Софью. Дело в крови?..
– А вот и ты, – раздраженно выдала Луиза.
– В приемной никого не было, – урезонила я наставницу. Фавий улыбнулся краешком рта.
– Понравилась картина? – усталый тон, взгляд исподлобья. Я кивнула, хотела спросить, для чего им тайный ход, но фраза умерла в горле. Фабио отошел от стены. Он был без пиджака, рукава рубашки закатаны.
– Сара, рад тебя видеть, – отбросил формальности итальянец, в его глазах загорелся недобрый огонек. Я задрала подбородок, вспомнив Полю. Не думаю, что провалы в бездну спутанного сознания ничего не значат.
– Взаимно, синьор Кампанелла, – я переключила внимание на Луизу. Она скривила губы в некрасивой усмешке, кивнула на стол. Только в тот момент я заметила, что на поверхности разложена карта. Она отличалась от стандартных дешевых: коричневый, бежевый и голубой цвета, надписи горят золотом. Напоминала иллюстрации к вымышленным континентам сказочных миров. Луиза взяла со стола изящную указку и ткнула ее кончиком во Францию.
– Начнем с него? Правильно, Ле Гро? – Она провела указкой по лацкану незнакомца. Тот брезгливо отмахнулся, как от надоедливого насекомого.
– С Парижа, верно, – французский прононс смягчил букву «р». Нежный тенор звучал контрастно на фоне внешности Ле Гро. Карие глаза сузились, лоб пошел морщинами – он демонстрировал неприязнь к Луизе всем своим видом. Она издала едкий смешок.
– Договорились, – довольно улыбнулась Луиза, выставляя небольшие клыки напоказ. Выглядели они как обычные, но чуть заостренные книзу зубы. У нормального человека вполне могли быть похожие. Размышляя над тем, для чего меня приглашали на это собрание, я подала голос:
– Какова моя роль?
Ответил мне Фавий, сделавший пару шагов ко мне.
– Ты едешь в Париж, c'est simple5.
Ле Гро незаметно подкрался и почти шепотом добавил:
– Город придется вам по вкусу, уверяю, – его пальцы сомкнулись на моем предплечье. Все понимали, что происходит, о чем идет речь. Все, кроме меня. Руку я отняла, прижала к груди.
– Мне нужны ответы. Никуда не поеду, даже с места не сдвинусь, пока мне не объяснят, для чего я вам всем нужна, – мои слова прозвучали резко, отдаваясь эхом в каменном зале.
– Ну, допустим, нужна ты не всем, – ядовито выплюнула Луиза. Реакцию я была понять не в силах. Фавий выставил ладонь, заставляя помощницу замолчать.
– Сейчас не место и не время для такой долгой беседы. История тебя не оставит равнодушной, – пообещал Фавий, обходя меня. – Мы закончили, – объявил он и скрылся за бархатной шторой, через которую я сюда прошла.
– Можешь пойти за ним, – кивнула Луиза, – мы вернемся через общий выход.
Мне показалось, что она немного смягчилась. Кинув уничтожающий взгляд на итальянца, я поспешила догнать Фавия. Ответы мне были нужны сегодня.
Глава 2. Alea jacta est6
Перепрыгивая через ступеньки, я настигла Фавия уже на пороге его кабинета. Он подождал, пока я зайду внутрь, затем закрыл проход нажатием на фальшивые золотые листья картины. Фавий, не глядя на меня, направился к своему креслу. Мне оставалось только устроиться напротив него, позволив антикварному столу разделить нас. Какое-то время мы молчали, словно боясь нарушить тишину. Пальцы владельца отеля коснулись перстня, украшенного рубином. Решившись, Фавий пристально посмотрел на меня. Я тотчас смутилась, щеки заалели. Боевой дух был утрачен в сражении минутами ранее. Пала ли я на этом поле битвы или одержала победу?
– Наверное, стоит начать рассказ самому, ответив на твои главные вопросы: кто мы, и, что не менее важно, кто ты?
Венец победы мой. Раскрыть рта я не смела, потому ограничилась кивком.
– В темные времена, когда люди только начали обретать веру, тайные искусства не были такими уж тайными. Людское порицание породило скрытность, причем порицание не самих запретных знаний и практик. Лишь нетерпимость к инакомыслию. Не так уж мало я знавал хранителей этих умений, но, увы, не каждый человек в полной мере осознает собственные способности и силы. Взять вот тебя. Когда ты почувствовала свой свет? Пару лет назад? Или он проявился случайно в детстве? Испугалась и подавила его? Верно?
По спине пробежал холодок. Так все и было. Мой седьмой день рождения. Мама собрала гостей, и дети составляли их меньшую часть. Я почти ни с кем не дружила, кроме Поли, и никого толком не знала. Пока я пряталась от всех на балконе, уединившись с праздничным тортом, ко мне подбежал мальчик, сын кого-то из гостей. Он выхватил у меня из рук тарелку, устремился к распахнутому окну, чтобы выбросить угощение прямо на улицу, залитую полуденным июньским солнцем. Я успела схватить негодника за руку. Он вырвался, повинуясь инерции, упал на спину, как жук, и опрокинул несчастный кусок торта себе на лицо. Мальчишка не проронил ни слова. Выражение бессильной злости, руки, смахнувшие с глаз крем, сжались в кулак и нацелились на меня – противник готовился к бою. Подумав, что дело серьезное, я заслонила голову ладонями. Все, что помню о произошедшем после, только крики моей матери, а свет, исходящий от меня, окутывает нас с мальчиком туманом.
– И сколько таких, как ты? Миллионы, на самом деле, – продолжил Фавий, немного помедлив, давая мне время окунуться в омут воспоминаний. Не понимая, к чему он клонит, я невольно подалась вперед.
– Даже если и так, какое это имеет отношение к таким, как ты? Кто вы с Луизой?
Моя наивность рассмешила Фавия.
– Боишься назвать это слово? Упыри, ты хотела сказать? Мы называем себя эмпами, если угодно, отталкиваясь от имени одного из древних ночных духов, которому приходилось питаться кровью, чтобы выжить. Другая часть популяции, распространившаяся в разных углах мира, может называть себя и по-другому. Детьми Лилит, например, – он более не глядел на меня, смотрел в пустоту. Ожидание было томительным, но я не торопила Фавия, за что была вознаграждена.
– Твои представления о моем виде, скорее всего, далеки от реальности. Романтичные образы, боязнь света и мертвое тело – все это ложь. Если захотеть, и сердце забьется. Живем не вечно, но достаточно долго, солнечные лучи не угроза, но нежелательны. Никакая жизненная сила человека нам не требуется, но и кровь животного не подойдет, – голос его стих, в глазах застыло время, будто песчинки в янтаре. Он был не здесь: прошлое звало, и Фавий не мог этому противиться.
– По преданиям, когда-то в одной из провинций Греции, что пожертвовала мужчинами для защиты земель, оставшиеся в одиночестве женщины обратились к трехликой Гекате, попросив ее о могуществе. Богиня отправила к ним в лунную ночь Эмпусу, велев наделить избранных, тех, кто уже нес в себе божественную искру, своей силой. Платой стало проклятие – потребность в человеческой крови. Город отчаянных женщин устоял, нападение варваров было отражено. Жительницы передали дар потомкам, из которых пережили ритуал немногие. Кровь матерей отвергали дети, не унаследовавшие искры. – Радужки Фавия из глубокой синевы превратилась в черную бездну.
– Что с ними стало? – едва слышно спросила я. Улыбка тронула губы Фавия, и он вновь обратил на меня внимание.
– Меня там не было, не настолько я стар. Судя по тому, что мне известно, сейчас это последствие назвали бы мутацией. Тогда же нарекли страшной болезнью. Кожа несчастных покрывалась пузырями на солнце, кости теряли крепость, а мышцы – силу. А некоторые и вовсе уходили в царство Аида мгновенно.
Я вздрогнула.
– Сколько тогда ты живешь? Получается, вас не так уж и много?
Фавий откинулся в кресле, запустив пятерню в волосы.
– Пятое столетие. Как раз наоборот, с численностью людей не сравнимся, но и малым количеством не отличаемся. Правда, вопрос в цене, – голос его стал сух и бесцветен, как опавшая листва. На мой немой вопрос в глазах он ответил: – Есть эмпы, которые не считают важным отбирать людей для ритуала. Они делятся кровью без разбора, подвергая гибели сотни, а иногда и тысячи людей.
Чувствуя, как заходится ударами сердце, я в ужасе прошептала:
– Но я тоже пила кровь… Мне придется стать такой… как ты?
В кабинете раскатами прогремел смех Фавия, показавшийся мне оглушительным.
От шепота до грома.
– Не станешь. Пока что, – заверил он. Намек на будущее мне не понравился, но я промолчала в надежде услышать, какое это все имеет отношение ко мне.
– Дело в твоем отце. Он был одним из членов Ордена Света, созданным для борьбы с обезумевшими эмпами, самопрозванным «Племенем свободных». Лишь свет этих людей мог остановить массовые обращения. Найти дорогу к местонахождению ордена могут только обладатели дара. И если ты не хочешь, чтобы люди гибли и дальше от рук «свободных» эмпов, нам необходимо объединить усилия в поисках. – Фавий свел кончики пальцев. Пораженная, я замерла. Меня просто хотят использовать, чтобы найти дорожку к некоему ордену, существование которого для меня под вопросом. Знают моего отца… Пусть это даже и уловка, но я затрепетала от одной лишь мысли, что папа снова будет рядом. Его большие ладони, запах табака и спокойствие, даримое присутствием отца. Не желая расплакаться перед Фавием, я быстро поднялась с места и, бросив скупые извинения, покинула кабинет. Стараясь не смотреть на Софью, почти бежала к лифту, желая спрятаться в своем кабинете. На седьмом этаже я столкнулась с Луизой.
– Куда летишь? – она остановила меня у дверей лифта.
– К себе, – отрезала я, сбросив ее руки.
– Кто-то умеет злиться? Надо же, – Луиза притворно ахнула. – А говорила-то с трудом, – она цокнула языком. – Наверное, при рождении твои крошечные легкие не раскрылись, и ты появилась на свет в безмолвии, – лились в мои уши пропитанные ядом слова. Луиза снова пустила свои отравленные стрелы точно в цель, ни разу не промахнувшись. Недавно подступавшие слезы высохли, в груди заклокотала неведомая мне доселе ярость.
– Замолчи! – потребовала я, с трудом узнавая саму себя. Луиза, не смутившись, изогнула бровь.
– А то что? Расплачешься? – язвительно поинтересовалась она. В мгновение ока злость превратилась в свет, пролившийся на Луизу. Мои пальцы коснулись ее кулона, спустились ниже, словно хотели прожечь насквозь и добраться до сердца. Я почувствовала запах опаленной плоти. Не выдержав, Луиза взвыла, будто раненый зверь, и с силой меня оттолкнула. Все еще озаряя сиянием коридор, я упала на спину. Ореол золотого света потихоньку мерк. Луиза держалась за сердце, хваталась за испорченную рубашку. Когда она убрала руку, я увидела следы своих пальцев, зиявшие чернотой, как ожоги от сигарет.
– Надо же, как они тебя еще не нашли, – шипя от боли, произнесла Луиза. Она оправила блузку. – Поговорим в твоем кабинете, раз так спешишь туда, – Луиза указала рукой на дверь с табличкой «Распорядитель». Надпись казалась надуманной, ненастоящей. Как и вся моя работа в целом.
Мы разместились за столом: я села в свое кресло, Луиза расположилась на кожаном стуле слева от меня.
– Судя по твоей реакции, все карты Фавий выложил на стол, верно? – она закинула ногу на ногу, потянувшись в карман, словно ей захотелось курить. Поймав собственное движение, Луиза сцепила руки в замок на колене. Чтобы не выдавать человечность?
– Не все. Если ваше существование хранится в секрете, то почему в отеле столько сотрудников? Им открыта правда?
Луиза осклабилась.
– Они знают, на кого работают, их это устраивает. Что может больше обречь человека на преданность, чем надежда на исполнение заветного желания? Придет час и… – Она сделала театральную паузу, – они обретут новую жизнь. – Луиза расхохоталась, будто смеялась над глупыми мечтами людей, которые доверяли ей и, как я подозреваю, поставили на кон собственные жизни. Неоправданный риск, бесконечное вранье. Наверное, с кровью они впитывают антитела к стыду. Эффективное средство против совести. Я поморщилась.
– Люди для тебя ничто? – вопрос сорвался с губ, прежде чем я успела хорошенько подумать. Луиза резко перестала смеяться, точно окаменела, как несчастливец, столкнувшийся с Медузой Горгоной.
– Если ты думаешь, что мы делимся на своих и чужих, то это в корне неверные мысли. Мы не можем существовать без людей, образуется симбиоз.
Настала моя очередь издать саркастичный смешок.
– Уж скорее паразитизм. Или ты о пользе, которую может дать твоя кровь? Почему, кстати, в медальоне его кровь, а не твоя собственная? – Луиза опешила. – О, я сразу догадалась, – едко ответила я.
– Для поддержки ментальной связи. Возраст эмпы тоже имеет значение, – холодно произнесла она, поднимаясь с места. – На самом деле, я только хотела напомнить о поездке в Париж. Медлить нельзя, здесь нужно искать по горячим следам.
Она грациозно повернулась к двери.
– И когда нужно лететь? – обреченно осведомилась я. Не оборачиваясь, Луиза уже на выходе из кабинета обронила:
– Через пару дней. О документах не беспокойся, но паспорт завтра не забудь.
Дверь захлопнулась, и я слышала ее удаляющиеся шаги: приглушенное ковровым покрытием цоканье каблуков. Выходного не будет. Я покрутилась в кресле, размышляя, что мне делать. Бежать? Какой смысл? Судьба везде настигнет, а руки у моей теперешней «судьбы» весьма длинные. Просто сдаться и покориться? Лишь на своих условиях: я должна найти отца.
За окном раздавалось карканье, вороны прыгали с ветки на ветку, переругиваясь, словно бранили кого-то. Кресло жалобно скрипнуло, когда я вставала. Выглянув в окно, я увидела, как освещенные уличным фонарем фигуры в сумраке покидали отель. Фавий и его свита сели в знакомый мне «Майбах» и плавно уехали прочь. Я проводила их злым взглядом, понимая, что именно сейчас мне так не хватает поддержки. Хоть чьей-нибудь, даже язвительной Поли. Особенно язвительной Поли.
Глава 3. Закаты и рассветы
Родные стены встретили меня молчанием и темнотой. Полумрак, властвовавший в коридоре, намекал на печальное настроение моей матери: та закрылась в комнате, и через матовые полоски стеклянной двери просачивался бледный свет телевизора. Я все еще в немилости. Неделю назад я сотрясалась бы на пороге маминой спальни, стремясь вымолить прощение. Но сейчас только скользнула взглядом по двери ее комнаты и, скинув обувь, стянула с себя пальто. Хотелось в душ и спать. Лечь в прохладную постель, согреть ее теплом своего тела и заснуть мертвецким сном.
Наша ванная комната белела потрескавшимся кафелем. Зеркало, заключенное в овал пластикового серебра, отразило мое бледное лицо. Белок глаз окрасили ниточки лопнувших капилляров, фиолетовые тени под глазами к ним не очень-то подходили. Я усмехнулась. Вот и чудодейственная кровь. Никакого толку. Отвернувшись от зеркала, бросила одежду на пол и ступила в ванную, позволяя горячим струям смыть с себя этот день… И ночь.
Я вдыхала запах полыни, чей горький цвет, тайное очарование аромата, отчетливо слышалось даже во сне. Мы брели с Фавием по песчаной дороге, вдоль которой тянулись обнаженные деревья. Они были сухими и безжизненными, как и земля, что когда-то, будучи плодородной, позволила им появиться на свет. Шли в тишине, спускаясь с холма. Наши руки иногда нечаянно соприкасались, а ветер поднимал пыль у нас под ногами. Фавий, облаченный в небесно-голубую тунику, шел чуть впереди. На мне было летящее белое платье, перевязанное пояском на талии, которое дарило ощущение легкости и делало походку невесомой. Внизу открывался вид на город, сияющий на солнце белым камнем. Умиротворение и неторопливость витали в воздухе.
– Ты так красив, – вырвалось у меня при взгляде на алебастровую кожу Фавия. – А мне и твоя кровь не помогла преобразиться, – с некоторой завистью протянула я, разглядывая идеальное лицо моего спутника. Уголки его губ немного приподнялись.
– Ни к чему тебе преображение, хотя… – Он изящным движением снял со своей головы венок из цветов, синих, как его глаза, и короновал меня им. Я улыбнулась.
– Ты будешь самой прекрасной на празднике, – заверил меня Фавий. Куда мы шли, мне было неведомо, а потому я полюбопытствовала:
– Что это за место и какой будет праздник?